Глава 10. Философия XX века 6 страница

Эволюция Франкфуртской школы предстает как движение от «критической теории общества» (М. Хоркхаймер, Г. Маркузе) к пессимистической философии истории (поздний Хоркхаймер), к «негативной диалектике» (Т. Адорно и поздний Г. Маркузе) и, наконец, к пессимистическому примиренчеству (Ю. Хабермас).

Маркузе полагает, что подлинный предмет «критической теории» — «будущее», понимаемое как радикальное отрицание «данного». В книге «Разум и революция» (1941) говорится, что «критическая теория» должна доказать неистинность «данного», «фактического». Диалектика понимается Маркузе как негативная диалектика; позитивная, утверждающая диалектика является, по его мнению, самопротиворечием, абсурдом. В «критической теории» большое место отводится фантазии. «Выходя за пределы наличного, она может предвосхитить будущее».

Франкфуртцы говорят о том, что идет «ликвидация» традиционной философии, что ее содержательные моменты уходят из философии в сферу социального знания. Франкфуртцы ведут критику рационализма.

В совместной работе Хоркхаймера и Адорно «Диалектика просвещения» (написана к 1944 г., вышла после войны, в 1948 г.) то, что раньше называлось рациональностью, например у Вебера, именуется просвещением. Проблема рациональности связывается с проблемой власти. Цель рационализации — овладение внешней и внутренней природой, сам принцип рациональности совпадает с принципом воли к власти. В работе предпринимается критическое переосмысление истоков цивилизации.

Самый первый акт рационального овладения природой, опирающийся на волю и разум, — первоначальное грехопадение человечества. Человек противопоставил себя природе, отпал от нее, противопоставил ее себе как объект, что-то безжизненное, неодушевленное, бессмысленное. В дальнейшем это вылилось в стремление к полной автономности разума от каких-либо природных уз и к господству над природой. Человек подчиняет природу посредством труда. Но, подчиняя природу, он изменяет и самого себя, искореняет в себе все непосредственное, формирует в себе твердый, «мужской» характер. В дальнейшем господство над природой трансформируется в господство человека над человеком.

Порабощение природы приводит к болезненному расстройству разума. Господствующий рационализм сопровождается самообманом относительно своего истинного положения в мире. Подлинное содержание мира, насильственно рационализируемое человеком, все больше заслоняется образом самого человека. В итоге рационализация уродует человека, вносит раздор в отношения людей к природе и друг к другу.

В работе «Диалектика просвещения» Адорно и Хоркхаймер говорят о пути разума: разум стал техничным, а не критичным, он стал чисто инструментальным, контролируемым системой: «Мы живем в тотально административном обществе», над населением возвышаются «технический аппарат и владеющие им социальные группы»; «служа аппарату, индивид исчезает». «Система» использует мощный аппарат культурной индустрии, создаются примитивные, единообразные ценности, блокируется инициатива и творчество. Просвещение превращается в свою противоположность.

Возмездие за просвещение — отчуждение. Все рассматривается через призму власти, научных абстракций. В частности, математически мыслимый мир провозглашается единственно мыслимым. Происходит «аннигиляция» индивидуальностей, развивается «индустрия сознания». В XX в. создаются «псевдоколлективы», состоящие из псевдоиндивидуальностей. Отчужденная культура обслуживает волю к власти. Истинная культура, истинное искусство противостоит рациональному миру всеобщего насилия и эксплуатации и поэтому с необходимостью «выталкивается» этим обществом и его «функционерами». Отсюда происходит конфликт истинного искусства с массовой публикой.

В результате этого процесса люди впадают в «коллективное безумие», будь то мировые войны, фашизм или истерия антисемитизма. «Помрачение разума» наглядно проявляется в истреблении природы и массовом уничтожении людей.

