Осознавал свое несчастье. В это утро, кончая переписывать письмо, он чуть ли

не посмеивался. "Да неужели это может быть, - говорил он себе, - чтобы

нашелся на свете такой юноша, который на самом деле мог все это написать!"

Он насчитал несколько фраз по девяти строк. В конце письма он увидел

Заметку, сделанную карандашом.

"Эти письма надо отвозить лично: верхом, в черном галстуке, в синем

Сюртуке. Письмо вручают швейцару; вид при этом следует иметь сокрушенный,

Глубочайшая меланхолия во взоре. Если встретится горничная, надлежит

украдкой смахнуть слезу. Сказать несколько слов горничной".

Все это было в точности исполнено.

"Я поступаю довольно дерзко, - подумал Жюльен, выходя из особняка де

Фервак, - но тем хуже для Коразова. Осмелиться писать даме, столь

прославленной своей добродетелью! Воображаю, каким уничтожающим презрением

она теперь встретит меня! Вот будет потеха! Пожалуй, только эта комедия и

Может меня расшевелить. Да, выставить на посмешище это отвратительное

существо, которое именуется моим "я". Это единственное, что может меня

Позабавить. Будь у меня уверенность, что я способен совершить преступление,

я, бы, не задумываясь, совершил его, только чтобы как-нибудь рассеяться".

Весь этот месяц единственным счастьем в жизни Жюльена были минуты,

Когда он отводил свою лошадь на конюшню. Коразов строго-настрого запретил

ему смотреть на покинувшую его возлюбленную: это не разрешалось ни в коем

Случае, ни под каким предлогом. Но знакомый стук копыт его лошади, манера

Жюльена похлопывать хлыстом по воротам конюшни, чтобы вызвать конюха, иной

Раз невольно тянули Матильду поглядеть из-за занавески в окно. Занавеска

Была такая тоненькая, что Жюльену было видно сквозь нее. Ухитряясь незаметно

Поглядывать из-под полей своей шляпы, Жюльен различал фигуру Матильды, но

глаз ему не было видно "А следовательно, и она не может видеть моих глаз, -

рассуждал он. - Это не значит смотреть на нее".

Вечером г-жа де Фервак встретила его совершенно так же, как если бы она

Не получала этого философически-мистического и религиозного трактата,

Который он с таким меланхолическим видом вручил утром ее швейцару. Накануне

Жюльен случайно открыл способ обрести красноречие: на этот раз он уже

Нарочно уселся так, чтобы ему видны были глаза Матильды. А Матильда тоже,

Едва только появилась маршальша, покинула голубой диван, иначе говоря,

Изменила своему кружку. Г-н де Круазенуа был, по-видимому, крайне удручен

Этим новым капризом; его явное огорчение немножко смягчило жестокие муки

Жюльена.

Эта неожиданная радость вознесла его красноречие в поистине заоблачные

Высоты, а так как тщеславие проникает в любые сердца, даже и в те, что

Служат обителью самой непреклонной добродетели, маршальша, усаживаясь в

карету, решила: "Нет, госпожа де ЛаМоль права: этот юный аббат, несомненно,

Выдающийся человек. Должно быть, первое время он смущался в моем

Присутствии. Ведь в этом доме, в сущности, на кого ни посмотришь, на всех

Лежит отпечаток какого-то легкомыслия, а добродетельные особы, которых

встречаешь здесь, - это добродетели, обретенные в преклонные годы: они

Держатся только при помощи хладной старости. И молодой человек, несомненно,

Почувствовал разницу. Он пишет недурно, но я сильно опасаюсь, не скрывается

Ли в его просьбе просветить его моими советами некое чувство, в котором он

Сам не отдает себе отчета.

А с другой стороны, мало ли мы знаем примеров, когда обращение человека

на путь истинный начиналось именно так? И что особенно внушает мне благие

Надежды - это разница между его стилем и стилем других молодых людей, чьи

Письма мне случалось читать. Нельзя не заметить высокого благочестия,

Проникновенной серьезности и глубокого убеждения в послании этого юного