Песенки, несчастного голыша, которому платили половину того, что ему

Полагалось, лишили его места с жалованьем в тысячу восемьсот франков, я ей

сказал: "Берегитесь, вы атаковали этого бедного рифмоплета вашим оружием, а

Он может вам ответить своими стишками - сочинит какую-нибудь песенку насчет

Добродетели. Все раззолоченные гостиные будут за вас, а люди, которые не

прочь посмеяться, будут везде повторять эту эпиграмму". Так знаете ли,

сударь, что мне ответила маршальша?" Ради божьего дела я готова на глазах

всего Парижа пойти на казнь: это было бы невиданным зрелищем во Франции.

Народ научился бы уважать высокую добродетель. И этот день был бы

прекраснейшим днем моей жизни". А какие глаза у нее были при этом - забыть

нельзя!

- У нее дивные глаза! - воскликнул Жюльен.

- Я вижу, вы действительно влюблены... Итак, - снова важно начал дон

Диего Бустос, - у ней нет этого желчного темперамента, который сам по себе

Располагает к мстительности. И эта ее склонность вредить людям происходит

Оттого, что она несчастна. Я подозреваю, что у нее есть тайное горе. Может

Быть, все дело в том, что ей надоело разыгрывать добродетель.

Испанец умолк и в течение целой минуты, не произнося ни слова, смотрел

На Жюльена.

- Вот в чем вся суть, - важно добавил он. - Вот отсюда-то вы и можете

Извлечь некоторую надежду. Я много раздумывал над этим в течение тех двух

Лет, когда имел честь состоять при ней покорным слугой. И все ваше будущее,

господин влюбленный, зависит всецело от этой великой загадки: не ханжа ли

Она, которая устала от взятой на себя роли и злобствует потому, что она

несчастна?

- Или, может быть, - сказал граф Альтамира, нарушив, наконец, свое

глубокое молчание, - это то, что я тебе уже двадцать раз говорил: просто она

Заразилась французским тщеславием, и ее преследует воспоминание о папаше,

Пресловутом сукноторговце. Вот это-то и гложет ее, а характер у нее от

Природы угрюмый, сухой.

Единственное, что могло бы оказаться для нее счастьем, - это переехать

В Толедо и попасть в лапы какогонибудь духовника, который бы терзал ее

Каждый день, разверзая перед ней страшную бездну ада.

Когда Жюльен уже уходил, дон Диего, приняв еще более внушительный вид,

сказал ему:

- Альтамира сообщил мне, что вы один из наших. Придет день, и вы

Поможете нам отвоевать свободу; вот почему и я хочу помочь вам в вашей

Маленькой затее. Вам будет небесполезно познакомиться со стилем маршальши.

Вот четыре письма, написанные ее рукой.

- Я перепишу их, - воскликнул Жюльен, - и принесу вам обратно!

- И никогда ни одна душа не будет знать, о чем мы здесь говорили?

- Никогда, клянусь честью! - вскричал Жюльен.

- Тогда да поможет вам бог! - промолвил испанец и молча проводил до

Лестницы Альтамиру и Жюльена.

Эта сцена немного развеселила нашего героя и вызвала у него что-то

вроде улыбки. "Вот вам и благочестивец Альтамира, который споспешествует мне

в прелюбодействе!" - сказал он про себя.

Все время, пока шел этот необыкновенно важный разговор с доном Диего

Бустосом, Жюльен внимательно прислушивался к бою часов на башне особняка

Алигр.

Приближалось время обеда; он сейчас увидит Матильду. Вернувшись домой,

Он с большим тщанием занялся своим туалетом.

"Вот первая глупость, - сказал он себе, уже спускаясь по лестнице. -

Надо исполнять предписания князя слово в слово".

И он опять поднялся к себе и надел самый затрапезный дорожный костюм.

"Теперь, - подумал он, - только бы не выдать себя взглядом". Было еще

Только половина шестого, а обедали в шесть.

Его потянуло в гостиную, там не было ни души. Увидев голубой диван, он

Бросился перед ним на колени и прижался губами к тому месту, на которое

Матильда обычно опиралась рукой; слезы хлынули из его глаз. "Надо избавиться

От этой дурацкой чувствительности, - сказал он себе с негодованием - Она

меня выдаст". Он взял для вида газету и прошелся несколько раз из гостиной в

Сад и обратно.