Поглощенность деятельностью

Концентрация внимания является общей характеристикой для субъективно значимых состояний сознания и, более того, служит необходимым условием их достижения. Сюда относят состояния поэтического и артистического вдохновения, эстетического наслаждения и восторга, медитации, сердечной молитвы, мистического экстаза, любовного томления, абсорбции, гипнотического транса, пиковых и рекордных переживаний, идентификации и эмпатии. Яркие описания и высокие оценки этих состояний можно найти в философской, искусствоведческой, художественной, автобиографической и религиозной литературе. Научное исследование состояний такого рода тормозится трудностями методического характера, нерешенностью многих вопросов общей психологии и, в частности, проблемы внимания.

Начиная с 60-х годов, интерес к этой области субъективного опыта человека и число соответствующих исследований неуклонно возрастают. В странах, где проблемы материального плана в основном решены, перед научной психологией поставили новую практическую задачу — повышение качества жизни в аспектах сознания и самосознания индивида. Этому заказу отвечают, среди прочих, уже получившие широкую известность, признание и поддержку специалистов—практиков, исследования интернациональной группы психологов, которую возглавляет американец Михай Чиксентмихайи (Csikszentmihalyi, 1975; 1988; 1990). Исходным и центральным объектом этих исследований стал известный феномен поглощенности деятельностью; в плане же общепринятой предметной классификации результаты и выводы этих работ обычно приводят в разделах, посвященных теориям внутренней мотивации (напр., Хекхаузен, 1986). В настоящем приложении мы остановимся, преимущественно, на ма­териалах, непосредственно связанных с психологией внимания.

Отправным пунктом исследований М. Чиксентмихайи послужили личные наблюдения за работой художников и скульпторов. Его по­разил следующий факт: художник, работавший увлеченно и само­забвенно в течение многих часов над картиной, которая ему несо­мненно удалась, мог забросить свое творение в дальний угол мас­терской и даже не пытался выставить его на продажу или публич­ное обозрение. В этом и множестве других подобных случаев возна­граждение заключалось в самой деятельности, а не в заработке или социальном признании.

"Несмотря на то, что занятие живописью практически никому из них не могло принести ни славы, ни денег, эти художники целиком и почти фанатично отдавали себя сво­ему произведению, трудились день и ночь, и ничто другое в их жизни не имело столь большого значения. Однако как только работа над картиной или скульптурой завершалась, интерес к ним полностью исчезал. Художники не проявля­ли заметного интереса к картинам друг друга и к великим шедеврам изобразительного искусства. Большинство из них не ходили в музеи и не украшали свои дома произведе­ниями искусства. Если же речь заходила об эстетических качествах их творений или работ друзей, то они начинали скучать или казались сбитыми с толку. Они любили погово­рить о мелких технических деталях, стилистических нова­циях, о действиях, мыслях и чувствах, происходящих по ходу создания произведения. Постепенно стало очевидным, что ими движет и их поддерживает нечто, находящееся в самой изобразительной деятельности" (Csikszentmihalyi, 1975, с. XI).

Что же движет художником в этой ситуации? Ответы, найденные в психоаналитической, необихевиористской и гуманистической ли­тературе, обсуждавшей сходные феномены, показались М. Чиксентмихайи неубедительными. Он предположил, что причину следует искать не в глубинах бессознательного, не в особенностях стимульного окружения и не в потребности самоактуализации, а в сфере непосредственных сознательных переживаний, возникающих по хо­ду деятельности. Наградой человеку служит особого рода наслажде­ние (enjoyment[22]). Совокупность переживаний, которые сопровождают и, одновременно, мотивируют деятельность, непрерывно подтал­кивая субъекта на ее возобновление и продолжение независимо от внешних подкреплений, получила название аутотелического (не­сущего цель в самом себе) опыта.

М. Чиксентмихайи поставил задачу описания этого опыта и ана­лиза условий его возникновения. Первоначальный материал был собран путем интервью и опроса около двухсот человек, предполо­жительно знакомых с опытом аутотелической деятельности (худож­ников, скульпторов, танцоров, скалолазов, композиторов, хирургов, шахматистов, баскетболистов, ученых и др.). Опрашиваемые (рес­понденты) нередко говорили о потоке (flow), в который они как бы погружены. В качестве примера автор приводит следующий фраг­мент интервью с молодым поэтом, альпинистом-любителем:

"Таинственная притягательность скалолазания заклю­чается в процессе восхождения; достигнув вершины, вы радуетесь, но в действительности хотели бы, чтобы подъем продолжался вечно. Ценность восхождения состоит в самом восхождении, подобно тому как оправданием поэзии слу­жит сочинительство. Вы ничего не завоевываете, а только побеждаете нечто в самом себе... Акт сочинения оправды­вает поэзию. Восхождение является таким же признанием того, что вы - поток. Цель потока состоит в том, чтобы про­должать течение, оставаясь потоком, а не в достижении вершины или создании литературной утопии. Это не дви­жение вверх, а непрерывное течение; вы поднимаетесь только затем, чтобы сохранить поток. Для восхождения нет никакого разумного обоснования, кроме восхождения как такового, это связь с самим собой" (Csikszentmihalyi, 1975, с. 47-48).

М. Чиксентмихайи стал использовать слово "поток" в качестве термина, обозначающего аутотелический опыт в целом. Он пишет:

"В состоянии потока действие следует за действием со­гласно внутренней логике, которая, как кажется, не требу­ет никакого сознательного внимательного агента. Субъект переживает этот процесс как непрерывное перетекание от одного момента к последующему, чувствуя, что действия находятся в его власти, а разница между ним и окружаю­щим, стимулом и ответом, прошлым, настоящим и буду­щим незначительна" (Csikszentmihalyi, 1975, с. 36).

