Дэнни Шугермэн Беверли Хиллз, Калифорния 19 страница

Критики были единодушны, расхваливая “Лос-Анджелесскую Женщину”. Это было продолжение реакции критики на “Morrison Hotel”. Сомневающиеся и критикующие были повержены - “Doors” определённо вернулись. Со временем альбом достигнет пятого места, а сингл - седьмого. Индустрия грамзаписи распространяла сведения о том, что “Doors” ведут переговоры с “Atlantic” и “Columbia Records” о беспрецедентной сумме денег. Джон, Рэй и Робби время от времени играли джем в репетиционной студии (пел Рэй), нарабатывая материал к предстоящему возвращению Джима.

Это было примерно в то время, когда Джим, который мало что знал, если вообще знал об этих успехах, позвонил в офис и сказал Биллу Сиддонзу, что у него в голове снова крутится новая музыка, но он хочет отдохнуть ещё. В конце той же недели он позвонил Джону Денсмору и спросил его, как продвигаются записи. Когда Джон сказал, что альбом и сингл хорошо продаютсяи что прессе записи очень нравятся, Джим пришёл в восторг. “Если им нравится это, что же будет, когда они услышат то, что крутится у меня в голове для следующего диска”, - сказал он Джону.

Джим выглядел несколько более здоровым, чем обычно. Он был чисто выбрит, немного потерял в весе, а кроме того, изменился его гардероб. В его отсутствие Памела выбросила его привычные джинсы и видавший виды пиджак, толкая его в университетское прошлое. Теперь он носил рубашки с кнопками, штаны цвета хаки и свитер с V-образным вырезом. Остались лишь изношенные, почти сгнившие ботинки.

По возвращении с Корсики он нанял частного секретаря - высокую стройную блондинку из Канады, которая бегло говорила по-французски - Робин Вертль. Робин была хранителем документов, агентом и стилистом модного фотографа. По её воспоминаниям, они познакомились, когда фотограф на пару месяцев уехал из Парижа, “что освободило меня, так что я согласилась работать. Ни Джим, ни Памела не говорили по-французски, так что им было порой трудновато”.

По плану работа включала в себя “наблюдать за квартирой - от обеспечения прихода уборщицы до подготовки писем, звонков в Америку, покупки мебели, найма машинистки, попыток заключения Джимом договоров на показ одного из его фильмов”.

Джим, казалось, делал определённые сознательные шаги, чтобы разрешить старый конфликт двух демонов - звёздности и самости. Но шаги эти были медленными и трудными, и он, по возможности, старался об этом не думать.

11 июня Эрве с Ивонной пришли, чтобы вместе с Джимом и Памелой сходить на ”Взгляд глухого ” - пьесу почти без диалогов, большинство персонажей которой были глухонемыми. Когда Эрве и Ивонна пришли в квартиру на улице Ботрейлис, Джим сказал, что Памела не пойдёт - вместо неё он пригласил своего дорогого друга из Америки. Этим другом, который был сейчас у них в гостях, оказался Алан Роней.

Тем вечером Памела ушла с так называемыми minets - молодыми бисексуальными французскими денди, которые носили тёмные очки и белые парусиновые штаны и которые редко и снисходительно разговаривали по-английски. Памеле они нравились. Джим их ненавидел и выражал Памеле своё недовольство тем, что она встречается с ними.

Время шло. Он часто виделся со своими старыми друзьями Агнессой Варда и Джеквисом Деми. Давно, ещё в 1968-м году, Джеквис пытался перешагнуть границы “Doors” и уговорить Джима оркестровать его первый американский фильм “Модельный магазин”. В то время он был преуспевающим режиссёром благодаря его удостоенным наградой “Шербурским зонтикам ”. Агнесса, его жена, называла себя бабушкой Новой Волны и однажды попыталась включить Джима в свой импрессионистский документальный фильм “Любовь Львов”.

Эти трое стали близкими друзьями, и Джим искренне полюбил Агнессу. Это была миниатюрная женщина, всего 158 см ростом, высокоинтеллектуальная, с сильным голосом и выраженной индивидуальностью. Она сильно симпатизировала рабочему классу, осторожно водила недорогой автомобиль и открыто восхищалась молодыми радикалами за их отказ от ценностей среднего класса.

Джим встретился также с Роури Флинн, очаровательной дочерью Эррола, которая была одной из первых группиз “Doors” ещё в “Whiskey” в 1966-м году. Теперь Роури была моделью. Они позавтракали без спиртного.

