Образование единого Японского государства.

 

В 1338 году, после череды кровавых столкновений между различными группировками, последовавшими вслед за окончательным падением Камакура-пакуху, к власти приходит новая династия сёгунов Асикага. Новым местом ставки избирается предместье официальной столицы Японии г. Киото, район Муромачи. Страна, в очередной раз благополучно переживает междоусобные распри, и в ней воцаряется покой, сопровождаемый не только экономическим подъемом, но и культурными достижениями. Многое из того, что олицетворяет в наше время, уникальную культуру Японии: икэбана, чайная церемония, театр масок, изящная золоченая архитектура дворцов и павильонов, стали наглядным подтверждением успехов сёгунов Асикага на экономическом, философском и культурном поприще. Восхитительная панорама садово-паркового пейзажа, гармонирующего с природным ландшафтом этой прекрасной страны, вызывающая изумление гостей, также, подобно цветку распустилась в эпоху Муромачи-пакуху.

Вершины благополучия страна достигла в период правления сёгуна Асикаги Ёсимичи (1358-1408 гг.) незаурядной личности, имевшей склонность к искусствам, литературе и философии. Не случайно, историки именно с его именем тесно связывают взлёт интереса к конфуцианству в эпоху Муромачи-пакуху. В Японию были бережно перенесены и пересажены все новые взросшие к тому времени философские течения Китая. О степени его увлеченности философскими проблемами свидетельствует обретенное им в 1394 году звание буддийского наставника. Слово «монах», коим в русском языке особо не вникая в суть, легкомысленно обозначают людей, избравших целью жизни постижение истин учения Будды, как уже говорилось, не совсем соответствует значению и смыслу, подразумевающемуся в буддизме. Корень этого слова обозначает разум, интеллект и имеет совершенно иное звучание и определение чем «монах».

Тем не менее, даже для Японии пребывание у власти человека в воинском звании сёгун в буддийских одеждах, выглядело несколько необычно. В бытность Асикаги Ёсимичи завязываются очень теплые и дружественные отношения с империей Мён. Китайский император, не скрывая симпатий, великодушно наделил его документами, где сёгун рекомендовался, как японский король, что, в общем-то, не противоречило действительному положению, при отсутствии реальных рычагов власти у японского императора – тенно. Установившиеся связи, способствуя импорту культурных достижений Китая, оборачивались выгодой для островной страны, всегда нуждавшейся в постоянной подпитке свежими идеями и товарами, без чего немыслимо ее движение и прогресс.

В эпоху Муромачи-пакуху, представители правительства сёгуна, назначаемые в местные органы власти, получили имя таймё. С ними были связаны упования центра связанные с наведением порядка на местах и обузданием вольных порывов души местных феодалов. С учетом этих, вполне понятных желаний сёгуна, происходит наделение таймё обширными правами собственности на землю. По условиям контракта предусматривалось, что в обмен на гарантированное поступление налогов с половины земельных угодий в закрома сёгуна, доходы со второй половины остаются в распоряжении таймё. Возобладав столь существенными правами в регионах, таймё быстро превратились в распорядителей земли и стали оделять ею приближенных и прочих, готовых к услужению самураев. Жизнь в провинции приобрела зависимость от таймё, его благосклонности и волеизъявления.

В своем эволюционном развитии таймё не пришлось проходить тернистый путь от мелкого землевладельца до крупного. Рост их могущества обеспечивался властью государства, покровительствовавшей незамысловатой схеме приватизации. Окончательного расцвета власть таймё достигла с наделением их всеми фискальными полномочиями и возложением ответственности за мобилизационные планы, в правлении сёгуна Асикаги Ёсимичи. В результате вся полнота административной, экономической, военной власти сосредоточилась в руках таймё. Задумываемые контуры крепкой централизованной власти, на практике обернулись еще большим раздроблением ее по уделам. Пытаясь создать противовес всесильной местной земельной аристократии, на деле, центр сформировал клан новых противников. Весь механизм управления и контроля государства очень скоро вышел из строя, и разлад ускорился со смертью сёгуна в 1408 году.

Отсутствие элементарного порядка в землепользовании и налогообложении, особенно негативно отразился на рядовых земледельцах. Долговые обязательства и всевозможные неустойки сделали их жизнь совершенно невыносимой. В 1428 году впервые в японской истории вспыхивает крестьянское восстание. До конца 16 века они становятся привычным атрибутом пейзажа и почти 50 раз вносят дополнительную сумятицу в жизнь страны, в которой и без того, не стихают междоусобные войны между удельными землевладельцами, таймё и сёгуна с ними.