На основании анализа полученного материала были выделены следующие универсальные характеристики потока: слияние дейст­вия и осознания, сосредоточение внимания на ограниченном поле стимулов, потеря эго или выход за его пределы, чувство власти и компетентности, ясные цели и быстрые обратные связи, аутотелическая природа. Длительная, не требующая усилий фокуси­ровка внимания занимает в этом списке особое, ключевое место, поскольку определяет, в конечном итоге, все прочие аспекты аутотелического опыта. О предельной концентрации внимания говорило подавляющее большинство респондентов. Приведем не­сколько примеров соответствующих заявлений представителей разных групп:

"Ваша концентрация совершенно полная. Ваш ум не блуждает; вы не думаете о чем-то еще и всецело вовле­чены в то, что делаете. Вы прекрасно чувствуете свое тело и не осознаете какой-либо скованности. Все ваше тело бодрствует, и вы не чувствуете ни одной области, где оно было бы зажато или блокировано. Ваша энергия течет очень плавно. Вы чувствуете себя комфортно, сво­бодным и сильным (танцор)... После того, как я дейст­вительно вхожу в процесс, я совершенно забываю обо всем, что меня окружает. Я имею в виду, что может за­звонить телефон или дверной звонок, или загореться дом, или что-нибудь еще в этом роде... Начиная рабо­тать, я фактически отключаю внешний мир. Как только прекращаю, я могу вернуть его обратно (композитор)... Никакого усилия — игра это борьба, а концентрация подобна дыханию: вы никогда не думаете о ней. Пото­лок может рухнуть, но если не на вас, то вы не заметите этого (шахматист)... Когда я начинаю восхождение, моя память как бы отключается. Все, что я могу припом­нить, ограничено 30 последними секундами, а все, что я могу продумать наперед — ближайшими 5 минутами... При огромной концентрации обычный мир забывается (скалолаз)... Не осознавая обстоятельств, я настолько поглощен, что не замечаю снующих туда сюда меди­цинских сестер и не осознаю усталость ног (хирург)" (Csikszentmihalyi, 1975, с. 39, 41,66, 81, 133).

Как видно из этих высказываний, в состоянии потока созна­ние человека резко сужено. Все мысли заняты и как бы раство­рены в выполняемых действиях. Негативные чувства и настрое­ния, прошлые огорчения и заботы о будущем, которые в иное время дают о себе знать или непрерывно крутятся на периферии сознания, напрочь забываются. Поэтому некоторые респонденты сравнивали эффект потока с результатами психотерапии. Кон­центрация внимания приводила также к изменению восприятия окружающего мира и нарушению чувства времени.

Анализ сообщений и ответов респондентов показал, что основ­ным условием возникновения потока является соответствие тре­бований ситуации умениям субъекта. В любой момент времени человек осознает определенный ограниченный круг возможно­стей деятельности и, вместе с тем, свои умения, то есть способ­ность реализовать эти возможности и справиться с вызовами данной ситуации. Состояние тревоги возникает в тех случаях, когда субъект завален требованиями, чувствуя при этом, что не сможет их удовлетворить. Если же требования к действию не столь велики, но все же превышают его способности, то он ис­пытывает беспокойство. Состояние потока переживается при ус­ловии равенства воспринимаемых требований и способностей. Когда умения субъекта несколько выше возможностей их приме­нения, то наступает состояние скуки. Оно переходит в состояние тревоги, если способности человека очень велики, а возможности для соответствующих действий незначительны. М. Чиксентмихайи подчеркивает, что речь идет именно о воспринимаемых требованиях и умениях. В состоянии потока ситуация пережи­вается субъектом как проблематичная, бросающая ему опреде­ленный вызов и, в то же время, как разрешимая, поскольку он знает, что располагает необходимыми силами и умениями. Ис­точник аутотелического опыта лежит поэтому не в самом субъекте и не в ситуации или задаче, а во взаимодействии субъекта с окру­жением. Иногда скучной может быть самая щедрая на развлече­ния игровая деятельность (напр., игра в карты) и, напротив, дея­тельность рутинная (напр., работа на конвейере) может принести наслаждение. Аутотелической может стать любая деятельность. И здесь вновь вниманию отводится решающая роль. Согласова­ние требований и умений обеспечивается работой внимания. Эту идею в полной мере и на обширном эмпирическом материа­ле разработала Дж. Гамильтон (Hamilton, 1981).

Она считает, что аффективное измерение опыта можно пред­ставить в виде континуума настроений, ограниченного, с одной стороны, отрицательным полюсом скуки и, с другой стороны, по­ложительным полюсом всепоглощающего интереса. Содержание опыта определяется процессами переработки информации, при этом общее строение и процессы системы переработки не рас­сматриваются. Автор говорит об информационном потоке, харак­теризуя его по типу, количеству и вариабельности перерабаты­ваемой информации. Внимание регулирует актуальный поток информации путем селективного усиления и торможения внеш­них и внутренних входов. Эти представления Дж. Гамильтон формулирует, ссылаясь на модель М. Эрдели (см. гл. 2, с. 97). Кро­ме того, она опирается на работы, указывающие на связь ин­формационного потока с характеристиками и содержанием опыта сознания и самосознания. Среди них особое влияние на нее ока­зало теоретическое исследование А. Блюменталя, который попытался соединить классические представления о внимании и структуре соз­нания с идеями современных теорий переработки информации (Blumenthal, 1977). И, наконец, в качестве третьего основного источ­ника автор использует общие положения теорий ограниченных ре­сурсов внимания Д. Канемана, Д. Гофера и Д. Навона (см. гл. 3).

Дж. Гамильтон выделяет три класса механизмов внимательной регуляции — биологический, поведенческий и когнитивный. К био­логическим регуляторам относятся, например, процессы привыка­ния и сенсибилизации, обусловленные изменением уровня корковой активации; к поведенческим — приближение или удаление от источ­ника стимуляции, поисковое поведение и к когнитивным — фанта­зия, анализ и синтез поступающей информации.

Механизмы внимательной регуляции подгоняют актуальный по­ток информации к оптимальному, и в результате человек испытыва­ет положительные эмоции — чувство интереса и наслаждения дея­тельностью. Параметры оптимальной установки потока информации не являются жестко фиксированными и определяются не только устойчивыми предпочтениями и наклонностями субъекта, но и его текущими выборами и состояниями, системой правил и предписа­ний, особенностями данной ситуации.

Работа внимательных регуляторов требует расхода умственного усилия, объем которого ограничен. Каждый индивид располагает определенным набором регуляторов и развитыми в той или иной степени умениями и навыками их использования. Некоторые люди для перехода в оптимальное состояние затрачивают меньше усилий и могут регулировать информационный поток в разнообразных си­туациях и при решении различных, даже рутинных задач. Напри­мер, кассир ритмично нажимает на клавиши кассового аппарата, как бы играя на музыкальном инструменте.

