Теории и методологии истории. Приемы и принципы исторического мышления нового и новейшего времени формировались на базе ренессансного историзма и рационализма времен раннего европейского

В НОВОЕ И НОВЕЙШЕЕ ВРЕМЯ

 

Приемы и принципы исторического мышления нового и новейшего времени формировались на базе ренессансного историзма и рационализма времен раннего европейского модерна. Основой складывавшейся картины мира стали натурфилософия с ее преклонением перед гармонией природы и естественными законами. Классическая механика в той простоте, которую она обрела в интерпретации английского мыслителя, ученого, философа и государственного деятеля сэра Исаака Ньютона, стала исходной точкой для понимания строения как природы, так и общества. Социологические взгляды осмысливались с позиций натурфилософии и подавались как «социальная физика» (Т. Гоббс, например). Методологические основы исторического знания нового времени рассматривались с точки зрения рационализма и сенсуализма. Общезначимость и распространенность получили принципы рационализма, сформулированные в работах Ф. Бэкона. Вслед за ним большинство ученых признало продвижение от простого к сложному генеральным методом научного познания. Соотношение эмпирического (опытного) и теоретического знания представлялось восходящей иерархией (движением вверх по ступеням познания от простого к сложному, от эмпирического к теоретическому). Ученые считали, что у подножия лестницы познания лежит простейший чувственный опыт (т.е. опыт, полученный при помощи органов чувств). Затем следует простое опытное знание, полученное при помощи наблюдения. Очередная ступень – научный эксперимент. А результаты экспериментальной науки позволяют подняться на самую высокую ступень лестницы познания и осуществить научный синтез. Он ложится в основу теоретико-методологического осмысления действительности и становится фундаментальным (в терминологии XVIII в. генеральным) знанием.

Гносеологическая коллизия на заре нового времени оформлялась противопоставлением представлений о принципиальной несовместимости религиозного и научного знания, самоценности не откровений, а опытного знания, универсальности принципов не только иерархичности, но и системности. По сути дела, вектором развития гносеологической парадигмы нового времени, унаследованной и научным мышлением новейшей эпохи, стало постепенное осознание системной организации природы, общественной жизни и человеческого мышления. Развитие методов исторического поиска шло от описания к моделированию, освоение понятия системности – от простейшей систематизации (упорядочиванию объектов по одному или группе признаков) к осмыслению природы динамических систем и теории хаосов.

В развитии историософии нового и новейшего времени можно выделить несколько этапов. Каждый из них характеризуется напряженными научными поисками и открытиями, принципиальными для формирования и развития определенных форм профессионального и массового исторического сознания.

Внутри каждого этапа выделяются повторяющиеся фазы:

– тяга к интеграции накопленных знаний и поиски новых объектов изучения и новых способов исторического синтеза;

– обращение к опыту естественных или смежных областей знания для расширения методологических возможностей исторического синтеза;

– углубленное изучение конкретной проблематики и накопление новых опытных знаний на базе новых приемов исторического синтеза;

– дезинтеграция исследовательского поля и потеря целостности исторического сознания, не способного осмыслить массу накопленного знания в устоявшейся парадигматике формализованных приемов научного изучения;

– осознание необходимости искать новые приемы и методы обобщения исторического материала и исторического опыта; попытки найти более совершенные приемы методологического синтеза.

Внутри каждой из фаз историческое знание осмысливается через образы «белых пятен» в истории, «мифа» и «точного научного знания», «фундаментального» и «частного» знания, соотношения «теоретических» и «прикладных» дисциплин. Эти образы постоянно меняются. Их применение позволяет ученым создавать понятия (мифа, точности в научном знании, теоретического и прикладного в истории), которые завоевывают себе место в историческом знании.

Представления об общественной значимости исторического знания, о его социальных функциях формируют разные формы исторической идентичности, доступные как профессионалам, так и массовому сознанию.

Остановимся более подробно на каждом из этапов развития историософии нового и новейшего времени.

Первый период – эпоха Возрождения (включая ее поздние периоды, которые французский историк Ф. Бродель связал со становлением менталитета индустриального общества). Ренессансный историзм ввел понятие исторической эпохи и самоценности настоящего, по-новому осмыслил понятие преемственности, отдал приоритет земной истории по сравнению с историей божественной и поставил в центр земной истории человека. Главное завоевание эпохи Возрождения, изменившее историческое сознание позднего средневековья – осознание творческих возможностей человека, приоритет деятельного начала личности.

