Основные характеристики позиций Родителя, Взрослого, Ребенка 5 страница

Очень трудно дать развернутый пример гуманистического общения, который бы в полной мере представил данный стиль. Мы приведем еще один отрывок из разговора автора и туриста из рассказа «Летним днем» Ф. Искандера. По нашему мнению, он хорошо иллюстрирует основные ценности гуманистического общения.

«Прошло два-три месяца. Как-то мне позвонил мой давний школьный товарищ. Сейчас он был известным адвокатом по уголовным делам, жил в Берлине. Как обычно, мы договорились с ним погулять по городу, а потом прийти ко мне домой и пообедать. Жена очень обрадовалась его звонку. Он и всегда действовал на меня благотворно, а сейчас мне особенно надо было встряхнуться, i

Он был остроумным собеседником, немного легкомысленным, но всегда хорошим товарищем. В каждый свой приезд из Берлина он привозил кучу анекдотов, лучше всякой информации дающих представление о положении в рейхе.

Обо всем происходящем в Германии мы с моим другом думали одина­ково. Кстати, он был как раз тем единственным человеком, которому я рас­сказал о нашей студенческой проделке...

Мы встретились в вестибюле гостиницы. Как только вышли на улицу и отошли на безопасное расстояние, я ему сказал:

„Ну, начинай. Гитлер входит в бомбоубежище, а там..."

„Мой бог! — воскликнул он. — Сейчас анекдоты про бомбоубежище рас­сказывают только вахтеры. Сейчас в моде анекдоты из цикла «Ковроед»"...

„Это еще что такое?" — спросил я.

„Слушан", — сказал он и стал выкладывать один за другим анекдоты из этого цикла.

Суть их состояла в том, что Гитлер, прослушав донесения о Новых по­ражениях на Восточном фронте, как будто бросался на пол своего кабинета

и начинал грызть ковер... Навсегда запомнился последний анекдот, хотя он был далеко не лучшим.

Так вот. Гитлер входит в магазин и покупает новый ковер. „Вам завернуть или здесь будете грызть?" — спрашивает продавец. Только он это произнес, как из-за угла вышел навстречу мой гестаповец. Я растерялся, не зная, здороваться с ним или нет. В следующее мгновенье сообразил, что этого делать не надо), и вдруг замечаю, что мой товарищ и он кивнули друг другу.

Мы прошли. У меня потемнело в глазах. Он продолжал что-то гово­рить, но я ни одного слова не понимал. Голос его доносился откуда-то издалека... Лихорадочные мысли пробегали у меня в голове. Он работает в гестапо... Они вызывали его как свидетеля... Меня расстреляют...

И все-таки у меня оставалась последняя надежда, что гестаповец ока­зался его случайным знакомым. Может быть он с ним встречался по какому-то судебному делу. Недаром он мне говорил, что они вмешиваются не толь­ко в политические, но и в уголовные дела...

„Кстати, с кем это ты поздоровался?"' — спросил я у него через не­сколько минут. Господи, как я ждал его ответа, как я обнял бы его, если бы он мне сказал всю правду!

„Да так один", — ответил он с деланной небрежностью. Я почувствовал, как он на мгновение замялся. Дальше все шло как в тумане. Объявили воздушную тревогу. Мы побежали. Возле одного раз­рушенного дома мы увидели старое, осевшее с одной стороны бомбоубе­жище...

Он порылся в пальто и вынул пачку сигарет. ' „Закуришь?" „Нет", — сказал я.

Он несколько раз щелкнул зажигалкой. Закурил. И вдруг в полутьме рядом со мной озарилась светом сигареты его круглая голова. Отчетливо обведенный огнем силуэт головы. Как мишень, неожиданно подумал я, и го­лова погасла. Я сам не отдавал отчета в своем решении. Еще три раза оза­рится его голова, решил я, и я это сделаю. 'И все-таки после третьего раза я решил спросить у него опять.

„Слушай Эмиль, — сказал я, — кто с тобой здоровался на улице?" „Ну, гестаповец, если хочешь знать, а что?" — спросил он. Тело мое обмякло.! „Откуда ты его знаешь?"—спросил я.

„Мы с ним учились. На последнем курсе ему предложили, и он нашел возможность посоветоваться со мной..." „И ты ему посоветовал?"

