Быструю пронзительную речь взволнованной девушки перебил скрип открывшейся двери. 15 страница

- Мы считали, что ему действительно стало лучше, забрали домой, Игорь уменьшил дозировку лекарств, - судя по интонациям, Инна Викторовна старалась оправдаться. - Казалось, Олег становится самим собой. Стал соглашаться, что не убивал тебя...

- Подождите. Олег считал, что убил меня? - довольно грубо перебила я.

- Да, - Инна Викторовна прошлась по гостиной, провела рукой по кожаному дивану, словно стирая воображаемую пыль, - эта мысль оказалась пиком его безумия. Он до мозга костей пропитан уверенностью, что тебя больше нет, и что именно он причина твоей смерти.

- Но ведь я жива! Почему мне раньше не сказали? Я бы могла приехать еще месяц назад. Черт с ним, с креслом-каталкой, придумали бы, как перевезти меня, - всплеснула руками. Так вот, почему Олегу не становится лучше. Он убежден, что поступил со мной, как с Алиной, не может пережить, что меня больше нет.

- Игорь не знает, как Олег отреагирует на твое появление. Мы хотели, чтобы он вспомнил то, что случилось на самом деле, чтобы он сам дошел до понимания того, что не убивал тебя. Только после этого планировали организовать вашу встречу.

- Игорь считает, что Олегу станет совсем плохо, если он меня увидит? Олег может подумать, что перед ним труп или призрак? Как в фильме ужасов?

- Не знаю, - она, наконец, закончила "чистить" диван и присела на него, оказавшись тем самым ниже меня. - Аля, ты садись, что ты стоишь с тростью, тебе же тяжело, наверное.

И правда я уже начинала чувствовать "нытье" поясницы. Дошла до дивана и опустилась на подушки рядом с собеседницей.

- Если Вы считаете, что нам не стоит пока видеться, зачем тогда Николай Николаевич звонил маме сегодня?

Инна Викторовна тяжело вздохнула, потерла покрасневшие глаза.

- Вчера вечером мы еле успели снять его с крыши. Он на протяжении последних пары недель обманывал нас, имитируя выздоровление. Я всегда говорила, что Олег очень умный мальчик. Он быстро понял, как ему стоит себя вести, чтобы в нашем понимании соответствовать "здоровому" человеку. Его игра была безупречной, он обманул всех. А сам тем временем стремился найти способ покончить с собой. Аля, Игорь снова помещает его в больницу, говорит, что теперь надолго. Игорь не верит, что Олегу когда-нибудь станет лучше, единственная возможность продлить ему жизнь - непрерывно следить за ним и контролировать каждый шаг. Дома подобный уход обеспечить невозможно.

- Но ведь Вы сами сказали, что никто не знает, как Олег отреагирует на мое появление. Возможно, ему станет лучше. Если ваш план провалился, давайте последуем запасному. Отвезите меня к нему, пока Олега снова не превратили в безвольный овощ, и он еще способен думать.

Убедить Николая Николаевича в целесообразности нашей встречи с Олегом оказалось еще проще, чем Инну Викторовну. Чувствовалось, что они невероятно устали за последнее время, сказывался возраст. Втроем мы половину ночи потратили на обсуждение предстоящей встречи, строили догадки, надеялись на лучшее, проще говоря, мечтали. Хотелось действовать. Ни у кого из нас не осталось сил ждать очередного проявления феноменального ума Олега в плане нахождения способа сбежать из больницы и отправиться искать меня на том свете.

Встречу назначили на следующий день. Я категорически отказалась слушать советы Игоря, решив, что лучше буду прислушиваться к себе, к своему внутреннему голосу и интуиции. Целью было вытащить мужа из выдуманного им мира, в котором вместо меня властвовало чувство вины, толкающее его к безрассудству.

 

***

 

Тяжелые двери клиники для нас распахнулись ранним утром. Не удивительно, что ни мне, ни родителям Олега этой ночью поспать не удалось. Когда в шесть утра я вышла из выделенной мне для ночлега комнаты, выяснилось, что Инна Викторовна уже печет блинчики. "Мне нужно было чем-то заняться", - смутившись, начала она оправдывать свое занятие.