XVII – первая треть XIХ в. – становление и развитие просветительского историзма. Это время установления интеллектуального приоритета третьего сословия, облегчившего его выход на политическую арену. Просветительский историзм осмыслил развитие общества с позиций принципов натурфилософии, ввел в социогуманитаристику понятие естественного закона, создал «социальную физику», которая с позиций естественного права и общественного договора объясняла рождение государственной власти, разделил представления о социуме и государстве, ввел в научный оборот понятия «цивилизация», «просвещение» и «общественное мнение», с их помощью осмыслил законотворческую деятельность и заложил основы социального конструирования. Социальным конструированием уже в ХХ в. стали называть целенаправленное изменение социальной реальности при помощи просветительской и законотворческой деятельности. В XVII–XVIII вв. просветители ставили проблему конкретнее и уже. Они говорили об изменении общественных нравов путем просвещения и справедливых законов, издаваемых просвещенным монархом или парламентом, понимающим и соблюдающим законы общей пользы. Зато историческое знание осознало себя наукой, стало учиться оперировать понятиями причинности, закономерности и случайности, представлениями об исторических источниках и методах работы с ними. Историки осваивали сравнительно-исторический метод, но история была не столько целью изучения, сколько средством осмысления реальности. Не случайно просветительская философия создала «философскую историю». Ее расцвет пришелся на 1730–1790-е гг., а последней философской системой, использовавшей историю для осмысления и описания картины мира, стала философия Г.В.Ф. Гегеля. Позднее, уже в ХХ в., те же принципы «философской истории» были использованы для придания статуса философской системы частной политэкономической теории К. Маркса.

Вторая треть – конец XIX в. (примерно до середины 1890-х гг.) – эпоха, когда социогуманитаристика попыталась выйти из кризиса просветительской философии при помощи философии утилитаризма и позитивизма. На смену просветительскому историзму пришел позитивистский историзм. Политическая история, господствовавшая в просветительской историографии, уступает ведущие позиции другим отраслям исторических знаний. Из них приоритетными постепенно становятся история хозяйства (она вскоре превращается в экономическую историю и социологию) и история культуры. Последняя достаточно быстро начинает чувствовать себя наукой о человеческом мышлении и реализуется как в специализированных областях исторического знания – источниковедении, историографии и историософии (теории истории), так и самостоятельно. Вектор развития исторического знания определяет культурно-историческая школа. Ее модификации возникают во всех европейских странах, достаточно заметно вовлеченных в процесс модернизации.

Позитивистский историзм попытался осуществить исторический поиск на основе методологии естественнонаучного познания и найти общий (генеральный) общественный закон. Позитивизм создал классификацию научного знания по степени его точности и достоверности. Он отвел психологии (науке о душе) роль связующего звена между естественнонаучным и социогуманитарным циклами человеческих знаний. Тем не менее, уже в 1840-х гг. появилась особая область социогуманитаристики – социология, – наука, которая может изучать развитие общества при помощи естественнонаучного инструментария и получать точное верифицируемое знание о разных формах людских общежитий. Именно ей О. Конт отдал функцию связующего звена между естественнонаучным и гуманитарным циклами в своей классификации наук.

Позитивистский историзм учится оперировать социологическими категориями и признает особый статус психологии в изучении культуры. Закладываются основы культурологи. Методология исторического поиска еще не осознает своей самостоятельности. История ищет свои методы в изучении то общественных структур, то искусства и литературы. Поскольку в науке господствуют атомарные теории, методологические поиски в истории тоже ведутся для выявления «последнего основания», на котором должно держаться историческое равновесие. Рядом с органическими теориями исторического развития появляется все больше частных теорий, объясняющих историю изучаемого объекта через частные законы, присущие лишь ему. Складывается корпус вспомогательных исторических дисциплин, предназначенный для решения частных задач исторического познания. Через регионализацию науки позитивистский историзм учится оперировать понятиями общего и частного закона.

Позитивизм ставит проблему точности и доказательности исторического знания и пытается решить ее через осмысление познавательных возможностей исторического источника. В рамках позитивистского историзма источниковедение получило статус особой области исторических знаний, а герменевтика была признана областью, способной давать более точные знания об истории, чем описательная история (эпистемология). Область изучения законов общественного развития постепенно становится прерогативой социологии.