В книге «Помрачение разума» Хоркхаймер, продолжая критику рациональности, пишет: «Формализация разума ведет к парадоксальной ситуации культуры. С одной стороны, в нашу эпоху достигает своей кульминации разрушительный антагонизм самости и природы, антагонизм, в котором концентрируется история нашей цивилизации. Мы видели, как тоталитарное стремление укротить природу редуцировало ego, человеческий субъект до роли простого орудия репрессии. Все иные функции самости, выраженные в общих понятиях и идеях, были дискредитированы. С другой стороны, философское мышление... пришло к отрицанию существования этого антагонизма или к забвению о нем». В настоящее время «болезнью затронут сам костный мозг духовной жизни, то есть сознательность в ее предельном понятии или его собственная сокровенная природа».

Разум совершенно порабощен социальным процессом. Единственным критерием стала инструментальная ценность, функция которой — господство над людьми и природой. М. Хоркхаймер

Хоркхаймер говорит о болезни разума; ее породила «жажда человека господствовать над природой». В индустриальном обществе «мышление... может служить какой угодно цели — порочной или благой. Оно — инструмент всех социальных действий, устанавливать нормы социальной или частной жизни ему не дано, ибо нормы установлены другими...»

«1. Природа представляется простым инструментом в руках человека, объектом эксплуатации, которая при отсутствии цели не знает ограничений. 2. Мышление, не обслуживающее определенные групповые интересы, считается поверхностно бесполезным. 3. Такая умственная деградация вполне устраивает власть предержащих, с помощью прирученных "мыслителей" удобно контролировать капитал и рынок труда. 4. Массовая культура навязывает образ жизни, принятый теми, кто, ненавидя, на словах тем не менее восхваляет его. 5. Продуктивная способность рабочих подчинена техническим требованиям, а городские власти определяют стандарты по собственному усмотрению. 6. Обожествление промышленной деятельности не знает пределов. Несуетность воспринимается как порок, если время бездеятельности превышает то, которое необходимо на восстановление сил. 7. Значение «продуктивности» соизмеряется термином "пользы", соотносимой с властными структурами, а не со всеобщей необходимостью».

А где же выход? Традиционная философия не дает ответа на этот вопрос. Выход где-то «за пределами» исчерпавшей себя субъективности, на пути возрождения «коллективистских» принципов. Надо каким-то образом снова примирить «разум» и «природу». Нужно противостоять «духу коммерческой культуры». «Критическое» мышление должно помочь индивиду уклониться от организации, которая навязывается авторитарными режимами. Еще не поздно противостоять атмосфере автоматизированного общества. Философия как минимум помогает человеку своей критикой этого общества.

Адорно критикует «организованное общество», в котором рационализация подчиняет каждого индивида, исключает социальную активность. Это общество разобщает людей, создает мощную «индустрию культуры», которая заполняет все свободное время каждого человека, вбивает в его голову государственный порядок как закон всей его жизни, основу его духовной структуры. Важная роль в этом «тотальном» процессе духовного порабощения человека принадлежит культуре. Сам процесс культуры квалифицируется как рост, расширение и углубление организованного господства над людьми.

В противоположность позитивистской социологии, которая стремится к «объективности», устранению «субъективных привнесений» в объект исследования, «критическая теория» предполагает «субъективный», «тенденциозный», «партийный» момент как обязательный в социологическом исследовании. Общество как совокупность насильственно связанных друг с другом элементов неизбежно опосредовано человеческим духом, с его субъективностью и тенденциозностью. И сам социолог также не может быть беспристрастным. Адорно подчеркивает, что познающий субъект обязан участвовать в преобразовании общества в соответствии со своими представлениями о том, каким оно должно быть.

«Негативная диалектика» Адорно исходит из критического отрицания существующего. Адорно любил повторять, что дело человеческого разума — подвергать сомнению все на свете, в том числе — и даже в особенности — самого себя. В работе «Негативная диалектика» (1966) он утверждает необходимость абсолютного, тотального отрицания. Благим может быть только негативное, нетождественное, нерешенное. Диалектическое мышление должно снова и снова преодолевать свою понятийную структуру, чтобы выразить невыразимое, постичь непостижимое, сказать несказанное.

