Отсутствует часть книги: Радищев - поэт-переводчик 10 страница

примыкали к нескольким кружкам одновременно, другие не

входили ни в какие. Литературная критика еще не играла

в жизни художественной словесности той роли, которая ей

стала свойственна двумя десятилетиями позже. В этих ус-

ловиях потребность объединить, синтезировать многоликую

картину литературной жизни удовлетворялась самой поэзи-

ей. Если в 1830-е гг. поэзия мыслилась как объект ис-

толкования, в качестве же истолкователя выступала кри-

тика, переводившая поэтические тексты на язык идей, то

в начале века положение было иное: труд оценки и истол-

кования также доставался поэту. В этом отчетливо сказы-

валась традиция классицизма, выработавшего особый тип

метапоэзии, поэзии о поэзии, образцом которой явилось

"Поэтическое искусство" Буало. Именно в эту эпоху выра-

ботался жанр историко-критического обзора в стихах, ус-

нащенного именами, отточенными формулировками оценок и

характеристик. Однако между поэтами эпохи классицизма и

интересующего нас периода, создающими поэзию о поэзии,

была существенная разница: первые опирались на единую и

разработанную теорию и поэтому могли создать стройную и

мотивированную классификацию. Более того: именно теоре-

тические положения, высказанные в форме стихов, состав-

ляли основную прелесть этих произведений. Вторые имели

перед собой разноречивые теории, а вошедшие в критичес-

кий обиход критерии "хорошего вкуса", "мнения прекрас-

ных читательниц", "изящества" в принципе предполагали,

что та или иная критическая оценка покоится на непос-

редственном чувстве тонкого ценителя и не проверяется

"педантским" теоретизированием. Это придало поэтическим

"кадастрам" той эпохи особый вид.                     

Единство поэзии в текстах такого типа достигалось не

созданием объединяющей концепции, а построением единой

ценностной иерархии. Акцент переносился не на мотиви-

ровку оценки, а на порядок расположения имен. Последо-

вательность, место, которое отводилось тому или иному

поэту в общем перечне, становилось мерилом его ценнос-

ти. Активными были и другие средства: приравнивание к

тем или иным именам из истории мировой поэзии, посколь-

ку иерархическая ценность Вергилия, Расина или Лафонте-

на считалась установленной. Значимыми становились умол-

чания (Карамзин в стихотворе- 

1 Текст см.: Вестник Ленинградского государственного

университета. 1949. № 7. С. 113.

нии "Поэзия" демонстративно умолчал обо всех русских

поэтах, выразив с предельной ясностью свое юношес-

ки-бунтарское к ним отношение) или перемещение того или

иного литератора выше или ниже обычно отводимого ему

ранга. Не меньшую роль играли пространность оценки и ее

тон.                                                  

Стремление построить поэтическую иерархию невольно

приводило на память табель о рангах и адрес-календари.

То ироническая, то серьезная ориентировка на эти тексты

сквозит и в поэтических обзорах, и в статьях критиков,

и в сатирах. Этот же принцип наличествует и в компози-

ции поэтических антологии тех лет. Поэты располагаются

по рангам; количеству строк в поэтическом обзоре в этом

случае соответствует количество включенных в сборник

текстов. Будучи дополнены перечнями имен, упоми-

наемых в критических статьях, оглавлениями антологий и

списками стихотворений, переписывавшихся в альбомы, они

дали бы картину оценки литературы читателем-современни-

ком и поэтами той эпохи, картину весьма отличную от

привычных данных истории литературы.                  

Можно было бы напомнить, что когда Жуковскому в

трудных условиях Тарутинского лагеря надо было, нахо-

дясь в гуще еще не завершенных событий, обобщить разно-

родные патриотические усилия деятелей 1812 г., он сое-

динил жанр героического гимна ("Песнь к Радости" Шилле-

ра, "Слава" Мерзлякова) с традицией поэтического переч-

ня: порядок упоминания имен, количество "отпущенных"

тому или иному лицу строк, тон упоминаний и самые умол-

чания позволили Жуковскому в очень щекотливых условиях

выразить точку зрения штаба Кутузова и кружка молодых

поэтов, группировавшихся вокруг походной типографии.  

