Глава 35. Хижина Авроры. Риккардо

 

Аврора сидела в гамаке и смотрела под ноги. Плечи её поникли, руки мёртвым грузом лежали на коленях, голова была наклонена вперёд, подбородок касался груди. Глаза Авроры были закрыты, наводя скорее не на мысли о Великом Оу, а на догадку об апоплексическом ударе, ну, или по меньшей мере, о крайней степени отчаяния.

Наверное, последнее и было правдой.

Аврора вспоминала, как однажды к ней пришёл усатый, тонкий, как жердь, банкир и попросил проникнуть в сны его напарника, так как больше не доверяет ему, подозревая, что тот позарился на его состояние.

Банкир предложил какую-то астрономическую сумму в золоте и облигациях Здания, банкир был вежлив и сдержан, банкир желал узнать, можно ли верить его компаньону. Аврора отказала.

Спустя неделю, к ней заявился моложавый пижон, блондин с небрежным пробором. Это был напарник банкира. Подозрения банкира оказались верными. Напарник просил Аврору через сон внушить банкиру вложить все сбережения в одно сомнительное дельце, за которым и стоял молодой человек, дабы путём нехитрых махинаций ободрать банкира как липку. Напарник обещал немалый процент от состояния усатого финансиста, что, в итоге, наверное, оказалось бы больше той суммы, что предлагал сам владелец этого состояния неделю назад, но Аврора отказала и молодому блондину. Тогда он попросил хотя бы узнать шифр сейфа, решившись на банальное воровство, но Аврора была непреклонна. Пижон ушёл ни с чем, вслед за своим компаньоном.

Прошёл год или два, и к Авроре пришёл совсем юный наследник древнего кассийского рода, с томным взглядом глубоких карих глаз. Он был влюблён в свою кузину и просил одного: влюбить её в себя, угрожая вскрыть нежные тёмно-синие вены на тонких руках, в случае отказа. Юноша предлагал десять монет золотом и даже поднял до пятнадцати, когда Аврора отказала ему в первый раз. Наследник стоял в белом песке хижины на коленях, успев поднять вознаграждение до двадцати монет, а когда и это не помогло, вскочил, и, потемнев от гнева, проклял Аврору на древнем наречии своего рода, развернулся и ушёл прочь, смешно топая по песку худыми ногами.

Как-то к Авроре пришёл гимназист, совсем мальчик, лет пятнадцати, он был сутул и скован и просил через сон убедить отца перевести его в любое другое заведение, лишь бы не оставаться в классе, где над ним издевались каждый Божий день. У мальчика было всего две серебряных монеты. Сердце Авроры обливалось кровью, но отказала и ему. Ведь она отреклась от тёмного дела Ло.

А теперь у Авроры в руках было три недостающих монеты, но ей было тошно. Роза дала ей денег из жалости, как подают нищим. А она такой и была, кого ей обманывать. Нищая старуха в хижине у моря. У Авроры одно платье вот уже лет шесть, Аврора не ест досыта несколько месяцев, Аврора мёрзнет каждую зиму, у Авроры ломит кости, Аврора даже не может продать найденную рыбу. А всё потому, что она не может покинуть море и эту ужасную хижину. Всё из-за него. Из-за проклятого моря. Авроре бросили три медные монеты, ни одна самая грязная проститутка в городе за эту сумму даже рукой не ублажит мужчину, а Аврора счастлива, счастлива до жопы трём сраным монетам, будь они прокляты в самую полночь, в самую Скорбную впадину двенадцать дюжин раз тремя стрелками во все дыры! Постыдная, унизительная старость. Аврора не поднимала тяжёлый взгляд, но слышала волны.

«Ты, синяя громада, будь ты проклята, как последняя морская шлюха, в каждую щель, в каждую волну и завитушку твою, ты думаешь легко жить здесь?! Всё из-за него, ты забрала у меня его, ты забрала у меня их, ты забрала у меня всё и теперь плещешься волнами перед моей хижиной, пенная шалава! Море кормит? – Аврора усмехнулась. – Море не даёт сдохнуть и смеётся мне в лицо».

Аврора захотела вскочить, швырнуть монеты в песок, в волны, затем бросить туда же рыбу, ломая последние спички в коробке, поджечь хижину, сбежать прочь вдоль берега, рыдая в голос, рухнуть в песок, умереть…

Тень заслонила свет.

«Ну, вот и инспектор», – подумала Аврора.

