Рефлексивное управление как новая парадигма деятельности руководителя

Предыдущие формы рассматривали управление как управление «чем-то», предполагали наличие этого «чем-то». То есть, предполагалось понятным над кем осуществлять власть или какими управлять специалистами. Анализируя управление, мы не только выделяли (и разделяли) объектную и управленческую деятельности, но и предполагали, что проблема состоит в построении именно управленческой деятельности, в то время, как объектная деятельность считалась априори существующей и на нее лишь нужно умело «выйти».

Примечателен, например, следующий тезис /105, 159/: «Бюджетный метод руководства может рассматриваться как один из методов изучения предприятия и управления им». То есть, предприятие (объект) не только априори задан, существует, но и является для субъекта управления предметом изучения, поскольку предполагается, что он несет в себе какие-то определяющие моменты и самого управления.

И такая ситуация принципиально не меняется даже если в конкретном случае объектная деятельность не дана субъекту управления как реально наличествующая – в виде, например, некоторого действующего предприятия, а является лишь гипотетической – в виде наличия культурных образцов ее профессиональных элементов (процессов, средств, методов, специалистов и прочего). Так, уже профессиональное образование дает человеку представление о бухгалтерском учете, технологической подготовке производства, сбыте, поставке материалов и сырья, маркетинге, экономике предприятия и т.п., поэтому субъект управления на множестве гипотетических специалистов может строить свою управленческую деятельность по сути так же, как он это делает с реальными подчиненными лицами.

Переходя теперь к рассмотрению парадигмы рефлексивного управления, отметим следующую ее особенность – априорное отсутствие объектной деятельности. Причем, здесь ситуация обратная к только что отмеченной – такое отсутствие должно предполагаться даже в случае реального наличия объектной деятельности. Например, в ситуации смены руководителя предприятия, посредством деятельности которого предполагается удовлетворить заявленную общественную востребованность, предприятие реально существует, но для нового руководителя (нового субъекта управления) формально этого предприятия как бы не должно быть. Заметим, что при таком ограничении ранее рассмотренные парадигмы (формы) управления не проходят уже просто потому, что их субъекту «не над чем властвовать» и «нечем управлять» – нет подчиненных специалистов, нет самого объекта управления.

Для осуществления управления в нашем случае руководителю необходимо вначале построить управленческую деятельность (собственную деятельность, отчасти, отсюда и термин «рефлексивное» в названии концепции), а затем создать – посредством привлечения подчиненных лиц – адекватную ей объектную деятельность. И здесь ситуацию такого внеконтекстного, внепрофессионального порождения управленческой деятельности вновь поясняют размышления Мамардашвилио процессе порождения человеческих мыслей /88, 81-83/: «Демокритразличает две категории мысли. Есть мысль, которая равна спонтанному естественному явлению, или, проще говоря, которая приходит нам в голову, то, что слагается и порождается в нашей голове, потому что так работают язык и наши восприятия, и есть еще другая мысль – ее Демокритназывает законнорожденной: мысль, порожденная механизмом порождения мысли, который сам порождает мысль. Следовательно, истинная мысль – это не спонтанная, случайно залетевшая нам в голову, а та мысль, которая производится в пространстве самой же мысли. Приведу такой пример. В чем, в действительности, состоит проблема памяти у Марселя Прустав его «Поисках утраченного времени», тех отложений непроизвольной памяти, которая в виде чистых воспоминаний может быть обретена снова? Проблема памяти состоит не в том, чтобы вспомнить какие-то предметы, а в том, чтобы нечто создать, чтобы вспомнить. Не помнить, чтобы создавать, а создать, чтобы вспомнить, построить в том числе и то «я», которое, по Прусту, эмпирически не дано и которое отлично от «я» писателя как психологического персонажа; то «я», которое строится в пространстве романа, когда он пишется. Лишь тогда своими сцеплениями роман откроет пространство, в котором вспыхнут, появятся воспоминания. Создать – чтобы вспомнить и творить. Вот что у греков называлось законнорожденной мыслью. Создать – чтобы мыслить; то есть законнорожденной мыслью называлась такая мысль, в которой строится не мысль, а строится акт мысли, и тогда появляются те или иные мысли. … Роман сам является миром, внутри которого создаются определенные эффекты, порождаемые романом. В том числе (Прустэто хорошо чувствовал) самим романом порождается его носитель, или писатель. … Роман «В поисках утраченного времени» строится не как произведение, а как «производящее произведение». … Это не логика, не речь, а особые явления. Они являются артефактами, которые есть амплификаторы или усилительные приставки к нашим психическим, ментальным и другим возможностям, через которые – усиливаясь – мы оказываемся в пространстве порожденных мыслей, которые не порождались бы без прохождения через эти производящие произведения, или через артефакты. … Приобщенность к этим машинам или «производящим произведениям», к «логосам» есть мастерство, – они впервые создают человека в его возможности мышления. … Они создают человека, но ведь и человек создает эти машины, – как это может быть? … Это парадокс. … Единственное, что остается – принять это как исходный и далее неразложимый факт». Мы предполагаем, что аналогично и управленческая деятельность создается ее субъектом как «порождающее произведение»–субъект управления создает своей деятельностью некий контекст, в котором возникают понятия и предметы (понятийно проработанное дело), а затем выстраивается предприятие (дело) уже в форме объектной, материальной деятельности подчиненных лиц.