Попытка сёгуна Асикаги Ёсимори вернуть былой авторитет и славу Муромачи-пакуху, встречают ожесточенное сопротивление и заканчиваются его гибелью от рук заговорщиков среди бела-дня. Ввергнутое в хаос государство, раскалывается на множество маленьких владений во главе с не признающими никакой власти сенкоку-таймё. Так их называют в отличие от сёгунских таймё. Они становятся героями смутного времени и весь этот период безвластия получает наименование «Сенкоку». Организация жизни выстраивается целесообразно требованиям военного времени: населенные пункты формируют отряды самообороны во главе с самураями, а те в свою очередь сплачиваются вокруг своего суверена сенкокутаймё. Номинально династия Муромачи-Пакуху еще существовала, но уже ничего не решала. Начиная со второй половины 15 века почти на сто лет, страна погружается в хаос, в центре которого над всем довлеет мрачная фигура самурая с мечом--катаной. О масштабах нешуточных баталий можно судить по тому, что в 1447 году, в итоге очередной кровавой разборки, в груду пепла обратилась столица Киото. Японское смутное время не сопровождалось нашествием иностранного воинства, убиением невинного младенца и прочими эпизодами, имевшими место в русской бытности на переломе 16 и 17 века. Но в историческом плане она даёт почву для проведения аналогии между двумя внешне непохожими обществами, как пример закономерного итога, причинно-следственных связей вытекающих из изначальной незрелости, слабости возникших цивилизаций. Реальным доказательством тому служит нестабильность Японского государства и распад Киевской Руси на дюжину самостийных государств. По мнению А. Тойнби, в том и другом случае смута имела прочные генетические корни и новые события как внутренние, так и внешние выявляли лишь продолжение инстинктивного желания достижения не обретённой устойчивости. Наиболее наглядно общие признаки, характеризующие слабость цивилизаций и неспособность адекватного ответа на вызовы времени, обнаруживаются в военном рвении обоих обществ, в привычке полагаться на меч. Чтобы картина обрела подлинную ясность, не стоит забывать, что дворянское сословие, тоже представляло военно-служивую касту. И диктуя насущные задачи государства в разрезе собственных интересов, в целом уподоблялось самураям, несмотря на присутствующую очевидную глубокую культурную пропасть между ними.

Бесперспективная неустроенность бытия, у многих вызывала неудовлетворение и понятное, естественное желание покончить с беспределом. К этому располагали и традиции верования: буддизм наряду с другими философскими учениями Д. Востока, вопреки установившимся канонам иудаизма и христианства, упорно доказывал ошибочность пренебрежения ценностями этой жизни, ради сомнительных благ в мире теней. Категория свободы, в даосизме, конфуцианстве и буддизме не детерминировано надуманными ограничениями подобно «свободе» Платона, Гегеля, Маркса, предполагающих некую «свободу осознанной необходимости» от бога или государства. Субстанция свободы в представлении Востока подразумевала свободу волеизъявления вызревшего индивидуального сознания. Естественным ограничением такой свободы, может быть, только императив морального ограничения: «не причиняй беспокойства другим» или в менее категоричной форме «уважай права других». В мире существует хорошее и плохое, полезное и вредное, добро и зло и человеку неведомо, что должно преобладать, в какой пропорции это находит отражение в том, что считается мудростью. Но эта же бескрайняя неопределённость, даёт ему понимание мудрости, как беспристрастности. Обнаруживает предназначение человека, осознавать необходимость принятия самостоятельных решений и активных действий не в ущерб ближнему.

Объединение страны становится заветной мечтой многих, но главными действующими персонажами эпохи сенкоку, с кем японский народ связывает образование единого государства, суждено было стать Оде Нобунаги, Тоетоми Хидеёси и Токугава Иэяси. В жизни островной страны, не ведавшей трагедий внешнего вторжения, момент объединения стал самым значимым в истории. Три человека, пребывавшие в эпицентре событий, обернулись наиболее известными и популярными героями. Японская история считает, что каждый из них справился с выпавшей на его долю миссией, сравнимой с расчисткой почвы, подготовкой фундамента и возведением здания, именуемого государством. Вокруг них продолжают складываться сюжеты многочисленных книг, кинофильмов и устных сказаний. В этой тройке, сын удельного землевладельца–сенкокутаймё Ода Нобунаги, несомненно, остается наиболее выдающейся личностью. Природа щедро одарила его тонким умом и разносторонними способностями, заметно выделявшими от сверстников уже в детстве. Сообщают о его склонности к литературе, поэзии, музыке, способности видеть и выделять нечто, не замечаемое другими. Отмечают его пылкий и решительный характер и, конечно же, военные дарования, позволившие воплотить стратегический план.