Адорно говорит, что задача негативной диалектики — перевернуть ложную уверенность философских систем в господстве общего над индивидуальным, опровергнуть иллюзию, что бытие доступно мышлению. Реальность не есть нечто рациональное, скорее, она есть нечто разорванное и неуспокоенное. Нужно избавиться от ложных образов реальности.

«Негативная диалектика» — это не диалектика рационального типа, а некий синтез непосредственного, природного и рационального, понятийного. Эта диалектика ориентируется не столько на науку, сколько на искусство, художественное мышление. Характерно, что в более ранней работе «Философия новой музыки» (1949) Адорно выступает как апологет новой Венской школы (А. Шёнберг, А. Берг, А. Веберн). В идейной основе этой школы он видел философию отчаяния. «Истинным» в искусстве может быть лишь отрицание, абсурд.

Адорно говорит, что в традиционном понимании субъект и объект взаимоопределяют друг друга. В логике субъект высказывания — то, что подлежит определению. Но с точки зрения негативной диалектики ситуация в обществе иная. Социальный субъект не определяется через объект, не отражает объект, а определяет себя в различных социальных институтах, т. е. объективируется.

Маркузе утверждал, что культура угнетает человека и как социальное, и как биологическое существо (подчиняя своей деспотической власти всю структуру его инстинктов). «В своей всеобщей форме специфически западная идея разума осуществлялась в системе материальной и интеллектуальной культуры (экономике, технике, "образе жизни", науке, искусстве), которая находит свое полное развитие в индустриальном капитализме, и система этого разума обнаруживает тенденцию к специфическому типу господства, который становится судьбой современного народа, — к рациональной бюрократии».

Культура склонна к саморазрушению. В частности, «искусство разделяет судьбу всякой истинной человеческой коммуникации: оно отмирает». Все, созданное на основе разума, по Маркузе, обнаружило свою неразумность, рациональность обернулась иррациональностью. Отсюда вывод Маркузе о возможности «качественно новой рациональности».

Маркузе говорит о «недостаточном радикализме», «недостаточной революционности» диалектики Маркса. Переход от настоящего к будущему должен стать «тотальной революцией», абсолютным разрывом с настоящим. Это возможно потому, что между настоящим и будущим нет общих соединительных звеньев, как нет таковых между Добром и Злом. Маркузе выступает за такую рациональность, которая высвободит человека из-под гнета норм культуры. Используя идеи Фрейда, Маркузе говорит, что нужно снять запреты, наложенные культурой, «принципом реальности» на «принцип удовольствия». Он считает, что проблему взаимоотношений личности и общества можно решить на основе биопсихического переустройства человека. К человеку должна прийти сила отрицания извне, на основе образа будущего. Ликвидация всех запретов, наложенных культурой и цивилизацией на «принцип удовольствия», будет в глазах большинства выглядеть как нечто неразумное и иррациональное. Но на самом деле это акт высшего разума.

В книге «Одномерный человек» (1964) Маркузе говорит о том, что индустриальному обществу удается решить две проблемы: расширить внутренний рынок и теснее привязать трудящихся к существующей системе производства и потребления, «интегрировать» их экономически. Рабочий, имеющий собственную квартиру, машину, холодильник, телевизор и т. д., — это иная социальная фигура, чем пролетарий XIX в., едва зарабатывавший себе на жизнь. Теперь рабочий заинтересован в нормальном функционировании хозяйственной системы. Люди потеряли способность вставать в оппозицию к существующему обществу. Человек потерял социально-критические ориентиры, стал человеком одного измерения, которое задается ему «обществом потребления». Массы — совокупность «одномерных» людей. «Сейчас идеалы автономии личности, гуманизма, трагической и романтической любви отошли в прошлое, а если и используются, то лишь как орудие в борьбе Востока и Запада. Эти ценности имеют значение лишь в контексте пропаганды, они сами стали элементами массовой культуры». Современное индустриальное общество с «одномерным человеком», наделенным «одномерным мышлением», является конечным итогом развития науки Нового времени.