Широкое и гибкое использование внимательных регуляторов ха­рактеризует так называемую аутотелическую личность. Такие субъ­екты даже в условиях изоляции (тюремное заключение, полярные и спелеологические экспедиции и т.п.) способны к переживаниям аутотелического опыта. Основную функцию регуляции информаци­онного потока в этих случаях выполняют механизмы когнитивного переструктурирования. Менее адаптивной, а иногда и вредной, ока­зывается опора на биологические и поведенческие регуляторы. Так, некоторые подростки достигают оптимального информационного потока путем быстрого вождения мотоцикла, слушания громкой, ритмичной музыки, приема алкоголя или наркотиков.

Линия анализа влияний внимания на эмоциональную сферу че­ловека, к сожалению, не получила дальнейшего продолжения. Изучение феномена поглощенности деятельностью пошло по экстенсив­ному пути кросскультурных сравнений и исследования переживаний потока в повседневной жизни, п учебной и профессиональной дея­тельности. Полученные данные говорят о том, что явление потока не уникально, а его характеристики универсальны. Поток обнаружен у представителей разных культур, социальных и возрастных групп. М. Чиксентмихайи считает это переживание основным, первичным двигателем индивидуального развития и общественного прогресса. Так, он пишет:

"Поток не является гомеостатическим механизмом, но в иных отношениях его функционирование сильно напоми­нает другие универсальные источники положительных воз­награждений, как то пищу и секс. Функция потока заклю­чается не в побуждении деятельности организма, необходи­мой для выживания и размножения. Скорее и вероятнее всего, его функция состоит в стимуляции роста данного организма, но не в смысле онтогенетического развития или созревания, а в смысле реализации его возможностей и даже последующего выхода за их пределы. Универсаль­ность потока можно объяснить по сути дела тем, что он является каким-то соединением, встроенным эволюцией в нашу нервную систему — всякий раз когда мы функциони­руем в полной мере, вовлечены в деятельность, требующую всех и сверх того, наших сил и умений, мы испытываем чувство великой радости. Но для повторного переживания того же веселья нам необходимо ответить на несколько больший вызов и в какой-то степени прибавить в наших умениях. Таким образом увеличивается сложность адапта­ции, подталкиваемая тем наслаждением, которое она дает. Посредством переживания потока эволюция заставляет нас развиваться дальше" (Csikszentmihalyi, 1988, с. 367).

Новые данные потребовали уточнения и развития объяснительной модели потока (Massimini, Carli, 1988). Однако представления о при­роде внимания и его роли в процессах порождения этого опыта не изменились. Раскрывая свой взгляд на внимание, М. Чиксентмихайи по-прежнему ограничивается ссылками на его селективную функ­цию и на метафору недостаточных ресурсов психической энергии.

"Поскольку внимание определяет, что именно появится или не появится в сознании, и поскольку оно также необхо­димо для того, чтобы там происходили любые события дру­гих видов умственной деятельности — таких, как припоми­нание, размышление, переживание и принятие решения — полезно рассматривать его как психическую энергию. Внимание подобно энергии в том смысле, что без него не может быть сделана никакая работа и при совершении работы оно растрачивается. Посредством определенных вкладов этой энергии мы создаем самих себя Воспоми­нания, мысли и чувства - все это формируется в зави­симости от того, как мы ее используем. И мы контроли­руем эту энергию, управляя ею согласно нашим жела­ниям; следовательно наше внимание является важ­нейшим орудием улучшения качества жизненного опы­та" (Csikszentmihalyi, 1990, с. 33, курсив автора).

Метафорическая и как следствие чрезмерно широкая и неоп­ределенная трактовка внимания как ограниченного резервуара психической энергии наводит автора на ряд рискованных обобще­ний, используемых для объяснения явлений социальной и куль­турной жизни. Понятие внимания выступает здесь в качестве "одной прислуги за все", создавая иллюзию понимания самых разнородных фактов субъективной и объективной действитель­ности. В наиболее яркой и развернутой форме эта позиция была заявлена и выражена в одной из ранних публикаций М. Чиксентмихайи, из которой стоит, в заключение данного приложения, привести несколько цитат: "Способность сосредоточения внима­ния является наиболее фундаментальным способом уменьшения онтологической тревожности, страха бессилия и несуществова­ния... Основные социальные институты - экономика, законода­тельство, правительство и средства массовой коммуникации - все они являются формализованными структурами внимания... Главные вопросы холистической науки о поведении вращаются вокруг одной проблемы: как и куда распределено внимание и кто управляет этим процессом" (Csikszentmihalyi, 1978, с. 344,354,356).

Ошибки рассеянности.

Необходимость психологического изучения ошибок человека не вызывает сомнений как с прикладной, так и с теоретической точек зрения. Однако систематическое исследование феномена ошибки началось сравнительно недавно. В когнитивной психологии попыт­ки выделения соответствующей области как самостоятельной бы­ли предприняты лишь в начале 80-х годов (Senders, Moray, 1991). В материале ошибочных восприятий и действий человека когнитивные психологи надеются, подобно 3. Фрейду, найти ключи к пониманию скрытых процессов и механизмов психики. Кроме того, ошибки тре­буют теоретического объяснения, позволяющего прогнозировать вероятность их появления и тяжесть последствий в той или иной ситуации. В последние годы практический запрос к разработке тео­рии ошибочных действий резко увеличился. По оценкам специали­стов от 30 до 80% несчастных случаев и серьезных аварий на произ­водстве и транспорте происходят вследствие ошибок персонала. Среди возможных причин ошибочных действий нередко указывают на невнимательность оператора, водителя или летчика. При этом речь идет, как правило, о знающих и опытных специалистах, обла­дающих хорошо развитыми умениями и навыками. Ошибки рассе­янности рассматривают поэтому как неизбежную расплату за высо­кую профессиональную подготовку.

Любой из нас обладает огромным репертуаром навыков и умений, используемых в повседневной жизни. Локомоции, действия самооб­служивания и многие домашние дела совершаются как бы автомати­чески. Означают ли эти факты, что деятельность такого рода не требует никакого внимания? Среди психологических исследований, отвечающих на этот вопрос, особое место, как по объему собранного материала, так и по глубине теоретического анализа, занимают ра­боты английского психолога Джеймса Ризона и его сотрудников. Настоящее приложение посвящено изложению некоторых данных, результатов и выводов этого цикла исследований.

