Формирование в России института управления постиндустриального типа как практическая и научная проблема

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИОЛОГИИ

 

ОЧЕРКИ

 

 

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК

 

«Основания социологии управления»

 

 

Приложение к журналу

«ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ»

 

 

СЕРИЯ

«БИБЛИОТЕЧКА МОЛОДОГО УЧЕНОГО»

 

Москва

Гуманитарий

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

§1. Формирование в России института управления постиндустриального типа как практическая и научная проблема…………………………… 3

§2. Теоретические подходы к исследованию проблем управления и управления как проблемы………………………………………………… 11

§3. Управление как субъект-объектное и субъект-субъектное отношения……………………………………………………………………. 17

§4. Дискуссия по актуальным проблемам становления социологии управления…………………………………………………………………… 34

§5. Объект, предмет и сфера научных интересов социологии управления…………………………………………………………………… 41

§6. Методологическая организация социологического исследования управления…………………………………………………………………… 50

Литература…………………………………………………………………… 61

Контрольные вопросы……………………………………………………...

ФОРМИРОВАНИЕ В РОССИИ ИНСТИТУТА УПРАВЛЕНИЯ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ТИПА КАК ПРАКТИЧЕСКАЯ И НАУЧНАЯ ПРОБЛЕМА

Формирование в России социального института управления постиндустриального типа является едва ли не самой насущной исторической задачей. Читатели могут резонно заметить: о каком постиндустриальном типе управления у нас можно говорить, когда наша «суверенная демократия» далека от западных образцов, когда наша рыночная экономика еще не совсем рыночная, когда не созрело гражданское общество и не вырос средний класс, когда за чертой бедности живет более трети населения, когда нам грозит элементарная депопуляция и еще, как встарь - «дороги», «дураки» и «воруют». Все это так, но достаточно ли этих расхожих представлений о бедах России, чтобы делать пессимистические выводы об использовании имеющегося у нас немалого потенциала?

1.1 Институционализация управления – наш ассиметричный ответ на глобальные вызовы

В геополитической логике «вызовов и ответов» наш ответ на четвертую за всю свою историю катастрофу, которая сопровождалась теми же потерями, что и первые три[1], совсем не обязательно должен соответствовать рецептам «мейнстрима». Он может быть интеллектуально-ассиметричным, отвечающим уникальному опыту пережитых нами потрясений, которого просто нет у «продвинутого» Запада. Здесь нам друг друга возможно и не понять. Но и зацикливаться на взаимном «перечне бед и обид» нет никакого смысла. У нас есть свои преимущества и они находятся совсем не в той сфере, в которой привыкли искать «дополнительные ресурсы» политики и экономисты. Они в природной смекалке, изобретательности наших людей, в способности к адаптации к самым невероятным природным и социальным условиям и к самомобилизации в трудную историческую минуту. Сегодня наши резервы лежат в незапущенных в производство продуктах научно-технического творчества и изобретательства, в неиспользуемых идеях исторических и социальногуманитарных наук, в теневой экономике, в мошеннических подделках талантливыми людьми, не нашедших своего применения в легальном малом и среднем бизнесе, рыночных продуктов, в профессионалах высокого уровня, не работающих по своему призванию и специальности, в отчужденном труде, в обостренном требовании справедливости. Поражает не то, что начало многим достижениям мирового научно-технического и социального прогресса (радио, телевидение, авиация, космонавтика, биотехнологии, медицина, воспитание и обучение, социальное планирование) положено трудом отечественных новаторов, а то, что они не находят своевременной поддержки и массового внедрения в практику у себя на Родине, не превращаются в фактор ускорения социально-экономического развития и повышения уровня жизни.

Такая невосприимчивость социально-политической системы к научно-техническим и социально-культурным инновациям не только в текущий период, но и на протяжении веков, не может быть простой случайностью. Удивляет и то, что многократно повторяется одна и та же закономерность: всем известные в истории модернизация и реформирование в России проводились «сверху», путем силового давления, начиная с крещения Руси и петровских реформ, и кончая институтами рыночно экономики. Нельзя себе представить, чтобы наличие этих странностей и парадоксов нашей истории не стало предметом осмысления хотя бы частью российского общества, думающей о судьбах своей страны. Дело, наверное, не в особом менталитете (с этим менталитетом многие наши соотечественники добиваются успехов во всех странах, в том числе в США и в Западной Европе, куда их забрасывает судьба) и не в «загадочной» русской душе, которая бьется над вечными вопросами бытия, а в том типе социальной организации, которая влияет на нашу жизнь. Было бы ненаучно считать, что для нас и для Запада существует различные закономерности социально-исторического развития, тем более, если придерживаться концепции универсального эволюционизма. Все народы, особенно теперь, в условиях глобализации, заимствуют друг и друга достижения культуры и опыта, адаптируют их к своим условиям путем свободной ассимиляции, но трудно назвать другие народы, которые были бы так травмированы насильственным их насаждением, как народы России.