Приходил друг Памелы, встретивший её в “Cafe de Flore”. Потом, в квартире в Марес, Джим говорил этому другу, что ему предложили участвовать в киноверсии “Схвати Мою Душу” музыкальной адаптации “Отелло”, которая была поставлена в Лос-Анджелесе с Джерри Ли Льюисом в роли Яго. Он сказал, что кроме него в фильме будут участвовать Тина Тёрнер, Джо Фразир и Мелани. Он также сказал, что ему, вместе с Робертом Митчумом, предложили роль в аллегорическом рассказе аляскинского охотника на медведей “Почему мы во Вьетнаме?” Нормана Мейлера.

Я отказываюсь от пьесы, - сказал Джим, - и вряд ли буду участвовать в кино, потому что это отнимет слишком много времени, когда я мог бы писать.

Они обедали в “Le Coupole” и по дороге домой стали свидетелями студенческого бунта в районе Св.Мишеля. Такие бунты со швырянием камней происходили каждые выходные, как отголосок национальной забастовки и студенческих волнений 1968-го года. Несколько недель назад во время одного из них Джим и Памела были арестованы. Все согласились, что бунт им ужасно интересен, но решили не останавливаться и не смотреть.

Для журнала “Crawdaddy” подруга Пэм написала следующее:

Джим выглядел лучше, чем был недавно, определённо лучше, чем во время процесса в Майами. Он говорил о том, чтобы бросить пить, значительно потерял в весе, но французская пища брала своё, и он не вполне вернулся в образ любящей выпить, затянутой в кожу мрачной тени, бродившей по улицам Лос-Анджелеса как Король Ящериц.

Был первый день июля, в Париже было удушающе жарко. Джим погрузился в трясину страшного и ужасающего отчаяния. Он сильно пил, а теперь пытался бросить раз и навсегда. Он пытался писать, пытался справиться с наваливающейся депрессией и переплавить её во что-то творческое, но безуспешно. Ссутулившись, он сидел за обеденным столом, ожидая, что слова придут. То немногое, что он записывал, не дотягивало до уровня Моррисона, и он знал это. Раз-другой он вставал на несколько минут перед зеркалом, вглядываясь в свои собственные глаза, пытаясь найти ответ. Алан Роней никогда не видел его таким подавленным, Памела была напугана. Они пытались его отвлечь, но безрезультатно. Наконец, вечером в пятницу 2-го июля Алан предложил им втроём пообедать в кафе под открытым небом недалеко от квартиры Моррисона. Джим не стал обременять друзей своими условиями. Он оставался необычно спокойным, пока шум от приёма пищи заменял разговор.

После ужина Джим смог показать, что эмоционально держит себя в руках, послав телеграмму Джонатану Долджеру, своему редактору, по поводу бумажной обложки издания “The Lords и Новые творения ” в “Simon and Schuster”. Он хотел заменить фотографию “молодого льва” Джоэла Бродски на более романтичное фото Эдмунда Теске, где он был с бородой. Потом он отвёз Памелу домой и один отправился в кино, которое ему рекомендовал Алан (“Преследуемый” с Робертом Митчумом).

Куда поехал Джим после кино и ходил ли он вообще в кино - тема догадок. Рассказы друзей о том вечере сильно расходятся. Одни говорят, что он пришёл в “Rock’n’Roll Circus” в такой сильной депрессии, что купил героина и в клубном туалете принял смертельную дозу, а потом его вынесли через чёрный ход и дома положили в ванну. Другие говорят, что, покинув Алана и Памелу, он направился прямо в аэропорт, и его видели на борту самолёта. А может быть, он просто гулял всю ночь. Или же из кино он вернулся домой, вскоре пожаловался на плохое самочувствие и отправился принять ванну. Эта последняя версия получила наибольшее распространение, но, что бы ни случилось вечером в пятницу, утром в понедельник 5 июля пошёл слух, что Джим умер.

В понедельник национальные газеты в Лондоне принялись звонить в английские офисы “Elektra Records”. Там никто не мог подтвердить, что Джим жив. Газеты сообщали о слухах, что его нашли мёртвым в парижской квартире. Откуда пошёл этот слух и был ли он правдой на сей раз? Клайв Селвуд, обращавшийся в английское представительство “Elektra”, позвонил и во французский офис. “Elektra France” вообще не знала, что Джим во Франции. Тогда Клайв позвонил в американское посольство и в парижскую полицию. Ни там, ни там не знали о смерти американца по имени Джим Моррисон.

