Глава 4 внутренний кризис: 1878—1881 гг

Проблема завершения реформ. — М. Т. Лорис-Меликов и его программа.

Александр II возвратился в Петербург из действующей армии в декабре 1877 г., после того как —с овладением Плевной —оп­ределился успешный для России исход войны. России еще пред­стояло завершить ее, определить условия мира, статус новосоздан­ных на Балканах государственных образований, отрегулировать неизменно обострявшиеся при всяком изменении границ отноше­ния с европейскими державами и многое другое, и ее ведомства и монарх долго всем этим занимались. И все же появление в столице императора после длительного отсутствия означало, что дела внутренние выходят на подобающий им первый план. На время отложенные внутренние проблемы вернулись в повестку дня во всей их неотвратимости, только в условиях значительно более сложных и неблагоприятных.¹ Существеннейшей чертой обстанов­ки была опустошенная войною казна, войною, потребовавшей больших трат из запасов золотой наличности, чрезвычайных рас­ходов, займов и оставившей после себя дефицит и долги. Расходы России на войну составили 1 млрд. руб., что превышало ее годовой бюджет. Все эти финансовые трудности развивались на фоне на­растания кризиса в аграрной сфере, дававшей основные поступле­ния в казну. Помещичьи хозяйства в массе своей так и не приспо­собились к новым, капиталистическим условиям, крестьянские — развивались крайне медленно и болезненно, почти ежегодно ис­пытывая удары локальных неурожаев. К тому же мобилизация в армию более полумиллиона человек и реквизиция лошадей могли лишь обострить положение. Все чаще создаваемые местными вла­стями комиссии по поводу недоимок в платежах констатировали неплатежеспособность крестьянского хозяйства.² Стабилизация фи­нансового положения в стране оказывалась неразрывно связанной с преобразованием аграрной сферы, о чем было сказано в прави-

¹ «Петербургская Кассандра»—П. А. Валуев—выразил это ощущение мо­мента в словах: «Государь возвращается. Только и речи о восторженной встрече..-Разве... самодержец возвращается триумфатором? Нужны дальнейшие усилия, нужно сознание всех трудностей незавершенного дела» (Дневник 1877—1884 гг. Пг., 1919. С. 19—20).

² Подробнее см.: Россия в революционной ситуации на рубеже 1870—1880-х

годов. М., 1983. С. 17—49.

тельственных кругах еще в 1872—1874 гг., в период деятельности валуевской сельскохозяйственной комиссии. Однако тогда этот вывод не был переведен в формы многогранной текущей политики. Теперь недовольство деревни приняло, в частности, форму слухов о предстоящем будто бы переделе помещичьих земель и дополни­тельном наделении ими крестьянства.

Брожение в среде российского крестьянства было опасно для власти не только само по себе, но еще и потому, что оно являлось одной из причин активизации радикальной части общества — ре­волюционных народников, выдвигавших требования социальных и политических преобразований, подкрепляемые угрозами приме­нить насилие.

Таким образом, император, а с ним вместе и вся вообще пра­вительственная верхушка столкнулись с ситуацией, которую уже пережили четверть века тому назад, в первые годы правления Александра II. Призрак разорительной и разрушительной Крым­ской войны, преследовавший его всю жизнь,³ теперь принял ре­альную форму последствий войны Балканской. Но были и разли­чия в сложившейся обстановке. Тогда на молодого императора возлагались надежды. Александр II формально не был ответствен за политику реакции, либеральная часть дворянства готова была наставлять нового монарха и сотрудничать с ним. Единение с пе­редовой частью российского общества казалось залогом успешного преодоления кризиса. Теперь же общество испытывало разочаро­вание в монархе. Зато тогда правительство и общество не имели ни кадров реформаторов, ни преобразовательного опыта, ныне же все это было. Российское общество оказалось сильно продвинутым вперед по пути гражданского формирования, имело развитую и разнообразную прессу, становившееся на ноги местное (городское и уездно-губернское) самоуправление, передовой суд, многосту­пенчатую систему образования. Однако надо было заново присту­пить к преобразованиям, теперь уже, возможно, более определен­ным, но и более сложным. Между тем монарх был стар, болен, но, что еще существеннее, он исчерпал свои реформаторские возмож­ности. А жизнь его торопила.

Выстрел В. И. Засулич в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, прозвучавший в январе 1878 г., через месяц после возвращения императора, недвусмысленно свидетельствовал о том, что правительству следует поспешить и с программой, и с ее осуществлением. Скандальный для власти процесс над Засулич обнаружил картину такого произвола власти,, ее беспомощности, неспособности к диалогу и привычку действовать только методами устрашения в условиях неподконтрольности общественному мне­нию, что симпатии публики, собравшейся не у здания суда, а в самом зале заседания, —публики чиновной, сановной, интелли­гентной, великосветской, оказались на стороне террористки, ре­шившей на насилие власти отвечать насилием. К тому же процесс Засулич показал Александру II и власти вообще всю силу нового

³ Милютин Д. А. Дневник. М., 1949. Т. 2. С. 87 (Запись сделана осенью 1876г.).