 

Краткое отступление. Поясним ключевое для нашей работы понятие рефлексии. Из БСЭ: «рефлексия (reflexio /лат/ – обращение назад, отражение) – форма теоретической деятельности человека, направленная на осмысление своих собственных действий и законов». Содержание рефлексии определено предметно-чувственной деятельностью. Рефлексия в конечном счете есть осознание практики, предметного мира. Рефлексия есть метод философии. Давид Юмназывает /158, 328/ рефлексией вторичные перцепции (восприятия), то есть, те идеи, которые основаны (вторичны) на уже осуществленном чувственном восприятии (первичном). У Шопенгауэра/153, 61-62/: «Там, где воля достигла высшей степени своей объективации, озарившее умом познание животных, получающих данные от чувств, из чего возникает простое созерцание, ограниченное одним настоящим, – уже становится недостаточным: сложное, многостороннее, способное к развитию, в высшей степени доступное нужде и всяческим ущербам существо, человек, должен был, чтобы сохраняться, быть озаренным двойным познанием. К уму должна была присоединиться как бы возвышенная степень созерцательного познания, его рефлексия: разум, как орудие отвлеченных понятий. С ним появилась обдуманность, содержащая в себе обзор будущего и прошедшего, и, вследствие того, размышление, забота, способность к преднамеренному, от настоящего независимому действию и, наконец, вполне ясное сознание собственной решимости воли, как таковой».

На несколько определений рефлексии ссылается Л.П. Гримак/53, 12-13/: Декартотождествлял рефлексию со способностью индивида сосредоточиться на содержании своих мыслей, абстрагировавшись от всего внешнего; Дж. Локкразделил философию и ощущения, трактуя первую как особый источник знаний – внутренний опыт (рефлексию), в отличие от внешнего, основанного на чувствах; психолог С.Л. Рубинштейнвыделяет два способа жизни: первый – это непосредственная жизнь в межличностных связях, второй (рефлексия) – это способность человека занимать позицию вне жизни, смотреть на жизнь со стороны, именно через рефлексию возникает у человека философское осознание жизни, его нравственное становление.

Нам в перечисленных определениях важно выделить то (и это в них общее), что рефлексия может быть осуществлена человеком только над тем, чем он обладает, – мыслями (у Декарта), чувствами (у Юмаи Локка), волей (у Шопенгауэра), непосредственной жизнью (у Рубинштейна). Аналогично и рефлексия в управлении возможна у человека лишь по отношению к своей собственной деятельности. У руководителя рефлексии по отношению к внешним объектам – деятельности подчиненных и управляемому предприятию – быть не может в принципе.

Еще одно важное качество рефлексии, отличающее ее от сознания вообще, – то, что объект сознания при рефлексии воспринимается не в рафинированном (очищенном от самого сознания) виде, но через призму этого сознания (то есть, это ситуация альтернативна к так называемому «чистому» эксперименту – канону классической науки). Мы относим к рефлексии также и симметричную ситуацию, когда объектом служит для субъекта его собственная мыслительная деятельность (сознание), но также взятая не в рафинированном виде (очищенная от всего внешнего), но как раз в контексте актуальных внешних явлений. Над собственной деятельностью субъекта, взятой в рафинированном виде, не может быть осуществлена рефлексия – исчезает момент «отражения» (одного предмета в другом, здесь – собственной деятельности во внешнем явлении или наоборот), то есть, исчезает структура, форма рефлексии. Данное требование вполне согласуется с определениями рефлексии Юма, Локка и Рубинштейна,и разводит нас с определением Декарта.