„Ты что, с ума сошел!—вдруг закричал он.—Если человек советуется, идти ли ему в гестапо, значит, он про себя уже решил. Надо быть сумас­шедшим, чтобы отговаривать его... Но в чем дело?". „Дай закурить", — сказал я.

Он протянул в темноте пачку. И тут я обнаружил, что моя правая рука опирается на зажатый в ней обломок кирпича. Я отдернул руку от его скользкой, холодной поверхности. Кажется, Эмиль ничего не заметил. Я рассказал ему обо всем.

,,И ты мог поверить?" — воскликнул он с обидой...

И вдруг на меня напал хохот. То ли это была истерика, то ли разряд облегченья. Я вспомнил про надежное бомбоубежище, обещанное гестапов­цем. Я как-то разом представил все, что они обещали Германии и что они продолжают обещать теперь, и мне вся наша немецкая история последнего десятилетия показалась чудовищной по своей смехотворности.:..

Gt;190

„Не знаю, чему ты смеялся, — сказал Эмиль, когда мы вышли наверх, —

ты видишь, что они сделали с нами..."

„Да, вижу", — сказал я тогда, кажется не вполне понимая все, что озна­чали его слова. А означали они, кроме всего, что нашей дружбе пришел конец. Он постыдился сказать, что знаком с гестаповцем, а я на этом основании не постыдился подумать, что он может меня предать. Кажется, мало для конца дружбы? На самом деле даже слишком много. Дружба не любит, чтобы ее пытали, это ее унижает и обесценивает. Если дружба тре­бует испытаний, то есть материальных гарантий, то это -де что иное, как духовный товарообмен. Нет, дружба—это не доверие, купленное ценой ис­пытаний, а доверчивость до всяких испытаний, вместе с тем это наслажде­ние, счастье от самой полноты душевной отдачи близкому человеку.

Я дружу с этим человеком, — значит, я ему полно и безгранично дове­ряю, потому что в моем чувстве затаена догадка о великом братском пред­назначении человека. А испытания, что ж... Если судьба их пошлет, они будут только подтвреждением догадки, а не солидной рекомендацией' доб­ропорядочности партнера. Но я, кажется, заговорился...

— Выпьем, чтоб это не повторилось, — сказал я, воспользовавшись не­ожиданной паузой» [41, с. 199—203].

Ситуации гуманистического общения всем известны—это интимное, исповедальное, психотерапевтическое общение, а ино­гда просто разговор в купе поезда дальнего следования. Конеч­но, гуманистическое общение не определяется только ситуа­цией—оно связано с настроенностью и целями партнеров, од­нако понятно, что определенные ситуации его предполагают,и замена гуманистического общения в этих ситуациях на дру­гие виды воспринимается негативно. В то же время можно ука­зать ситуации, когда гуманистическое общение и даже его от­дельные элементы неуместны. Например, телефонисты справоч­ных служб раздражаются на тех клиентов, которые вместо того чтобы быстро задать свой вопрос, пытаются сначала вступить в доверительное общение: представиться, познакомиться, рас­сказать о своих проблемах, причинах обращения в справочную службу и т. п.

Наиболее существенной чертой гуманистического общения, в корне отличающей его от других видов общения, является особое соотношение переживания осознания и коммуникации партнеров, а именно их конгруэнтность (полное соответствие, совпадение, подобие), по выражению К. Роджерса.