Поэтические перечни почти всегда полемичны. Иерархия

оценок, степень подробности, трудно уловимые для нас

нюансы формулировок остро воспринимались современника-

ми, поскольку утверждали тот или иной групповой взгляд

на литературу. В этом смысле следует выделить пародий-

ное послание Я. А. Галинковского и сатиру неизвестного

автора "Галлоруссия"1. Они интересны тем, что дают

"третью" по отношению к полемике карамзинистов и шишко-

вистов точку зрения. Галинковский, печатавшийся в "Се-

верном вестнике" и близкий в эти годы к Мартынову, вы-

разил позицию "гражданской" поэтической школы, для ко-

торой обе полемизирующие точки зрения были неприемлемы.

Сатира "Галлоруссия" интересна тем, что дает читатель-

скую - далекую от профессиональности и цеховых оценок -

точку зрения на литературу в момент сразу после оконча-

ния войны 1812 г., когда ощущение необходимости новых

литературных дорог стало всеобщим.                    

Вершин не существует без подножий - Жуковского и

Пушкина нельзя понять (и, главное, почувствовать) без

окружавшего их литературного "фона". Однако при

этом необходимо подчеркнуть одну особенность - литера-

турный "фон" противостоит "вершинам" еще по одному

признаку. В общей иерархии систем, составляющих понятие

культуры, они располагаются не в одном ряду.

    

Поэты 1790-1810-х годов. Л., 1971. С. 486-487,

781-790.                     

                        

Литературный "фон" по своей природе не может быть

чистой литературой. Он гораздо теснее связан с чита-

тельским восприятием, бытом, пестрым потоком окружающей

жизни, гораздо труднее вычленяется в чисто словесный

ряд. Свести его без заметного остатка к цепи "произве-

дений" (что характерно для исторического восприятия

"высокой" литературы) почти никогда не удается.       

Идеологические и историко-литературные класси-

фикации лишь отчасти объясняют реальное расположение

сил в глубине литературной жизни конца XVIII - начала

XIX в. Немалую роль сыграют дружеские связи, определяе-

мые порой довольно случайными причинами, симпатии, выз-

ванные общностью социальных эмоций, типом воспитания,

службой. Понятия "поэты, связанные с Московским универ-

ситетским пансионом" или "поэты Санкт-Петербургской ду-

ховной семинарии" будут вполне ощутимой реальностью.

Чем дальше от литературных "вершин", тем труднее пост-

роить покоящуюся на единых логических основаниях все-

объемлющую классификацию. Трудность эта - не результат

ошибок исследователей, она отражает специфику изучаемо-

го явления. Это еще одна сторона, делающая массовую ли-

тературу интересным объектом для исследователя.       

Когда мы противопоставляем поэтов "Беседы" арзамас-

цам, мы имеем дело с классификацией, основанной на общ-

ности литературной позиции и организационной принадлеж-

ности. Выделяя же поэтов Дружеского литературного об-

щества, мы базируемся только на признаке участия в об-

щей организации, дополняя его другим фактором - дружес-

кими связями. В группе "тобольских" поэтов - Сумароков,

Смирнов, Бахтин - объединяющим будет принадлежность к

одному, в достаточной мере расплывчатому провинциально-

му культурному "гнезду". Порой объединяющим фактором

будет выступать журнал ("Иртыш, превращающийся в Иппок-

рену", "Муза" и др.). Когда мы рассматриваем поэтов,

группировавшихся в 1810-е гг. вокруг Мерзлякова (Бу-

ринский, Грамматин, Ф. Иванов), то общность их будет

определяться только дружескими связями, единством соци-

альных симпатий и судеб. Все это будут профессиона-

лы-интеллигенты, бедняки, часто разночинцы, втянутые в

культурный ареал Московского университета. Объединение

же поэтов "преддекабристской группы" будет покоиться

лишь на определении общности места в историко-литера-

турном процессе. Наконец, многие поэты будут включены в

несколько классификационных клеток (Милонов, Воейков),

а рядом будут заметны фигуры, стоящие вне каких-либо

объединений: Анастасевич, Варакин. Закономерности их

развития целиком определены их принадлежностью к недво-

рянской культуре переходного времени и индивидуальными

особенностями их судьбы.                              

На массовой литературе особенно ярко видно, что ис-

тория искусства - это история людей, его создающих. И в

связи с этим необходимо отметить еще одну сторону воп-

роса. Кюхельбекер писал:

                             

Горька судьба поэтов всех племен;

Тяжело всех судьба казнит Россию.