Примечателен взгляд на рефлексию у В. Белинского/29+, 613/: «Тут-то и возникает в человеке то, что на простом языке называется и “хандрою”, и “мнительностью”, и “сомнением”, и другими словами, далеко не выражающими сущности явления, и что на языке философском называется рефлексией. Мы не будем объяснять ни этимологического, ни философского значения этого слова, а скажем коротко, что в состоянии рефлексии человек распадается на два человека, из которых один живет, а другой наблюдает за ним и судит о нем. Тут нет полноты ни в каком чувстве, ни в какой мысли, ни в каком действии: как только зародится в человеке чувство, намерение, действие, тотчас какой-то скрытый в нем самом враг уже подсматривает зародыш, анализирует его, исследует, верна ли, истинна ли эта мысль, действительно ли чувство, законно ли намерение, и какая их цель, и к чему они ведут, – благоуханный цвет чувства блекнет, не распустившись, мысль дробится в бесконечность, как солнечный луч в граненом хрустале, рука, подъятая для действия, как внезапно окаменелая останавливается на взмахе и не ударяет...

 

Так робкими всегда творит нас совесть,

Так яркий в нас решимости румянец

Под тению тускнеет размышленья,...

 

говорит ШекспировГамлет, этот апофеоз рефлексии. Ужасное состояние!».

Однако, далее Белинскийотмечает /29+, 613/: «Но это состояние сколько ужасно, столько же и необходимо. Это один из величайших моментов духа. Полнота жизни – в чувстве, но чувство еще не есть последняя ступень духа». Указание Белинскогона «обратную сторону» рефлексии очень важно, однако, отметим, что негативное проявление рефлексии не является абсолютным, принципиальным. Часто оно является следствием отчуждения субъекта – отчуждения «делания им дела» от «делания им себя». Преодолением такого отчуждения (а это один из важнейших моментов в концепции рефлексивного управления) как раз преодолеваются те «хандра», «мнительность», «сомнения», о которых говорит Белинский. Конец отступления.

 

Для рефлексивного управления характерно отсутствие не только конкретной, наличествующей объектной деятельности, но также и конкретной, наличествующей востребованности. Рефлексивное управление, таким образом, обобщает ситуацию еще больше, вводя в свои рамки актуализацию, конкретизацию и самой востребованности. Субъект управления пребывает во множестве проявленных, скрытых и даже лишь потенциально возможных востребованностей, поэтому данное обобщение, с одной стороны, существенно раздвигает рамки приложения рефлексивного управления, а, с другой стороны, позволяет ввести в управленческую деятельность специализацию, которая может быть выстроена, например, по принципу адекватности классификации востребованностей. Специализацией достигается упрощение построения управленческой деятельности за счет того, что субъект управления преодолевает сложность бесконечного разнообразия практики актуализацией для себя какой-то одной ее области. Свойство специализации рефлексивного управления отчасти соответствует положению, существующему в любой профессиональной области – каждая из них «внутри себя» специализирована. Но есть и существенное различие – управление работает со всем континуумом востребованностей (случай, когда востребованность непосредственно снимается некоторой профессиональной деятельностью, можно также считать, хотя и вырожденным, но управлением) в то время, как любая другая профессиональная деятельность имеет дело исключительно с определенным (всегда ограниченным) классом востребованностей.

Сняв с рефлексивного управления внешние ограничения, мы приходим к определенной самодостаточности субъекта управления. И сущностью практики рефлексивного управления теперь можно считать самоосуществление ее субъекта. Причем, демаркационная линия между профессиональным рефлексивным управлением и другими видами рефлексивного управления (а они есть – это и духовное самоосуществление человека, и строительство человеком личной жизни, и другие) состоит в социальной институциализированности профессионального управления, признаками которой являются, во-первых, социальный статус (значимость) востребованности, актуализированной субъектом управления, во-вторых, привлечение профессиональных институтов (деятельностей) для выстраивания адекватной объектной деятельности. Таким образом:

 

Под рефлексивным управлением (практикой рефлексивного управления) будем понимать: 1) актуализацию социально значимой востребованности; 2) построение множества уникальных управленческих понятий (абстракций) и отношений на этом множестве – так называемого концептуального предприятия; 3) осуществление деятельности концептуального предприятия – управленческой деятельности, в том числе за счет привлечения к интерпретации понятий концептуального предприятия профессиональных специалистов.