 

судебного института, в статусе которого была заложена независи­мость суда и выносящих вердикт присяжных заседателей. Оправ­дательный приговор Засулич явился поводом для постановки во­проса о действиях правительства на новом этапе политики. 3 ап­реля Александр II созвал у себя Совет министров, в последние годы собиравшийся только по делам чрезвычайным. Обнаружи­лось, что сам он неспособен предложить какую-либо программу а потому все дело свелось к тому, как воспрепятствовать в даль­нейшем повторению в суде эпизодов, подобных оправданию Засу­лич. Время на подготовку преобразований, съеденное войной, про­должало растрачиваться.

Признаком правительственного кризиса, дополнявшего кризис финансовый и социальный, было распространенное в правящих кругах недовольство императором и критическая оценка деятель­ности власти. «Правительственные органы не в состоянии более поддерживать порядок», — заявлял в апреле 1878 г. прусскому по­слу Г. Швейницу П. А. Шувалов, посол России в Лондоне.⁴ «Со­вершенная несостоятельность, совершенное отсутствие правитель­ствующего правительства», — оценивал тогда же ситуацию П. А. Валуев.⁵

Завершение войны, или по крайней мере военных действий, вызвало в 1878 г. перестановки в министерских кругах: первым был отправлен в отставку министр юстиции граф К. И. Пален, и поводом к этому послужил все тот же процесс Засулич, поскольку министр не смог обеспечить нужного власти его исхода. Сменил его человек более либеральных взглядов —Д. Н. Набоков. Однако в России это министерство не было влиятельным. В июле после­довала отставка министра финансов М. X. Рейтерна, давно пред­решенная. Он был несогласен с вовлечением России в войну с Тур­цией, для него лично означавшей крушение всех его 15-летних усилий по налаживанию российской финансовой системы, и не со­бирался начинать заново долгое восстановление разрушенного. Его сменил С. А. Грейг, пришедший с должности государственного контролера, а ранее, в 1866—1874 гг., занимавший место товари­ща министра финансов. Человек честный и умный, он все-таки, как считали современники, не подходил для того, чтобы занять должность главы финансового ведомства в момент, когда нужно было выводить страну из кризиса. Малоинициативного А. Е. Ти-машева, годившегося лишь на то, чтобы формально вести дела те­кущие, в ноябре заменил человек, совершенно лишенный рефор­маторской жилки, заурядный исполнитель распоряжений старше­го по должности Л. С. Маков, выросший при Валуеве и его канцелярии. Произошла и перемена в руководстве III отделения: серия террористических акций народников 1878 г. коснулась и жандармского ведомства: убитого С. М. Кравчинским Н. В. Ме­зенцева сменил генерал-адъютант А. Р. Дрентельн. Все это не да­вало надежды на то, что в министерских кругах сформируется

⁴ Denkwurdigkeiten des Botschafters General V. Schweinitz. Berlin, [1927]. Bd 2. S 28

⁵ Валуев П. А. Дневник 1877—1884 гг. С. 26.

группа, которая возьмется за коренные преобразования. К этому времени вел. кн. Константин Николаевич уже упустил лидерство, новый фактический «премьер» не обнаружился, и правительство Александра II продолжало вести рутинную политику, возможную только в условиях спокойного, некризисного состояния. Нужны же были либо немедленное выдвижение программы дальнейшего про­должения реформ, способной увлечь российское общество, либо немедленный переход к жесткому режиму, который следовало ис­пользовать для передышки и хотя бы экономических преобразо­ваний. Стареющий император оказался неспособен ни на то, ни на другое. На создание института первого министра он идти не хотел, чтобы не делить власть с кем бы то ни было, а потому ос­тавался лишь путь разгребания текущих дел.

Вместо программы финансовой стабилизации, с нетрадицион­ным решением проблем дефицитного бюджета (а на 1879 г. было только запланировано 50 — 70 млн. дефицита, на деле оказавше­гося бблыпим), в 1878 г. власть шла все тем же путем: создания комиссии по экономии средств, заключения за границей нового займа, который бы решил только сегодняшние задачи, и, наконец, выдвижения идеи новых налогов и сборов с того же крестьянства, которое общепризнанно считалось и так переобремененным. Л. С. Маков боролся с тревожным настроением деревни и слухами о переделе с помощью циркуляров губернаторам, которые должны были объяснить крестьянам, что им не следует ждать прирезки помещичьих земель.

И как бывает всегда, когда правительство не справляется со своими задачами, а в стране нарастает беспокойство, за дело при­нимаются непрофессионалы, которые начинают искать пути вы­хода из кризиса. В России конца 1870-х годов с ее уже развитой газетной и журнальной публицистикой роль такого исследователя состояния страны и выяснения мер экономической, социальной и политической стабилизации берет на себя пресса.

Давление общества на правительство в конце 1870-х годов шло по нарастающей и было чрезвычайно разнообразным, причем ве­дущая роль в этом принадлежала либералам, отчетливо осозна­вавшим неизбежность дальнейшего продвижения преобразований за счет завершения ранее ими названных, углубления или терри­ториального расширения уже провозглашенных или проведенных. «Вестник Европы» начиная с 1866 г. проводил неизменно пропа­ганду либеральной идеологии и движения России по европейскому пути создания правового государства.⁶ Весьма заметной фигурой в редакции этого журнала был автор умных и глубоких «Внутрен­них обозрений», неизменно поднимавших самые острые проблемы политики, Л. А. Полонский. В 1880 г. он начинает самостоятель­ное издание газеты «Страна». А с 1881 г. и М. М. Стасюлевич на­чал издание газеты «Порядок». Вольное экономическое общество с 1876 г. осуществляет издание «Земского ежегодника», поднимав-

⁶ См.: Кельнер В. Е. Человек своего времени: (М. М. Стасюлевич: Издатель­ское дело и либеральная оппозиция). СПб., 1993.

