Глава 9. Первое десятилетие после японской

АННЕКСИИ КОРЕИ. ПЕРВОМАРТОВСКОЕ

ДВИЖЕНИЕ 1919 ГОДА

 

Первое десятилетие после японской аннексии Кореи стало вре­менем окончательного становления японского колониального режи­ма. Однако именно в этот период в Корее назрело самое мощное за всю историю колонизации движение за независимость, охватившее все слои населения, всю территорию страны. Одновременно с тре­бованием независимости в общественном сознании стало зарождаться представление о будущем государственном устройстве Кореи как рес­публики. В этом смысле Первомартовское движение уже заключало в себе отдельные элементы буржуазно-демократической революции. И в то же время оно стало последним крупным организованным актом сопротивления японской колонизации на территории самой Кореи. С 1920-х годов движение за независимость страны во многом переме­стилось за границу: в Россию, Китай, США.

Колониальная политика Японии в Корее и движение за независи­мость 1919 г. достаточно подробно описаны в работах отечественных историков — Н. В. Кюнера, Ф. И. Шабшиной, В. И. Шипаева и др.[242]

В корейской историографии Первомартовскому движению посвя­щено огромное количество работ, что объясняется тем особым значе­нием, которое оно занимает в истории Кореи[243]. В Республике Корея (Южная Корея) 1 марта является общенациональным праздником и объявлено нерабочим днем.

Корея в 1910-1919 годах

 

Для того чтобы понять, что подвигло корейцев к такому масштаб­ному выступлению за независимость в 1919 г., необходимо хотя бы в общих чертах познакомиться с корейской историей предшествую­щих девяти лет, т. е. со времени аннексии Кореи до начала народного движения.

Указом № 319 японского Императора от 29 августа 1910 г. в Ко­рее было учреждено генерал-губернаторство во главе с генерал-гу­бернатором — японцем, имевшим соответствующий военный чин. Пер­вым генерал-губернатором Кореи стал Тэраути Масатакэ, бывший ранее генеральным резидентом Кореи. Одновременно название новой «японской территории», как уже упоминалось, было заменено с Тэхан («Великая Хан») на Чосон («Утренняя Свежесть»). Таким образом, название должно было понизить статус Кореи.

Буквально с первых дней после юридического оформления аннек­сии Кореи Япония приступила к осуществлению политики, которую в отечественной литературе именуют «военное управление», или «во­енная диктатура». Дословный перевод термина, обозначающего эту политику, звучит так: «политика ограничения военными [мерами]» (мудан чончхи).

30 сентября 1910 г. был обнародован указ о новой системе управ­ления, согласно которой вся полнота власти в Корее отныне принад­лежала генерал-губернатору. Ему подчинялись все органы государ­ственного управления. Формально генерал-губернатор был подотче­тен японскому Императору, но в своих решениях он был независим от японского правительства. Генерал-губернатору принадлежала вся полнота административной власти, в его ведении находились поли­ция и армия, он имел право назначения на должности и снятия с них, право издания законов.

Местное управление было сосредоточено в руках японских губер­наторов 13 провинций Кореи и японских начальников округов, уез­дов, областей. В очередной раз подверглись реформированию суды и полиция. При этом интересно отметить, что примерно половину по­лицейских составляли корейцы. Полиция пользовалась неограничен­ным правом входить в любые помещения, выступать в суде в качестве обвинителя и даже совершать «ускоренные приговоры» безо всякого суда и следствия.

Была изменена система образования. Новая программа ориентиро­валась на искоренение или по меньшей мере игнорирование корейской культуры. Из корейских учебных заведений были оставлены лишь старинная конфуцианская академия Сонгюнгван, а также Хансонская (т. е. Сеульская) педагогическая школа и Хансонская школа иностран-ных языков. Закрылось большинство корейских газет, в том числе и те, что издавались на японском языке. Из почти двух десятков га­зет были оставлены лишь две: «Кёнсон илъбоъ («Столичная газета») и «Мэилъ синпо» («Ежедневная газета»), и то в основном для того, чтобы доводить распоряжения японской администрации до населения.

Для реализации планомерного экономического подчинения Кореи при японском генерал-губернаторстве были учреждены особые орга­ны, такие, как Управление железных дорог, Управление связи, Вре­менное управление по инспектированию земель. В сентябре 1910 г. был опубликован указ об обследовании земель, чтобы «неучтенные» земли, т. е. те, владельцы которых не могли подтвердить прав вла­дения документально, перевести в собственность генерал-губернатор­ства. В результате подобной политики за первое десятилетие японской колонизации Кореи в японскую собственность перешло различными путями около 40% всех пахотных земель Кореи и 50% ее лесов.

В декабре 1910 г. был издан закон об акционерных компаниях (дей­ствовавший до 1920 г.), который делал практически невозможным для корейцев открытие новых предприятий. Этот закон наглядно демон­стрировал, что «соединение» Кореи и Японии произошло отнюдь не в интересах «двух стран». Японское управление в Корее нисколько не улучшало, а, наоборот, делало жизнь корейского народа все хуже и хуже. Так, например, в 1916 г. уровень средней заработной платы ко­рейского наемного работника в Сеуле понизился на 24%, по сравнению с 1910 г., а уровень цен вырос на 29%. Особенно обострилось положе­ние в Корее в период с 1917 по 1919 г. За это время более чем в четыре раза возрос уровень экспорта и импорта. Учитывая то, что корейская промышленность, торговля, сельское хозяйство находились в руках японцев, указанные цифры обозначают не рост собственно корейской экономики, а развитие японской экономики на территории Кореи пу­тем ужесточения эксплуатации местного населения. Действительно, в тот же промежуток времени только в Сеуле цены на товары выросли в 2,3 раза.