В общее определение ошибок Дж. Ризон включает эпизоды, в которых запланированная последовательность умственных или мо­торных действий не достигает желаемого результата; причем эти неудачи нельзя объяснить вмешательством случайного агента или вторжением случайного события. Кроме того, термин ошибка можно использовать только для намеренных действий. Классификацию ошибок проводят по разным основаниям. Дж. Ризон выделяет три рода ошибок по основанию стадии, на которой лежит возможная причина ошибки (Reason, 1987). Ошибки первого рода обусловлены теми заблуждениями, упущениями или неосведомленностью субъек­та, которые сказываются на результатах формирования намерения и планирования его реализации. Ошибочные действия, причины кото­рых заключаются в процессах этой когнитивной стадии, автор назы­вает собственно ошибками (mistakes). В этих случаях действия не достигают своей цели из-за неадекватности плана. Причины ошибок второго рода относятся к мнемической стадии, то есть заключаются в погрешностях запоминания, хранения или восстановления намере­ния и плана деятельности. Ошибочные действия, возникающие вследствие таких неудач, можно назвать пробелами (lapses). Ошиб­ки, происходящие в результате нарушений когнитивных процессов на стадии выполнения запланированной последовательности дейст­вий, Дж. Ризон предлагает называть оплошностями (slips)[23]. Автор приводит дополнительные аргументы в пользу такой классифика­ции. Так, ошибки отличаются от пробелов и оплошностей тем, что их труднее обнаружить и признать. Пробелы носят более скрытый (для окружающих и самого субъекта) характер по сравнению с оп­лошностями. Главный водораздел лежит между ошибками первого рода и двух других родов.

Общее представление о когнитивных стадиях (планирования, хранения и выполнения) Дж. Ризон подкрепляет концепцией уров­ней когнитивного управления деятельностью (Reason, 19846; 1990). Уровни знаний и правил соотносятся со стадией планирования и реализации деятельности в новых и проблемных ситуациях. Уровень умений доминирует при осуществлении привычных видов дея­тельности в знакомой обстановке и соотносится со стадиями хра­нения и выполнения. Управление действиями на уровнях знаний и правил происходит по принципу кольцевой регуляции, то есть опирается на обратные связи (непрерывный контроль за текущи­ми результатами действий и соответствующую корректировку команд). Уровень умений характеризуется открытым контуром управления. Действия совершаются здесь без обратной связи по жесткой программе, отвечающей определенным стимульным условиям. Собственно ошибки Дж. Ризон относит к уровням правил и знаний, а пробелы и оплошности — к уровню умелого выполнения. Если придерживаться традиционной функциональ­ной классификации, то ошибки первого рода можно назвать ошибками мышления, а второго и третьего — памяти и внима­ния, соответственно. Однако, подобное различение было бы не­правильным. Память и внимание Дж. Ризон рассматривает как универсальные, базовые процессы, участвующие на всех когни­тивных стадиях и уровнях управления действиями. Тесная зави­симость памяти от внимания позволяет объединить пробелы и оплошности в единый класс ошибочных действий, причины кото­рых лежат на уровне умелого выполнения. Автор подчеркивает, что, с одной стороны, ошибки разного рода могут принимать одни и те же формы, а с другой — внутри диапазона ошибок одного и того же рода могут встречаться ошибки различных форм. Дж. Ризон считает, что научная классификация ошибок человека мо­жет быть построена только на твердом основании теории дейст­вий вообще, разработкой которой он занимается вплоть до на­стоящего времени. Краткое изложение основных положений этой теории с акцентом на соответствующие представления о внимании, видах и механизмах ошибок рассеянности будет при­ведено позже. Пока же остановимся на некоторых материалах и выводах раннего этапа эмпирических исследований Дж. Ризона и его сотрудников.

Основная задача этих исследований заключалась в описании видов, частоты и условий ошибочных действий, происходящих в повседневной жизни и деятельности человека. Кроме того, авто­ров интересовал вопрос о том, существует ли склонность к со­вершению ошибок рассеянности и, если да, то с какими индиви­дуальными особенностями психики она может быть связана.

В первом исследовании принимали участие 35 добровольцев — мужчин и женщин разного возраста (Reason, 1979). Большин­ство из них работали или учились. К категории лиц, полностью занятых домашним хозяйством, можно было отнести только трех женщин. В течение двух недель испытуемые вели специальные дневники, в которые записывали все случаи ошибочных действий и обстоятельства их появления. Дж. Ризон просил фиксировать любые, даже са­мые незначительные эпизоды, в которых действия отклонялись от намерения, пропускались или были неадекватны текущей цели. Таким образом получили описание 433 случаев ошибки; в среднем свыше 12 на человека (стандартное отклонение — 7,54), с разбросом от 0 до 36. Значимых различий в показателе количест­ва ошибок по возрасту и полу не было. Правда, среднее число ошибок у женщин (12,5) было несколько выше, чем у мужчин (10,9). Причина этого различия лежит, по мнению автора, в том, что женщины отнеслись к заданию серьезнее и вели дневники более добросовестно, чем мужчины. В распределении частоты ошибок по времени суток была обнаружена тенденция увеличе­ния в периоды с 8 до 12 (у мужчин с 8 до 10, а у женщин с 10 до 12), с 16 до 18 и с 20 до 22 часов (независимо от пола). В результа­те анализа полученного материала Дж. Ризон предложил пер­вую, пока еще поверхностную, классификацию ошибок рассеян­ности, в которую удалось включить 94% зарегистрированных случаев. Приведем эту классификацию с указанием количества соответствующих эпизодов (в процентах от общего числа) и при­мерами автора (Reason, 1979, с. 71-75).