В 1543 году португальские торговцы ознакомили японцев с образцами более продвинутого европейского огнестрельного оружия, и Ода Нобунаги сразу же по достоинству оценил преимущества нового средства истребления и постарался спешно оснастить им свое войско. Дульнозарядное стрелковое оружие, требовало значительных затрат времени для приведения к готовности и было сопряжено с паузой, нежелательной в скоротечном бою. Ода Нобунаги нашел выход из затруднительного положения, разделив подразделение на три части, соответствовавшие этапам подготовки к стрельбе. Возникший эффект беспрерывной стрельбы обескураживал противников и приводил их в смятение. Ода Нобунаги внес новшества не только в вооружение, но и в тактику, и организацию армии.

Воинские формирования Японии в то время по примеру Китая и Кореи комплектовались в основном из мобилизованных резервистов. Чтобы снизить ущерб, наносимый основной деятельности, их по возможности старались не беспокоить в разгар сельскохозяйственных работ. Ода Нобунаги сформировал профессиональную армию из самураев-наемников готовых воевать в любое время года. Не имея ни кола, ни двора, терять им было нечего. Боевые действия, развязанные в самое неожиданное время, заставали противника врасплох, и Ода Нобунаги уверенно пожинал плоды победы. Поочередно покончив со всеми таймё, в 1573 году он захватывает Киото и изгоняет последнего сёгуна из рода Асикага из Муромачи, захлопнув тем самым 232 летнюю историю этой династии.

За спиной Оды Нобунаги остались тяжелые и многолетние ратные труды. Впереди предстояли незначительные, в сравнении с проделанным, организационные штрихи завершив кои, можно было приступать к строительству нового государства. Неожиданно, казалось бы, безоблачная идиллия нарушается мятежом изменников вознамерившихся присвоить лавры победителя. Один из генералов под покровом глухой ночи развязывает беспощадную бойню в храме Хоночи, где размещалась ставка и покои Оды Нобунаги. Не видя выхода из безнадежной ситуации, командующий кончает жизнь самоубийством. Событие послужило тому, что в японском обиходе родилась поговорка «врага следует искать в Хоночи», подразумевающая что враг, возможно, таится внутри, а не снаружи.

С гибелью Оды Нобунаги на арену выходит Тоётоми Хидеёси, доселе незаметный и преданный соратник, адъютант погибшего; ничем не примечательный, выделявшийся именно своей невзрачностью, имевший за спиной, не очень лестную, кличку «обезьяна». Родом он был из бедной самурайской семьи и историки сообщают, что в молодости, дабы добыть чашку риса насущного, ему приходилось промышлять непристойной торговлей иголок, что отнюдь не красило звание самурая. Его преданность и верность покойному заслуживала особого упоминания. Говорят, даже сам Ода Нобунаги заметил, как во время холодного и промозглого зимнего похода Тоётоми Хидеёси сушит его запасную обувь на себе, за пазухой.

Сразу же после мятежа, Тоётоми Хидеёси организует преследование скрывшегося предателя и, в конце концов, расправляется с ним. Власть полностью перешла в руки Тоётоми Хидеёси и следует отметить, что с первых шагов, он проявил себя как способный, умелый администратор и изворотливый политик, знающий цель и способ ее достижения. В итоге в 1590 году Япония впервые за свою уже немалую историю предстала как единая страна, во главе с новым командующим, которого безоговорочно признала и армия самураев. Император привычно оставался на заднем плане, и не было бы необходимости упоминать о нем, если бы он не отметился одним событием, тем, что оделил нового фактического государя фамилией Тоётоми. До этого, если быть точным, его прозывали Хасиба Хидеёси.