                 

("Участь русских поэтов". 1845)

                                                  

На массовой литературе это видно особенно ярко: ссылки,

политические преследования, объявление сумасшедшим,

разжалования в солдаты, преждевременная смерть от ча-

хотки, запоя, нищеты - таковы "биографические обстоя-

тельства" десятков русских поэтов. Еще более час-

тая форма удушения таланта - лишение его минимальных

условий для развития. Многие второстепенные и третьес-

тепенные поэты - это поэты, которым не дали сказать в

полный голос свое поэтическое слово. И в изучении забы-

тых биографий судьбы русской культуры раскрываются по-

рой в не менее захватывающей и драматической форме, чем

в высших творческих достижениях гениев.

               

 1971                                            

 

Стихотворение

Андрея Тургенева "К отечеству"

И его речь в Дружеском

Литературном обществе

                    

Расцвет политической лирики в 1810-х гг. и в первой

половине 1820-х гг., жанра, наиболее полно выразившего

литературную программу декабристов, связан с формирова-

нием общественно-политических воззрений дворянских ре-

волюционеров и отражает этапы и пути развития их идео-

логии. Однако работы советских исследователей показали,

что декабристы в борьбе за высокую гражданскую поэзию

сознательно ориентировались на определенные литератур-

ные традиции. Поэзия декабризма связана с русской воль-

нолюбивой поэзией и, прежде всего, с гражданской лири-

кой первого десятилетия XIX в. Без изучения этих свя-

зей невозможна и подлинно историческая оценка литера-

турной программы декабристов. Несмотря на ряд ценных

работ последних лет, некоторые интереснейшие поэтичес-

кие произведения этой эпохи все еще находятся вне поля

зрения исследователей. К числу последних следует отнес-

ти стихотворение Андрея Ивановича Тургенева (1781-1803)

"К отечеству"2, опубликованное в 1803 г. в "Вестнике

Европы":

                                             

1 См. об этом главу "Из истории гражданской поэзии

1800-х годов" // Орлов В. Н. Русские просветители

1790-1800-х годов. М., 1953. С. 360-493; статью И. Н.

Медведевой "Гнедич и декабристы" // Декабристы и их

время. 1951. С. 101-154, и ряд других работ.          

2 Характерна ошибка составителя сборника "Декабрис-

ты. Поэзия. Драматургия. Проза. Публицистика. Литера-

турная критика" (М.; Л., 1951), В. Н. Орлова, включив-

шего находящуюся в дневнике Н. И. Тургенева короткую

цитату из этого стихотворения, под условным названием

"Родине", в раздел произведении Н. И. Тургенева (С.

179). Следует отметить, что и запись в дневнике, на ко-

торую ссылается составитель, сделана не Н. И. Тургене-

вым, а его младшим братом Сергеем (см. об этом в подс-

трочном примечании: Архив братьев Тургеневых. Т. 2.

Вып. 3. СПб., 1911. С. 7), и, следовательно, атрибуция

этих стихов Н. И. Тургеневу представляет явное недора-

зумение. В напутствии на дорогу брату Сергей Тургенев

цитировал, бесспорно, хорошо известные в семье стихи

Андрея Тургенева.                                     

   Сыны отечества клянутся,                         

И Небо слышит клятву их!                     

О, как сердца в них сильно бьются!            

Не кровь течет, но пламя в них.               

Тебя, отечество святое,                        

Тебя любить, тебе служить -                   

Вот наше звание прямое!                       

Мы жизнию своей купить                       

Твое готовы благоденство.                     

Погибель за тебя - блаженство,                

И смерть - бессмертие для нас!                

Не содрогнемся в страшный час                

Среди мечей на ратном поле,                   

Тебя, как Бога, призовем,                     

И враг не узрит солнца боле,                  

Иль мы, сраженные, падем -                   

И наша смерть благословится!                  

Сон вечности покроет нас;                     

Когда вздохнем в последний раз,                   

Сей вздох тебе же посвятится.                      

                      

Появление такого яркого патриотического стихотворе-

ния закономерно вытекало из всей литературной программы

Андрея Тургенева, во многом предвосхищавшей декабрист-

ские воззрения на литературу. Анализ этой программы,

без которой невозможна и историко-литературная оценка

стихотворения "К отечеству", приводит нас к рассмотре-

нию внутренней жизни Дружеского литературного общества

- литературной организации, атмосфера которой во многом

определила развитие взглядов Андрея Тургенева.        