Достаточно вспомнить старообрядцев, раскулаченных, репатриированных и других жертв сталинских репрессий, диссидентов, обманутых чековой приватизацией и так же «обманутых вкладчиков», и аналогично, многих обиженных реформами, чтобы составить длинный перечень травмированных «социальных тел», реально живущих и действующих в социальном организме большой страны.

1.2 Проблема синкретизма власти, собственности и управления

Причина в исторически преходящем, но задержавшемся и закрепившемся в практике государственного строительства силового механизма организации общественной жизни, ошибочно принимаемого многими учеными и практиками за подлинное социальное управление, в синкретическом, спаянном механизме власти и управления, собственности и управления. Власть как и собственность можно захватить, продать, уступить, разделить, обменять, потерять, а управление – как цивилизованный и рациональный способ регуляции действий и взаимодействий людей можно только построить с их согласия и с их участием, и применить хорошо, средне или плохо. Это уже зависит от нашей собственной способности организовать социальную жизнь: и власть, и собственность, и управление. Управление - это отдельный социальный механизм, и если его нет, то самый дорогой «мерседес» с автоматической коробкой передач и прочими «наворотами» - это просто красивое «ведро с гайками».

Пользуясь представлениями о трех реальностях, в которых живет и действует человек, можно сказать, что если собственность относится к физической реальности, а власть- к социальной, то управление больше к ментальной, к интеллектуальной. Эти реальности могут и должны успешно взаимодействовать. Но если власти или собственности удается подмять ментальность (управление) под себя, но тогда оно теряет свои свойства и предназначение. Социальное управление, в котором не участвуют те люди, для решения проблем которых оно создано, просто перестает быть управлением и становится элементарной и беззастенчивой манипуляцией людьми, фактором отчуждения людей от общих задач, интересов и, в конечном итоге, как писал К. Маркс, от своей родовой сущности.

Мы считаем, что социокультурный анализ синкретизма значительно дополняет оценку проблемной ситуации формирования в нашей стране института управления постиндустриального типа, характеризует происходящую трансформацию власти и управления как сложную и неоднозначную. Разделение власти, собственности и управления вопрос не только культуры, но и разделения труда, прав и обязанностей между различными субъектами, несущими самостоятельную ответственность за выживание общества и конструирование его перспектив. При этом, как мы полагаем, власть неизбежно уступит управлению доминирующую роль в постиндустриальном типе социальной организации, поскольку может быть изменен и сам принцип ее образования[2]. Социальная целостность может поддерживаться и новым синкретизмом, синкретизмом организации и самоорганизации, управления и самоуправления.

 

1.3 Недооценка роли управления в социальной трансформации российского общества

Ниже мы рассмотрим проблему институционализации управления в стране как проблему социетальную, затрагивающую все стороны и сферы общества, как проблему практическую, решение которой требует большого научного и общественного внимания.

Ее суть состоит в недооценке особой роли управления в переживаемой нами социетальной трансформации как со стороны властных структур, взявших на себя ответственность за проведение радикальных реформ политической системы, экономики и социальной сферы, так и со стороны общественного мнения (научных кругов, СМИ, Общественной палаты, партий, некоммерческих организаций и т.д.), традиционно связывающего управление с исполнительной функцией власти, с технологиями ее осуществления, и, якобы, не представляющими по этой причине самостоятельного интереса. В результате из поля зрения выпадает фундаментальная социальная (политическая, экономическая и т.д.) проблема – проблема управляемости социальных процессов и прогнозирования новых кризисных состояний.

Из новейшей истории хорошо известно, что потеря управляемости выступает верным симптомом надвигающегося политического кризиса, а после выхода из кризиса, вслед за политической стабилизацией, с необходимостью наступает период строительства новой системы управления. Вспомним слова В.И. Ленинапосле гражданской войны: после того как мы Россию завоевали, убедили, мы должны научиться Россией управлять[3]. Если о современном политическом классе с определенной натяжкой еще можно сказать, что он Россию завоевал, то в отношении «убедил» и тем более «научился Россией управлять» этого сказать нельзя. Примеров можно привести много: это принятие закона о монетизации льгот, реформа ЖКХ, реформа местного самоуправления, реформа науки и образования и др. На этапе реализации находится инициатива администрации Президента РФ по национальным программам (здравоохранение, образование, доступное жилье, сельское хозяйство), осуществление которых отдается по-старому на откуп «административному ресурсу». Налицо осознанное стремление верховной власти взяться за решение проблем послекризисного развития и в тоже время отсутствие адекватных механизмов их реализации, недооценка значения соответствующих технологий социального управления, приспособленных к новым реалиям.