12 Власть и реформы

шего все вопросы земской деятельности. Тогда же, в 1876 г., на­чали выходить журналы и газеты, завоевавшие признание и чи­тательскую аудиторию, — журнал «Русское богатство» и газета «Русское обозрение» Г. К. Градовского (1876—1879 гг.), букваль­но удушенная правительством, «Северный вестник» (1877— 1878 гг.) —газета Е. В. Корша, пытавшегося продолжить дело ли­берального издания. А. А. Навроцкий в 1879 г. стал издавать жур­нал «Русская речь», особенно внимательный к экономическим ц социальным темам. Одним из постоянных его авторов был А. Д. Градовский. Позже эти ряды пополнили журнал «Русская мысль» (в 1880 г.), В. Ю. Скалой приступил к изданию газеты «Земство», а И. С. Аксаков —к изданию газеты «Русь» (1880 г.). Большинство издателей сходилось на том, что необходимо прове­дение реформ, хотя относительно их перечня, последовательности и методов велась полемика.⁷

В периодической печати этого времени преобладали либераль­ные издания. «Московские ведомости» заметно теряли свое влия­ние, «Гражданин» его и раньше не имел, а «Новое время» А. С. Суворина сообразовывалось с общественными настроения­ми. В либеральной печати речь шла о необходимости быстрого проведения многих преобразований, например развития цензур­ной реформы, до тех пор дававшей администрации слишком боль­шие возможности для преследования печати по собственному ус­мотрению. В обстоятельствах, когда печатное слово могло стать альтернативой все учащавшимся случаям террористических вы­ступлений, отстаивание прессой своих прав на свободу выража­лось чаще всего в требовании судебного разбирательства в случа­ях, когда администрация сочтет, что пресса нарушила закон. Осо­бенно много занималась проблемой свободы печати, понимаемой в этом смысле, редакция «Вестника Европы», да и почти вся пресса громко обсуждала эту тему.⁸ Но на первый план все же выходили две: аграрная и конституционная — вечные для России нового вре­мени. Аграрная программа к концу 1870-х годов была уже на­столько хорошо разработана, что законодателям оставалось только облечь ее в форму нормативных документов.

Неудовлетворительное состояние сельского хозяйства было для общества и власти очевидно, и время простой констатации факта и публицистических восклицаний по этому поводу прошло. Пять томов «трудов» Сельскохозяйственной комиссии послужили мате­риалом для многих последующих серьезных исследований, среди которых в первую очередь нужно назвать работу А. И. Васильчи-кова «Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах».⁹ При этом кн. Васильчиков, общественный деятель, земец, литератор, постоянно и основательно выступал со статьями

⁷ Лапшина Г. С. Русская пореформенная печать 70—80-х годов XIX века. М., 1985; Вторая революционная ситуация в России: Отклики на страницах прессы. Сб. статей. М., 1981.

⁸ Чернуха В. Г. Правительственная политика в отношении печати: 60—70-е годы XIX века. М., 1989. С. 80—81.

⁹ Т. 1—2. СПб., 1876.

сельском хозяйстве в разных его аспектах и в защиту земского самоуправления,¹⁰ а потому за его работами общество вниматель-

о следило. Затронув в своей аграрной работе множество проблем, Васильчиков выделил главный предмет спора: какова главная бо­лезнь крестьянского хозяйства — малый ли надел, не обеспечива­ющий потребностей крестьянина, или переобремененность его платежами. Васильчиков настаивал на диагнозе: обременитель­ность платежей. Его работе оппонировала позже вышедшая книга Ю. Э. Янсона «Опыт статистического исследования о крестьян­ских наделах и платежах».¹¹ Написанная известным экономистом и статистиком работа основывалась на всех к тому времени поя­вившихся данных, которые могли быть подвергнуты статистиче­ской обработке. Книга Янсона, при всей ее научной серьезности, с интересом читалась в самых высших кругах российской бюрок­ратии. Как бы ни относиться к очередности причин, рецепты ле­чения этих болезней (малоземелье или переобремененность нало­гами и платежами) были известны. Недостаточность крестьянско­го надела в условиях России могла быть восполнена двумя основными способами: организованным переселением земледель­цев на свободные казенные земли и (или) предоставлением им кредита на покупку земли. Эти средства, в конце 1870-х годов осо-6Ъшо часто называвшиеся, не были секретом и для правительства. Еще в 1869 г. им была учреждена особая межведомственная ко­миссия под председательством А. М. Дондукова-Корсакова для разработки проекта правил переселений, однако в то время власть не решилась оформить законом это право крестьян. В огромной стране с многочисленным крестьянским населением особенно ве­лика была опасность массового неуправляемого переселенческого движения, тем более что в конце 1860-х годов власть столкнулась с самовольным переселением небольшой группы эстонских кресть­ян и испугалась этого. Переселенческий проект был отложен до лучших времен. Другим рецептом считалась организация кредита, вопрос о котором постоянно поднимался в обществе. Вполне по­нимая его значение, правительство тем не менее уклонялось от принятия на себя организации для крестьян казенного кредита, ибо хронически испытывало финансовые трудности и потому ори­ентировалось на то, что дело «вывезут» учреждения частного кре­дита.