Все более генерализирующую форму приобретает достаточно частная политэкономическая теория, предложенная немецким ученым и политическим деятелем К. Марксом. В ней до завершающего момента оказались доведенными рационалистические и конструктивистские устремления эпохи Просвещения. История была представлена как естественнонаучная материалистическая область знаний, обладающая способностью выявлять общие и частные исторические законы, а также оперировать ими ради изменения мира. Доведя до крайности идеи целенаправленного изменения мира для построения государства всеобщей справедливости, марксизм вместе с тем стал и первой системной теорией общественного развития, нашедшей применение в конкретных исторических работах.

В 1870–1890-х гг. разгораются споры о сущности исторического познания. В столкновении сторонников естественнонаучной и особой, фактически вненаучной, природы исторического знания проявляются признаки надвигающегося методологического кризиса.

Приближающийся кризис носит системный характер. С одной стороны, он связан с углубляющимися процессами модернизации, которые постепенно меняют лицо европейского континента и все явственнее приобретают черты глобальных изменений, с другой, – отражает потребность изменения картины мира. Необходимость новой картины мира становится заметнее по мере развития познавательных возможностей науки. Понятие системы наука нового времени осваивала на таких объектах, как механизмы и общество (в его государственной, т.е. достаточно упорядоченной, институализированной ипостаси). Наиболее далеко она продвинулась в изучении органических соединений (область органической химии) и описании эволюции видов растений и животных (сфера биологии и зоологии). Но приближалась революция в физике, поставившая под сомнение то, что классическая наука считала основой устойчивости мироздания, – представления о неделимости атома, всеобщности материи, неразрывности и неизменности времени и пространства.

Вторая половина 1890-х гг. – 1970-е гг. – время становления и господства неопозитивистского историзма. Историкам, как и другим социогуманитариям, приходится на практике учиться различать и по-разному описывать механические и органические системы. Открытия в физике ломают привычную картину мира. Социогуманитарии оказываются в изменяющемся мире. На первых порах у них возникает ощущение, что с крушением атомарных теорий исчезла материя, пропала устойчивость и неизменность мира. Удовлетворительно объяснить его неустойчивость ученые не могут. Положение усугубляется социально-политическими потрясениями, самыми серьезными из которых становятся даже не революции (хотя победа Октябрьской революции 1917 г. в России создала новую геополитическую реальность – биполярный мир). Более масштабными гуманитарными катастрофами становятся мировые войны. Они приводят к краху крупнейшие империи (первыми рухнули так называемые континентальные империи: Австро-Венгерская, Российская и Германская), сталкивают мир с глобальной угрозой милитаризма, фашизма, тоталитаризма. С появлением и усовершенствованием оружия массового уничтожения они ставят под вопрос существование жизни на планете. Мировое сообщество вынуждено сделать выбор и отказаться от привычных форм господства великих держав над менее «цивилизованными» народами в пользу мирного сосуществования, добрососедства, демократии и взаимопомощи.

Историки оказываются в такой же растерянности, как и другие социогуманитарии.

Потерпев фиаско в поисках общих исторических закономерностей, социогуманитаристика провела грань между естественнонаучным и социогуманитарным знанием. Историческая наука теряет свою целостность и дробится на умножающееся множество частных дисциплин. Историческое знание растворяется в областях социогуманитаристики, претендующих на бóльшую научность и фундаментальность (в социальной и культурной антропологии, гендерных исследованиях, интеллектуальной истории), оно теряет характер всеобщности и приобретает статус частности, локальности. Поскольку за историей закрепляется функция описания конкретного, в методологии истории вновь завоевывает свои утраченные позиции эпистемология. Вместе с тем умножение числа исторических дисциплин, создание циклов социогуманитарных знаний усиливает потребность в методологическом синтезе. Основой методологического синтеза становится общая теория систем. Она помогает естественнонаучному знанию осознать целостность механизмов, управляющих природой и обществом, соединить учение о материи с теорией информации и создать искусственный интеллект. Историки, особенно советские, с энтузиазмом обращаются к общей теории систем, однако быстро убеждаются, что прямой перенос ее законов на общественные структуры и системы наталкивается на недостаточно устойчивую природу последних.