– Аврора, здравствуй. Ты жива, старуха? – голос Риккардо заставил Аврору вздрогнуть.

Она подняла взгляд.

– Жива, Риккардо, не надейся, – Аврора улыбнулась. Риккардо был её старым другом.

Он казался моложе Авроры, хотя был её ровесником. Кожа его была коричневой от солнца и соли, зубы до сих пор были белоснежными, а по карте морщин вокруг глаз было ясно, что улыбка почти не сходит с его лица. Складки над переносицей, кажется, уже не видно (след, оставленный гибелью его жены Аделаиды несколько лет назад). Риккардо не сломили ни вдовство, ни Сухой Мор, ни другие напасти. Таких, как он, называли солнечными, полуденными – за морщины вокруг глаз, за вечную удачу на море и полные сети, за добрую шутку, за лёгкий нрав и сильный характер. Авроре бы впору возненавидеть Риккардо за всю его чёртову радость, но Аврора его любила. В молодости Риккардо был влюблён в Аврору. Вся деревня это знала. Он даже бросил венок на порог её хижины. Это было давно, но это было. Вся деревня это знала.

– Как твои дела? Видел, гости у тебя были из богатых, – он рассмеялся. Зубы у него были белые, а лицо смуглое, загорелое.

Аврора уже поднималась.

– Дела теперь получше. А ты как?

– Отлично. Да хранит меня Полдень… Я к тебе по делу, – Риккардо оглядел хижину, потом снова посмотрел на женщину, – нет, сны мне не нужны, – улыбнулся он, – мне нужна сеть, Аврора.

Аврора вспомнила про свою просьбу о шторме.

– Все в порядке, не пугайся, – он продолжал улыбаться, – просто дела пошли очень хорошо, поймал пару больших рыб, продал на рынке. Появились деньги, решил купить вторую сеть – буду теперь закидывать две.

– Да ты расширяешь дело, Риккардо, – у женщины отлегло от сердца, – скоро станешь хозяином порта и перестанешь с нами, бедняками, здороваться.

Риккардо засмеялся.

– Это ещё кто перестанет! Ко мне на таких колясках никто не приезжает.

Аврора, снимая сеть, отмахнулась.

– Это всё Роза ко мне частит, – теперь Аврора говорила быстро, с тягучими, уходящими вверх окончаниями фраз, как все жители побережья. Она уже давно так не разговаривала. Весть о чужом счастье как-то омолодила её, вернув былой блеск глаз и забытый говор:

– Роза всё ходит ко мне… а? Ну! Опять влюблена… Тебе покрупнее, помельче? Ага, вот посмотри. Самая лучшая!

Риккардо взял сеть. Аврора была немолода, зрение и сноровка уже не те. Он мог купить сеть лучше, но он хотел купить у Авроры. Он внимательно оглядел несколько ячеек. Он мог бы купить сеть лучше.

– Отлично! Ты, как всегда, лучше всех.

– Ой, смотри, акулу не поймай, подхалим. За монету отдам.

– Идёт, – Риккардо полез в карман. – Держи две.

– Так, Риккардо... – начала Аврора, но Риккардо её перебил:

– Слышать не хочу. Все продают по три, а ты по одной хочешь.

Аврора взяла две монеты. Когда-то Риккардо был влюблён в Аврору. Вся деревня это знала. Где-то далеко, но, вроде бы, на берегу пропел полицейский рожок.

– Ох, ну, ты действительно скоро станешь хозяином порта, Риккардо.

– Повтори это в полдень, благо, уже… Ого, какая рыбина. Поймала? Как ты сама? К осени готова?

– Готова… – вымолвила женщина. – Море кормит.

– Море кормит, – повторил Риккардо. Он пошутил про влюблённости Розы, они рассмеялись.

– Кстати, – улыбка сошла с его лица, Риккардо помялся, – в городе ходит слушок. Мне рассказали скупщики рыбы. В общем, инспектор якобы хочет повысить налоги. На побережье, в этой части особенно. Сухие здесь свои дворцы строить хотят.

– Спасибо, Риккардо.

– Мы-то там в деревне не попадём, скорей всего, под Положение, они на это не пойдут, а ты, смотри – прямо у них под боком… Лучше узнать заранее, попадаешь ты или нет…

Аврора смотрела на Риккардо.

– Спасибо, Риккардо.

– У тебя же заначка есть, если что? – его улыбка была немного натянутой.

– Спасибо, Риккардо.