И тем не менее среди западных исследователей встречаются та­кие, кто наблюдает некоторые положительные последствия японской колонизации для Кореи, в частности, в связи с развитием промыш­ленности, сельского хозяйства и инфраструктуры[244]. Действительно, колонизация Кореи индустриально развитой Японией требовала опре­деленной модернизации всех корейских институтов. Для этого нужно было хотя бы в ограниченной степени повысить общеобразователь­ный уровень корейцев. Объективным следствием этого явилось дальнейшее пробуждение национального самосознания корейцев, которое приобрело новые формы цивилизации начала XX в.

После юридического оформления колонизации Кореи Японией ак­тивизировала свою деятельность подпольная патриотическая орга­низация «Новое народное собрание» (Синминхве), созданная еще в 1906 г. Ан Чханхо (1878-1938). В свое время Ан Чханхо участво­вал в деятельности Общества независимости, в 1900-1906 гг. нахо­дился в США. «Новое народное собрание» имело свой печатный ор­ган — «Ежедневную газету Великой Кореи» («Тэхан мэилъ синпо»). В 1911 г. японские колониальные власти обвинили руководителей Син­минхве в том, что они якобы были причастны к подготовке покуше­ния на генерал-губернатора Тэраути Масатакэ, которое планировал совершить в декабре 1910 г. Ан Мёнгын, дальний родственник Ан Чжунгына (в 1909 г. застрелившего Ито Хиробуми). В 1911-1912 гг. было арестовано около 600 патриотов, частью состоявших в Синмнихве, частью входивших в корейские протестантские организации, из них 105— предъявили официальное обвинение. Суд начался в июне

1912 г. Несмотря на то, что 99 человек были признаны невиновными, с этого времени Синминхве практически прекратило свое существование. Однако в 1913 г. в провинции Кёнсан была создана новая подполь­ная организация, «Отряд возрождения» (Кванбоктан). В 1916 г. она была переименована в «Общество возрождения Великой Кореи» (Тэ­хан кванбокхве). Общество имело более 200 человек постоянных чле­нов и отделения в корейских провинциях. Однако по доносу в япон­скую полицию 37 человек руководителей были схвачены. Многие чле­ны общества бежали в Маньчжурию. Японцам удалось уничтожить Тэхан кванбокхве.

В то же время по всей стране возникало множество более мелких патриотических организаций, таких, как «Организация самостоятель­ности» (Чариптан; основана в 1916 г.), «Организация корейской рево­люции» (Чомёндан; 1915г.), «Общество самостоятельного прогресса» (Чачжинхве; 1918 г.), а также ряд других. Японской полиции было труднее их обнаружить.

Но, по-видимому, наибольшее значение в организации патриотиче­ского антияпонского движения имели легальные массовые обществен­ные организации — корейские протестантские церкви и новая корей­ская религия чхондогё («учение Небесного пути»), переименованная в 1905 г. из тонхак третьим патриархом религии Сон Бёнхи (1861-1922), а также несколько измененная им в идейном плане. Религия чхондогё, призывавшая любить одинаково всех людей, приравнивая их к божествам, была официально разрешена японской администрацией.

Заметную роль в активизации корейского движения за независи­мость сыграли также события мирового масштаба. Здесь можно гово-рить об особой роли Октября 1917 г.[245] В южнокорейской исторической литературе, по понятным причинам, о влиянии революционного дви­жения в России предпочитают часто не упоминать. А ведь именно после Октябрьской революции многие малые нации получили незави­симость и создали самостоятельные государства (Финляндия, страны Балтии).

В конце января 1919 г. президент США Вудро Вильсон в пункте 5 своего послания Конгрессу провозглашал право народов на само­определение и обретение независимости. В том же 1919 г. в Париже созывалась мирная конференция, на которой Корея могла бы заявить о своем желании восстановить независимость. Многие корейские пат­риоты, боровшиеся за независимость страны, с конца XIX в. получали поддержку США и надеялись на американскую помощь и в будущем.

Воодушевленные событиями 1917 —начала 1919 г. корейские бор­цы за независимость начали создавать новые патриотические орга­низации. В частности, в январе 1919 г. в Китае в Шанхае будущие лидеры движения за независимость Ким Гюсик (1877-1950) и Ё Ун-хён (1886-1947)[246] основали «Молодежную партию за новую Корею» (Син Хангук чхоннёндан).

И вот, во время постепенного нарастания корейского национально­го сопротивления, 21 января[247] 1919 г. умер первый Император Кореи Кочжон. Сразу же по стране поползли слухи, что умер он не своей смертью, а его отравили японцы. Похороны экс-Императора были на­значены только на 3 марта, что связано с представлениями о «счаст­ливых» или «несчастливых» днях. Ко дню похорон многие корейцы решили приехать в столицу. Массовое стечение народа со всей стра­ны предоставляло хорошую возможность во всеуслышание заявить о чаяниях корейского народа восстановить независимость страны.