Обстоятельная работа В. М. Истрина "Младший турге-

невский кружок и Александр Иванович Тургенев"2 и две

специально посвященные Дружескому литературному общест-

ву статьи3 не вскрыли во всей полноте картины внутрен-

ней жизни Общества. Рассматривая его как этап на пути

от Дружеского ученого общества к "Арзамасу", автор со-

вершенно игнорирует политические интересы ведущей груп-

пы членов Дружеского литературного общества. Яркие по-

литико-патриотические выступления он рассматривает лишь

как досадные и не играющие большой роли пережитки ста-

рого.                                                 

"Оно [Общество] не могло еще отделаться от старых

привычек - произносить речи на моральные и политические

(патриотические) темы; но участники Общества чувствова-

ли, что идти лишь по старой дороге невоз- 

   

Вестник Европы. 1803. № 4. С. 277 (в 1806 г. изда-

но отдельной листовкой). Написано, видимо,  несколько

ранее. В 1803 г., вернувшись из-за границы, Андрей Тур-

генев напечатал некоторые произведения периода

1800-1802 гг.                                         

2 Архив братьев Тургеневых. Вып. 2.                

3 Истрии В. М. Дружеское литературное общество 1801

г. / По материалам архива братьев Тургеневых // Журнал

Министерства народного просвещения. 1910. № 8. С.

272-307; Он же. Из архива братьев Тургеневых. I. Дру-

жеское литературное общество 1801 г. (Дополнение) //

Там же. 1913. № 3. С. 1-15.                           

можно, им становилось скучно; отсюда возникало недо-

вольство..."1 Итак, противники политической направлен-

ности Общества объявляются борцами против масонских

влияний. Изучение материалов Общества заставляет от-

вергнуть подобное толкование.                         

Замечания о Дружеском литературном обществе разбро-

саны также в работах, посвященных Жуковскому2. Однако в

этом случае Общество привлекалось лишь в плане изучения

литературного окружения Жуковского и рассматривалось

как этап в развитии русского сентиментализма, как сво-

еобразное проявление экзальтированного культа дружбы. 

Существование Дружеского литературного общества было

кратковременным. 12 января 1801 г. состоялось его пер-

вое заседание, а в ноябре того же года Общество уже,

видимо, перестало существовать.                       

Распад его был вызван не только внешними причинами

(отъезд Андрея Тургенева из Москвы сначала в Петербург,

а затем за границу), но и напряженной внутренней борь-

бой, которая разгорелась в Обществе с первых же заседа-

ний.                                                  

Расхождение мнений между отдельными членами очень

скоро вызвало раскол Общества на два противоположных

лагеря: "...с сердечным сожалением вижу я, - отмечал

Андрей Тургенев на собрании 16 февраля 1801 г., - что

мы разделены, так сказать, на две части, и та и другая

порознь в короткой связи между собою, между тем как не-

которые из нас недовольно еще между собою сближены"3. 

Каковы же были эти группы и в чем заключалось рас-

хождение между ними?                                  

Отвечая на этот вопрос, не следует забывать, что по

целому ряду причин борьба в кружке Андрея Тургенева, -

а она отражала развитие противоречий в литературе

1800-х гг., - не достигла еще той степени, при которой

теоретические столкновения приводят к разрыву личных

дружеских связей. Кроме                               

  

 Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. С. 101.        

2 См., например, работу В. И. Резанова "Из разыска-

ний о сочинениях В. А. Жуковского". СПб., 1906. Как от-

мечал В. М. Истрин, "Резанов не дает истории об-

щества, хотя в его книге обширный отдел, с. 176-275, и

носит заглавие "Дружеское литературное общество"" (Ист-

рин В. М. Дружеское литературное общество 1801 г. //

Журнал Министерства народного просвещения. 1910. № 8.