I. Неудачи различения (11 %). К ошибкам этого класса отно­сятся случаи, в которых перепутаны объекты действий, тогда как сами действия были правильными. В зависимости от ха­рактеристик, по которым смешивались объекты, выделяются 4 разновидности ошибок: 1) Перцептивные смешения. Здесь пере­путанные объекты обладают сходными физическими свойства­ми (цвет, форма и т.п.) ("На зубную щетку я выдавил крем для бритья"); 2) Функциональные смешения. Правильный и оши­бочный объекты сходны по функции ("Прямо передо мной на сушилке для посуды лежали губка и флакон очищающей жидко­сти, который обычно стоит в ванной комнате, Я решила поста­вить флакон на его место в ванной, но вместо него схватила губку"); 3) Пространственные смешения. Перепутанные объек­ты находятся поблизости друг от друга ("Вместо транзисторного приемника я включил стоявший рядом электрокамин"); 4) Вре­менные смешения. Неправильно воспринимается время, и как следствие происходят действия, не соответствующие текущему моменту ("Я проснулся, оделся, но когда подошел к двери спаль­ни, понял, что сегодня выходной, и я мог бы поваляться в посте­ли").

II. Неудачи сборки программы действий (5%). Ошибки про­исходят в результате перестановки элементов плана либо внутри одной и той же программы, либо между разными программами. Сюда относятся: 1) Поведенческие перестановки. В эту катего­рию Дж. Ризон включает ошибки действия, аналогичные пере­вертышам и перестановкам речевых высказываний ("Я развернул конфету, обертку от­правил в рот, а конфету бросил в урну"); 2) Смешения между одно­временно действующими программами ("Мой служебный телефон зазвонил. Я схватила трубку и заорала: "Войдите!""); 3) Смешения между действующей программой и программой, хранимой в памяти ("Теперь в нашей кухне стоят два холодильника, и вчера мы пере­ложили продукты из одного холодильника в другой. Сегодня утром я несколько раз открывала холодильник, в котором продукты были раньше").

III. Неудачи контроля действий (20%). Ошибки происходят из-за пропусков проверок хода последовательности действий в ключе­вых пунктах. В итоге действия достигают результатов, непредусмотренных текущей программой. Сюда входят: 1) Перелеты. Действия продолжаются, выходя за пределы целевого пункта последовательности ("Я пошел в спальню, чтобы переодеться во что-нибудь более подходящее для вечера, снял пиджак и галстук, следующей вещью, которую я осознал, было то, что я надел свои пижамные брюки"); 2) Недолеты. Действия завершаются до целевого пункта ("Я уже почти влезла в ванну, когда обнаружила, что еще не сняла нижнее белье"); 3) Ответвления. Начальные участки последовательностей действий совпадают. В точке разветвления происходит переход на последова­тельность более привычную, но не соответствующую текущему намерению ("Я хотел поехать в одно место, но затем, очнувшись, понял, что еду по дороге, ведущей в другое место"); 4) Многократные отступления. После серии мелких шагов в сторону человек отклоня­ется от первоначального намерения ("Я собралась пойти в кладовку за картошкой и морковью. Вышла из кухни, но затем завернула в комнату, поговорила с мужем о предстоящем отдыхе, потом посмот­рела календарь, чтобы сверить даты наших отпусков, и мельком взглянула на карту. Затем, уже возвращаясь на кухню, я увидела дверь кладовки и вспомнила о своем первоначальном намерении").

IV. Неудачи нижнего уровня (18%). Причина ошибок лежит на нижнем уровне управления автоматизированной деятельностью. Ошибки появляются внутри данной, соответствующей намерению, последовательности. Здесь различаются: 1) Вставки. Непреднаме­ренные действия включаются или добавляются к последовательности ("Среди бела дня я, выходя из гостиной, щелкнул выключателем света"); 2) Пропуски. Необходимые действия выпадают из заучен­ной, шаблонной последовательности ("Я налил воду в электрический чайник, подсоединил к нему штепсель шнура и включил стенную розетку, вода не закипала, и тогда я обнаружил, что не вставил вилку шнура в розетку"); 3) Нарушения порядка. Правильные действия выполняются, но в ошибочном порядке ("Когда струя воды наполни­ла ведро, я накрыла его крышкой, не завернув перед этим кран").

V. Неудачи хранения (40%). Предполагаемая причина ошибок — забывание или неправильное извлечение планов и следов действий. К ним относятся: 1) Забывание совершенных действий. Предшест­вующие действия забыты или неверно припоминаются. В результа­те субъект теряет ориентировку в последовательности действий или забывает уже сделанное ("Сегодня утром, когда я вышел из ванной комнаты, мне вдруг пришло в голову, что я не могу вспомнить, по­брился я или нет. Чтобы узнать об этом, мне пришлось пощупать подбородок"); 2) Забывание элементов плана ("Я решил опустить письмо в почтовый ящик на выходе из магазина. Но когда пришел домой, обнаружил, что письмо осталось в кармане"); 3) Возвращение к прежнему плану ("Я готовила печенье и решила удвоить дозиров­ки, указанные в рецепте. Я не могла понять, почему получилось такое жидкое тесто, и приписала это жаркой погоде. И только когда заглянула в духовку и увидела, как оно выпекается, я поняла, что удвоила только один компонент — масло, а остальные забыла"); 4) Забывание сути плана ("Поднявшись наверх в спальню, не мог вспомнить, зачем я туда пришел").

На основании результатов данного этапа исследований была раз­работана новая форма дневника. В него включили вопросы относи­тельно характеристик намеренных и ошибочных действий, воз­можной принадлежности последних какой-то другой деятельности, текущего (умственного и физического) состояния и особенностей ситуации. От респондента требовали описать свою ошибку как можно детальнее, отвечая тут же и сразу на все вопросы. Студенты университета (63 человека) в течение 7 дней зарегистрировали и подробно описали 192 ошибки. Кроме того, авторы использовали специальный опросник, предназначенный для оценки относитель­ной частоты ошибок различного вида. Отвечающий должен был, опираясь на собственный опыт, прошкалировать в диапазоне от "ни­когда" до "более одного раза в день" (всего 11 ступеней) ряд катего­рий ошибочных действий; 18 пунктов этого списка включали в се­бя случаи явного отклонения от намерения, подразумевающие не­удачи в управлении действием или во внимании, то есть входили в класс оплошностей; 12 пунктов относились к классу пробелов, то есть подразумевали какие-то причины, лежащие в мнемических процес­сах. Опросник заполнили 85 человек. Виды ошибок ранжировали по частоте и выявили тенденцию преобладания пробелов над оплош­ностями.