Тоётоми Х. немедля приступает к административным реформам, и в первую очередь он потребовал проведения срочного статистического учета пашни, урожайности, промыслов, ремесел, количества фруктовых деревьев и населения. В стране вводится единый эквивалент налога, приравненный к 180 литровому объему рисового зерна, из этой условной единицы рассчитываются и устанавливаются фискальные нагрузки. В нововведении имелся рациональный смысл и удобство: вспомним, что и современный мир полон всяких выдуманных, единиц измерения, абстрактных фикций, вроде калорий, лошадиных сил и т.д. Оно позволяло не ломать голову тому же кузнецу или гончару зная, что например, 180 литров риса, приравнены одному мечу, или ста горшкам. Земля, полностью перераспределялась в пользу простых земледельцев, получивших вместе с правами землепользования обязательства, касающихся налоговых поставок. В целях успешного развития земледелия и роста благополучия жителей провозглашалось, что отныне земледельцы будут заниматься только аграрным трудом, посему всем, чтобы исключить вред основному занятию, следует немедля сдать мечи, в противном случае их ожидает смертная казнь. Подобными примерами полнится летопись всех режимов и со всей очевидностью в ней просматривается явное желание обезоружить потенциального противника. Забота об урожайности, думается, служит лишь отговоркой. Опираясь на историю США с таким же успехом, можно обосновать, прямую зависимость экономических успехов от численности оружейных стволов в руках населения. Неспособность безоружного российского сельского хозяйства достичь продуктового изобилия, также может подтвердить сомнительность уравнения. Так что вопрос, скорее всего, подразумевает степень безопасности, безнаказанности власти, ибо неурядицы жизни, как показывает история, даже погружённых в метафизику религии, больше склоняет к вере в железные аргументы автомата «Калашникова». Не случайно мудрый джентльмен Д. Локк обращал внимание на то, что благоразумие и набожность, прежде всего, связаны с надеждами на успех развития общества.

Тоётоми Хидеёси устанавливает сословное разграничение общества: к высшей причисляются–самураи, к средней–земледельцы, к низшей – ремесленники и торговцы. Вводится, в отличие от соседей, строгий запрет на смешение и переход из одной ипостаси в другую. После всех реформенных раскладок в стране заметно проглядывалась диспропорция, связанная с излишком самураев, наплодившихся в смутное время. Тоётоми Хидеёси хотелось бы воздать по заслугам всем верным соратникам, но, как известно, Япония страна горная и земли, пригодной к пашне, недостаточно. И без того многие жители прибрежных районов, пытаясь восполнить скудный рацион питания, кормились пиратством и набегами на соседнее корейское государство Чосон.

Обделенные самураи представляли серьезную угрозу для целостности только что объединенной Японии. Меч для самурая был не только предметом поклонения, самообороны, роскоши и частью мировоззрения, но в первую очередь средством пропитания, так что, следовало как-то направить неуёмную энергию ее владельцев.

Подобные соображения, возникнув в голове Тоётоми Хидеёси, уже не могли исчезнуть бесследно. Сама карьера нищего, неизвестного самурая ставшего сёгуном, подвигала к попытке проверить благосклонность фортуны. Тому же сопутствовали политические расчёты, ибо не все соратники выражали восторг по поводу его выдвижения в лидеры. С японской стороны не было никаких препятствий его замыслам и в итоге они скоро вылились в авантюрный план с претензиями на мировое господство. В качестве скромной первоочередной задачи в нем фигурировало завоевание Чосона, Китая и Индии.

Имчжинская война.

 

Одной из особенностей эволюции корейского социума являлась постоянная смена правящей элиты и вовлечение всё большего круга людей из нижестоящих слоев общества в органы государственной власти. Процесс не всегда проходил без конфликтов, но все же был несопоставим ни со штурмом Бастилии, ни с Октябрьским переворотом. И слово «революционный» может быть применимо для обращения внимания и выделения моментов, свидетельствующих о том, что данное событие, развязав очередной узел непримиримых противоречий и приведя к власти представителей новой социальной группы, может претендовать на такое определение. Тем более, что в мире, порой гораздо меньшие происшествия возводят в ранг революций.

Становление династии Чосон сопровождалось выведением из правового поля старой знати и широким вовлечением в систему государственного управления мелких и средних землевладельцев. Многочисленный отряд чиновников, управленцев и военного руководства являясь представителями этой среды, взращивался и возвращался в нее. Два столпа – янбаны, превратившиеся в опору государственной власти, исполнявшие функции схожие с дворянскими, на деле не имели статуса привилегированного класса. Они не защищались указом-законом подобным Екатерининскому положению «О вольностях дворянства». Единственным обоснованием права янбанов становились знания и успешная сдача экзаменов.

Все вытекало и основывалось на канонах философско-этического учения и естественно, присутствующем в каждом нормальном человеке, чувстве почтения-уважения к учености, просвещённости, интеллекту. Авторитет места при государе, подразумевал закономерность, подобно обрамлению общепризнанной ювелирной ценности. Янбанская родословная имела резонанс и пользовалась уважением, преимущественно в подобном сочетании, совокупности и согласованности. Жизнь многих янбанов пребывавших в безработном положении и не отличавшихся предприимчивостью всегда, особенно на закате Чосона в конце 18 и 19 веке, не имела существенных отличий от жизни простого земледельца. Такова общая панорама конструкции государства Чосон, в которой янбаны служат связующим элементом социума. Частная же и детальная накануне Имчжинской войны к концу 16 века нуждается в рассмотрении, в разрезе обстановки той эпохи.