Конгруэнтность опыта, сознания и коммуникации—чрезвы­чайно важная характеристика в общении. В качестве примера конгруэнтности К. Роджерс приводит плачущего маленького ребенка. Он чувствует боль (опыт) — ему больно (осознание) — он кричит. И мы знаем, что раз он кричит, то наверняка ему больно — исходит из предположения о конгруэнтности. Во взрос­лой жизни эту гипотезу использовать трудно, так как здесь сплошь и рядом мы сталкиваемся с полной неконгруэнтностью. Например, неконгруэнтность переживания и осознания (чувст­вуем злобу, а говорим себе: «Я не зол, просто факты заставля­ют меня...»). Распространенная ситуация, когда человек «говорит не то, что думает», — пример неконгруэнтности осознания и коммуникации. К. Роджерс отмечает, что конгруэнтность или неконгруэнтность сказывается на поведении: например, если че­ловек конгруэнтен, он не может сказать: «Он тупой», «Вы— плохой человек», «Она умна», так как человек в принципе не может переживать такие факты. Поэтому, «если человек дейст­вительно конгруэнтен, то, очевидно, что вся его коммуникация должна обязательно существовать в контексте его личного восприятия» f 174] и переживания. Степень конгруэнтности, по мнению К. Роджерса, может меняться либо в зависимости от ситуации, либо в зависимости от человека, причем человек сам не всегда может осознать неконгруэнтность. Применительно к общению К. Роджерс показывает, что конгруэнтность даже только одного партнера улучшает взаимопонимание, отношение между партнерами, сближает, улучшает их, т. е. оптимизирует глубокое личностное общение. Связано это с тем, что конгру­энтность определяет и более ясную коммуникацию, и отсутст­вие необходимости защищать себя, а следовательно, большую свободу для слушания чужой позиции, внимательное слушание партнера, не ограниченное заботами о защите себя; по сути, такое общение приближается к эмпатическому слушанию, что, конечно же, является положительным подкреплением для него. В результате партнер тоже становится более конгруэнтным, и общение становится двусторонне эмпатическим и обоюдно подкрепляющим, терапевтическим. Такое общение изменяет личность в сторону большей конгруэнтности, целостности, у че­ловека становится меньше внутренних конфликтов и больше энергии для активной жизни, поведение становится более рас­кованным.

На основании подобных допущений К. Роджерс предлагает «пробную формулировку основного закона межличностного об­щения» [1741. Предполагая (а) минимальную готовность со стороны двух людей быть в контакте друг с другом, (б) мини­мальную способность и готовность со стороны каждого полу­чить сообщение от другого и (в) что контакт продлится неко­торое время, можно выдвинуть гипотезу: чем больше конгру­энтность переживания, осознания и коммуникаций у одного человека, тем больше последующие отношения будут включать тенденции к дополнительной коммуникации с возрастающей кон­груэнтностью, к большой обоюдной точности взаимопонимания, улучшающей психологическую адаптацию и функционирование обоих сторон, а также обоюдное удовлетворение отношениями. И, наоборот, чем больше неконгруэнтность коммуникации, осо­знания и переживания, тем больше последующие отношения будут включать: встречную коммуникацию того же качества;

рассогласование точного взаимопонимания; менее адекватную психологическую адаптацию и функционирование обеих сторон в обоюдную неудовлетворенность общением.

Таким образом, согласно представлениям К. Роджерса, всегда есть выбор между тем, чтобы быть конгруэнтным в об­щении (говорить все то, что действительно думаешь и пере­живаешь), и тем, чтобы быть неконгруэнтным, и в той или иной степени исходить из ситуации. Ведь во многих случаях конгруэнтность грозит осложнением или даже разрывом отно­шений, затрудняет достижение цели и т. д.

Мы уделили так много места понятию конгруэнтности потому, что именно, она, как нам кажется, может быть положена в ос­нову разграничения гуманистического общения с манипулятив-ным и ритуальным. Действительно, и в манипулятивном, и в ритуальном общении трудно даже вообразить себе полное соот­ветствие между переживаниями, мыслями и тем, что говорит­ся, — в каком-то смысле все это можно назвать откровенно­стью, доверительностью общения. В ритуальном общении те­кущие переживания и мысли человека просто не участвуют, так как это не входит в ритуал. В манипулятивном общении то, 'что говорится, а иногда и то, что осознается, определяется целями, ради которых общаются, и мотивами общения — «из­лишняя» откровенность может только осложнить ситуацию. Важно и то, что достижение полного внутреннего соответствия возможно только при более или менее длительном обще­нии.