Как выяснилось, двух визитов в психиатрическую больницу вполне хватает для того, чтобы почувствовать здесь себя, образно выражаясь, как дома. Не оставляла мысль, что я прекрасно знаю это место, часто здесь бывала раньше. Радости, разумеется, не ощутила. Скорее уныние и апатию, нехватку воздуха. Атмосфера угнетала, что-то незримое давило сверху на голову и плечи. Психиатрическая больница похожа на источник безысходности, однажды придя сюда с проблемой, ты навсегда привязываешься к этому месту, и уже под ярлыком "сумасшедший" весь остаток жизни вынужден возвращаться снова и снова. Отсюда не выходят здоровыми, лишь в состоянии ремиссии. По крайней мере, пациенты, подобные Олегу. Нет, я не ненавидела эту клинику, понимая, что очень часто буду бывать в подобных заведениях с Олегом. Иначе не получится. Да и не нужно иначе.

Тем не менее, хотелось ссутулиться, склонить голову и сжаться в комок. Шагая по длинному коридору первого этажа, я думала о том, что, возможно, больница такого плана и должна походить на тюрьму. Не будь здесь решеток, пациенты пробовали бы сбегать через окна. Олег первым бы побежал.

В кабинете Игоря за чашкой кофе пришлось переждать, пока Олег позавтракает, и его выведут подышать свежим воздухом. Никто из нас понятия не имел, как он отреагирует на мое появление. Игорь не мог дать ни единой гарантии, скажу даже больше, он опасался, что Олег, не соображая, что делает, может наброситься на меня. Несмотря на страх перед своим мужчиной, делящим мысли с захватившими его голову демонами, я отказалась от провожатых, посчитав, что если Олег увидит меня в окружении родителей или медперсонала, которым не доверяет, посчитает, что я - это не я, а какая-нибудь переодетая женщина. Тогда все старания окажутся напрасными.

Медсестра, снабдив Олега сигаретами, отошла на некоторое расстояние, чтобы не мешать нам. Вокруг в радиусе ста метров не было ни единого человека. Глубоко вдыхая прохладный воздух, я медленно шла по направлению к своему бедному, лишенному надежды мужу, изредка останавливаясь, чтобы передохнуть. Дорожки на территории больницы оказались неплохо асфальтированы и расчищены от грязного снега, что крайне облегчало мои передвижения. Родители Олега и Игорь наблюдали за нами из окна на втором этаже, санитары дежурили у выхода из здания, как говорится, на низком старте, готовые в любой момент сорваться с места и спасти меня от Олега в приступе безумия.

Он на меня не смотрел. Был погружен в себя, изредка шевеля губами, как будто с кем-то общаясь. Курил крепко затягиваясь, часто поднося сигарету к губам, выпуская черный густой дым из легких. "Когда выберемся отсюда, нужно будет заставить его бросить курить", - решила я, улыбнувшись себе. Мысли о будущем подбодрили. Посчитав их хорошим знаком, я сосредоточилась и подошла совсем близко.

Боже, я могла коснуться его при желании. Олег же не проявил ни малейшего интереса к тому, что зону его комфорта нарушил посторонний человек, наоборот, опустил ресницы, показывая, как сильно ему безразлично происходящее вокруг. Некоторое время я, прислушиваясь к ощущениям, рассматривала его ссутуленные плечи, покрасневшие от холода щеки и длинные пальцы с грязными, поломанными ногтями, крепко держащие сигарету. Обут Олег был в летние тряпочные кеды на тонкой подошве, причем не зашнурованные. Поджимал промокшие и, вероятно, замерзшие ноги. Его голову согревала натянутая на лоб черная вязаная шапка, из-под которой торчали безобразно отросшие за эти месяцы светлые волосы. Выглядел он не свежим, даже замызганным. Расстегнутая наполовину куртка и пижамные штаны завершали образ просящего милостыню, опустившегося на самое дно социальной ямы бездомного. Щетина торчала пучками, а на шее выступила аллергия, возможно, от лекарств. Хотя Олег и был уверен, что меня больше нет на земле, из нас двоих скорее он походил на поднятый из могилы труп, чем я. Тем не менее, уйти мне не хотелось. Скорее забрать его отсюда, хорошенько отмыть и накормить.