Чтобы выйти из тупика, нужно взорвать утвердившийся способ бытия, опираясь на принципиально новый «жизненный проект». Речь идет о каком-то качественно новом типе рациональности. «Критическая теория призывает к выдвижению нового проекта, который продемонстрировал бы более высокую рациональность».

Маркузе говорит, что весь мир, окружающий современного человека, имеет политическую природу. Мир — это политика, прямое, косвенное или символическое угнетение. Поэтому истинна только одна форма борьбы — политическая; все другие не касаются сути дела, а поэтому служат укреплению существующего строя.

Маркузе выступает за социальный катаклизм, радикальный переворот. Нужно опираться на «варварские», «первобытные», «стихийные» силы человеческой души. Революционная инициатива от «одномерных» людей переходит к «аутсайдерам», которые не смогли или не захотели приспособиться к «буржуазной цивилизации», которые находятся вне господствующей системы и меньше всего поддаются ее растлевающему влиянию (люмпен-пролетарии, люмпен-буржуазия, люмпен-интеллигенция). Особая роль отводится молодежи. Маркузе также апеллирует к искусству — сюрреализму.

Социальная революция в концепции Маркузе сочетается с сексуальной революцией — раскрепощением эротических влечений человека. В книге «Эрос и цивилизация» он требует «тотальной эротизации» всех человеческих отношений. Политический радикализм сочетается с моральным радикализмом, отказом от существующей морали.

Хабермас призывает вместо проблемы отношения к природе поставить на первый план проблему отношений между людьми. Нужно изменить систему общения, «ликвидировать» идеологию, перейти к «коммуникативной рациональности» общения свободных от принуждения людей.

Франкфуртцы считали, что на место «буржуазного индивида» должна прийти иная личность. В ее основе будет лежать некое эстетическое начало, «самоуподобление» личности природным стихиям, «саморастворение» личности в окружающих личностях. Индивид станет открытым для истинного наслаждения (слияния с природой и другими людьми).

Франкфуртская школа существовала более сорока лет, она распалась лишь в середине 70-х гг. Идеи франкфуртской школы, ее «критическая» направленность стали теоретическим основанием движения «новых левых», способствовали формированию умонастроения протеста и разрушения, политического экстремизма.

«Новые левые» поначалу (50-60-е гг.) представляли собою элитарное литературно-философское течение «социально-критических» интеллектуалов. Затем они распространили свое влияние на молодежь, студенчество. Идеологи «новых левых» среди студенчества (Марио Савио, Руди Дучке, Д. Кон-Бендит, С. Кармайкл) считали своим учителем Маркузе. «Новые левые» абсолютизировали насилие и террористические методы борьбы. Они выдвинули концепцию революции «для» народа, но против него, поскольку народ не понимает своего собственного блага в

силу своей «одномерности». Движущая сила революции — аутсайдеры. Нужно отказаться от парламентских методов борьбы и спровоцировать демократические режимы, с тем чтобы они обнаружили свою «фашистскую» сущность.

«Новые левые» выдвинули тезис о «молодежном расизме», согласно которому «молодое» и «старое» поколения противостоят друг другу как два враждебных класса. Проповедник контркультуры Норман Браун в конце 60-х гг. писал: «...необходимо сказать нашему младшему поколению, что реальная борьба не в политической сфере, а в том, чтобы положить конец всякой политике». От политики следует перейти к поэзии, к искусству.

В. Рейх вслед за Маркузе утверждал, что человеческая цивилизация носит репрессивный характер, она основана на подавлении естественных человеческих инстинктов и влечений. Подлинная революция должна снять все запреты, уничтожить все репрессивные нормы и ограничения.