То же можно сказать и об обложении крестьянства, к которому прибавились выкупные платежи. То, что вся налоговая система России нуждалась в реформировании, было признано еще в 1859 г., когда при Министерстве финансов была учреждена Податная ко­миссия с целью представить проекты новых систем налогов. Ко­миссия пыталась разрешить более чем сложную задачу: не вовле­кая в круг налогоплательщиков поместное дворянство, как счита­лось, пострадавшее от реформы, не уменьшая общей суммы причитающихся налогов, сделать систему налогов более эффек-

¹⁰ Васильчиков А. О самоуправлении: Сравнительный обзор русских и ино­странных земских и общественных учреждений. 1869—1871. Т. 1—3.

¹¹ СПб., 1877.

тивной. Дело могло свестись и свелось к частностям. Упразднить или хотя бы сократить прежнее налогообложение власти не уда­валось, наоборот, налоги незначительно возрастали, и в итоге шел процесс нарастания недоимок с крестьян. Правительство отвечало на него созданием комиссий, изучающих на месте положение кре­стьянских хозяйств, причины недоимочности, предоставляющих льготы (главным образом рассрочек недоимки, переноса сроков уплаты платежей на более удобное время и т. п.).¹²

При всей важности аграрной проблемы (а теперь, в конце 1870-х, она стала еще и проблемой поддержки помещичьего хозяйства) на первый план все же вышла другая, для самодержавия более опас­ная, так называемая «конституционная». Дело в том, что все раз­говоры о необходимости принятия конституции, где бы они ни ве­лись, в общественных или бюрократических (и это было уже гораздо серьезнее) кругах, подразумевали обычно вовсе не кон­ституцию в строгом смысле слова. Имелось в виду всего лишь представительство интересов различных общественных групп в Государственном совете или особом учреждении, причем с правом совещательного голоса. При всей возросшей смелости российской печати сама конституционная идея, в таком ограниченном смысле понимаемая, формулировалась весьма глухо — как мысль о необ­ходимости привлечения общества к участию в законодательном процессе и о возможности общественного контроля над властями. Усиленное выдвижение идеи общенационального представитель­ства мотивировалось демонстрируемой правительством неспособ­ностью справиться с кризисными экономическими и социально-политическими явлениями. Сотрудничество же власти и общества обеспечит и принятие программы, и осуществление нового курса преобразований. Предварительное условие начала преобразова­ния — создание нового законодательного механизма, который смо­жет обеспечить соответствующую задачам времени основу. При всей строгости цензуры в том, что касалось темы государственного устройства и тем более создания представительных учреждений, суждения печати, обычно вуалируемые, но тем не менее всем по­нятные, были распространены уже в 1878 г. В августе 1878 г., по­сле убийства Н. В. Мезенцева, тогдашний редактор «Гражданина» В. Ф. Пуцыкович писал Ф. М. Достоевскому, своему предшест­веннику по редактированию этой газеты: «От статей, печатаю­щихся во всех (курсив мой. —Авт.) газетах об убийстве Мезен­цева, мне делается тошно!.. Я понял все статьи так: если Вы хо­тите, чтобы мы помогли Вам, т.е. правительству..., то дайте русскому народу... конституцию!!! Вот голос печати».¹³

Другим каналом общественного давления на правительство в конституционном направлении была деятельность земских собра­ний. Созданное законом 1864 г. вместо конституционных преоб­разований местное самоуправление, формально бессословное, с са-

¹² Подробнее см.: Чернуха В. Г. Крестьянский вопрос в правительственной политике России (60—70-е годы XIX в.). М., 1971. С. 70—122.

¹³ Волгин И. Последний год Достоевского // Новый мир. 1981. № 10. С. 103.

мого начала своего существования заговорило о расширении своих прав вплоть до созыва общероссийского земства и, встретив реши­тельный отпор самодержавия, не оставило своих планов, но на не­которое время вынуждено было их отложить, занявшись местными делами. Однако на рубеже 70—80-х годов земцы активизировали свою деятельность, начав говорить о вызове земских депутатов в столицу от имени всего обладающего избирательными правами на­селения России. Началась земская адресная кампания. Пренебре­гая запретами, земские деятели (главным образом председатели управ), пользуясь удобными случаями (например, промышленны­ми выставками и т. п.), съезжались на встречи для выработки об­щей позиции.¹⁴ Таким образом, власть столкнулась с лояльной оп­позицией, готовой поддержать ее в борьбе с революционным дви­жением и в деле экономико-социальных преобразований, но в качестве независимого и серьезного партнера. Неуступчивость власти заставляла либералов рассматривать революционеров как возможных союзников.¹⁵

Первые признаки начавшегося общественного подъема, при­шедшиеся на 1878—1879 гг., правительство встретило традицион­ными для него приемами реагирования не на существо дела и его причину, а на событие: каждый факт заявления в печати консти­туционных требований или хотя бы постановки в общей форме вопроса о новом курсе политики вызывал репрессии против газеты или журнала, за выступлениями земств следовали поиски прави­тельством виновных и наказание гласных, осмелившихся втор­гаться в сферу монарших прерогатив. Террористические же акты (а они с 1879 г. оказались направленными уже непосредственно против императора) своим неизбежным следствием имели лишь усиленную розыскную деятельность и расправу с участниками. Максимум активности, на который оказалось способно правитель­ство, — учреждение всякого рода следовавших одно за другим осо­бых совещаний, имевших целью выяснить причины «социального» движения и предложить меры борьбы с ним. Последние, разуме­ется, сводились к мерам усиления полицейской власти и власти вообще и проектам учреждения временных генерал-губернаторов, эквивалентного введению в местах напряженности режима чрез­вычайного положения. На борьбу с идеями правительство бросало полицейский аппарат.