С. 273). В 1916 г. В. И. Резанов опубликовал второй вы-

пуск своего исследования, в котором воспользовался до-

кументальными находками Истрина. Автор обильно процити-

ровал речи членов Дружеского литературного общества,

однако убедительного анализа идейной жизни этой органи-

зации не дал, присоединившись к словам А. А. Фомина

(см.: Фомин А. А. Андрей Иванович Тургенев и Андрей

Сергеевич Кайсаров // Русский библиофил. 1912. № 1),

что содержание речей Андрея Тургенева "не требует ника-

ких объяснений и может вызывать только восторг пред мо-

лодым критиком" (Резаное В. И. Из разысканий о сочине-

ниях В. А. Жуковского. Пг., 1916. Вып. 2. С. 145). Ни

методология работы, ни выводы, к которым приходит ав-

тор, не могут быть признаны научно обоснованными.     

3 Речи, говоренные в собраниях Дружеского литератур-

ного общества // ИРЛИ. Ф. 309 (Тургеневы). Ед. хр. 618.

Л. 43. В дальнейшем при цитатах из этого источника ука-

заны только листы.                                    

того, на жизнь Общества накладывала отпечаток крайняя

молодость младшей группы участников, чьи взгляды не от-

личались достаточной устойчивостью.                   

Члены первой группы, в которую входили сам Андрей

Тургенев, Андрей Кайсаров и А. Ф. Мерзляков (позиция

которого имела, впрочем, некоторые отличия), видели в

литературе средство пропаганды гражданственных, патрио-

тических идей, а сама цель объединения мыслилась ими не

только как литературная, но и как общественно-воспита-

тельная. "Разве нравственность и патриотизм не состав-

ляют также предмета наших упражнений?" - спрашивал

Мерзляков, обращаясь к товарищам по Обществу (л. 20

об.). Материалы заседаний показывают, что недалек от

позиции этих членов в ту пору был и А. Ф. Воейков.    

Вторую группу составляли Жуковский, Михаил Кайсаров,

Александр Тургенев и, несколько позднее, С. Е. Родзян-

ко. Здесь господствовали связанные с карамзинской шко-

лой проповедь интимно-лирических тем в поэзии, покор-

ность провидению и интерес к субъективно-идеалистичес-

кой философии, а в речах Родзянко - прямой пиетизм.

Вполне естественно, что при такой противоположности

мнений не замедлила завязаться полемика.              

По глухим намекам можно предполагать, что разногла-

сия возникли уже в связи с первым актом деятельности

Общества - избранием председателя. Об этом свидетельст-

вуют в речи Мерзлякова разъяснения прав "первого чле-

на", имеющие характер явной защиты от чьих-то нападок.

Это же отразилось в черновых набросках выступления Анд-

рея Тургенева, хранящихся в архиве Жуковского. Оратор

отводит высказанные кем-то обвинения в "тирании" со

стороны "первого члена". Основные столкновения, однако,

связаны были с более принципиальными вопросами.       

На первых двух заседаниях выступал с речами Мерзля-

ков. Главное содержание обоих выступлений - проповедь

гражданственного служения отечеству. Цель оратора -

"возжечь" в слушателях "энтузиазм патриотизма". "Каждый

из нас, - говорил Мерзляков, - человек, гражданин, каж-

дый из нас - сын отечества" (л. 12). Оратор доказывал,

что деятельность собрания нельзя ограничивать рамками

чисто литературных споров.                            

"Мал тот, - продолжал он, - кто хочет быть только

астрономом;                                           

несчастливые братья его на земле, а не на планете

сатурновой; мал тот, кто хочет быть только героем;

кровь не украсит лаврового венца его, когда станет он

пред престолом правды, звук побед его не заглушит прок-

лятий разоренного, сердце его не согреется от бриллиан-

товой звезды, которая украшает его грудь; мал тот, кто

хочет быть только оратором, стихотворцем, сочинения его

холодны, если не воспламенит их любовь сердечная, сове-

ты его не отрут слез угнетенной невинности, прекрасные

мысли его не утолят голода нищему" (л. 15-15 об.).    

Такое начало определило дальнейший ход заседаний.