Представить себе, в чем разница между наличием или от­сутствием соответствия в общении, можно попытаться на таком примере. 1< примеру, мы какое-то время сидим в гостях у кого-то, непрерывно звонит телефон, и мы волей-неволей слушаем все разговоры. Обычно любой разговор начинается со стереотип­ного ответа «Слушаю вас», «Алло», «Иванов у телефона» и т. п. Этот ответ всегда говорится одинаково, примерно одним и тем же тоном и может зависеть только от состояния отвечающего.!Ёсли он спешит,, он будет говорить нетерпеливо, если он рас­строен или его оторвали от важного разговора—раздраженно и т. д. и т. п. Но чаще всего человек всегда отвечает одинаково, а вот потом возможны два варианта разговора. Иногда мы наблюдаем, как в зависимости от того, кто находится на том Ьонце провода, от звонка к звонку полностью меняется разго­вор: то хозяин говорит почтительно и учтиво, обсуждая важ­ное дело; то ласково и слегка поучительно; то вдруг начинает изображать сильную усталость и рассказывать про свою тяже­лую жизнь; то кричит на кого-то; то становится надменным и важным: то... Меняется все—тон голоса, интонации, направ­ленность разговора, даже поза, ведь можно по стойке «смирно» встать и перед телефонной трубкой.

В другом случае наш хозяин ведет себя иначе. Его беседы определяются не тем, с кем он разговаривает и о чем, а тем, как он сам себя чувствует и чем сейчас занят. Говорит он со всеми одинаково—либо одинаково раздраженно, либо одина-

13 Заказ № 725

ково почтительно, либо одинаково нейтрально; если он занят— он сообщает это всем и просит позвонить попозже, если раздра­жен или в плохом настроении, то он не будет этого скрывать, кто бы ни звонил, если произошло что-то интересное, то он всем это расскажет.

Понятно, что в первом случае хозиян дома склонен к мани-пулятивному общению, хотя нельзя отрицать возможность, что в разговоре с каким-то абонентом он и не преследовал никаких сторонних целей. Во втором случае перед нами пример кон­груэнтного общения.

Таким образом, гуманистическое общение предполагает иск­реннее, доверительное общение, детерминируемое не столько снаружи (целью, условиями, ситуацией, стереотипами), сколько изнутри (индивидуальностью, настроением, отношением к парт­неру). Это не значит, что гуманистическое общение не предпо­лагает социальной детерминации. Очевидно, что человек, как бы он ни общался, все равно остается социальным. Однако в гуманистическом общении больше, чем в других видах общения, видна зависимость от индивидуальности. Именно в этом смысле можно говорить, что гуманистическое общение—самое психо­логическое из описываемых здесь видов общения.

Понятно, что гуманистическое общение имеет свои особенно­сти, свои требования к характеристикам общения. И перцептив­ная сторона общения, и коммуникативная, и интерактивная должны иметь здесь свою специфику.

Перцептивная сторона гуманистического общения включает свои механизмы восприятия, понимания другого, а также вос­приятия и представления себя. Поскольку его можно рассмат­ривать как истинно межличностное общение (на уже обсужден­ном континууме межличностное—межгрупповое общение), то соответственно социальное восприятие в этом виде общения бу­дет реализовываться за счет таких механизмов, как эмпатия, идентификация.

Эмпатия—это такой механизм восприятия и понимания другого, когда познание другого происходит через «вчувствова-ние» в другого, «перевоплощение в него», «вживания в его мир», «сочувственную идентификацию». «Эмпатия означает отожде­ствление личности одного человека с личностью другого и про­никновение его в чувства другого лица». Эмпатия—это такое познание другого, когда он воспринимается, познается как бы в «чистом виде», без обычно сопровождающих восприятие сте­реотипов, связанных с его членством в какой-то группе, с его функциональными возможностями в данной ситуации, т. е. по­знается «изнутри», «через себя». Эмпатия, идентификация, — на­иболее точный «способ» восприятия другого, так как на него мало влияют искажающие воздействия со стороны стереотипных представлений и объяснений. В гуманистическом общении парт­нер (в идеале) воспринимается цельно, целостно, без разделения

на нужные и ненужные функции, на важные и неважные в дан­ный момент качества, не стереотипно. Именно поэтому мы мо­жем за два часа плотной беседы хорошо узнать нашего попут­чика в поезде и быть уверенным, что мы его правильно поняли, и при этом очень плохо понимать или совсем не понимать, что представляет собой как человек секретарша нашего начальника, с которой мы «общаемся» чуть ли не ежедневно уже много лет подряд. Наш попутчик, с которым мы откровенно поговорили, пытаясь понять друг друга и не преследуя больше никаких це­лей (какие могут быть «дела» с незнакомым человеком, а на ритуальном общении долго не продержишься), «открылся» нам, мы его «почувствовали». А общение с секретаршей всегда носит в той или иной степени манипулятивный характер, а следова­тельно, и воспринимаем мы ее очень ограниченно—только в применении к тем функциям, которые она должна выполнять в наших делах.