На начальном этапе в связи с выстраиванием вертикальной и горизонтальной ветвей власти в государстве произошел резкий рост потребности в служащих, в янбанах. До определенного момента, пока их численность отвечала условиям занятия постов, особых проблем не возникало, но со временем, в чем велика заслуга независимой системы образования, пропорция нарушилась и конкурсность перешла в разряд конкурентности. Государство-общество остается хоть и достаточно развитым, но аграрным, узкоспециализированным и не в состоянии перераспределить, удовлетворить всех жаждущих безработных специалистов. Безвыходность положения обостряет соперничество и порой приводит к злоупотреблению служебным положением. Решения во многом зависят от руководителя правительственной комиссии, от связей с ним. Все это привело к тому, что с приходом конфуцианцев в верхние этажи власти во второй половине 16 века наблюдается раскол их на партии по признакам землячества. Победа представителя северной, южной или западной партии, знаменовали лишь упрощение доступа на административные посты земляков. Подобная политическая возня, была далека от нужд государства и не могла сконцентрировать усилия на государственном строительстве, что привело к расстройству административного механизма, качества управления, нарушению порядка землепользования. Проводились порой и непродуманные решения. Серьезный ущерб был нанесен сложившейся системе обороны. Проведённая реорганизация высших органов управления, ликвидация отдельных формирований с последующим объединением, подразумевающим исполнение неких общих функций, значительно ослабили армию. Ухудшилось и ее снабжение, вызванное падением налоговых поступлений. В преддверии войны с Японией, страна выглядела не лучшим образом, пребывая в административной неопределенности.

Межгосударственные отношения Чосона и Японии, накануне войны были не просто добрососедские, а теплые и дружественные, следовавшие из исторических связей и имевшие место мелкие конфликты по поводу пиратских набегов отдельных японцев, не могли их омрачить. Между странами продолжалась бойкая торговля и в портовых городах Чосона пребывала масса заморских гостей. Война не отвечала их коммерческим интересам. Категорически против войны выступали и многие представители администрации Тоётоми Хидеёси. Возможно поэтому, как говорят на Востоке, чтобы «сохранить лицо», он выдвинул несуразное требование пропустить самурайское воинство через территорию Чосона для войны с империей Мён. Странная просьба, лишенная здравого смысла, обращает внимание на особенности натуры японского государя Тоётоми Хидеёси. Следом он неожиданно вспоминает и выкладывает обиду, что в то время, когда Япония регулярно отправляет правительственные делегации в Чосон, оттуда послы почему-то приезжают очень редко.

Король Чосона решил удовлетворить желания сёгуна и отправить послов, тем более, что возникла насущная необходимость воочию убедиться в обоснованности витающих слухов о готовящейся войне. Возвратившиеся посланники высказали диаметрально противоположные мнения: один утверждал, что по всем признакам Япония непременно развяжет войну, а другой исключал такую возможность. Когда же его спросили: «Как бы вы поступили, если все же грядут военные события?», то ответил: «Как я могу самоуверенно заявлять и настаивать на действиях японцев?» Момент, ярко демонстрирует глубокое укоренение в Чосоне конфуцианских правил этикета, учтивость которых предполагала недопустимость и неприятие рассуждений о войне. В наше время в средствах массовой информации, можно услышать, прочитать, увидеть пространные рассуждения о внешних и внутренних, о прошлых, настоящих и потенциальных врагах. Рассуждениями о НАТО, Америке, о прочих крупных и мелких «гадах», покушающихся на честь родины-матушки, чем и как, их следует «мочить-размачивать», воспоминаниями о славных прошлых и будущих победах переполнены все средства массовой информации. Отсутствуют следы, как внешней, так и внутренней политкорректности. На этом фоне вечного прозябания на линии фронта, в грязном окопе, то удивительное достоинство и приверженность правилам восточного джентльмена--синса, коим руководствовались конфуцианцы, возможно, выглядит пережитком прошлого, анахронизмом, но почему-то вызывает больше уважения. Королю, видимо, следовало поручить разведку более подходящему для этой специфической роли человеку, например из военного ведомства. К великому сожалению, в те времена дипломатия и шпионаж понимались, как разные профессии, и в итоге все осталось на своих местах, не приведя к принятию каких-то мер.