 

Итак, управление не только организация дела (актуализация востребованности и построение концептуального предприятия), то есть, некоторая прелюдия, предпосылка к делу, но и само осуществление этого дела – осуществление деятельности концептуального предприятия. Практика рефлексивного управления тем самым предполагает определенную целостность, полноту.

Здесь может возникнуть вопрос: «Об абстракции чего идет речь, если нами не допускается априорная объектная деятельность?» – В рефлексивном управлении абстрагирование (отвлечение) осуществляется относительно конкретности воплощения вводимых понятий, представлений. Понятия субъекта управления вводятся принципиально невоплощенными в каком-либо физическом материале, процессе. Осуществимость представлений даже не составляет проблемы для субъекта управления. Она возникнет после, но уже не как ключевая проблема управления. Процесс абстрагирования – порождение новых понятий – составляет принципиальное профессиональное отличие рефлексивного управления от других профессиональных областей. Итак, «физическое» воплощение абстрактных понятий (их интерпретация процессами профессиональных деятельностей подчиненных лиц) никогда не составляет содержание управления – управление «доходит» лишь до стыка с профессиональными (объектными) деятельностями, но в них самих никогда не «переходит».

К понятию рефлексивного управления нет априорных понятий типа: смысл, цель, объект и т.п. Все появляющиеся далее понятия, в том числе и только что названные, возникают «внутри» рефлексивного управления, а не предшествуют ему.

Каждый руководитель должен создавать свою «систему» – свое концептуальное предприятие, которое всегда уникально. Любая заимствованная извне система – как целое, а не как средство – отвергает руководителя как такового. Понятие концептуального предприятия – профессиональное управленческое понятие, в отличие от вне профессионального понятия системы. Концептуальное предприятие становится главной опорой в деятельности субъекта управления.

 

Отметим, что наше определение управления (и рефлексивного управления) отчасти согласуется с ключевой посылкой в определении управления у В. Даля: «Управлять – давать делу ход, направление». С другими же определениями расхождение самое разнообразное, но обычно значительное. Например, в современном энциклопедическом словаре в определении /14/: «Управление – функция системы, обеспечивающая сохранение ее структуры, режима деятельности, реализацию программы» акцент сделан на поддержании стабильности функций и свойств управляемого объекта, в чем заметно влияние кибернетики (науки об управлении Н. Винера). Расхождение очевидно. Значительно отличается понятие рефлексивного управления и от большинства определений понятия менеджмента. Может быть к рефлексивному управлению ближе других определение менеджмента, которое ему дали О.С. Виханскийи А.И. Наумов/41, 13/: «Жизнедеятельность организации состоит из трех основных процессов: получения сырья или ресурсов из внешнего окружения, изготовления продукта, передача продукта во внешнюю среду.... Ключевая роль в поддержании баланса между этими процессами, а также в мобилизации ресурсов организации на их осуществление принадлежит менеджменту. Именно для решения этих задач существует управление в организации». Однако, и это понятие менеджмента предполагает осуществление управления на априорном физическом объекте (организации) и делает значительный акцент на поведенческих моментах – лидерстве, культуре, мотивации и т.п., что не допускается в рефлексивном управлении.

 

Только в контексте построенного «собственного дела» руководителем может осуществляться управление подчиненными лицами, подключение которых чаще всего действительно необходимо, но в этом контексте оно уже вторично и по важности, и по проблемности. Подключение других лиц к деятельности руководителя – это лишь момент рефлексивного управления, но не его сущностная характеристика (как в большинстве традиционных подходов, где: «кадры решают все!»).