Франкфуртская школа получила широкую международную известность именно в связи с распространением движения «новых левых».

Герменевтика

Герменевтика (точнее, так называемая философская герменевтика, или герменевтическая философия) — одно из влиятельных философских учений второй половины XX в.

Герменевтикой в широком смысле слова обычно называют искусство и теорию истолкования текстов. Термин «герменевтика» был введен Дильтеем (Гермес — вестник богов в античных мирах, в которых он выступает как бы посредником, сообщает людям волю богов, истолковывает их веления). Герменевтика как проблема правильного понимания и толкования письменных источников возникает вслед за появлением письменности. Основная категория герменевтики — понимание — впервые в явном виде была определена Августином: «Понимание есть переход от знака к значению».

В Средневековье герменевтика была связана с теологией. Служители церкви присвоили себе монополию на понимание и истолкование догматов веры, интерпретацию содержания «священных книг» неграмотному населению. Не всякому был доступен смысл Священного писания. Еще Августин писал: «Боговдохновенность Писания требует и боговдохновенности читателя». Искусство и метод толкования Священного писания были также необходимы из-за наличия в нем иносказаний, неясных мест, противоречий.

Гуманисты эпохи Возрождения выдвинули идею «исторического анализа» для возрождения классической античной литературы, нового прочтения античных источников с целью очищения их смысла от наслоений и искажений. Сформировалась так называемая филологическая герменевтика. В ходе Реформации была отвергнута монополия католической церкви на истолкование Библии; каждый верующий должен сам понимать и толковать для себя текст, протестантский пастор ему при этом лишь помогает. Представители реформационного движения выступили против теологов, отстаивающих незыблемость традиции. Лютер и его последователи сформулировали принцип интерпретации текста: все детали текста следует понимать, исходя из контекста, их взаимосвязи и из единого смысла, на который ориентирован текст в целом.

Основы герменевтики как философского учения заложил Фридрих Шлейермахер (1768-1834). Герменевтика, согласно Шлейермахеру, — метод понимания исторических памятников и текстов. Подобно умению читать, писать, логично мыслить, можно научиться и понимать. Для этого нужно изучить определенную систему правил и сознательно их применять.

Шлейермахер выделяет два типа истолкования: грамматическое и психологическое. Грамматическое — это искусство «находить определенный смысл какой-либо речи, исходя из языка и с помощью языка». В психологическом истолковании нужно входить в культурно-историческую атмосферу времени создания текстов, исходить из своеобразия личности автора текста, необходимо «вчувствоваться» во внутренний мир создателя текста. Шлейермахер считал, что герменевтическая деятельность позволяет понять духовную индивидуальность автора и те скрытые интуитивные побуждения, которые двигали его пером, более глубоко, чем их понимал сам автор. Шлейермахер выдвигает важный принцип: следует сначала понять целое, чтобы стали ясны части и элементы. Нужно, чтобы текст, интерпретируемый объект и интерпретатор были в одном «круге». У интерпретатора должно быть некое «предзнание», более широкий горизонт знания по отношению к данному тексту.

Идеи Шлейермахера продолжил Вильгельм Дильтей (1833-1911). Дильтей противопоставляет естественнонаучное и гуманитарное знание. Выделяя два класса наук, науки о природе и науки о духе, Дильтей выражает сожаление о том, что «знания того и другого классов постоянно смешиваются друг с другом в обеих пограничных областях между изучением природы и изучением духовных явлений», а между тем их нужно четко разграничивать. В науках о природе познание идет через опыт, «измерения и исчисления», в то время как духовная жизнь представлена в переживании и понимании. «Понимание и истолкование — это метод, используемый науками о духе. Все функции объединяются в понимании. Понимание и истолкование содержат в себе все истины наук о духе. Понимание в каждой точке открывает определенный мир».

