Гостиную, я опять окажусь в том же невыносимом положении, в каком пробыл

Сегодня целый день. Я так мало еще держал ее руку в своей, что это не может

Считаться завоеванным мною правом, которое будет признано за мной раз и

навсегда".

Госпожа Дервиль еще раз предложила пойти домой, и в эту самую минуту

Жюльен крепко стиснул в своей руке покорно отдавшуюся ему руку.

Госпожа де Реналь, которая уже совсем было поднялась, снова села и

сказала еле слышным голосом:

- Мне, правда, немножко нездоровится, но только, пожалуй, на свежем

Воздухе мне лучше.

Эти слова так обрадовали Жюльена, что он почувствовал себя на седьмом

Небе от счастья; он стал болтать, забыл о всяком притворстве, и обеим

Подругам, которые его слушали, казалось, что милее и приятнее человека нет

На свете. Однако во всем этом красноречии, которое нашло на него так

Внезапно, была некоторая доля малодушия. Он ужасно боялся, как бы г-жа

Дервиль, которую раздражал сильный ветер, видимо, предвещавший грозу, не

Вздумала одна вернуться домой. Тогда ему пришлось бы остаться с глазу на

Глаз с г-жой де Реналь. У него как-то нечаянно хватило слепого мужества

Совершить то, что он сделал, но сказать теперь г-же де Реналь хотя бы одно

Слово было свыше его сил. Как бы мягко она ни упрекнула его, он почувствует

Себя побежденным, и победа, которую он только что одержал, обратится в

Ничто.

На его счастье в этот вечер его прочувствованные и приподнятые речи

Заслужили признание даже г-жи Дервиль, которая частенько говорила, что он

Держит себя нелепо, как ребенок, и не находила в нем ничего интересного. Что

Же касается г-жи де Реналь, чья рука покоилась в руке Жюльена, она сейчас не

Думала ни о чем, она жила словно в забытьи. Эти часы, которые они провели

Здесь, под этой огромной липой, посаженной, как утверждала молва, Карлом

Смелым, остались для нее навсегда счастливейшей порой ее жизни. Она с

Наслаждением слышала, как вздыхает ветер в густой липовой листве, как

Стучат, падая на нижние листья, редкие капли начинающегося дождя. Жюльен

Пропустил без внимания одно обстоятельство, которое могло бы чрезвычайно

порадовать его: г-жа де Реналь на минуту встала, чтобы помочь кузине поднять

Цветочную вазу, которую ветер опрокинул им под ноги, и поневоле отняла у

Него руку, но как только она опять села, она тотчас же чуть ли не

Добровольно отдала ему руку, как если бы это уже с давних пор вошло у них в

Обычай.

Давно уже пробило двенадцать, пора было уходить из сада; они разошлись.

Г-жа де Реналь, совершенно упоенная своей любовью, пребывала в таком

Блаженном неведении, что даже не упрекала себя ни в чем. Всю ночь она не

сомкнула глаз: счастье не давало ей уснуть; Жюльен сразу заснул мертвым

Сном, совершенно изнеможенный той борьбой, которую в течение целого дня вели

В его сердце застенчивость и гордость.

Утром его разбудили в пять; проснувшись, он даже не вспомнил о г-же де

Реналь, - если бы она знала это, каким бы это было для нее жестоким ударом!

Он выполнил свой долг, героический долг. Упоенный этим сознанием, он заперся

На ключ у себя в комнате и с каким-то новым удовольствием погрузился в

Описания подвигов своего героя.

Когда позвонили к завтраку, он, начитавшись подробных донесений об

Операциях Великой Армии, уже забыл о всех своих победах, одержанных

накануне. Сходя в столовую, он полушутливо подумал: "Надо будет сказать этой

женщине, что я влюблен в нее".

Но вместо томных взоров, которые он рассчитывал встретить, он увидел

Сердитую физиономию г-на де Реналя, который уже два часа назад приехал из

Верьера и сейчас отнюдь не скрывал своего крайнего неудовольствия тем, что

Жюльен провел целое утро, не занимаясь с детьми. Нельзя было представить

Себе ничего отвратительнее этого спесивого человека, когда он бывал чемлибо

Недоволен и считал себя вправе выказывать свое неудовольствие.