Ряд государственных деятелей (П. А. Валуев, Д. А. Милютин, вел. кн. Константин Николаевич, А. А. Половцов, А. М. Горча­ков) понимали всю неэффективность дискредитировавших себя рутинных мер, однако, не имея на то монаршей санкции, не толь-

⁴ Петров Ф. А. Нелегальные общеземские совещания и съезды конца 70-х— начала 80-х rr.XIX в. // ВИ. 1974. № 9. С. 33—44.

Петров Ф. А. Из истории общественного движения в период второй рево­люционной ситуации в России: Революционеры и либералы в конце 1870-х гг. // История СССР. 1981. № 1. С. 144—155. «Настоящего антагонизма между нами и Революционерами нет, вот в чем дело», — объяснял парадоксальность ситуации ^А- Н. Куломзин (Головин К. Мои воспоминания. СПб., 1908. Т. 1. С. 372).

 

ко не предпринимали, но и не предлагали позитивных мер, зная в конце концов, что все они непременно связаны с одной — рефор­мой государственного строя. Александр II же долго не был готов отрешиться от привычных приемов властвования. Еще 30 сентяб­ря 1878 г. товарищ шефа жандармов генерал-лейтенант Н. Д. Се­ливерстов объяснял ему: для успешного противодействия «пре­ступным замыслам» революционеров необходимо, чтобы те ведом­ства, которые за это ответственны и контролируют полицию (имеются в виду Министерства внутренних дел, юстиции и III от­деление), выполняли «указания» императора «совершенно едино-мысленно».¹⁶ Но для этого должен был существовать «кабинет», правительство, формируемое не случайными высочайшими пове­лениями, а на основе партийного признака, на основе парламен­тского большинства. Император же к идее «кабинета» относился еще более жестко, чем к идее парламента, и отвергал самую воз­можность формирования министерского корпуса иначе, чем по его собственному усмотрению, в котором мотивы личной преданности и отсутствия амбиций играли важную роль.

В перечне средств из тогдашнего арсенала власти стоит упомя­нуть, что правительство все же не прямо, а завуалированно попы­талось вести пропаганду официальной идеологии, объясняться с обществом. Однако оно даже не решилось признать, что вступает в диалог с подданными, которые так лояльно этого ждали, а орга­низовало два официоза, якобы издаваемых частными лицами. Это были газеты «Берег» и «Отголоски». «Берег» был негласно учреж­ден Министерством внутренних дел, призвавшим для ведения дела и для официального представления публике литератора П. П. Ци-товича. Его пропаганда была примитивна и сводилась к оправда­нию проводимой правительством политики. Более гибкой и доль­ше продержавшейся была газета «Отголоски». Ее учредил П. А. Валуев в бытность его министром государственных иму-ществ. Газета выходила в Петербурге в 1879—1881 гг. Ее номи­нальным издателем был К. К. Ретгер, официальным редактором Е. П. Карнович, а неофициальным —сам П. А. Валуев.¹⁷

И все же с 1879 г. в правительственных кругах начинается под­спудное движение в пользу реформ, которые должны были начаться с какой-то конституционной меры. Дополнительным толчком для размышления российских государственных деятелей на эту тему был факт разработки российскими бюрократическими кругами проекта конституции для новосозданного на Балканах Великого княжества Болгарского, управлявшегося — до определения его ста­туса — российской администрацией. Начало истории подготовки именно Россией конституции для Болгарии восходит к Сан-Сте-фанскому предварительному договору, предусматривавшему буду­щее конституционное устройство Болгарии, и российская админи­страция во главе с князем А. М. Дондуковым-Корсаковым привлек­ла юристов для подготовки проекта конституции, которая бы точно

определила структуру государственной власти Болгарии и права ее населения. Подготовка проекта прошла две стадии, когда состав­ленный на месте, в Болгарии, проект был привезен в конце 1878 г. в Петербург и здесь началась разработка второй его редакции, с при­влечением экспертов, в том числе профессора Петербургского уни­верситета А. Д. Градовского, разработка, осуществлявшаяся при II отделении особым совещанием под председательством С. Н. Урусо­ва.¹⁸ Самый факт составления конституции для Болгарии — а до­вольно широкий состав участников, естественно, привел к тому, что событие это стало широко известно и в общественных кругах, убежденных в необходимости модернизации российского государ­ственного строя, и вызвал еще большее нетерпение и даже негодо­вание. Обсуждение этого деяния как вызывающего по крайней мере удивление российских подданных выплеснулось и на страницы пе­чати, и в гостиные общественных деятелей. В ходившей несколько позже по рукам записке земцев «О внутреннем состоянии России» выражалось мнение, что Россия «созрела для конституционных уч­реждений» уж никак не меньше Болгарии. Эта конституция, утвер­жденная на собрании именитых людей Болгарии, была одной из на­иболее демократичных конституций того времени. Она провозгла­шала всеобщее избирательное право для мужчин, однопалатный парламент, существующий при великом князе Болгарском.