После того, как руководителю удается «завернуть» дело на себя, в его деятельности уже нет места предсказанию, предвидению будущего своего предприятия, дела, как будущего чего-то отчужденного, то есть, нет места для традиционного управленческого прогноза. В рефлексивном управлении руководитель строит «будущее» сам, собственно, он всегда уже обладает этим «будущим» в некоторой абстрактной, понятийной форме – это «будущее» ведь не более как воплощение смысла деятельности руководителя. Работа руководителя состоит, таким образом, в творении этого «будущего», но вовсе не в его предсказании. По-прежнему прогнозироваться могут лишь отдельные явно отчужденные элементы внешней среды: поведение соперника, надежность партнера, политика государства, стабильность общества и т.п. – но это лишь параметры деятельности руководителя (предприятия), работа с которыми локализована и не может принципиально влиять на деятельность в целом. Только традиционно построенное предприятие, насквозь пронизанное отчуждением, оказывается всецело зависимым от внешних обстоятельств, а следовательно и от точности своих прогнозов.

В понятии концептуального предприятия концептуальность означает использование для описания (построения) предприятия наиболее обобщенных и абстрактных понятий, а термин предприятие, с одной стороны, соответствует понятию дело, что согласует его в этой интерпретации с нашим определением управления (с осуществлением деятельности – дела), с другой стороны, соответствует понятиям фирма, учреждение, которые являются формой институциализации этого дела (конкретной управленческой деятельности).

Управление – одна из древнейших человеческих практик, поэтому естественно предположить, что наиболее «фундаментальные» ее формы могут быть обнаружены в истории. Это не раз подтверждалось для таких понятий, как власть, лидерство, мотивация, организация и других. Приводимые далее цитаты так или иначе отражают моменты той практики управления, которая созвучна идеям рефлексивного управления.

Конфуций/87, 253/: «Кто познает себя, тот познает и других. Вот почему люди говорят, что мир можно познать, не выходя из дома. Оттого же говорится, что в государстве можно водворить порядок, не покидая храма предков». «Дом», «храм» – это как раз метафоры концептуального предприятия, не покидая которое, руководитель действительно в состоянии осуществлять управление («порядок») физическим предприятием. И несколько более абстрактно у Спинозы/130, 656/: «Человеческая душа воспринимает всякое внешнее тело как действительно (актуально) существующее только посредством идеи о состояниях своего собственного тела». Здесь аналогия с рефлексивным управлением еще более сильная: только посредством собственной деятельности («собственного тела») руководитель воспринимает объектную деятельность – физическое предприятие («внешнее тело»). То есть, предприятие прежде всего «на столе» самого директора (субъекта управления), а не в службах и цехах. И «предприятие на столе» может и должно быть исчерпывающим для решения директором возникающих проблем управления.

У Шопенгауэравстречаем целый ряд созвучных мыслей /154, 128/: «... Ибо все, что делается не ради себя самого, делается только наполовину, и действительного совершенства во всех наших делах может достигнуть только то, что сделано было ради себя самого, а не в качестве средства в достижении дальнейших целей. Точно так же лишь тот может дойти до новых и великих фундаментальных прозрений, кто непосредственной целью научных занятий ставит познание собственное, а не чье-либо чужое». И далее: «Довольствоваться самим собой, быть для себя самого всем во всем и иметь возможность сказать: «все свое ношу с собой» – это свойство, конечно, благоприятствует нашему счастью. Выражение Аристотеля «Счастье принадлежит самодовлеющим» – это, в сущности, та же мысль, которая в чрезвычайно удачной форме высказана в изречении Шамфора: «Счастье вещь не легкая: его очень трудно найти внутри себя и невозможно найти где-либо в другом месте». И еще /154, 262/: «Всякий усматривает в другом лишь то, что содержится и в нем самом, ибо он может постичь и понять его лишь в меру своего собственного интеллекта.... Никакой ум не виден тому, у кого ума нет». Положения рефлексивного управления совершенно в духе приведенных утверждений.

Поэт Василий Андреевич Жуковскийбыл приглашен наставником в обучении наследника престола, будущего императора Александра Второго. Из письма Жуковского /134, 73/: «... По плану учения великого князя, мною сделанному, все лежит на мне. Все его лекции должны сходиться в моей, которая есть пункт соединения; другие учителя должны быть только дополнителями и репетиторами». Идея Жуковского – осуществлять обучение наследника посредством некоей общей (проходящей через все обучение) собственной деятельности (дисциплины), относительно которой другие преподаватели – суть лишь интерпретаторы (репетиторы) тех понятий, которые вводит в ней Жуковский. Эта ситуация уже не только идейно, но в своей структуре созвучна рефлексивному управлению.