Клайв решил забыть об этом, вероятно, сочтя, что это всего лишь ещё один ложный сигнал тревоги. Он почти убедил себя в этом, когда ему позвонили сразу из двух английских рокеженедельников, буквально один за другим. Клайв рассказал им то немногое, что было ему известно. Потом он решил позвонить в Лос-Анджелес Биллу Сиддонзу. Из-за разницы во времени он разбудил Билла.

Билл, - сказал он, - у меня нет никаких доказательств, но мы получили сведения, что Джим умер.

Билл почти рассмеялся:

О, да ну, Клайв!

Он сказал, что будет спать дальше. Но когда он не смог снова заснуть, то решил позвонить самому Джиму. Трубку взяла Памела, которая сказала Биллу, что ему лучше бы приехать прямо туда, как будто бы для этого Биллу нужно было всего лишь завернуть за угол. Памела не очень любила Билла, но она знала, что он позаботится обо всем. Билл позвонил в аэропорт, чтобы заказать билет на ближайший рейс. Потом он позвонил Рэю и разбудил его.

Послушай, Рэй, Джим, может быть, умер. Я не знаю, в самом ли деле это так на сей раз. Я только что разговаривал с Пэм, и она не сказала ни да, ни нет. Она хочет, чтобы я сейчас же приехал туда. Я хочу немедленно всё выяснить.

О Господи, - пробормотал Рэй. - Давай, лети туда и сразу же нам сообщи, как только чтонибудь узнаешь.

Билл пообещал Рэю, что он так и сделает, и попросил позвонить остальным, но при этом сказать им, что, возможно, это только ещё один ложный сигнал тревоги.

Я улетаю ближайшим рейсом, - сказал Сиддонз.

О, Билл, - добавил Рэй, - я не хочу, чтобы это звучало безнадёжно, но, пожалуйста, заверь меня...

- Заверить в чём, Рэй?

Я не знаю, просто заверь.

Сиддонз прибыл в Париж во вторник 6 июля. В квартире его встретила Памела, закрытый гроб и подписанное свидетельство о смерти. Похороны были организованы быстро и тайно. 7 июля Памела представила свидетельство о смерти в посольство США, определив Джима как Джеймса Дугласа Моррисона, поэта. Она сказала, что у него нет живых родственников. В качестве официальной причины смерти был записан сердечный приступ.

Сиддонз всё организовал, и в среду днём гроб был опущен в землю на “Pere La Chaise”, кладбище, которое ещё недавно Джим посещал, разыскивая могилы Эдит Пиаф, Оскара Уайльда, Бальзака, Бизе и Шопена. На похоронах присутствовали пятеро: Памела, Сиддонз, Алан Роней, Агнесса Варда и Робин Вертль. Они положили на могилу цветыи произнесли прощальные слова.

Билл помог Памеле упаковать вещи, и в четверг они вернулись в Лос-Анджелес, где Билл рассказал то немногое, что он знал. Памела, как говорят, была в шоке и отдыхала.

Спустя почти десятилетие всё ещё остаются вопросы: действительно ли умер Джим Моррисон? И как он умер?

Даже до того, как он умер - если считать, что он умер, - Джим был из тех немногих людей, слухи о смерти которых возникают часто. Когда Джим Моррисон был на пике своей славы, он “умирал” почти каждую неделю: как правило, в автокатастрофе, иногда - в результате падения с гостиничного балкона, где он красовался перед друзьями, иногда - от передозировки алкоголя, наркотиков или секса.

Как он умер? За эти годы появилось бесчисленное множество версий, некоторые из которых возникли просто от разочарования в такой его судьбе. Многие доказывали, приводя веские причины, что это совершенно в характере Джима - умереть так, как об этом говорил Билл Сиддонз - от сердечного приступа в ванной.

Официальная версия вторит ему: Пэм и Джим были в квартире одни (где-то после полуночи в субботу 3 июля 1971-го года), когда Джим начал кашлять с кровью. Это случалось с ним и раньше, и, хотя она и заволновалась, но не испугалась по-настоящему. Джим сказал, что с ним всё в порядке и что он хочет принять ванну. Памела снова заснула. В пять часов она проснулась, увидела, что Джим так и не вернулся в постель, пошла в ванную комнату и нашла его в ванне: руки лежали на фарфоровых бортиках, голова откинута назад, слипшиеся длинные мокрые волосы, на чисто выбритом лице - мальчишеская улыбка. Сначала Памела подумала, что это он так мрачно разыгрывает её, но потом вызвала реаниматоров из пожарной охраны. За ними прибыли врач и полиция, - говорит Памела, - но всё было слишком поздно.