Обсуждение в общественных (да и в правительственных, в виде пока только частных разговоров) кругах проблемы конституцион­ного устройства и для России опять раскололо российское обще­ство на «западников» и «славянофилов», или, точнее, сторонников самобытного пути развития страны. Идее конституции как чуж­дого природе и истории России заимствования и заурядного под­ражательства началось противопоставление самобытного варианта государственного устройства, которое виделось его сторонникам в виде модернизированного Земского собора. Ссылки при этом де­лались на далекое допетровское время, когда якобы власть царя реализовывалась с периодически возобновляемой санкции обще­ства и легитимизировалась Земскими соборами, созываемыми вре­мя от времени только по чрезвычайным поводам. Земские соборы (соборы представителей земли русской) брали на себя решение на­иболее крупных, спорных, принципиальных вопросов, царь осу­ществлял текущую политику. Эту линию в 1879 г. пытался отста­ивать, в частности, П. Д. Голохвастов. 10 декабря он обратился с письмом к К. П. Победоносцеву, а также с записками, содержа­щими критику конституционных убеждений и идею Земского со­бора. Его письма имели хождение в императорской семье и ее ок­ружении и вызывали — явно критикой конституции — удовольст­вие императора и тогдашнего наследника престола.¹⁹ Среди лиц, читавших сочинения Голохвастова, был и граф И. И. Воронцов-Дашков.

¹⁶ КА. 1931. № 6 (49). С. 127.

¹⁷ Подробнее см.: Чернуха В. Г. Правительственная политика в отношении пе­чати: 60—70-е годы XIX века. М., 1989. С. 111 — 121.

¹⁸ Коротких М. X. Россия и конституционное строительство в Болгарии 1878—1879. Воронеж, 1982.

¹⁹ РВ. 1905. Февраль. (Кн. 2). С. 746—750; К. П. Победоносцев и его коррес­понденты: Письма и записки. М.; Пг., 1923. Т. 1. Полутом 1. С. 19.

И. И. Воронцов-Дашков, со времени русско-турецкой войны вошедший в окружение наследника престола,попытался создать умеренную программу, в которой были бы учтены интересы само­державия и поместного дворянства, во всяком случае верхушечной его части. Вместе с генералом Р. А. Фадеевым, счастливо сочетав­шим военные способности с литературными, он подготовил такую программу в форме 12 писем. В одном из них генерал высказы­вался и о даровании Болгарии конституции. «В то время, когда московский фабрикант, поволжский купец и дельный земец начи­нают сознавать более или менее ясно наше естественное (курсив мой. — Авт.) направление, Русская империя дает конституцию освобожденной ею Болгарии. По этой конституции иностранцы су­дят теперь о наших политических идеалах; но есть в ней хоть тень возникающего на наших глазах русского сознания? Вместо учреж­дений, вырастающих без посева на всякой предоставленной себе славянской почве — владыки или князя и краткосрочной скупщи­ны, каждого по своей части, — Болгарии дают ту самую конститу­цию, которую офранцуженные заговорщики 14 декабря 1825 года хотели навязать нашему правительству и от которой, к счастью будущих поколений, оно отбилось картечью».²⁰

В «Письмах» рассматривались принципиальные вопросы о ме­сте России в мире, отвергался путь следования за Западом, но зато ставилась и задача: при сохранении самобытности все же решиться на поновление самодержавия, потенциальная дееспособность ко­торого не подвергалась ни малейшему сомнению, но в настоящее время признавалась явно нуждающейся в укреплении. Если в со­чинении «Чем нам быть?» роль этого общества отводилась рефор­мированному дворянству, пополняемому за счет наиболее обще­ственно активной части предпринимателей и интеллигентов, то теперь, отказавшись (возможно, под давлением прошлой критики) от такой крайне сословной точки зрения, он высказывался за зем­ство как элемент самоуправления, готовый взять на себя управ­ление на местах и участие в возобновляемой деятельности Зем­ских соборов в центре.²¹

Такого рода сочинения свидетельствовали о том, что в ближай­шем окружении императора шел поиск разных путей модерниза­ции государственного строя.

Для находившихся в трудном положении министров, которых Александр II не уполномочивал на представление принципиаль­ных предложений, как того требовал не только обычай, но и закон, пришло время подготовительных действий, хотя бы в надежде на будущее. В смысле резервов и опыта они находились в гораздо бо­лее благоприятном положении, нежели в начале 1860-х. В их рас­поряжении уже были основательный (списанный с австрийской конституции) проект П. А. Валуева, по которому при Государ-

²⁰ Письма о современном состоянии России: 11 апреля 1879—6 апреля 1880 г. 3-е изд. СПб., [1881]. С. 137—138.

²¹ Ананьич Б. В., Ганелин Р. Ш. Р. А. Фадеев, С. Ю. Витте и идеологические искания охранителей в 1881 —1883 гг. // Исследования по социально-политиче­ской истории России: Сб. статей памяти Б. А. Романова. Л., 1972. С. 302—303.