Общие выводы авторы формулируют и приводят в виде следующе­го перечня характеристик ошибок рассеянности:

"1. Они происходят в задаче, в решении которой достиг­нута определенная степень автоматичности. 2. Они связаны с внешним отвлечением или с погружением в себя, но не с эмоциональным или ситуативным стрессом. 3. Они проис­ходят в привычных, почти неизменных условиях. 4. Боль­шинство ошибочных действий принимает вид последова­тельностей поведения, принадлежащих какой-то другой деятельности, намерения выполнить которую в данном слу­чае не было. 5. Склонность к совершению второстепенных оплошностей и пробелов является, по-видимому, отличи­тельным свойством субъекта. 6. Эта индивидуальная склон­ность проявляется во всех аспектах умственной жизни, а не в какой-то частной когнитивной области (памяти, дейст­вии, опознании, речи и т.п.). 7. Получены данные, говоря­щие о том, что склонность к второстепенным когнитивным неудачам связана с индивидуальной уязвимостью к стрес­су" (Reason, Mycielska, 1982, с. 37).

Итак, ошибки рассеянности возникают при выполнении автома­тизированных видов деятельности в знакомой обстановке при усло­вии захвата внимания внешними или внутренними отвлекающими факторами. По чисто поведенческим критериям большая часть (88%) всего массива собранных ошибок (625 случаев) распределяет­ся на четыре группы: повторения, ошибочные объекты, вторжения и пропуски. Однако такая классификация ничего не говорит о причи­нах неудачных действий. С целью объяснения ошибок рассеянности Дж. Ризон разработал общую теорию когнитивного управления дей­ствиями, используя при этом широкий эмпирический материал и теоретические представления других авторов. Он различает три уровня управления — схемы, систему намерения и ресурсы внима­ния (Reason, 19846; Reason, 1990).

Схемы представляют собой относительно устойчивые структуры знаний и умений человека, которые служат для детального руково­дства последовательностями автоматических внутренних и внеш­них действий. Здесь автор обобщает и развивает представления о схемах, которые были впервые выдвинуты неврологами Дж. Джек­соном и Г. Хэдом, разрабатывались в психологической концепции памяти Ф. Бартлеттом, стали популярными и в различных вариан­тах серьезно обсуждаются в современной когнитивной психологии, например, в исследованиях У. Найссера, Д. Нормана и Т. Шаллиса (см. гл. 4, с. 171-172, 200-202). Функционирование схем обычно не осознается. Прямому осознанию доступны лишь результаты их ра­боты — образы восприятия и памяти, слова и чувства. Схемы фор­мируются в процессе построения определенных навыков и умений. Они различаются по функции и уровню активации. Готовность схемы к дейст­вию пропорциональна степени активации. Дж. Ризон различает две группы факторов активации. Специфические факторы активируют схемы определенного рода. Например, схемы действий и слов акти­вируются намерениями нечто сделать или что-то сказать, а схемы опознания — сенсорными входами. Универсальные факторы могут воздействовать на любую когнитивную схему независимо от ее спе­циализации и от системы намерения. В эту группу входят контекст, текущее состояние потребностей, доминирующие эмоции, воздейст­вия других схем, недавность и частота успешного использования данной схемы.

Система намерения включает в себя два компонента — цен­тральный процессор и хранилище. В иерархии уровней управления действиями она занимает ведущее место. В список основных функ­ций системы намерения Дж. Ризон включает планирование пред­стоящей деятельности, руководство текущей деятельностью и на­блюдение за нею, адаптивные ответы на изменение обстоятельств и обнаружение ошибок. Операции системы намерения осознаются. Хранилище этой системы имеет много общего с системой кратко­временной или рабочей памяти. Емкость системы намерения огра­ничена. Это означает, что в данный момент времени может быть реализован какой-то элемент только одного плана. Остальные эле­менты ждут своей очереди в хранилище. Важнейшей характеристи­кой системы намерения является постоянная занятость. Система намерения запускает последовательность шаблонных действий и делегирует функцию детального управления ею соответствующей схеме. Затем она сразу же переключается на какое-то новое дело, которое может быть совершенно не связано с текущей задачей.

В своих представлениях о внимании как третьем компоненте, или уровне системы когнитивного управления действиями Дж. Ризон опирается, прежде всего, на описание внимания, данное У. Джейм­сом. Внимание селективно, связано с осознанием, ограничено и чрез­вычайно подвижно. Произвольное управление вниманием происхо­дит прерывистым образом. При автоматизации деятельности требо­вания к осознанию и вниманию уменьшаются. С целью объяснения роли внимания в управлении действиями Дж. Ризон использует ме­тафору когнитивной шахматной доски, каждая клетка которой пред­ставляет собой отдельную схему или семейство схем. Все схемы взаи­мосвязаны. Одновременно, хотя и в разной степени, может быть активировано множество схем. В поведении и умственной деятель­ности наступил бы полный хаос, если бы не существовало какого-то дополнительного средства управления, а именно, внимания. Дж. Ризон представляет внимание в виде капли фиксированного объема, которая катается по поверхности огромной когнитивной доски. Форма капли непрерывно меняется, но обычно она имеет одну вер­шину, плавно переходящую в более широкое основание. Пло­щадь основания, расположение и высота вершины все время ме­няются. При этом, поскольку объем капли ограничен, увеличение ее высоты сопровождается уменьшением основания. Функция капли внимания заключается в модуляции уровня активации тех схем, которые она накрывает. Внимание селективно увеличива­ет или уменьшает активацию схем. Выходы схем, расположен­ных под вершиной, образуют текущие состояния сознания.

Дж. Ризон связывает координату вертикального измерения капли, соответствующие состояния сознания и уровни перера­ботки информации следующим образом. При малых значениях вертикали внимания, вплоть до некоторого порога, продукты работы нижележащих схем не осознаются. Незначительные ре­сурсы внимания расходуются на этом уровне когнитивного управления на селекцию релевантных и подавление нерелевант­ных схем автоматических действий. Причины ошибок рассеянно­сти лежат в тех зонах когнитивной доски, которые не накрывают­ся каплей или накрываются, но с недостаточной или чрезмерной величиной вертикального измерения. Дж. Ризон предполагает, что какое-то количество ресурсов внимания требуется для вы­полнения любой автоматизированной деятельности. Это количе­ство не является фиксированным — в определенных пунктах по­следовательности действий внимание должно уменьшиться или увеличиться.