Сторонники сциентистской истории осмысливают исторические закономерности с позиций естественнонаучной природы исторического знания. Они социологизируют и идеологизируют историю. Сторонники цивилизационного подхода и культурной антропологии вводят понятие деконструктивизма, чтобы подчеркнуть независимость исторического знания от идеологических схем. И те и другие ощущают неполноту получаемых исторических знаний и ищут пути к более продуктивным приемам исторического синтеза.

Роль научного аппарата историки отдают инструментарию, разработанному социологией. Поскольку вне поля зрения усредненных показателей и тенденций остаются сфера частной жизни, интеллектуальный поиск и творчество, историки вынуждены искать методы, способные более полно описать историю повседневности и психологию творчества. Происходит то, что историки науки стали называть «лингвистическим поворотом» в истории и «историческим поворотом» в социологии, психологии и филологии. Рождается эстетика постмодерна. Постмодерн не создает нового типа историзма, в нем подчеркивается энергия бунта и несогласия с просветительскими канонами осмысления мира. Историческое творчество возвращается в сферу литературы и искусства, что дает историкам простор для воображения и облегчает поиски выхода из методологического тупика.

1980-е гг. – начало 2000-х гг. – зарождение «нового историцизма». Парадигматика исторического поиска определяется противопоставлением знания эпохи модерна знаниям эпохи постмодерна. В научный оборот вводится понятие «модерн», которым стали обозначать этап европейской культуры, связанный со становлением, развитием и глобализацией капиталистических отношений. Поскольку в теории модернизации на первый план вышли геополитические, социокультурные и этические последствия индустриализации, развитие общества стало осмысливаться с позиций успеха борьбы за гражданское общество демократического типа и универсальные права человека.

Признав приоритет общедемократических ценностей времен Великой французской буржуазной революции в современном обществе, ученые оказались в трудном положении. Регионализация науки, изменение соотношения научных центров и выравнивание неравномерности развития социогуманитаристики обусловили необходимость «европеизации» социогуманитарных знаний стран третьего мира. С изменением геополитических реалий в число таких стран попали не только бывшие колониальные владения, добившиеся независимости и вошедшие в орбиту глобализации, но и страны бывшего социалистического лагеря, в том числе Казахстан, Китай и Россия. Более того, приток эмигрантов из менее благополучных стран и регионов изменил демографическую и социокультурную ситуацию в развитых европейских странах. Рост конфликтов на межнациональной почве и их глобализация при помощи противопоставления стран с «развитой демократией» «мировому терроризму» и «религиозному фундаментализму» актуализировали потребность в социальном конструировании. Но его параметры, предложенные просветительской философией XVIII в., безнадежно устарели. Попытки их реализации в Африке, на Балканах и в странах бушевского «Востока» привели лишь к усилению социальной конфликтогенности как внутри «реформируемых» стран, так и вокруг них. Таким образом, мир оказался перед необходимостью вновь и в более крупных масштабах решать проблему перехода общества от доиндустриального к постиндустриальному. Происходит попытка создать особую теорию транзитивности, т. е. выявить закономерности перехода обществ от доиндустриальных (традиционных) к индустриальным и постиндустриальным. Теория транзитивности наталкивается на чрезмерную устойчивость стереотипов представлений об идеальном государственном организме как раннебуржуазном «государстве всеобщего благоденствия».

«Новый историцизм» – понятие условное. Пока он осознает себя принципиальным противником стереотипов просветительской философии, но ему требуется самостоятельный механизм, способный преодолеть инерцию массового социогуманитарного сознания, которое веками воспитывалось в преклонении перед ними. Противостояние между сторонниками сциентизма и поклонниками постмодерна осознает себя генеральным внутри современной социогуманитаристики. Сциентисты относятся к истории как к полноценной науке и стараются понять специфику научности исторического знания, использовать опыт исторического изучения для реконструкции некогда существовавшей исторической реальности. Для этого они ищут более совершенные механизмы верификации исторического знания. Постмодернисты сближают историю с литературой, главным в истории считают анализ формы и подчеркивают символическое содержание и наименующую функцию исторического знания, которое способно творить современную реальность так же эффективно, как литературное творчество или СМИ. Найти равнодействующую в этом споре поможет, скорее всего, становление нового понимания историзма, в основе которого будут лежать две теории, организующие современное научное знание: теория динамических систем и информатика.

 

Лекция 3

СОВРЕМЕННЫЕ МАКРО- И МИКРОИСТОРИИ: