Воспоминание в Царском Селе

Воспоминаньями смущенный,

Исполнен сладкою тоской,

Сады прекрасные, под сумрак ваш священный

Вхожу с поникшею главой.

Так отрок библии, безумный расточитель,

До капли истощив раскаянья фиал,

Увидев наконец родимую обитель,

Главой поник и зарыдал.

 

В пылу восторгов скоротечных,

В бесплодном вихре суеты,

О, много расточил сокровищ я сердечных

За недоступные мечты,

И долго я блуждал, и часто, утомленный,

Раскаяньем горя, предчувствуя беды,

Я думал о тебе, предел благословенный,

Воображал сии сады.

 

Воображаю день счастливый,

Когда средь вас возник лицей,

И слышу наших игр я снова шум игривый

И вижу вновь семью друзей.

Вновь нежным отроком, то пылким, то ленивым,

Мечтанья смутные в груди моей тая,

Скитаясь по лугам, по рощам молчаливым,

Поэтом забываюсь я.

 

И въявь я вижу пред собою

Дней прошлых гордые следы.

Еще исполнены великою женою,

Ее любимые сады

Стоят населены чертогами, вратами,

Столпами, башнями, кумирами богов

И славой мраморной, и медными хвалами

Екатерининских орлов.

 

Садятся призраки героев

У посвященных им столпов,

Глядите; вот герой, стеснитель ратных строев,

Перун кагульских берегов.

Вот, вот могучий вождь полунощного флага,

Пред кем морей пожар и плавал и летал.

Вот верный брат его, герой Архипелага,

Вот наваринский Ганнибал.

 

 

Среди святых воспоминаний

Я с детских лет здесь возрастал,

А глухо между тем поток народной брани

Уж бесновался и роптал.

Отчизну обняла кровавая забота,

Россия двинулась и мимо нас летят

И тучи конные, брадатая пехота,

И пушек медных светлый ряд.

______________

 

На юных ратников взирали,

Ловили брани дальний звук

И детские лета и..... проклинали

И узы строгие наук.

И многих не пришло. При звуке песней новых

Почили славные в полях Бородина,

На кульмских высотах, в лесах Литвы суровых,

Вблизи Монмартра......

1829

* * *

Восстань, о Греция, восстань.

Недаром напрягала силы,

Недаром потрясала брань

Олимп и Пинд, и Фермопилы.

 

Под сенью ветхой их вершин

Свобода юная возникла,

На гробах.... Перикла,

На...... мраморных Афин.

 

Страна героев и богов

Расторгла рабские вериги

При пеньи пламенных стихов

Тиртея, Байрона и Риги.

1829

* * *

Всё в жертву памяти твоей:

И голос лиры вдохновенной,

И слезы девы воспаленной,

И трепет ревности моей,

И славы блеск, и мрак изгнанья,

И светлых мыслей красота,

И мщенье, бурная мечта

Ожесточенного страданья.

1825

* * *

Всем красны боярские конюшни:

Чистотой, прислугой и конями;

Всем довольны добрые кони:

Кормом, стойлами и надзором.

Сбруя блещет на стойках дубовых,

В стойлах лоснятся борзые кони.

Лишь одним конюшни непригожи -

Домовой повадился в конюшни.

По ночам ходит он в конюшни

Чистит, холит коней боярских,

Заплетает гриву им в косички,

Туго хвост завязывает в узел.

Как не взлюбит он вороного.

На вечерней заре с водопою

Обойду я боярские конюшни

И зайду в стойло к вороному -

Конь стоит исправен и смирен.

А поутру отопрешь конюшню,

Конь не тих, весь в мыле, жаром пышет,

С морды каплет кровавая пена.

Во всю ночь домовой на нем ездил

По горам, по лесам, по болотам,

С полуночи до белого света -

До заката месяца.......

 

Ах ты, старый конюх неразумный,

Разгадаешь ли, старый, загадку?

Полюбил красну девку младой конюх,

Младой конюх, разгульный парень -

Он конюшню ночью отпирает,

Потихонько вороного седлает,

Полегонько выводит за вороты,

На коня на борзого садится,

К красной девке в гости скачет.

1827 А.Пушкин. Полное собрание сочинений.
Москва, Библиотека "Огонек",
изд-во "Правда", 1954.

* * *

Вы за "Онегина" советуете, други,

Приняться мне опять в осенние досуги.

Вы говорите мне: он жив и не женат.

Итак, еще роман не кончен - это клад:

Вставляй в просторную, вместительную раму

Картины новые - открой нам диораму:

Привалит публика, платя тебе за вход -

(Что даст еще тебе и славу и доход).

 

Пожалуй - я бы рад -

Так некогда поэт

................

1835

Выздоровление

Тебя ль я видел, милый друг?

Или неверное то было сновиденье,

Мечтанье смутное, и пламенный недуг

Обманом волновал мое воображенье?

В минуты мрачные болезни роковой

Ты ль, дева нежная, стояла надо мной

В одежде воина с неловкостью приятной?

Так, видел я тебя; мой тусклый взор узнал

Знакомые красы под сей одеждой ратной:

И слабым шопотом подругу я назвал...

Но вновь в уме моем стеснились мрачны грезы,

Я слабою рукой искал тебя во мгле...

И вдруг я чувствую твое дыханье, слезы

И влажный поцелуй на пламенном челе...

Бессмертные! с каким волненьем

Желанья, жизни огнь по сердцу пробежал!

Я закипел, затрепетал...

И скрылась ты прелестным привиденьем!

Жестокий друг! меня томишь ты упоеньем:

Приди, меня мертвит любовь!

В молчаньи благосклонной ночи

Явись, волшебница! пускай увижу вновь

Под грозным кивером твои небесны очи,

И плащ, и пояс боевой,

И бранной обувью украшенные ноги.

Не медли, поспешай, прелестный воин мой,

Приди, я жду тебя. Здоровья дар благой

Мне снова ниспослали боги,

А с ним и сладкие тревоги

Любви таинственной и шалости младой.

1818 А.Пушкин. Полное собрание сочинений.
Москва, Библиотека "Огонек",
изд-во "Правда", 1954.

Герой

Что есть истина?

 

Д р у г

 

Да, слава в прихотях вольна.

Как огненный язык, она

По избранным главам летает,

С одной сегодня исчезает

И на другой уже видна.

За новизной бежать смиренно

Народ бессмысленный привык;

Но нам уж то чело священно,

Над коим вспыхнул сей язык.

На троне, на кровавом поле,

Меж граждан на чреде иной

Из сих избранных кто всех боле

Твоею властвует душой?

 

 

П о э т

 

Всё он, всё он - пришлец сей бранный,

Пред кем смирилися цари,

Сей ратник, вольностью венчанный,

Исчезнувший, как тень зари.

 

 

Д р у г

 

Когда ж твой ум он поражает

Своею чудною звездой?

Тогда ль, как с Альпов он взирает

На дно Италии святой;

Тогда ли, как хватает знамя

Иль жезл диктаторский; тогда ль,

Как водит и кругом и вдаль

Войны стремительное пламя,

И пролетает ряд побед

Над ним одна другой вослед;

Тогда ль, как рать героя плещет

Перед громадой пирамид,

Иль, как Москва пустынно блещет,

Его приемля,- и молчит?

 

 

П о э т

 

Нет, не у счастия на лоне

Его я вижу, не в бою,

Не зятем кесаря на троне;

Не там, где на скалу свою

Сев, мучим казнию покоя,

Осмеян прозвищем героя,

Он угасает недвижим,

Плащом закрывшись боевым.

Не та картина предо мною!

Одров я вижу длинный строй,

Лежит на каждом труп живой,

Клейменный мощною чумою,

Царицею болезней... он,

Не бранной смертью окружен,

Нахмурясь, ходит меж одрами

И хладно руку жмет чуме,

И в погибающем уме

Рождает бодрость... Небесами

Клянусь: кто жизнию своей

Играл пред сумрачным недугом,

Чтоб ободрить угасший взор,

Клянусь, тот будет небу другом,

Каков бы ни был приговор

Земли слепой...

 

 

Д р у г

 

Мечты поэта -

Историк строгий гонит вас!

Увы! его раздался глас,- *

И где ж очарованье света!

 

 

П о э т

 

Да будет проклят правды свет,

Когда посредственности хладной,

Завистливой, к соблазну жадной,

Он угождает праздно! - Нет!

Тьмы низких истин мне дороже

Нас возвышающий обман...

Оставь герою сердце! Что же

Он будет без него? Тиран...

 

 

Д р у г

 

Утешься............

 

29 сентября 1830, Москва.

 

 

* Mеmoires de Bourrienne [Воспоминания Бурьена]

(франц). Прим. Пушкина.

1830

* * *

Глухой глухого звал к суду судьи глухого,

Глухой кричал: "Моя им сведена корова!"-

"Помилуй,- возопил глухой тому в ответ:-

Сей пустошью владел еще покойный дед".

Судья решил: "Чтоб не было разврата,

Жените молодца, хоть девка виновата".

1830

Гнедичу

С Гомером долго ты беседовал один,

Тебя мы долго ожидали,

И светел ты сошел с таинственных вершин

И вынес нам свои скрижали.

И что ж? ты нас обрел в пустыне под шатром,

В безумстве суетного пира,

Поющих буйну песнь и скачущих крутом

От нас созданного кумира.

Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.

В порыве, гнева и печали

Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей,

Разбил ли ты свои скрижали?

О, ты не проклял нас. Ты любишь с высоты

Скрываться в тень долины малой,

Ты любишь гром небес, но также внемлешь ты

Жужжанью пчел над розой алой.