Среднее количество ресурсов внимания соответствует облас­ти диффузного или периферического сознания. Когнитивная переработка на этом уровне заключается в описанных У. Найссером процессах предвнимания (выделение фигуры из фона, груп­пировка, обнаружение сильных и внезапных стимулов и т.п.; см. гл. 4, с. 167-168). Кроме того, она используется при обычных проверках выполнения автоматизированных последовательно­стей действий.

Высокий уровень ресурсов внимания (пик капли) соответст­вует фокальному сознанию. На этом уровне когнитивного управления происходят процессы принятия решения, планиро­вания, разрешения проблемных ситуаций, формирования поня­тий, произвольного припоминания и выработки навыков (образования новых схем). Дж. Ризон подчеркивает, что в систему намерения входят именно те схемы, которые лежат под вершиной капли, то есть система намерения не является отдельным блоком.

В процессе планирования действий капля скользит, прочерчи­вая определенный маршрут и оставляя за собой шлейф активи­рованных схем. Со временем их активация уменьшается, и по­этому возможно забывание намерения или отдельных элементов плана. Отсюда возникают ошибки типа пропусков. Дополнитель­ный источник ошибок появляется в тех случаях, когда отработано несколько планов, а решение принято относительно одного. В этих случаях возможна интерференция между схемами различных планов и как следствие отклонение от намерения или реализации принятого плана. Не сле­дует также забывать, что при определенной раскладке факторов активации, независимо от системы намерения и движений внима­ния, на разных участках когнитивной доски возникают дополнитель­ные источники интерференции.

Что же меняет форму капли внимания и заставляет ее двигаться в том или ином направлении? Дж. Ризон считает, что капля одно­временно активна и реактивна. Субъект может управлять ею, опи­раясь на осознаваемую информацию, которую дают схемы, лежа­щие под вершиной. Характеризуя произвольный компонент управ­ления вниманием, автор признает, что обойти проблему гомункулу­са, опираясь только на представления его модели, пока невозможно. Широкая сеть взаимосвязей схем определяет подвижный рельеф доски, в изменчивых складках которого капля может перемещаться реактивным, непроизвольным образом. Низкие места этого рельефа образуют схемы, активированные универсальными факторами, за­пускаемые резкими изменениями сенсорных входов и лежащие на привычных, как бы протоптанных маршрутах движения капли. Благодаря богатой системе связей между схемами могут формиро­ваться особые метасхемы, служащие для оптимального управления формой, направлением и скоростью движения капли.

При обсуждении индивидуальных различий склонности к оши­бочным действиям Дж. Ризон вводит представление о континууме эффективности распределения внимания. Субъекты с повышенной непроизвольной фиксацией или, в терминах метафоры автора, с кап­лей, состоящей из липкого вещества, обладают меньшей подвижно­стью внимания и как следствие более уязвимы к стрессу и склонны к ошибкам рассеянности. Для каждого человека характерна типичная позиция на этом континууме и определенный диапазон ее смещения в соответствии с требованиями ситуации. Тяжелые события, типа утраты близких, увольнения с работы, тюремной изоляции и развода сужают диапазон подвижности внимания и сдвигают его по направ­лению к полюсу фиксации. Капля ресурсов внимания теряет свою обычную подвижность и принимает форму перевернутого гвоздя с маленькой шляпкой и стержнем, направленным на небольшое число схем. В результате человека преследуют повторяющиеся наборы одних и тех же мыслей (феномен умственной жвачки), среднее чис­ло ошибок рассеянности увеличивается, моторная и умственная деятельность протекают рутинным образом, что, в свою очередь, приводит к ригидности поведения и консерватизму мышления.

Дж. Ризон считает, что его теория позволяет объяснить, хотя бы в первом приближении, промахи любого вида (пробелы, оплошности и собственно ошибки) и разнообразные формы их проявления (вторже­ния, пропуски, повторения, ошибочные объекты). Опираясь на свою модель, он объясняет ряд феноменов, описанных и исследованных другими авторами. Так, он не исключает возможность психоанали­тического толкования ошибок, причиной которых является чрезмер­ная активация нерелевантных схем потребностями субъекта. Одна­ко, отношение числа таких ошибок к общему количеству ошибочных действий человека обратно тому, которое предполагал 3. Фрейд. По­давляющее число ошибок объясняется, как пишет Дж. Ризон, более прозаичными и скучными причинами, а именно, особенностями и нарушениями работы внимания. В одной из недавних работ он свя­зывает непосредственно с вниманием все ошибки, причина которых лежит на когнитивном уровне управления автоматизированной дея­тельностью, разделяя их на два рода (Reason, 1990, с. 68-74). В класс ошибок первого рода, названный ошибками невнимания, автор включает пять видов.

1. Оплошности двойного захвата. Большая часть ограниченных ресурсов внимания захвачена каким-то внутренним содержанием или отвлечена на внешний дистрактор в момент, когда необходимо подключение петли управления. В этом пункте плана сильная, но уже нерелевантная схема сохраняет за собой функцию управления последовательностью действий, уводя ее в сторону от намеченного пути.

Необходимыми условиями ошибок этого вида являются: а) вы­полнение хорошо отработанной деятельности в знакомой обстанов­ке; б) намерение изменить обычный ход событий; в) пункт перехода, после которого сопротивление данной схемы заметно меняется; г) отсутствие в этом пункте соответствующей внимательной провер­ки. В результате получаются ошибки типа вторжения сильной привычки, которые, в свою очередь, разделяются на несколько раз­новидностей. Так, вследствие пропуска проверки, может произойти вторжение старой привычки ("Я решил уменьшить потребление сахара и есть кукурузные хлопья без него. Однако на следующее утро я, как всегда, посыпал их сахарным песком"). В других случаях ре­зультатом невнимания становится исключение или недопущение намеренного действия ("По дороге на работу я хотел остановиться, чтобы купить ботинки, но очнулся, вспомнив об этом, когда спокой­но проехал мимо"). В ошибках ответвления действие продолжается по одному из привычных маршрутов, располагающих общим на­чальным участком ("Я собирался выкатить машину из гаража, но на пути в гараж, когда проходил через заднюю веранду, остановился, надел резиновые сапоги и куртку, как будто бы шел поработать в саду"). Подоб­ным же образом происходят ошибки перелета ("Я хотел разуться, сняв только ботинки, но, вместе с тем, стянул и свои носки"). В иных случаях пропущен момент изменения привычного плана действий, что приводит к возвращению к этому плану ("Я задумала пожарить оладьи к чаю, но вспомнила, что у нас нет лимонов, и отказалась от лишних хлопот. Через пять минут я начала смешивать компоненты для оладьев, совершенно позабыв о прежнем решении") или к его продолжению ("Я убирал столовые приборы в буфет, когда жена попросила их оставить, сказав, что они ей понадобятся. Я ее слышал, но не прекратил свое занятие").