Странно, что когда говорится об инновационном, технико-технологическом «прорыве» на мировой конкурентный рынок, то признается, что помимо финансов для этого требуется определенная научно-техническая политика, научно-производственные комплексы (типа «силиконовой долины»), новые рыночные институты и готовность значительного числа социальных акторов (от ученых и разработчиков технологий до производителей и потребителей) участвовать в инновационном процессе. В США, например, в 80-е годы ХХ века перед массовым производством информационных технологий работала целая программа по подготовке населения страны к нововведениям, исследовалась «готовность нации» к инновационному характеру жизни. У нас же, затевая радикальные либеральные реформы и делая последующие шаги по ликвидации их разрушительных последствий в виде перечисленных выше социальных программ, никто из инициаторов не принимал во внимание, что общество устроено несколько сложнее, чем силовые структуры или корпорации, и что социальные инновации по значимости, по наукоемкости и трудоемкости не менее масштабны и эффективны, чем технические.

Использование «административного ресурса» вместо полноценных технологий социального управления – плохая идея. Она только умножает непредсказуемые следствия реформаторских вмешательств, не соединяет и не организует социальное пространство, а деформирует и разрывает тонкую ткань социальности. Это становится очевидным не только для ученых, но и для массового сознания, которое с опаской и недоверием воспринимает любые декларации о благих намерениях властей и предпринимаемые ими практические шаги. И на это есть основания.

Так в чем же дело? Почему такие важные для выживания страны вопросы как состояние отечественной системы управления не обсуждаются? Ответов может быть несколько. Скажем, только, что все они так или иначе связаны с непониманием необходимости институционализации управления, с выделением его в самостоятельный и эффективный фактор исторического развития. Это, конечно, длительный процесс. Сутью его является мучительное преодоление доставшегося нам в наследство от прошлых эпох синкретизма власти, собственности и управления, их слитного протоинституционального состояния. Эту проблему в свое время пришлось решать странам западной цивилизации, придется рано или поздно решать странам Востока, а для нас это уже повестка сегодняшнего дня.

1.4 Институционализация управления как этап структурной дифференциации российского общества

В соответствии с неоэволюционной теорией для описания общества как процесса усложнения и структурирования социальных связей и отношений, используется понятие «структурная дифференциация». В своей последней работе («Система современных обществ», 1971 г.) Т.Парсонсисследовал движение примитивных обществ к цивилизации через дифференциацию социальных сфер и структур. К наиболее существенным сторонам этого процесса он относил отделение культуры от социально-политических отношений, церкви и права от государства, исполнительной власти от законодательной, выделения рыночной экономики, наконец, исследовал формирование самой власти как представительного органа всего населения. Если спроектировать эти самые общие институциональные критерии цивилизационного развития на российское общество, то путем привлечения материалов исторических, этнографических, экономических и политологических исследований можно было бы буквально по годам установить «продвинутость» нашего социума по каждому из них. В итоге такого анализа мы бы с сожалением обнаружили, что по многим их этих критериев мы находимся на протоинституциональной стадии структурной дифференциации.

Возможно одними из первых признали этот удручающий факт наши экономисты, которые на пути разгосударствления собственности столкнулись с отсутствием рыночных институтов как регуляторов новых отношений производства и обмена и их ресурсного обеспечения. Вскоре пришлось признать и то, что рыночные институты без ответственных институтов государственной власти и управления «не работают», вернее работают, но только как теневые и криминальные. Более того, имплантация западных институтов на российскую почву так же не приносит положительных результатов.

Мысль о том, что надо переходить к «выращиванию» социальных институтов на нашей собственной социокультурной почве уже ближе к реальности. Остается только понять, как правильно расставить приоритеты и определить кто и как этим будет заниматься и запастись терпением, чтобы выдержать естественный жизненный цикл такого «выращивания».