Не повлияли на ход событий и сообщения дружественно настроенных японских торговых представителей, и только когда внезапно опустели рынки, а гавани спешно покинули корабли соседей, в Пусане приступили к укреплению оборонительных рубежей. Запоздалая мера уже не имела значения и не могла внести изменения в стратегические планы японцев.

14 апреля 1492 года в Пусанскую бухту вошли японские военные корабли и началась высадка первой десантной группировки численностью 200 тысяч человек. Вскоре к ней добавились части второй десантной волны численностью 100 тысяч человек. Пусанский гарнизон мужественно сдерживал натиск превосходящих сил и самураи смогли овладеть крепостью только после гибели его защитников. Тем временем, навстречу врагу выступили основные силы Чосона, и 27 апреля произошла битва, на которую все возлагали большие надежды. Командовал войсками генерал Синнип, прославившийся в походах на севере против маньчжуров. Несмотря на славу, полководческих талантов отважному военачальнику, явно не доставало. Выбранная же им позиция для сражения в русле двух рек, ограниченная с флангов заросшими болотистыми полями, не оставляла простора для передвижения и маневра конницы, составляющей главную силу армии Чосона. Роковую роль сыграло и то, что ему не приходилось ранее встречаться с противником вооружённым огнестрельным оружием. Боя, как задумывалось генералом, не получилось. Все перешло в бойню, в столпотворение: лошади вязли в илистой почве, а водные рубежи обернулись ловушкой, кто не был убит, тот утонул.

Трагические вести достигли двора через два дня. Король отправляет двоих своих сыновей с поручением организовать спешно новую мобилизацию и покидает столицу, не видя иного выхода в преддверии скорого прихода японцев. Королевичи вскоре попадают в плен и уже спустя два месяца самураи стремительным продвижением рассекают страну с юга на север, захватив при этом Сеул и Пхеньян.

После такого триумфального шествия, вместо того чтобы развивать успех, японские войска топчутся на месте, теряя драгоценное преимущество неожиданности. В чем же причина столь нелогичного поведения самурайского руководства?

Все дело в том, что японский план молниеносной войны предусматривал беспрерывное взаимодействие и помощь флота. Без тесной кооперации с флотом, невозможно было разрешить задачу материально-продовольственного обеспечения и подкрепления резервами. По мере продвижения сухопутных войск на север, флот должен был овладевать портами на западном побережье полуострова, но этого не произошло. С момента развязки военной кампании, несмотря на ограниченную численность военных судов Чосона, японцам не удалось даже продвинуться в этом направлении.

С началом войны руководство военно-морскими силами Чосона возглавил замечательный флотоводец Ли Сун Син, известный к тому же как инженер-кораблестроитель. Построенный по его проекту корабль-черепаха, вызвал новшества в тактике морского сражения, обрекая японский флот на бессилие и невозможность что-либо изменить. В начале июля в решающем сражении за господство на море японцы безвозвратно теряют 7 огромных флагманских корабля, предназначенных для командования, 28 больших корабля десантного класса и 24 корабля средних и малых размеров. В начале августа потери увеличиваются еще на 100 судов и японцы напрочь теряют интерес к западному побережью.

Флот Ли Сун Сина переходит к активным боевым действиям и в конце августа вторгается в Пусанскую бухту, в которой на якоре безмятежно пребывает 470 судов противника, и устраивает убедительный погром. После этого происшествия японский флот получает приказ избегать открытых столкновений и многие военные моряки переводятся в сухопутные войска в надежде на то, что там они будут полезнее.

Упования на капитуляцию, сопряженные с военными успехами самураев на начальном этапе войны, таяли как дым. И дело было не только в успехах флота Чосона. С гибелью регулярных частей королевской армии повсюду стали возникать народные ополчения. Флот Ли Сун Сина не мог бы действовать успешно на море не имея надежно защищенных береговых баз. Неоднократные попытки врага захватить их с суши пресекались войсками народного ополчения.

Намерение самураев овладеть крепостью Ёнанью, где размещалось правительство, тоже оказались обреченным на провал. При этом на пути 6000 японской армии встал отряд из 500 человек и не пропустил врага.

Народ, чье мировоззрение формировалось в ауре замечательных философских канонов, методом убеждения, логической обоснованности, апеллированием к собственному разуму, в чьем сознании высшим выверенным авторитетом служил путь знаний, книг, а не мистические ориентиры и даже не королевская власть, не мог безучастно наблюдать за происходящими событиями. Для него призыв ученых людей к сопротивлению, был ожидаем, закономерен и он следовал ему. Действие стало самостоятельным решением народа, обладающего своими вызревшими представлениями о ценностях. В этом проявилась особенность корейского социума, где в конечном счете все; и колебания, и споры, и движение, и ошибки, находят объяснения в философских взглядах, в привычках мировоззрения.