2. Пропуски, связанные с перерывами. Неудачи внимательной проверки обусловлены временным отвлечением на какое-то событие во внешнем окружении ("Я подошел к книжному шкафу, чтобы взять словарь, но, когда доставал его с полки, несколько других книг упали на пол. Я поставил их обратно и возвратился за свой письменный стол без словаря"). Вторичные, корректирующие программы, подключающиеся в случаях сбоя запланированной рутинной деятельности, могут быть восприняты как ее часть. Этот вид пробелов можно назвать ошибками устройства программного счетчика.

3. Ослабление намерения. Ошибки этого вида происходят при отсрочке выполнения намерения. Несмотря на то, что отложенное намерение периодически освежается внимательными проверками, оно как бы заваливается другими содержаниями рабочего простран­ства сознания. В связи с этим возникает несколько разновидностей оплошностей и пробелов. Иногда происходит как бы разрыв или разделение намерения ("Похолодало, и я решил закрыть окно, но вместо этого закрыл дверцу шкафа"). Ко второй разновидности от носятся пробелы ситуативного (экзогенного) захвата ("Я пришла в спальню за книгой, сняла серьги, посмотрела в зеркало и вышла без книги"). Сюда же относится разновидность пробелов, названная многократными отступлениями ("Я хотела пойти в чулан под лест­ницей, чтобы выключить водонагреватель. Вытерла руки, чтобы за­крыть кран, но зашла в кладовку, а затем в жилую комнату, загля­нула в стол и, лишь вернувшись на кухню вспомнила о своем перво­начальном намерении"). Иногда эти ошибки принимают вид состоя­ний провала памяти. Это может быть переживание типа "Что я тут делаю?" ("Я открыл холодильник и стал рассматривать его содержи­мое, силясь припомнить, что же я хотел достать"). Более острая и тревожная форма такого пробела осознается как переживание "Мне что-то надо делать, но не помню что".

4. Перцептивные смешения. Оплошности этого вида происходят в случаях, когда схема опознания принимает за истинный какой-то похожий или предназначенный для сходной цели объект ("Я стал наливать чай в сахарницу").

5. Ошибки интерференции: смеси и перестановки. Раньше ошиб­ки этого вида изучали, главным образом, лингвисты на материале слов и фраз устной и письменной речи (вербальные гибриды и пере­вертыши). Дж. Ризон обнаружил и объяснил подобные эпизоды по­ведения субъекта. Оплошности типа смесей получаются, когда за управление действием соревнуются два одновременно активных пла­на. В результате получаются нелепые гибриды действий или слов и действий ("Я готовил чай, когда услышал, что кошка царапается, пытаясь проникнуть через дверь, чтобы поесть. Я открыл банку ко­шачьего корма и стал накладывать ее содержимое не в миску кошки, а в заварочный чайник"). Поведенческие перестановки возникают при одновременной активации двух элементов одного плана ("Впо­пыхах, стараясь побыстрее закончить уборку и помыться, я постави­ла горшки с цветами в ванную комнату, а чистое белье положила на подоконник").

Второй класс ошибок рассеянности образуют оплошности, причи­на которых заключается в излишнем внимании. Они возникают в результате несвоевременных проверок хода рутинной последова­тельности действий. Так же, как и ошибки невнимания, они обуслов­лены отвлечением субъекта на посторонние мысли или на нереле­вантные события окружения. Вслед за периодом такого отвлечения, человек спохватывается и проверяет свои действия, но попадает при этом не в узловой пункт, где такая проверка целесообразна или хотя бы безвредна, а в промежуточные участки запрограммированной последовательности. В результате субъект неправильно оценивает текущее положение дел. Здесь возможны два варианта оплошностей. Он может подумать, что процесс зашел дальше, чем на самом деле, и тогда пропускает необходимое действие; либо решает, что находит­ся где-то раньше и тогда совершает действие во второй раз.

Ошибки того и другого вида (пропуски и повторения) особенно часто встречаются там, где строгая последовательность действий раз­делена периодами ожидания промежуточных результатов. В качест­ве типичного примера Дж. Ризон приводит процедуру приготовле­ния чая[24]. В собранной им коллекции ошибок люди во многих случаях забывали включить плиту, засыпать заварку, залить ее кипятком или, напротив, делали это дважды ("Я стал во второй раз зали­вать кипяток в полный заварочный чайник. Я не помнил, что чай был только что заварен"). Значительно реже встречаются ошибки внимания третьего вида, названные ошибками обратного хода. Они появляются в результате несвоевременной проверки таких последовательностей действий, которые могут осуществ­ляться как в прямом, так и в противоположном порядке ("Я хотел снять ботинки и надеть домашние тапочки. Сняв ботинки, я за­метил, что пиджак соскользнул с вешалки. Я поправил пиджак, а затем вместо тапочек снова обул ботинки").

Интуитивное житейское представление о том, что основная причина ошибочных действий человека лежит во внимании по­лучило в исследованиях Дж. Ризона и его коллег весомое под­тверждение и научное обоснование. В своей концепции когни­тивного управления действиями автор использовал представле­ние о внимании как ограниченных подвижных ресурсах, расхо­дуемых на активацию и торможение когнитивных схем. Такой взгляд на природу внимания хотя и популярен, но не единствен­ный. Дж. Ризон разрабатывает его пока лишь в метафорической форме. Тем не менее, теперь мимо эмпирического материала ошибочных действий, собранного в этом цикле исследований, и мимо тех вопросов, которые в нем поставлены, не может пройти ни одна из современных и будущих теорий внимания человека.