Особенности коммуникативной стороны гуманистического общения также вытекают из особенностей взаимоотношений партнеров. Гуманистическое общение—это доверительное об­щение, а доверие является очень существенным для эффектив­ности коммуникации. Основным механизмом воздействия в гу­манистическом общении является внушение, суггестия — самый эффективный из всех возможных механизмов. Но важно также и то, что это не просто внушение, а обоюдное внушение, так как оба партнера доверяют друг другу, и поэтому результатом ком­муникации в гуманистическом общении является не изменение одного из них, а взаимное, совместное изменение обоих.

Рассматривая ритуальное и манипулятивное общение с ком­муникативной стороны, мы отмечали, что они существенно от­личаются по тому, как рассматривается объект воздействия. Если в ритуальном общении объектом является ситуация или собственные переживания, в манипулятивном общении объект представляется либо пассивным, либо активным (в том смысле, что признается необходимость учета его внутренних характери­стик, но не более того), то в гуманистическом общении объект воздействия реально активен, в собственном смысле слова, это не объект, а субъект. Уже говорилось, что согласно представле­ниям М. С. Кагана, общением в строгом смысле слова может быть названо только межсубъектное взаимодействие, когда оба или все общающиеся выступают как субъекты, а не как объек­ты управления, воздействия, воспитания и т. п. Среди рассмот­ренных нами видов общения только гуманистическое является общением в строгом смысле; в нем существенно то, что собст­венно объектом воздействия является не только и не столько партнер, сколько оба или все партнеры вместе или отношения между ними. Любое воздействие, таким образом, не однона­правленно, поскольку обязательно предполагает совместное из­менение, причем это изменение всегда будет в «хорошую» гума-

нистичеокую сторону. Не зря К. Роджерс называет общение внутренне конгруэнтных партнеров терапевтическим общением, которое приближает человека к большему психическому здо­ровью, уравновешенности, открытости, энергичности и цельности.

Если же говорить об интерактивной стороне гуманистическо­го общения, то здесь тоже надо отметить некоторую специфику. Партнеры в таком общении в идеале конгруэнтны, а это значит, что они могут не тратить силы на то, чтобы защищать себя или искать выгоду в каком-либо постороннем деле, и поэтому основа взаимодействия строится на организации общения взаимопони­мания, основой которого будет сопереживание, активное слуша­ние, интимный момент.

Наконец, важным является и то, как действует на личность участие в гуманистическом общении. Собственно об этом мы уже говорили, когда обсуждалось терапевтическое общение.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Можно дать совет, но нельзя дать умение им пользоваться.

Ф. Ларошфуко

Как было сказано во введении, основная цель данной рабо­ты заключалась в изложении основ психологических знаний по общению. Авторам хотелось построить изложение таким обра­зом, чтобы помочь читателю повысить уровень осознания своего общения, а может быть и своих трудностей во взаимодействии с людьми. Предполагалось, что знание закономерностей воспри­ятия, коммуникации, взаимодействия в общении может быть ис­пользовано читателем как своего рода инструмент, помогаю­щий анализировать свое поведение и, возможно, находить скры­тые ресурсы, альтернативные пути.

Если это произойдет, то, мы уверены, у Вас будет возмож­ность не только избежать каких-то личных сложностей и кон­фликтов, не только улучшить психологический климат дома и на работе, но, что очень важно, и повысить степень выполне­ния своих жизненных планов, продуктивность любой деятель­ности.

В конце концов никогда не стоит забывать и о том, что об­щение это не только роскошь, но и главное орудие человека, и что никакая деятельность без общения не осуществима. Что­бы мы ни делали, первое и главное, что нам необходимо,—это взаимопонимание с другими людьми, оно самый необходимый и существенный элемент любого дела, его фундамент. Без вза­имопонимания, достигаемого в общении, ничего не сделаешь:

ведь не зря в библейской легенде о Вавилонской башне всемо­гущий Бог, желая помешать людям в осуществлении их проек­та, сделал не что иное, как нарушил взаимопонимание—сме­шал языки—более мощного средства, чтобы разрушить любое начинание просто нет.