Очевидно, что он не способен пережить мою смерть. Захотелось погладить его, рука дернулась, но я поборола порыв, решив, что в данный момент это лишнее.

Подавившись дымом, Олег кашлял несколько секунд, затем, сплюнув на землю, вновь погрузился в себя.

- Привет, - тихо говорю ему, - я хотела попросить у тебя сигарету, - и широко улыбаюсь, не в силах сдержать слезы, вспоминая наше знакомство. Тогда, на балконе Катиной квартиры, Олег казался мне странным, пугающим и непонятным. Но невероятно притягательным и сексуальным. С тех прошло около трех лет, навсегда изменивших мое отношение к себе, к своей жизни и к нему. Сердце сжимали тиски любви и нежности. Мой хороший, белеющий, раздавленный жизнью и обстоятельствами. Возомнивший себя способным вершить судьбы, но сломавшийся под гнетом принятых решений.

Он вздрогнул, выронив сигарету в снег, поднял ошарашенный взгляд. Несколько раз моргнул, рассматривая меня снизу вверх и широко улыбнулся. В его глазах было столько радости и обожания, что мое сердце пропустило удар, а затем разогналось так, словно я бегу марафон. Руки снова потянулись к Олегу, если бы он позвал, я бы упала в его объятия, разрыдавшись. Но он лишь продолжал смотреть и улыбаться.

- Ты же не куришь, - прошептал и подвинулся, предлагая мне присесть на нагретое им место. Я тут же приняла приглашение.

Олег жадно рассматривал мое лицо, не делая ни единой попытки дотронуться. Склонил голову влево, потом вправо. Он любовался и восторгался так, словно перед ним была неведомая диковинка. Даже дыхание задержал, - я определила по отсутствию пара изо рта, - в благоговении сжал ладони. Кажется, он думал, что перед ним ангел.

- Прости меня, Алечка, - сказал он, поджимая губы. Озаренное радостью лицо погрустнело, счастье ушло, уступая место тяжелым мыслям.

- Милый..., - я дотронулась до его щеки, и он потерся о мою ладонь, прикрывая глаза от удовольствия.

- Может, хотя бы сегодня ты меня поцелуешь? - прошептал.

- Конечно, - я приблизилась и коснулась его губ своими. Сначала осторожно, затем увереннее, в следующую секунду он приоткрыл рот, и я поцеловала сначала его верхнюю губу, затем нижнюю, не обращая внимания на отчетливый тошнотворный привкус никотина. Так надо было сделать, я чувствовала.

Мы целовались несколько минут. Вовсе не так, как целуются истосковавшиеся друг по другу любовники, скорее, как необходимые друг другу люди. Он ласкал мои губы трепетно и нежно, прикосновения его пальцев к моим шее и голове были невесомыми, словно Олег боялся, что действуй он хотя бы каплю настойчивее, я исчезну. Олег будто не верил, что сможет дотронуться до меня по-настоящему, словно я была прозрачная. Но я-то знала, что мы оба живы. Я вцепилась в его плечи, не позволяя отстраниться, затем просунула руку за шиворот, поглаживая его шею и лопатки. Доказывая, что я теплая и самая что ни на есть реальная. Спустя несколько минут он сам начал понимать это. Отстранился от меня и взглянул совсем иначе, как за минуту до поцелуя. Прищурился, анализируя происходящее. Мысленный процесс давался ему с трудом, лоб и переносица покрылись морщинами.

- Олег, это я, Аля, - попыталась помочь ему.

Он отрицательно покачал головой.

- Нет, не может быть. Я тебя убил.

- Нет. Ты бы никогда не причинил мне вред. Милый, ты все перепутал. Ты освободил Алину, а меня не нужно было освобождать. Твой папа помог мне.

- Алину? - пораженно переспросил он. - Но как? Я же помню, я же видел как ты... а я...

- Олег, но я жива.