Социальные институты это такие установления, которые не только проектируются «сверху», но и прорастают «снизу», естественным путем спонтанной самоорганизации различных социальных групп и слоев населения, непосредственно применяющих те или иные нормы и правила в повседневной практике. Последнее 15-летие показало, что законы и решения, принимаемые новыми представительными и исполнительными органами власти, готовятся и реализуются по старым схемам и технологиям административно-командной системы. Основная масса населения как была, так и осталась объектом манипулирования со стороны разросшегося бюрократического аппарата, почти открыто и внаглую преследующего свой частный интерес, и самовластного командования новых собственников, чему, кстати, способствует и новый трудовой Кодекс.

Среди причин непомерно высокой коррумпированности российского чиновничества не называют главной: институциональную неразделенность власти, собственности и управления, что дает возможность каждому чиновнику относительно безнаказанно конвертировать свои служебные обязанности во властные и коммерческие функции.

Приходится констатировать: после нескольких лет спонтанной трансформации в стране восстановился традиционный для России синкретизм власти, собственности и управления на квазирыночной основе как латентный механизм регуляции реальных связей и отношений. Поэтому никакого другого варианта цивилизационного развития кроме институционального разделения сторон этого «синкретического треугольника» у нас нет. Либо мы разделим сакральное единство регулятивных механизмов на составляющие части и установим контроль над их раздельным и полезным для общества функционированием, либо нам придется надолго распрощаться с идей войти в число стран постиндустриального типа.

1.5 Причины, по которым мы должны заняться проблемой институционализации управления

Пока мы жили среди традиционных и полутрадиционных обществ, наше отставание имело историческое оправдание и не ставило нас на грань существования. Регидность системы «власть – собственность – управление» была своего рода охранной грамотой от внутреннего распада и внешних посягательств. Холопская культура подчиненная властному беспределу возникла из оправдания главенства общенациональных интересов, защиты от угрозы распада государственной целостности. Сейчас, в условиях нового миропорядка, выживают и развиваются те общества, которые способны не просто адаптироваться к ускорившимся темпам социальных изменений, но и сами создают благоприятную для себя внешнюю среду, перестраивают ее в своих интересах. Это хорошо видно по активизации США, ЕС и НАТО в отношении стран бывшего СССР, да и в отношении России, которым все еще отводят роль сырьевого придатка. Поэтому в общенациональных интересах важно, прежде всего, покончить с синкретизмом базовых регулятивных механизмов и за счет социальной дифференциации этих видов деятельности создать новые «правила игры» для выживания и адекватного реагирования на вызовы ближнего и дальнего окружения.

Есть несколько причин обратиться, прежде всего, к проблеме институализации управления. Во-первых, потому что среди регуляторов «синкретичного треугольника», управление представляет собой единственный институт, который отвечает за планирование и проектирование будущего, за конструирование новой реальности. Во-вторых, управление рассматривает власть и собственность как ресурс для решения задач цивилизационного развития в меняющихся условиях внешней среды. В-третьих, управление не столько разрушает, сколько создает новые связи и отношения, стремясь ввести спонтанные процессы самоорганизации в рациональные рамки управляемости. В-четвертых, управление, в отличие от власти, не использует методы насилия и манипуляций, а строится на участии всех заинтересованных субъектов в совместной деятельности, по субъект-субъектной модели. В-пятых, в отличие от владельцев капиталов, управленцы отличаются профессиональной подготовкой и способностью к использованию научных знаний, рекомендаций для рационализации социальных отношений на долговременной основе. В-шестых, управление пользуется социальными технологиями, которые могут быть исследованы, реконструированы и имплантированы в системы управления различных уровней с учетом социокультурных особенностей организационной среды. В-седьмых, отношения управления пронизывают все уровни общества (социетальный, институциональный, региональный, менеджерально-корпоративный и уровень местного самоуправления) и в этом смысле образуют суперинститут, в деятельность которого вовлечены все активно действующие социальные группы и слои.

Но доминирующий политический класс не долго будет оставаться «классом в себе». Логика выживания превратит его в «класс для себя», а если история постарается, то и «для нас». Феодальные пережитки синкретизма власти, собственности и управления так или иначе будут преодолены и интеллектуально и практически. Вопрос времени и расстановки социально-политических сил. В этом контексте институциализация управления постиндустриального типа является неизбежной, но способы осуществления могут быть разными. Либо она будет носить по- прежнему спонтанно-либеральный характер и на каком-то этапе, как это было в США после Великого кризиса, сама по себе приведет к «революции менеджеров» в российском варианте, либо из желания как-то ускорить процесс будет использован всё тот же «административный ресурс», что заранее можно отнести к историческим курьезам, либо, и это было бы самым трезвым и разумным решением, на основе разработанной вместе с наукой и при активном участии самих управленцев и широких слоев общественности, на основе национальной программы институциализации управления.