ственном совете учреждалась нижняя палата; проект великого князя, более скромный,—создания при Государственном совете двух комиссий, предварительно обсуждающих часть дел, затраги­вающих интересы дворянства и земства; постановление Комитета министров 1874 г., в которое в конце концов —съежившись, как шагреневая кожа, — воплотился «конституционный» план Шува­лова. К авторам проектов — Валуеву и Константину Николаевичу "(Шувалов, вышедший в отставку, теперь уже занимал значитель­но более решительную позицию, считая необходимым произвести серьезную реформу, и находил проект Валуева более предпочти­тельным) присоединился военный министр. Д. А. Милютин начал готовить свою записку, как и сенатор А. А. Половцов.²² Это были программные записки, непременно затрагивавшие и область уп­равления.

Валуев стал в 1879 г. знакомить со своим проектом ближайших коллег, подготовительная работа была завершена им в декабре 1879 г. разговором с императором, который, как и в 1863 г., раз­решил поставить ее на обсуждение наряду со старым проектом ве­ликого князя. Оно состоялось в январе 1880 г. и показало, что ми­нистры в этом их составе в присутствии императора еще не спо­собны откровенно высказать свои взгляды и заботятся о демон­страции своей лояльности принципу неограниченной монархии и своей готовности действовать в чрезвычайных условиях методами текущей политики. По иронии истории отклонение идеи перехода к представительному правлению, при котором законодательная власть сохраняется за монархом, а депутатскому корпусу принад­лежит лишь право совещательного голоса («выражения мнения»), состоялось незадолго до очередного покушения на императора.

Итак, политика 1878—1879 гг. строится как ряд откликов на текущие события, без попыток со стороны императора придать ей форму целенаправленной программы. Причина состояла в том, что сам Александр II был просто неспособен выработать програм­му самостоятельно. Министерские круги в своей среде не находят лидера. Он приходит в феврале 1880 г., неожиданно возглавив курс конструктивных действий, в то время как на него поначалу возлагались вовсе не преобразовательные задачи, а всего лишь «усмирение». Однако самые обстоятельства заставили его посту­пать в соответствии с логикой развития. История появления лиде­ра такова.

С апреля 1879 г. после длительного (с 1867 г.) перерыва нача­лись покушения на императора. 2 апреля 1879 г. в императора стрелял А. К. Соловьев, причем в двух шагах от главной резиден­ции монарха —Зимнего дворца. В этом же году народовольцы²³ начали готовить — и подготовили — взрыв императорского поезда,

²² Зайончковскип П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов. М., 1964. С. 41, 131 — 135, 192—207.

Особенно отчетливо и точно вопрос о значении фактора радикального кры­ла революционного движения поставил П. А. Троицкий. См. его статью: «Народ­ная воля» как фактор второй революционной ситуации в России // Освободитель-^ное движение в России: Сб. статей. Саратов, 1981. Вып. 10.

который должен был произойти во время одной из поездок Алек­сандра II. Все это, вкупе с тяжелым экономическим положением окончательно подрывало престиж власти, откровенно неспособной ни снять недовольство, ни подавить его проявления. Сдвинуться с места правительство заставил взрыв в Зимнем дворце, подготов­ленный С. Н. Халтуриным. Самый факт проникновения террори­стов в Зимний дворец, основательная подготовка взрыва были скандальными и пугающими, «Страшный переполох» встретил _в Зимнем дворце прибывший туда военный министр.²⁴

8 и 9 февраля 1880 г. Александр II созвал у себя узкое совеща­ние министров и наследника престола. Но и там разговор шел об усилении полиции и ускорении судопроизводства. Это не удовлет­воряло наследника престола, и он, очевидно, вспомнив 1866 г., когда был призван из политического бездействия самый жесткий из тогдашних государственных деятелей, М. Н. Муравьев, пред­ложил по тому же образцу создать чрезвычайную комиссию. На заседании 9 февраля уже присутствовал гр. М. Т. Лорис-Мели-ков, стало быть, выбор был сделан довольно быстро: еще 8 февраля Александр II не был склонен прибегать к крайним мерам и созда­вать комиссию, которая бы взяла на себя функции беспомощных ведомств: III отделения, Министерства внутренних дел и генерал-губернаторства. Тут же на заседании было объявлено об упразд­нении петербургского генерал-губернаторства, введенного менее года тому назад после покушения А. К. Соловьева.

М. Т. Лорис-Меликов в этот момент был харьковским генерал-губернатором, назначенным на такую должность для наведения полувоенного порядка. В период русско-турецкой войны на Кав­казском театре военных действий он оказался в должности коман­дующего корпусом, фактически главнокомандующего. На Кавказе в то время ситуация складывалась для России значительно лучше, чем на Балканах, и для Александра II и вообще военного руковод­ства это было своего рода моральной поддержкой. Поэтому после окончания войны Лорис-Меликов был возведен в графское досто­инство, и, когда начались поиски крупных местных администра­торов, был назначен генерал-губернатором группы поволжских губерний — Астраханской, Саратовской и Самарской. Здесь он от­личился энергичными мерами борьбы со вспышкой чумы. После этого он был переведен в Харьков.

Самое назначение боевого генерала на должность главы чрез­вычайного учреждения, названного Верховной распорядительной комиссией, показывало, что на него прежде всего возлагается за­дача репрессивно-полицейская — подавления революционных экс­цессов. Ситуация в известной мере напоминала 1866 г. с его Вер­ховной следственной комиссией. Разница заключалась в том, чт(на Верховную распорядительную комиссию, которая была постав

²⁴ Милютин Д. А. Дневник. Т. 3. С. 211.