Он смотрел на меня вытаращенными, испуганными глазами, а рот безмолвно открывался и закрывался. Снял шапку и взъерошил волосы, больно потянув за кончики. Выражение серых глаз отражало внутреннюю борьбу. Я видела то безумный блеск, словно там, за радужками плясали тени невидимых существ - как он сам всегда говорил, "его бесов", то осмысленный и серьезный взгляд, который я так хорошо знала.

- Но тогда... - промямлил он, хватая меня за руку, - все, что я думал, все мои мысли и воспоминания... они не мои. Аля, ты жива! - воскликнул он, словно сообщая мне эту новость. Я быстро кивала и улыбалась, следя за эмоциями, отражающимися на любимом лице. Радость, понимание, шок, недоверие, гнев.

- Милый, ты болен, - мягко сказала я, - тебе нужна помощь.

- Мне нужна ты, - взмолился он. Бездонные глаза наполнились слезами, он уткнулся мне в колени, прося ласки, и я положила обе руки ему на голову, принялась гладить и зачем-то дуть, словно минус пятнадцати по Цельсию не хватало, чтобы остудиться. Просто так надо было, я чувствовала.

- Аля, у меня болит голова. Так сильно болит. Все перемешалось. Мне очень больно.

- Потерпи, - прошептала я, продолжая гладить и одновременно кивая санитарам, что пора. Как только к нам приблизился персонал больницы, Олег вскочил на ноги, начал возмущаться и сопротивляться. Он боялся расставаться со мной, ему требовалось мое присутствие, как физическое доказательство того, что беда, которая убивала его последние недели, ненастоящая. И я была рядом все то время, что потребовалось. Держала его за руку, шептала бессмысленный слова, а он жаловался на нетерпимую головную боль, отказываясь от обезболивающего.

Ему на самом деле было больно. Лицо и тело горели, температура поднялась на два градуса. Моральная, психологическая боль каким-то образом переросла в физическую.

- Не нужно лекарств, я хочу мыслить ясно, - просил он, и Игорь шел на уступки. Олегу понадобилось двое суток, чтобы понять и убедиться, что мы снова вместе. Он хватался за меня, до боли сжимая ладони, смотрел мне в глаза и по тысяче раз просил повторять, что я живая. Не знаю, как описать его состояние. Это была борьба реальности с безумными идеями, порожденными болезнью. Мы оба балансировали над ямой, обителью его демонов, не желающих, чтобы он снова поверил в возможность счастья.

Но я была жива. И все порожденные недугом аргументы разбивались об этот факт вдребезги. Я поддерживала практически непрерывный телесный контакт - то гладила его, то держала за руку, или просто обнимала, и он вновь смог выбраться, потому что очень этого хотел. Каждой клеточкой я чувствовала, что он смотрел на меня и видел перед собой новый смысл жизни. Более значимый, чем профессия. А я в тридцать три года, наконец, начала жить так, как хотела. Сделала выбор, и с тех пор ни разу о нем не пожалела...

Быструю пронзительную речь взволнованной девушки перебил скрип открывшейся двери.

А вот и кофе, - кивнул робко заглянувшей в кабинет секретарше крупный мужчина в возрасте, восседающий в огромном, на вид невероятно удобном кресле. Его щеки слегка порозовели, выдавая кипящие внутри эмоции, но голос оставался ровным и спокойным. Мужчина запрокинул голову и взглянул в потолок, тяжело вздохнув. - Верочка, поставь на стол поднос. Спасибо, - сказал он ладной юной девушке в эффектном брючном костюме, подчеркивающем хрупкость и привлекательность. Верочка неловко улыбнулась, виновато взглянув на сидящую напротив ее шефа пару - нервно заламывающую пальцы пациентку, и крепко обнимающего ее симпатичного мужчину, который, укачивая, шептал ей на ухо, вероятно, ласковые слова.

В просторном кабинете профессора Соболева Михаила Ивановича всегда пахло терпким, свежесваренным кофе и горьким, настоящим шоколадом. На его резном, блестящем чистотой и богатством столе, помимо бумаг и книг, стоял поднос с двумя чашечками ароматного напитка. Третью Михаил Иванович только что пригубил и, на мгновение прикрыв глаза, отдавая дань хорошему кофе и умению своей секретарши его варить, вернулся к беседе.