Таков прямой поэт. Он сетует душой

На пышных играх Мельпомены,

И улыбается забаве площадной

И вольности лубочной сцены,

То Рим его зовет, то гордый Илион,

То скалы старца Оссиана,

И с дивной легкостью меж тем летает он

Во след Бовы иль Еруслана.

1832

* * *

Город пышный, город бедный,

Дух неволи, стройный вид,

Свод небес зелено-бледный,

Скука, холод и гранит -

Всё же мне вас жаль немножко,

Потому что здесь порой

Ходит маленькая ножка,

Вьется локон золотой.

1828

Гусар

Скребницей чистил он коня,

А сам ворчал, сердясь не в меру:

"Занес же вражий дух меня

На распроклятую квартеру!

 

Здесь человека берегут,

Как на турецкой перестрелке,

Насилу щей пустых дадут,

А уж не думай о горелке.

 

Здесь на тебя как лютый зверь

Глядит хозяин, а с хозяйкой -

Небось, не выманишь за дверь

Ее ни честью, ни нагайкой.

 

То ль дело Киев! Что за край!

Валятся сами в рот галушки,

Вином - хоть пару поддавай,

А молодицы-молодушки!

 

Ей-ей, не жаль отдать души

За взгляд красотки чернобривой,

Одним, одним не хороши..."

- А чем же? расскажи, служивый.

 

Он стал крутить свой длинный ус

И начал: "Молвить без обиды,

Ты, хлопец, может быть, не трус,

Да глуп, а мы видали виды.

 

Ну, слушай: около Днепра

Стоял наш полк; моя хозяйка

Была пригожа и добра,

А муж-то помер, замечай-ка!

 

Вот с ней и подружился я;

Живем согласно, так что любо:

Прибью - Марусинька моя

Словечка не промолвит грубо;

 

Напьюсь - уложит, и сама

Опохмелиться приготовит;

Мигну бывало: Эй, кума! -

Кума ни в чем не прекословит.

 

Кажись: о чем бы горевать?

Живи в довольстве, безобидно;

Да нет: я вздумал ревновать.

Что делать? враг попутал видно.

 

Зачем бы ей, стал думать я,

Вставать до петухов? кто просит?

Шалит Марусинька моя;

Куда ее лукавый носит?

 

Я стал присматривать за ней.

Раз я лежу, глаза прищуря,

(А ночь была тюрьмы черней,

И на дворе шумела буря)

 

И слышу: кумушка моя

С печи тихохонько прыгнула,

Слегка обшарила меня,

Присела к печке, уголь вздула

 

И свечку тонкую зажгла,

Да в уголок пошла со свечкой,

Там с полки скляночку взяла

И, сев на веник перед печкой,

 

Разделась донага; потом

Из склянки три раза хлебнула,

И вдруг на венике верхом

Взвилась в трубу - и улизнула.

 

Эге! смекнул в минуту я:

Кума-то, видно, басурманка!

Постой, голубушка моя!...

И с печки слез - и вижу: склянка.

 

Понюхал: кисло! что за дрянь!

Плеснул я на пол: что за чудо?

Прыгнул ухват, за ним лохань,

И оба в печь. Я вижу: худо!

 

Гляжу: под лавкой дремлет кот;

И на него я брызнул склянкой -

Как фыркнет он! я: брысь!... И вот

И он туда же за лоханкой.

 

Я ну кропить во все углы

С плеча, во что уж ни попало;

И всё: горшки, скамьи, столы,

Марш! марш! всё в печку поскакало.

 

Кой чорт! подумал я: теперь

И мы попробуем! и духом

Всю склянку выпил; верь не верь -

Но к верху вдруг взвился я пухом.

 

Стремглав лечу, лечу, лечу,

Куда, не помню и не знаю;

Лишь встречным звездочкам кричу:

Правей!... и наземь упадаю.

 

Гляжу: гора. На той горе

Кипят котлы; поют, играют,

Свистят и в мерзостной игре

Жида с лягушкою венчают.

 

Я плюнул и сказать хотел...

И вдруг бежит моя Маруся:

Домой! кто звал тебя, пострел?

Тебя съедят! Но я, не струся:

 

Домой? да! чорта с два! почем

Мне знать дорогу?- Ах, он странный!

Вот кочерга, садись верьхом

И убирайся, окаянный.

 

- Чтоб я, я сел на кочергу,

Гусар присяжный! Ах ты, дура!

Или предался я врагу?

Иль у тебя двойная шкура?

 

Коня! - На, дурень, вот и конь.-

И точно: конь передо мною,

Скребет копытом, весь огонь,

Дугою шея, хвост трубою.

 

- Садись.- Вот сел я на коня,

Ищу уздечки,- нет уздечки.

Как взвился, как понес меня -

И очутились мы у печки.

 

Гляжу: всё так же; сам же я

Сижу верьхом, и подо мною

Не конь - а старая скамья:

Вот что случается порою".

 

И стал крутить он длинный ус,

Прибавя: "Молвить без обиды,

Ты, хлопец, может быть, не трус,

Да глуп, а мы видали виды".

1833