По Дильтею, конечная единица сознания — переживание (а не ощущение или восприятие). Жизнь — это последовательность переживаний. В основу гуманитарного знания нужно положить психологию, которая должна описывать переживания человека. Понимание собственного внутреннего мира достигается путем интроспекции (самонаблюдения). Понимание чужого мира идет путем «вживания», «сопереживания», «вчувствования». «Понимание проникает в чужие обнаружения жизни посредством транспозиции из полноты собственного переживания».

Искусство герменевтики позволяет увидеть, как внешние обстоятельства, условия существования, а также внутренние черты личности (характер, темперамент, политические взгляды, мировоззренческие установки и т. д.) влияют на специфику созданного этой личностью произведения. У автора многое делается бессознательно; интерпретатор же делает эти факторы достоянием знания. Герменевтик может «понять автора лучше, чем он сам понимал себя». Но почему одно «Я» может понять другое «Я», чужой внутренний мир? Дильтей, как и Шлейермахер, считает, что в любой индивидуальности есть нечто общечеловеческое, что и дает возможность понимания. В то же время Дильтей против постулирования «законов общественного развития».

Герменевтика выступает также как метод интерпретации исторического прошлого. Чтобы понять некоторое историческое событие, нужно понять чувства, мысли, настроения его участников, так сказать, войти вовнутрь события, пережить его во всей его индивидуальности и полноте. Историк, по мнению Дильтея, должен вжиться в определенную эпоху прошлого и не пытаться объяснить ее рационально-казуально, а интуитивно «понять». У каждой эпохи есть своя «душа» или «дух» как непостижимая наукой взаимосвязь всех сторон сознания людей этой эпохи. Историк должен стремиться понять дух эпохи и на этой основе истолковывать исторические события, передавая затем это истолкование слушателю или читателю.

В XX в. в западной философии прослеживаются две основные тенденции: ориентация на логико-рационалистические способы познания и на рациональное созерцание, интуицию. Философская герменевтика второй половины XX в. тяготеет ко второй тенденции, хотя при этом не отказывается от использования логико-дискурсивных приемов познания.

Видные герменевтики Ханс Георг Гадамер (1900-2002) и Поль Рикёр (р. 1913) фактически отождествляют философию с герменевтикой, считая объектом философии тексты, познание и интерпретацию текстов. Характерно при этом, что истолкование текстов и вообще всех явлений языка в современной герменевтике переплетается с «критикой идеологии». Язык объявляют средством обмана, лжи, «тотальной пропаганды»; беду современного общества видят в господствующих формах «принудительного» общения, в манипуляции сознанием, в деформации «свободного общения». Языковые трудности мешают взаимопониманию, а отсюда, по мнению многих герменевтиков, проистекают все противоречия жизни.

Предметом философии герменевтики объявляют мир человека, понимаемый как область человеческого общения. Когда Гадамер говорит, что герменевтика — понимание смысла текстов, памятников или каких-то других явлений культурной жизни, то под смыслом подразумевается значение явлений, их обязательная отнесенность в языке к человеку. «Бытие, которое может быть понято, есть язык». Мы можем иметь дело только с «лингвистически оформленным» миром, запечатленным в языке. «Мы живем внутри языка».

Нужно отметить, что герменевтики, занимающиеся проблемами понимания, не считают себя обязанными высказывать какие-либо суждения о сущности бытия, его структуре и т. д. Философа должно интересовать только бытие, которое «ухвачено» языком, остальное же выводится «за скобки».

Именно герменевтика должна дать ответ на основополагающий вопрос: как возможно понимание окружающего нас мира? Гадамер говорит, что необходимо «раскрыть герменевтическое измерение в его полном объеме и основополагающем значении для всего нашего миропонимания, во всех его проявлениях, от межчеловеческой коммуникации до общественной манипуляции, от опыта отдельного человека как в этом обществе, так и с этим обществом, от построенной из религии и права, искусства и философии традиции и до эмансипаторской энергии рефлексии революционного сознания».