Одним из факторов, дающих много причин для изначального недоверия, было время. Билл выступил в прессе через целых шесть дней после того, как Джим умер, через два дня после похорон.

“ Я только что вернулся из Парижа, где присутствовал на похоронах Джима Моррисона, говорил Сиддонз в подготовленном заявлении для прессы (выпущенном одной из ЛосАнджелесских рекламных фирм). - Джим был похоронен просто, без пышных церемоний, в присутствии только нескольких близких друзей. Первоначально известия о его смерти и похоронах держались втайне, потому что те из нас, кто близко его знал и любил как человека, хотели избежать всей дурной славы и циркоподобной атмосферы, которая окружала смерти таких рок-звёзд, как Дженис Джоплин и Джими Хендрикс.

Я могу сказать, что Джим умер тихо и естественной смертью: с марта он был в Париже со своей женой Пэм. В Париже он посещал врача по поводу проблем с дыхательной системой, и он жаловался на эти проблемы в субботу, день своей смерти...”

В последующие дни Сиддонз не добавил никакой информации, потому что её не было.

Другим фактором, служащим большой причиной для недоверия, был тот факт, что Сиддонз никогда не видел тела. Всё, что он увидел в квартире Джима и Памелы, был закрытый гроб и свидетельство о смерти с подписью одного врача. Не было отчётов ни полиции, ни врача. Не было вскрытия. Всё, что у него было - это слова Памелы о том, что Джим умер.

Почему не было вскрытия? “Просто потому, что мы не хотели этого делать. Мы хотели оставить Джима одного. Он умер тихо и с достоинством”.

Кто был врач? Сиддонз не знал, Памела не помнила. Но подписи можно было подделать или купить.

Во всяком случае, это - официальная версия того, как умер Джим Моррисон. Все другие версии звучат более странно. И, может быть, более правдоподобно.

Парижане называют причиной его смерти героин. Джим был регулярным посетителем “Rock’n’Roll Circus”, французского ночного клуба, известного тогда места тусовки героинового подполья. Джиму всегда нравилось вращаться среди дегенератов, он получал удовольствие от того, что несло в себе их общество. Он посещал skid row (Районы, где живут "отбросы общества".) в Лос-Анджелесе и иногда в Нью-Йорке. Он регулярно наведывался в “Circus”, тамошняя публика знала его. Однако, интерес Джима был здесь больше любопытством зрителя, чем участника. Он пил в skid row, но едва ли он колол в “Circus” наркотики. Кроме того, у него был старый и прочный страх - вводить иглу под кожу. Если в ту ночь он принял в Париже героин, то это было бы впервые, хотя, возможно, раньше он нюхал героин. Кроме того, Джима ведь нашли вванной - не это ли первое место, куда кладут жертву передозировки, чтобы попытаться её оживить? Разве некоторые из надписей на его могиле на “Pere La Chaise” - “Спасибо от наркоманов” и “Shootez” - не подтверждают предположения о том, что это была передозировка, а не сердечный приступ?

Если бы Джим принял сверхдозу, врач, вероятно, заметил бы следы от иглы. Однако, если он курил героин, то это можно было бы обнаружить, только взяв анализ крови. Без вскрытия мы этого никогда не узнаем. Возможно, это так. Смертельная доза вдыхаемого героина значительно уменьшается, когда он смешивается с алкоголем. То и другое вместе парализуют центральную нервную и дыхательную системы, приводя к быстрой и безболезненной смерти.

Среди друзей Джима бытует и множество других версий. Одни считают, что его убили, выбив ножом глаза (объясняя: “чтобы освободить его душу”). Другие предполагают, что его убила своим колдовством по международному телефонному разговору из Нью-Йорка отвергнутая любовница. Есть версии, согласно которым Джим стал жертвой политического заговора, имевшего целью дискредитацию и уничтожение хиппи (Новых Левых), стиля жизни контркультуры (фактически, здесь предполагают, что существовала гигантская, всепроникающая, связанная в единое целое серия заговоров, включавшая в себя выстрелы на Кент Стэйт и Джексон Стэйт, восстание в Айла Виста, бомбардировки в Витхермене, строгие приговоры к длительному заключению в отношении Тимоти Лири и чикагской восьмёрки, убийц Чарли Мэнсона - не говоря о смертях Хендрикса, Джоплин и более чем двух дюжин Чёрных Пантер). Джим, конечно, был достаточно популярен и, что ещё хуже, достаточно остроумен, чтобы побудить заинтересованные силы предпринять какие-либо действия для предотвращения его гибельного влияния. Конечно, власти относились кнему настороженно, а именно - ФБР вело глубокое расследование его прошлого, последовавшее за арестом в Майами.