Во главе антияпонского сопротивления вместе с буддистскими подвижниками и конфуцианскими учеными оказались студенты и учащиеся школ и совонов. Они продолжили традицию, берущую начало с эпохи Силлы, о чём свидетельствует высеченная в камне клятва двух юношей живших в 7 веке. Активное участие молодежи в обсуждении всех важнейших общественных и политических вопросов, несомненно, явилось основой уважительного отношения народа к ее мнению. Народ на протяжении веков исходил из уверенности, что молодые люди, связанные с книгами, обретением знаний, наукой, знают что делают. Даже в наши дни, если происходит выступление студентов или школьников, общество внимает и прислушивается к их голосам. Слово студент в корейском народе ассоциируется со званием ученого человека, является предметом гордости не только носителя, его семьи, но и земляков. Оно не может ассоциироваться с некоей неполноценной личностью, прогуливающей с топором в поисках безобидных пожилых женщин. Студент, подобный литературному персонажу Ф.М. Достоевского в корейской литературе немыслим по причине отсутствия подходящей среды восприятия. Он мог возникнуть там, где власть приучала народ с подозрением смотреть и «стучать» на человека с книгой.

С ростом качества и объемов сопротивления Тоётоми Хидеёси в свою очередь усиливает эскалацию войны. Отправляются все новые отряды самураев и война принимает затяжной характер.

В январе 1593 года усматривая в японской агрессии прямую угрозу своей безопасности, объявляет о вступлении в войну и Китайская империя Мён. В Чосон приходит 5 тысячный отряд, а спустя некоторое время кораблями перебрасывается через Желтое море еще 40 тысяч человек. Этих сил явно было недостаточно, для решительного изгнания захватчиков, но они стали проявлением, по-настоящему, братской помощи и дали время для создания новой королевской армии и перевооружения.

С помощью китайских «воинов-интернационалистов», происходит освобождение Пхеньяна и самурайская армия отступает на юг. Исторические документы свидетельствуют, что в этом сражении важную роль сыграло подразделение воинов Чосона вооружённых огнестрельным оружием. Нетрудно догадаться, что за скупыми строками документов, скрывается огромная и непростая работа многих людей. Летом 1593 года в разгар битвы за Сеул, союзное военное руководство, приняв предложение японцев о начале мирных переговоров, отводит войска и ставит тем самым чосонцев в критическое положение. Оставшись в одиночестве корейские войска продолжили боевые действия и испытывая неимоверные трудности, все же изгнали самураев из Сеула. После этих событий японцы, уже нигде не задерживаясь, отступили на самый юг полуострова, где заняли жесткую оборонительную позицию, укрепившись в крепостях. Не обладая стратегическим превосходством, союзники не могли переломить ситуацию. Для японцев, пребывающих в частичной блокаде, положение тоже не сулило ничего хорошего.

Постоянные военные столкновения, вовлеченность огромного количества людей, продолжительное акцентирование экономики на военных нуждах способствовали переходу войны в стадию взаимного изнурения, отразившегося впоследствии на политических переменах всех трех государств. Ничто не проходит бесследно, особенно такое событие как война.

Последнюю безуспешную попытку овладения инициативой, японцы предприняли в 1597 году. Неудача резко ухудшила их положение, приведя к ограничению маневренности и непоправимым катастрофическим последствиям с продовольственным обеспечением.

В августе 1598 года отправляется в мир иной Тоётоми Хидеёси, распорядившись в своем предсмертном наказе начать вывод остатков армии. Отступление превратилось в паническое бегство, в котором мало что напоминало о самурайском кодексе чести – бусидо. Последний морской этап бегства, говорят, облегчил китайский адмирал, согласившийся в обмен на огромную взятку пропустить японские корабли. Флотоводец Ли Сун Син с запозданием узнал о торге, тем не менее ему удалось принять участие в проводах и около 200 судов, так и не увидели берегов Японии. Во время битвы получил смертельное пулевое ранение и сам знаменитый военачальник. Последним его распоряжением стал приказ, скрывать факт гибели до окончания боя.

Народная память навечно утвердила Ли Сун Сина, как самого почитаемого национального героя корейского народа, а его жизнь до настоящего остаётся ярким примером мужественного и безупречного исполнения человеческого и воинского долга.