Шлейермахер и Дильтей делали основной акцент на психологическом «вживании», «вчувствовании» во внутренний мир исторических персонажей, авторов текстов при явной недооценке логико-рациональной деятельности. Такая позиция вызывает возражения. Так, Бохеньский пишет: «Голословным является утверждение, что историки и философы пользуются каким-то особым вчувствованием; если дать себе труд посмотреть, как эти люди рассуждают, легко убедиться, что на самом деле их поведение вполне рационально. Это поиск источников, текстологический анализ, перевод на современный язык; определение времени написания текстов, установление авторства, выяснения степени компетентности и искренности писавшего. Только в результате этих кропотливых, детальных, всегда чисто рациональных процедур можно прийти к правильному пониманию текстов. Поэтому сама мысль о движении жизни историка к жизни человека, о котором он пишет, есть заблужденье... Историк имеет дело только с документами, письменными источниками, — на их основе и реконструируются исторические персонажи. По завершении работы можно предаваться и вчувствованию, однако само по себе оно не может быть методом исследований».

Основные взгляды герменевтиков представлены в работах Э. Бетти, X. Г. Гадамера, П. Рикёра.

В 1955 г. Эмилио Бетти (1890-1968) опубликовал работу «Общая теория интерпретации». Бетти говорит, что интерпретатор призван опознавать и выявлять в различных объективациях духа «творчески животворящую жизнь». «Смысл следует не вносить, а выносить».

Бетти говорит о 4 канонах интерпретации:

♦ в объекте интерпретации есть смысл, он — продукт человеческого духа;

♦ когерентность — части текста могут быть поняты в свете целого, а текст в целом — в связи с его частями;

♦ интерпретатор идет к пониманию, отталкиваясь от собственного опыта;

♦ адекватность понимания.

В 1960 г. была опубликована работа Гадамера «Истина и метод», которая считается одной из фундаментальных работ по герменевтике. Рикёр в работах «Конфликт интерпретаций» (1969), «От текста к действию. Очерки по герменевтике» (1986), проводит идею о том, что наиболее важные моменты жизни человека и истории объективированы в символах. Задача интерпретатора — дешифровка скрытого смысла символа.

Основная идея герменевтики может быть охарактеризована следующим образом. Существуют тексты, несущие смысл. Смыслы говорят о вещах. Интерпретатор входит в понимание, его ум при этом — не tabula rasa; а в нем есть определенное предпонимание. Интерпретатор читает текст с определенным ожиданием. Может оказаться, что это ожидание не оправдается. Изменение в сфере предпонимания дает возможность новой интерпретации текста.

Нередка ситуация, когда изучаемый нами текст уже был объектом многих интерпретаций. Иногда кажется, что интерпретация такова, что автору оригинала она показалась бы несоответствующей его тексту. Гадамер пишет, что важно вовсе не то, что хотел сказать автор (как думали Шлейермахер и Дильтей), а то, что фактически говорит сам текст. Герменевтика предполагает «открытость» самого текста, доступность его для интерпретации.

Чем дальше мы удалены от времени создания текста, тем с большим пониманием мы приближаемся к нему благодаря последовательности все более точных интерпретаций.

В процессе развития герменевтики было выработано множество специальных правил, приемов, методов логико-грамматического анализа текстов. Кроме того, в исследование включается обсуждение мотивации, целей и стремлений авторов текстов. Подвергнута пересмотру исходная позиция относительно необходимости «вчувствования», «вживания» для понимания.

Обратимся к концепции Гадамера. Для уяснения ее смысла обратимся к так называемому герменевтическому треугольнику.

Фиксация Интерпретация

S₁ S₂

Понимание

Герменеевтический треугольник. Здесь

O - текст (или речь), S₁- автор этого текста,

S₂ - интерпретатор (исследователь)