Творческий человек (а им в профессиональном отношении с необходимостью является каждый субъект управления) должен оцениваться прежде всего самим собой. Творческий человек – человек одинокий. Естественно, эта сложнейшая позиция должна быть поддержана и соответствующими профессиональными установками. В рефлексивном управлении данное положение поддерживается установкой на приоритетность и самодостаточность управленческой деятельности. В молодости, получив восторженные отзывы на свои первые стихи, Поль Валерирасстается, тем не менее, с поэзией, считая лишь самого себя способным оценивать свой талант и работу. А сам он как раз очень негативно оценивал в это время ситуацию и в литературе в целом, и себя в ней. Валери/38, 488/: «Высший человек не тот, кто наделен неким даром и кто выносит это богатство вовне, но тот, кто организовал себя во всем объеме своего существа». И далее /38, 494/: «У меня не литературная цель. Моя цель заключается не в воздействии на других, а на себя – Себя, – поскольку “Я” может себя рассматривать как произведение разума». Может быть кто-то решит, что здесь нет момента управления, и будет не прав – стоит обратить внимание на отрицание Валерисвоего стремления к воздействию на других. Но ведь воздействовал, да еще как! По духу это точно та ситуация, в которой мы стремимся в рефлексивном управлении – «работай сам и дай работать другим!». И насколько ситуация Валериотличается от положения тех многих, которые непрерывно толкуют об управлении, «мучаются» управлением, но не способны воздействовать даже на немногих своих подчиненных. Очень похоже на то, что они не знают «формулу», которую знали Конфуций, Сенека, Жуковский, Валери: «организовывай себя, воздействуй на себя, анализируй себя – через это осуществится необходимое воздействие и на других».

И вновь обратимся к Мамардашвили/88, 135/: «Только извлечение смысла и опыта останавливает бесконечную дурную прогрессию нашей натуральной природной жизни. Тиран же – я хочу свести его проблему к проблеме естественной необходимости – не свободен. “Ты на всех сердишься, а нрава своего не знаешь …” – не вглядываешься в себя, в действительный источник вещей, которые, уже случившись, кажутся тебе заменимыми и поправимыми. А в действительности – внутренний источник в тебе: ты нрав свой должен заметить. Пока не расщеплены мотив и нрав – человек не свободен». И действительно, отсутствие рефлексии – тупик, преодолеваемый «обнаружением себя».

И подобным духом рефлексии пронизана также работа Поланио «личностном знании» /116, 276/: «Когда-то многие слова были священными. Законы считались божественными, религиозные тексты считались прямым божественным откровением. Для христиан слово стало плотью. Человеку не надо было проверять то, чему учила церковь. В своих молитвах человек обращался к первоисточнику учения. Позже, когда авторитет церкви был поколеблен, человек попытался избежать опустошающего самоутверждения, сделав высшей инстанцией опыт и разум. Но к настоящему времени выяснилось, что современный сциентизм сковывает мысль не меньше церкви. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает нас скрывать их под маской нелепых, неадекватных терминов. Что же можно здесь сделать? Отвергая средневековый догматизм и современный позитивизм мы вынуждены искать опору в самих себе, не уповая ни на какие внешние критерии; основания истины мы должны отыскивать в недрах собственного интеллекта. На вопрос: “Кто его убеждает?” ответ звучит просто: “Я пытаюсь убедить себя сам”.... Вручая верительные грамоты самому себе, я обретаю право провозглашать свои важнейшие допущения как собственные убеждения».

Гете/48, 306/: «Наивысшее, чего может достичь человек, – это осознание своих собственных убеждений и мыслей, познание самого себя, которое ведет к истинному познанию духа и мыслей других». И еще у него же/47, 424/: «Роман – это субъективная эпопея, в которой автор испрашивает дозволения на свой лад перетолковывать мир. А стало быть, весь вопрос в том, обладает ли он своим собственным ладом. Остальное приложится».