Семилетняя война нанесла невосполнимый ущерб экономике Чосона, и сопровождалась неописуемыми страданиями и жертвами корейского народа. Люди гибли не только на полях сражений. Много человеческих жизней унесли эпидемии и голод. Немало людей: женщин, детей, мастеровых-ремесленников оказались в плену в Японии. Документы свидетельствуют, что после изгнания захватчиков, в городах лежали трупы и стоял запах тлена, но некому было убирать их. Спустя даже 50 лет с момента окончания войны в стране обрабатывалась треть довоенного объема земель, что дает наглядное представление о масштабах разрушения и убыли населения. В огне военных пожарищ сгорели многие древние памятники культуры. В том числе такие шедевры, как храм Пульгукса, королевская резиденция Кенбокун. Невозможно подсчитать и оценить стоимость ущерба понесенного культурному достоянию страны. Захватчиками были вывезены не только предметы искусства, литературы, философии, печатные шрифты, керамические и литейные изделия, но и сами мастера, владевшие тонкостями, секретами ремесел. Многое из того, чем ныне гордится и хвалится Япония, выдавая за свои достижения, ничто иное, как итоги вытекающие, копирующие трофейные обретения Имчжинской войны.

Война стала главной причиной геополитических сдвигов, падения китайской империи Мён, прихода к власти в Японии клана Токугава и неспособности Чосон сдержать маньчжурскую экспансию. Серьезно пострадали и межнациональные отношения между корейским и японским народами. Память народа намного длиннее, чем память отдельного человека. Вспомним, как сегодня спустя почти 6 веков, в отношениях между французами и англичанами присутствует, нечто, напоминающее лёгкую вуаль, которая возникла после столетней войны 14-15веков. Шотландцы и валлийцы, проживая в одной стране с потомками англов и саксов пришедших в 4 и 5 веках, даже во время футбольного матча сборной Англии с иностранной командой, предпочитают, подчеркнуто болеть за нее, а не за земляков сограждан. Подобная дымка наблюдается и во взаимоотношениях между корейцами и японцами в нашем глобальном мире, где все прошлое теряет значимость, уступая место настоящему и будущему. Граница между двумя странами становится всё более прозрачной, но тем не менее, легкая пелена, тянущаяся с прошлого, все же присутствует.

После Имчжинской войны с учетом болезненности не затянувшихся ран, на удивление скоро произошло восстановление в полном объеме всех межгосударственных отношений между Чосон и Японией. Все это стало возможным и осуществимым благодаря личным заслугам, уму, политической способности и настойчивости нового правителя Японии сёгуна Токугавы Иеяси, возвысившегося после прихода в упадок во время войны владений западных таймё.

В 1607 году в Чосон прибыло его посольство и принеся извинения за произошедшие события, высказало желание Токугавы восстановить нормальные, добрососедские отношения. Король Чосона, памятуя о недавних событиях, не хотел даже говорить об этом, но его советники разъяснили, что посланцы представляют того самого таймё, который не причастен к войне. И несмотря на неоднократные требования Тоётоми Хидеёси, не отправил ни одного воина в Чосон, предпочитая держаться в стороне от происходивших событий. Удивленный король согласился с доводами и стороны приступили к переговорам. Предваряя нормализацию отношений, японцы произвели возврат пленных. Полномасштабное восстановление былых связей, символизировал торжественный прием, организованный сёгуном в Эдо (Токио) многочисленного посольства из Чосона, насчитывавшего несколько сотен человек. Дипломатическую миссию встречал и сопровождал почетный караул, состоявший из 800 самураев. Затраты казны сёгуна в переводе на нынешние условные единицы, как сообщают документы, составили 60 млн. долларов. Щедрость явно подчеркивала, что сёгун Токугава Иеяси придавал важное значение нормализации двусторонних связей.

Прием делегации и извинения за войну вошли в традицию и продолжались на протяжении 260 лет до эпохи Мейдзи в 1868 году, при каждом очередном вступлении в должность нового сёгуна. Установление нормальных отношений, как и ранее, не ограничилось экономическими связями. В Японию были командированы ученые люди и она получила возможность ознакомиться с трудами известных корейских философов конфуцианцев Ли Тегё, Ли Юлгока. Будет уместным заметить, что в то время в Корее были более озабоченны конфуцианской философией, чем даже в Китае. В том, что Япония в эпоху сёгунов Токугава усиленно культивировала конфуцианство, несомненно, велика заслуга и государства Чосон, продолжившего прошлые вековые традиции.