Хорошо, все это так, скажет читатель. Действительно, очень нужно уметь хорошо общаться. Действительно, это очень важ­но и актуально. Но что конкретно мне делать? С чего начать? И потом, книг про общение много, во всех написано/разное. Как разобраться, что более важно, а что менее, что необходимо де­лать срочно, а что можно отложить? И, наконец, можно ли во­обще научиться такому живому делу, как общение, по книжкам?

Такие вопросы совершенно естественны. Существование «про­блемы общения» все больше и больше осознается в обществе и идея о необходимости повышения его качества буквально ви­тала в воздухе. Если несколько лет назад ощущался острый ди-фицит книг по вопросам общения, то сейчас они выходят одна

за другой. Одновременно появляется все больше возможностей

для практического обучения общению: тысячи людей в нашей стране получили определенные практические умения в группах социально-психологического тренинга, тренинга сензитивности и т. д.

В этой ситуации самым простым способом ответа на вопро­сы, приведенные выше, была бы отсылка читателей к этому практическому обучению: деокать, теория теорией, а практика важнее, именно она и помогает понять, что самое главное и с че­го начать. Да, разумеется, такое обучение очень много дает че­ловеку и если есть желание и возможность, то необходимо при­нять в нем участие. Однако на вопрос о самом главном условии успешности общения следует ответить до обучения.

Ответ на этот вопрос состоит в сущности в том, что успеш­ное общение достигается не техникой или приемами, а только искренним, доброжелательным отношением к Человеку. Боясь быть обвиненным в пустом морализаторстве, мы все тапки на­стаиваем на том, что только доброе отношение к людям может служить основой общения, приносящего взаимопонимание и удовлетворение. Без этого не помогут ни знания, ни владение приемами и техникой.

Поэтому не столь важно простое накопление частных прие­мов и способов анализа общения, опирающихся на знания об особенностях различных людей и ситуаций. Главным и опреде­ляющим в общении является гуманистическая направленность в использовании этого арсенала в целях осознания единства и общности человеческих ценностей и устремлений и нахожде­ние на этой основе взаимопонимания даже в самых сложных и конфликтных взаимоотношениях с людьми. Только построен­ная на таком гуманистическом фундаменте грамматика общения способна помочь каждому в его дальнейшем самоусовершенст­вовании, содействовать действительному развитию личности.

ЛИТЕРАТУРА

1. Агеев В. С. Психология межгрупповых отношений. М., 1983.

2. А г е е в В. С. Стереотипизация как механизм социального восприятия// Общение и оптимизация совместной деятельности/Под ред. Г. М. Андре­евой и Я. Яноушека. М., 1987.

3. А н а нье в Б. Г. О проблемах современного человекознания. М., 1977.

4. Андреева Г. М. Атрибутивные процессы в условиях совместной деятель-ности//0бщение и оптимизация совместной деятельности.

5. Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1980.

6. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Совре­менная социальная психология на Западе. М., 1978.

7. Балтинь А. Отражение эффекта видеотренинга на уровне когнитивных навыков/УЧеловек. Общение. Жилая среда/Под ред. Ю. Орна и Т. Нийта. Таллин. 1986.

8. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

9.Бгажноков Б. X. Коммуникативное поведение и культура: (К опре­делению предмета этнографии общения)//Советская этнография. 1978. № 5.

10. Бгажноков Б. X. Личностно- и социально-ориентированное речевое общение//Материаль; IV Всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации/Под ред. А. А. Леонтьева. М., 1972.

11. Бенуа А. Н., Лансере Н. Е. Дворцовое строительство Николая I// Старые годы. 1913. № 7—9.

12. Берн Э. Игры, в которые играют люди. (Психология человеческих взаи­моотношений). Люди, которые играют в игры (Психология человеческой судьбы). М„ 1988.

13. Берне Р. Развитие Я-концепции и воспитание. М., 1986.

14. Б о д а л е в А. А. Восприятие и понимание человека человеком. М., 1982.

15. Бодалев А. А. Личность и общество. М., 1983.

16. Бородина В. А., Бородин С. М. Учим...читать. Л., 1985.

17. Брунер Дж. Психология познания. М., 1977.