Риккардо кивнул, улыбнулся ещё раз и повернулся к выходу. Аврора смотрела на него. Когда-то Риккардо был в неё влюблён. В то утро она нашла два венка у входа в хижину. Яркий и ладный от Риккардо из полевых цветов и морских водорослей и невзрачный и неровный, в котором тины и стеблей было больше, чем бутонов.

– До встречи, Аврора. Спасибо за сеть.

Когда-то Риккардо был влюблён в Аврору. Вся деревня это знала. Выбери она в то утро другой венок, всё могло бы сложиться иначе.

– Тебе спасибо. Спокойного моря и добрых рыб.

Риккардо не стал повторять пословицу про полдень, а просто показал пальцем вверх – солнце было почти в зените.

Когда рыбак ушёл, Аврора подумала, что Бог сжалился над ней и послал ей Риккардо и Розу. Она горячо отблагодарила Бога. Три лишние монеты делали её почти богатой. Она могла купить угля или соли, или спичек, или чего-то ещё. Она села в гамак и стала смотреть на море, подобрав со стола обрывок бечевы. В тот день она могла выйти в венке Риккардо, и всё было бы иначе.

Риккардо. Счастливчик, поцелованный Полуднем. Солнечный Риккардо. Полуденный Риккардо. Как он смотрел на неё в тот день. Солнце вокруг его глаз померкло. Он был даже больше удивлён, чем расстроен. Когда-то она разбила его солнечное сердце, а теперь он покупает у неё сети из жалости. А всё из-за него. И из-за моря.

Ненависть кипела в Авроре. «Будь проклято море. Будь проклят он. Будь проклят Риккардо». Аврора встала с гамака, быстро вышла из хижины, пересекла побережье, подошла к самым волнам. Она уже занесла ногу, чтобы пнуть воду со всей болью и отчаянием, что накопилась в ней, но вдруг услышала крик чайки.

Аврора смотрела вверх, щурясь от солнца. Над ней парила птица. Аврора смотрела вверх. Слезы текли по коричневым щекам. Её плечи и грудь сотрясали рыдания.

Аврора медленно вернулась в хижину. На столе лежало шесть монет.

«Он купил мою сеть из жалости», – подумала Аврора, собрала монеты и припрятала их недалеко от банки с другими.

Риккардо. Полуденный Риккардо. Последний герой побережья. Аврора усмехнулась. Его наверняка похоронят в море. Она думала о том, что раньше в море хоронили героев города Полудня. Была такая традиция: вся похоронная процессия с оркестром и родственниками усопшего, возглавляемая несущими гроб, заходила в волны на закате, до того, как красная от солнца вода не подступала к самому горлу, и тогда гроб толкали в закат, и море забирало героя. Несколько десятков лет назад у богачей появилась мода оставлять завещание на такие похороны, но проблема была в том, что море не хотело принимать простых смертных, и гробы выносило волнами назад, переворачивало и разбивало, и чайки клевали распухшие трупы сильных мира сего. Потому мода на такие завещания быстро прошла: можно было обмануть и подкупить людей, но нельзя было обмануть и подкупить море. Аврора смотрела на море и думала о том, что в этом городе уже так давно не хоронили героев. Аврора смотрела на море. «Наверное, я не достойна моря», – подумала она.

Несмотря на то что она могла позволить себе теперь и угля и соли или угля и спичек, или спичек и соли и ещё пресной воды и нитей, она не чувствовала себя ни счастливой, ни довольной.

Аврора потрогала мочки ушей. Утренний отёк почти спал. Она подумала сделать усыпляющий отвар, но потом решила, что опять не воспользуется им и будет всю ночь путешествовать по снам в поисках...

«В поисках чего, Аврора? Был бы он жив, давно бы встретила его сновидения. Что он, даже не тоскует по мне, и я ему не снюсь? Не может такого быть, а если может, то это хуже всего, пусть лучше бы умер» – она испугалась своей мысли, посмотрела на обрывок бечевы и чуть не отбросила его, как змею, испугавшись ещё больше. Этот узел понравился бы Розе.

«Нет. Пускай любой. Какой угодно. Но живой. Пусть я не достойна моря. Пусть он не достоин меня. Я буду ждать, – подумала Аврора. – Я буду ждать».

Так она сидела, сжав в руках узел, и смотрела на море, в котором так давно не хоронили героев, пока в проёме, заслонив свет, не появился инспектор.

Инспектор снял шляпу и чуть поклонился.

– Добрый полдень, Аврора. Я к Вам.