Пафос рефлексии часто слышится у Пастернака/110++, 144/: «А недавно думали, что сцены в книге – инсценировки. Это – заблуждение. Зачем они ей? Забыли, что единственное, что в нашей власти, это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас самих». Этот «голос жизни в нас самих» конечно же относится не только к писателям и философам. Из этой «жизни в нас» рождаются не только книги, но и предприятия! Конечно, данное обстоятельство далеко не во всех случаях приобретает профессиональную значимость, но для рефлексивного управления это именно так. И далее у Пастернака/111+, 167/: «Шопенреалист в том же самом смысле, как Лев Толстой. Его творчество насквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства с натурою, с которой он писал. Оно всегда биографично не из эгоцентризма, а потому, что, подобно остальным великим реалистам, Шопенсмотрел на свою жизнь как на орудие познания всякой жизни на свете и вел именно этот расточительно-личный и нерасчетливо-одинокий род существования». И подобный мотив должен возникнуть у каждого субъекта управления. Осуществление своей собственной деятельности (профессиональной жизни) как «орудия познания», обнаружение в себе «голоса жизни» – это ключевые моменты рефлексивного управления. Чтобы управлять неким явлением (процессом, деятельностью) необходимо «жить» этим явлением, чувствовать это явление, а в идеале – воплощать собой, своей деятельностью само это явление. Жизнь любого предприятия – в жизни его первого лица, иначе неминуемо возникновение омертвляющего отчуждения.

Нам стоит остановиться на одной трудности, которую отмечает, например, Блюменберг/35, 123/: «Человек к самому себе не имеет никакого непосредственного, чисто “внутреннего” отношения. Его самосознание имеет структуру “самоовнешнения”. Кант первым отказался рассматривать внутренний опыт как процесс, предшествующий опыту внешнему; мы сами есть явление, вторичный синтез первичного разнообразия, а не наоборот.... Человек постигает себя лишь через то, чем он не является. Не только ситуация человека, но и его конституция потенциально метафоричны. Наихудшее местоположение, которое мы могли бы выбрать, это место в нас самих – так формулирует Монтень результат своей антропологии как самопознания». В рефлексивном управлении данная трудность преодолевается через устранение субъект-объектного отношения (см. параграф 3.6.1). Для нашего субъекта действительно нет к себе «чисто внутреннего отношения» (поэтому, в частности, мы отказались от декартовской интерпретации рефлексии), но одновременно для него нет и «первичного (априорного) разнообразия», наш субъект уж никак не метафоричен. Тождественность деятельности субъекта и ее/его объекта (он – сама же деятельность) устраняет отмеченную Блюменбергом трудность «расщепления» субъекта на отношение к себе и на отношение к внешнему объекту.

На протяжении своей истории человек неоднократно открывал, находил себя в самых разных ипостасях. Это и «Человек – мера всех вещей» у Протагора, и у Демокрита: «Все, что мы знаем о мире, – есть человек», и «Государство – это государь» у Т. Гоббса(или упоминавшееся «Государство – это Я!» Людовика XIV), и нахождение человеком себя в нравственном императиве Канта: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой», и нахождение человеком себя в истории: история как жизнь «героев» у Карлейляили история как жизнь «простого человека» (народа) у Л. Толстого, человек открывал себя и в религии, и в философии, и в науке, и во многом другом.

 

Кажется мы подошли к тому, чтобы человеку найти себя в управлении, – а именно в том, что управление есть прежде всего и по существу управление человеком самим собой, а не другими, последнее с необходимостью осуществляется, но лишь как вторичное явление, как следствие управления собой.

 

Можно сказать, что субъект рефлексивного управления – это тип homo-real (человек осуществляющийся). Это тип не только предпринимателя, но также и субъекта управления, то есть, более общего понятия.

Определение достаточно сложного понятия, каким является рефлексивное управление,не может быть исчерпано масштабом той работы, которая выполнена в данном исследовании. Поэтому, возможно, не только уже сделанная нами попытка определить это понятие не является окончательной, но и вся данная работа есть лишь некоторое приближение к более полной и точной его интерпретации в будущем. Как заметил Полани/116, 169/: «Определение есть формализация значения, редуцирующая его неформальные элементы и отчасти заменяющая их формальной операцией (ссылкой на определяющее). Эта формализация неполна в том смысле, что определяющее может при ней быть понятной только тому, кто непосредственно знаком с определяемым. Но даже в таком случае определение может все же пролить новый свет на определяемое точно так же, как какой-нибудь поучительный афоризм освещает практику ремесла, хотя его применение должно основываться на его практическом знании».

Далее нами приводится ряд оригинальных свойств, которыми обладает практика рефлексивного управления.