Другие, менее склонные к заговорам, полагают, что Джим принял сверхдозу кокаина, особенно любимого им наркотика, менее опасного, чем героин, даже когда его употребляют в огромных количествах. Говорят также, что Джим умер от “естественных причин”, но Памелы не было в квартире, когда он умер. Возможно, она уехала на выходные с графом и, вернувшись только в понедельник, обнаружила Джима мёртвым, что объясняет и задержку с объявлением о смерти. Некоторые просто пожимают плечами и говорят, что, не считая версий об убийстве, неважно, как именно он умер - принял ли сверхдозу чего-то, был ли у него сердечный приступ или же он просто напился до смерти (как очень многие предполагали с самого начала). Последняя версия говорит ещё о “суициде”. Так или иначе, Джим умер от самозлоупотребления, и выяснение того, как именно - всего лишь определение калибра мифического пистолета, который он разрядил в свою голову.

Наверняка правду о том, как умер Джим Моррисон, не знает никто. Если был когда-либо человек, который был готов, способен и хотел умереть, то это был Джим. Его тело состарилось, а душа устала.

С другой стороны, есть и те, кого не устраивает ни одна из этих версий. Джим Моррисон не умер, - говорят они. Эта идея не настолько уж притянута за уши, как это может показаться. Если был когда-либо человек, который был готов, хотел и мог исчезнуть, то это тоже был Джим. Это весьма соответствовало его непредсказуемому характеру - инсценировать свою собственную смерть, что означало бы - избавиться от жизни на публике. Он устал от имиджа, из которого он вырос, но который не мог искупить. Он добился признания как поэт только для того, чтобы подчеркнуть эти попытки своей привлекательностью в образе культурного героя. Ему нравилось петь, и он действительно любил тот талант, который воплощали собой “Doors”, но он также и отчаянно искал освобождения от давления, которое было следствием “звёздности”. Возможно, в выходные 3-4 июляон не сделал ничего больше, кроме как выпал из поля зрения, чтобы обрести покой, чтобы писать и чтобы стать анонимно свободным.

Конечно, семена такой мистификации были им посеяны: в Сан-Франциско ещё в начале 1967го года, когда у “Doors” ещё не было своего хита, Джим предложил выкинуть смертельный трюк, чтобы привлечь к группе общенациональное внимание. Был также и его комментарий об имени Mr. Mojo Risin’: это имя для контактов с офисом после того, как он “уедет в Африку ”. Кроме того, обоим авторам этой книги он в разное время говорил, что вполне представляет себя круто сменившим карьеру и превратившимся в бизнесмена при костюме и галстуке. Стив Харрис, ассистент Джека Холзмана, ясно помнит, что после смерти Брайана Джонса Джим спрашивал его, что будет, если он вдруг умрёт? Джим хотел знать, как это отразится на бизнесе. Что скажет пресса? И кто в это поверит?

Эти зёрна были посеяны в его жизни даже раньше. Когда Джим изучал жизнь и поэзию Артюра Рембо, его поразил тот факт, что Рембо все свои стихи написал в возрасте 19 лет, а потом исчез в Северной Африке и стал контрабандистом оружия и работорговцем. С Мэри Фрэнсис Вербелоу Джим подолгу рассуждал о том, как Дисципль украл тело Христа из склепа, шутя о “Пасхальном Воровстве”, но относясь к этому совершенносерьёзно и логически.

Все самые близкие друзья Джима соглашаются (и некоторые настаивают), что это та самая выходка, которую мог бы проделать Джим..., а с помощью преданной Памелы он мог на самом деле - невероятно! - это осуществить.

Агнесса Варда и Алан Роней молчат. Робин Вертль и Эрве Мюллер клянутся, что не знают ничего особенного. Сиддонз знает только то, что он видел, и то, что рассказала ему Памела. А Памела унесла тайну с собой в могилу, когда умерла через три года после Джима.

Прошло уже десятилетие, но всё ещё нет вестей от Mr. Mojo Risin’.

 

Послесловие

Поэт Блэйк сказал: “Дорога излишеств ведёт во дворец мудрости”. Джим Моррисон понял это, и он был чрезмерен во всём. Каждый поэт достигает мудрости, если он действительно поэт, или же он никогда не достигает её, если он - только божественный дурак. Это одно и то же.