Выступлением Мерзлякова инициаторы Общества недвусмыс-

ленно заявили, что рассмотрение литературных вопросов

интересует их лишь как часть самовоспитания в духе

гражданственности и патриотизма. В последовавшем затем

выступлении Воейкова вопросы литературы вообще не были

затронуты.                                            

Воейков произнес речь, посвященную деятельности Петра

III. Значение и смысл этого выступления в литературе в

должной мере не оценены. В. М. Истрин характеризует ее

как "сплошной панегирик". На оценку эту, вероятно,

оказало влияние отношение к личности Воейкова в значи-

тельно более позднее время. Анализ позиции Воейкова в

Обществе подводит к иной характеристике этого выступле-

ния.                                                  

Прежде всего следует остановиться на уточнении вре-

мени произнесения речи. В сборнике речей она помещена

под № 3 без указания даты. Поскольку № 2 - речь Мерзля-

кова - помечена 19 января 1801 г., а № 4 - речь Михаила

Кайсарова - 26 января, то, если вспомнить, что заседа-

ния происходили раз в неделю, следует сделать вывод,

что речь Воейкова была, видимо, произнесена на том же

заседании 19 января, на котором выступал и Мерзляков.

Этим, по всей вероятности, и объясняется отсутствие пе-

ред ней даты. Итак, речь Воейкова была произнесена в

последние месяцы царствования Павла I. Тема речи не

могла возбудить подозрения властей: восхваление Петра

III соответствовало официальным тенденциям. Однако из

этого не следует, что речь Воейкова была официозной.

Дело в том, что характер правительственной деятельности

Петра III подвергался в последней трети XVIII в. до-

вольно часто весьма своеобразному освещению.          

К. В. Сивков на основании детального изучения мате-

риалов Тайной экспедиции приходит к выводу, что "непра-

вильное толкование манифеста 18 февраля 1762 г. о дво-

рянской вольности и свободе, как такого акта, за кото-

рым должно было последовать и освобождение крестьян от

работы на помещика, указ о разрешении старообрядцам,

бежавшим в Польшу и другие заграничные земли, возвра-

титься в Россию уничтожение Тайной канцелярии

 - все это создавало ему своеобразную популярность

и порождало надежды, что с возвращением его на престол

осуществятся народные чаяния о воле, земле, освобожде-

нии от рекрутчины, тяжелых налогов и т. п. Отсюда мно-

гочисленные попытки использовать имя Петра III в клас-

совой борьбе того времени"2. Не только крестьянская

масса, но  и некоторые представители передовой общест-

венной мысли были склонны именно в таком направлении

толковать характер деятельности свергнутого императора.

Как указывает тот же автор в неопубликованной диссерта-

ции "Очерки по истории политических процессов в России

последней трети XVIII в." (хранится в РГБ), в бумагах

Кречетова была обнаружена интересная запись: "Объяснить

великость дел Петра Третьего".                        

Однако, чтобы определить справедливость оценки, дан-

ной В. М. Истриным речи Воейкова, обратимся к ее текс-

ту. За что же прославляет Воейков Петра III? Прежде

всего за уничтожение Тайной канцелярии. В условиях тер-

рористического режима Павла I Воейков под видом прос-

лавления отца царствующего императора дает ему смелую

памфлетную характеристику. Тайную канцелярию он называ-

ет "тиранским трибуналом, в тысячу раз всякой

  

1 Архив братьев Тургеневых. Вып. 2. С. 51.         

2 Сивков К. В. Самозванчество в России последней

трети XVIII в. // Исторические записки. 1950. Т. 6. С.

90.                      

                            

инквизиции ужаснейшим", "в ужас сердца наши приводящим

судилищем, обагрившим Россию реками крови". Призывая

слушателей "бросить патриотический взор на Россию" до

Петра III, оратор рисует красноречивую картину, бесс-

порно вызывавшую в эпоху Павла I ассоциации с современ-

ностью: "...мы увидим ее [Россию], обремененную цепями,

рабствующую, не смеющую произнести ни одного слова, ни

одного вопля против своих мучителей;                   

она принуждена соплетать им лживые хвалы тогда, ког-

да всеобщее проклятие возгреметь готово Коварство

и деспотизм, вооруженные сим варварским словом ("слово

и дело". - Ю. Л.), острили косу смерти, чтоб еще посе-

кать цвет сынов  России, еще продолжить царствование

свое на престоле, из героев и костей невинных россиян

воздвигнутом" (л. 26 об.-27).                         

Далее автор обращается к другой заслуге Петра III -

дарованию вольности дворянской. Вопрос этот тоже звучал

актуально. Постоянное нарушение Павлом I (стремившимся

в страхе перед революцией подавить даже дворянский ли-

берализм) вольности дворянской (например, известное де-

ло прапорщика Рожнова) чрезвычайно раздражало дворянс-

кое общество. Оно усиливало столь типичную для павловс-