Таинственные, влюбленные, льстивые речи, -- этим гордятся и

Чванятся они перед всеми смертными!

Ах, есть так много вещей между небом и землей, мечтать о

Которых позволяли себе только поэты!

И особенно выше неба: ибо все боги суть сравнения и

Хитросплетения поэтов!

Поистине, нас влечет всегда вверх -- в царство облаков: на

Них сажаем мы своих пестрых баловней и называем их тогда богами

и сверхчеловеками --

Ибо достаточно легки они для этих седалищ! -- все эти боги

И сверхчеловеки.

Ах, как устал я от всего недостижимого, что непременно

Хочет быть событием! Ах, как устал я от поэтов!

Пока Заратустра так говорил, сердился на него ученик его,

но молчал. Молчал и Заратустра; но взор его обращен был внутрь,

Как будто глядел он в глубокую даль. Наконец он вздохнул и

Перевел дух.

Я -- от сегодня и от прежде, -- сказал он затем, -- но

Есть во мне нечто, что от завтра, от послезавтра и от

Когда-нибудь.

Я устал от поэтов, древних и новых: поверхностны для меня

Они все и мелководны.

Они недостаточно вдумались в глубину; потому и не

Опускалось чувство их до самого дна.

Немного похоти и немного скуки -- таковы еще лучшие мысли

Их.

Дуновением и бегом призраков кажутся мне все звуки их арф;

Что знали они до сих пор о зное душевном, рождающем звуки!

Они для меня недостаточно опрятны: все они мутят свою

Воду, чтобы глубокой казалась она.

И они любят выдавать себя за примирителей; но посредниками

И смесителями остаются они для меня и половинчатыми и

Неопрятными.

Ах, я закидывал свою сеть в их моря, желая наловить

Хороших рыб, но постоянно вытаскивал я голову какого-нибудь

Старого бога.

Так алчущему давало море камень. И сами они могли бы

Вполне произойти из моря.

Несомненно, попадаются перлы у них; тем более похожи сами

Они на твердые раковины. И часто вместо души находил я у них

Соленую тину.

У моря научились они тщеславию его: не есть ли море павлин

Из павлинов?

Даже перед самым безобразным из всех буйволов распускает

Оно свой хвост, и никогда не устает оно играть своим веером из

Кружев, шелка и серебра.

Тупо смотрит буйвол, в своей душе близкий к песку, еще

Более близкий к тине, но приближающийся больше всего к болоту.

Что ему красота, и море, и убранство павлина! Это

Сравнение привожу я поэтам.

Поистине, самый дух их -- павлин из павлинов и море

Тщеславия!

Зрителей требует дух поэта -- хотя бы были то буйволы!

Но я устал от этого духа; и я предвижу время, когда он

Устанет от самого себя.

Я видел уже поэтов изменившимися и направившими взоры на

Самих себя.

Я видел приближение кающихся духом: они выросли из них. --

Так говорил Заратустра.

О великих событиях

Есть остров на море -- недалеко от блаженных островов

Заратустры, -- на нем постоянно дымится огнедышащая гора; народ

И особенно старые бабы из народа говорят об этом острове, что

Он привален, подобно камню, перед вратами преисподней; а в

Самом-де вулкане проходит вниз узкая тропинка, ведущая к этим

Вратам преисподней.

В ту пору, как Заратустра пребывал на блаженных островах,

Случилось, что корабль бросил якорь у острова, где стоит

Дымящаяся гора; и люди его сошли на берег, чтобы пострелять

Кроликов. Но около полудня, когда капитан и люди его снова

Собрались вместе, увидели они вдруг человека, идущего к ним по

воздуху, и какой-то голос сказал явственно: "пора! давно пора!"

Когда же видение было совсем близко к ним -- оно быстро

Пролетело мимо них, подобно тени, в направлении, где была

Огненная гора, -- тогда узнали они, к величайшему смущению, что

Это -- Заратустра; ибо все они уже видели его, за исключением

Самого капитана, и любили его, как любит народ: мешая поровну

Любовь и страх.

Quot;Смотрите, -- сказал старый кормчий, -- это Заратустра

отправляется в ад!"

В то же самое время, как эти корабельщики пристали к

Огненному острову, разнесся слух, что Заратустра исчез; и когда

Спрашивали друзей его, они рассказывали, что он ночью сел на