Другая пословица из творения “Свадьба Рая и Ада” Блэйка: “Благоразумие - богатая уродливая старая служанка, соблазнённая Неспособностью”. Джим не был благоразумен, и из этого следует, что он редко знал неспособность. Джим был метафорическим героем, который возбуждал нас своей энергией и смелостью. Он доверял своим чувствам в восприятии мира и изменял их алкоголем (посвящённым Дионисию, богу драмы и интоксикации), кислотой и внутренним эликсиром его собственного возбуждения и изобилия. Джим был одной из ярчайших душ, которые я когда-либо знал, и одной из наиболее целостных - ведь все мы млекопитающие бытия, состоящие из мяса и нервов, вынужденных быть единым целым.

Джим был очарован опытом своих чувств и постоянно наслаждался изменениями в своей нервной системе. Когда он перестал быть затянутым в кожу певцом - секссимволом “Doors”, он стал замечательной развалиной, которая расцвела в толстого блюзового певца.

Что мне нравится в его биографии - Джим знал, что он поэт. Это было основой моей дружбы с ним и нашего братства. Авторы книги также показывают, что, несмотря на заработанные доллары, Джим не был материалистом, как многие другие художники рок-н-ролла. Модульность, которую любил Джим, - опыт и действие. Он хотел сверх-доказательства природы материи в золоте неудовлетворённого восхищения.

Мы с Джимом встречались в Лондоне, чтобы обсудить фильм по моей пьесе “Борода”. Джим встретил меня в аэропорту, и я рассказал ему об образе романтических поэтов, летящих на самолёте через ночное небо. Я показал ему новую поэму о Билли и Кид, и он спонтанно написал стихотворение для Джина Харлоу в моей записной книжке.

Мы совершили поэтическую экскурсию по городу - по узким местам Сохо и в музей Tate, а затем ночью при лунном свете с поэтом Кристофером Логом съездили посмотреть больницу, построенную на том месте, где когда-то жил Блэйк. Мы ненадолго стали завсегдатаями музыкальных клубов, “The Bag of Nails” и “Arethusa’s”, где мы видели Кристин Килер, кинозвёзд, стаканами пили “Courvoisier” и вели философские беседы с кинорежиссёрами.

В Лондоне я в первый раз прочёл стихи Джима. В ясном, похожем на мескалин свете похмелья я нашёл на кофейном столике в его квартире в Белгрэвии рукопись “Новых творений” и был взволнован тем, что читал.

Я не знаю лучшего поэта из поколения Джима. Мало кто из поэтов был такой общественной фигурой или развлекателем (возможно, Маяковский в России в двадцатые и тридцатые), и ни у кого не было такой быстрой и мощной карьеры.

Все слышали музыку “Doors” и знают официальную легенду, но Джим чувствовал, что, возможно, его стихи прочтут только потому, что он - рок-звезда. Он охранял свои стихи вдумчиво и заботливо, работая над ними в тайне.

Когда я увидел в Лондоне рукопись его “Новых творений”, я предложил, чтобы Джим издал их для друзей за свой счёт, а потом, если захочет, отдал книгу коммерческому издателю. Вот что произошло. Джим - это два художника в одном человеке, страстный и пылкий певец (я видел, однажды Джим пел так долго, что публике приходилось ложиться на пол, чтобы его слушать) и спокойный одарённый молодой поэт от Бога. Он был Mr. Mojo Risin’ - и Джеймс Дуглас Моррисон, поэт шотландско-американского происхождения.

Мы с Джимом устраивали поэтические чтения, и я видел, как он нервничает, но полон решимости быть услышанным на этом уровне. Я слышал Джима, уже после его смерти, на записи в игорном доме, бывшем немецком форте в Восточной Африке. Всякий раз я слышал художника.

Когда я читаю Джима, я чувствую, что это друг, которого я потерял. Я чувствую Джима как брата, с которым я разговариваю.

Как сказал Джордж МакДональд:

Одна только смерть может спасти от смерти.

Любовь - это смерть, и это так смело.

Любовь может заполнить

самую глубокую могилу.

Любовь любит под волной.

Жизнь Джима и его искусство создали резонирующую волну, а он сам стал ярким поющим изваянием в светопредставлениях и увеличении. Но его стихи и песни по-прежнему изящно доказывают, что “одна только смерть может спасти от смерти”.