пена над всеми ведомствами, занимающимися обеспечением по-пядка и внутреннего спокойствия, не возлагалась задача проведе­ния расследования. Она должна была заняться текущей деятель­ностью с упором на правоохранительную. Похоже, ни Алек­сандр Н» ^{ни тем} более наследник престола на ожидали от Лорис-Меликова никаких особенных реформаторских программ, надеясь просто обеспечить себе безопасность. Однако события на­чали разворачиваться ускоренно и в совсем ином направлении.

Лорис-Меликов оказался тем человеком, который исповедовал широко распространенные идеи своего времени. К тому же и об­становка этому способствовала. Уставшее от беспомощности вла­сти либеральное общество и от отсутствия лидера министры явно оживились. Репутация Лорис-Меликова позволяла надеяться, что он не пойдет по пути М. Н. Муравьева, и потому пресса востор­женно (как последнюю надежду) приняла Лорис-Меликова и его первые же шаги.²⁵ Если у него были представления о том, что нуж­но делать в настоящих условиях (что сомнительно), то уж, бес­спорно, он заранее был твердо убежден в одном: правительство должно ныне действовать в согласии с обществом и идти в русле общественных настроений. Первое, чем он отметил свое назначе­ние на пост, было обращение к жителям столицы с призывом объ­единить усилия в борьбе с противоправительственными выступле­ниями. И поскольку террор мало кому нравился как средство достижения цели, лояльная часть общества с готовностью отклик­нулась на его призыв, надеясь с его помощью осуществить свои чаяния. По крайней мере небольшой резерв времени был ему обес­печен.

Лорис-Меликов простоял у кормила государственной власти в течение года и сделал необыкновенно много, за это время подго­товив программу перехода к новому витку продолжения реформ, причем уже в обстановке сотрудничества самодержавной власти с общественными кругами в сфере законодательства. Ему пришлось сначала возглавлять Верховную распорядительную комиссию, а затем, с августа 1880 г., на посту министра внутренних дел рас­поряжаться розыском членов революционных организаций и создавать собственное рабочее окружение, которое бы генерирова­ло идеи и поддерживало его предложения о преобразованиях. Он осознавал, что находится в цейтноте, ибо резерв времени растра­чен властью. Общество нетерпеливо ждало от него каких-то не­медленных позитивных действий, отсюда — поспешное устране­ние им с поста министра просвещения Д. А. Толстого, упраздне­ние III отделения, попытки объясниться с печатью и ослабить цензурные путы.

Ближайшими сотрудниками Лорис-Меликова стали новый ми­нистр финансов А. А. Абаза, пришедший в Министерство финан­сов с поста государственного контролера, руководитель Главного управления по делам печати Н. С. Абаза, как и Лорис-Меликов

²⁵ Афанасьев А. П. Столичные либеральные газеты и лорис-меликовская дик­татура: (начало 80-х годов XIX в.) // Проблемы истории СССР. М., 1973. [Вып. 3].

 

приобретший популярность со времен войны, где он, медик по спе­циальности, занимался делами Красного креста (организации очень почитавшейся в российском обществе), а потом оказался од­ним из наиболее способных и либеральных губернаторов. В каче­стве товарища министра финансов был призван Н. X. Бунге, про­фессор Киевского университета, участник разработки крестьян­ской реформы 1861 г. Помощником Лорис-Меликова стал товарищ министра М. С. Каханов, а директором канцелярии А. А. Скаль-ковский. Наиболее близким к Лорис-Меликову органом прессы оказалась самая распространенная петербургская газета «Голос», известная своими умеренно-либеральными взглядами и постоян­ной поддержкой курса на продолжение реформ.

Один из спорных вопросов политики Лорис-Меликова состоит в том, пришел ли Лорис-Меликов в петербургскую бюрократиче­скую верхушку уже с убеждением в необходимости конституци­онных шагов или позже обрел его, исчерпав иные средства, под­вергшись воздействию событий и своего окружения, а также под­держивавшими его военным министром Д. А. Милютиным, вел. кн. Константином Николаевичем и др. Его отношение к про­екту А. А. Ливена о созыве в Петербурге подобия аграрного пар­ламента из чиновников и депутатов от общества (земств и сель­скохозяйственных обществ) позволяет уточнить этот вопрос. Оно недвусмысленно показывает, что уже в марте 1880 г. Лорис-Ме­ликов стоял на точке зрения необходимости развития начал на­родного представительства, но до времени он осторожничал, под­готавливая им условия.

Его программа достаточно известна, ибо «всеподданнейшие» доклады, где она излагалась, были опубликованы, а исследовате­ли ²⁶ не могли обойти вниманием эту фигуру, случайно вынесен­ную историей на пик событий и призванную решить накопивши­еся в стране проблемы.

В основу программы М. Т. Лорис-Меликова были положены две главные идеи. Первая — сотрудничество с либеральными кру­гами общества, перевод их из оппозиции в лагерь союзников по борьбе с революционным движением. Самой существенной уступ­кой, которая должна была обеспечить сотрудничество либералов с самодержавием, и формой такого сотрудничества оказывалось об­щегосударственное представительство, причем свои планы в этом отношении Лорис-Меликов сначала старательно маскировал, а когда обнаружил, то, следуя всем предшественникам, характери­зовал эту меру не как ограничивающую самодержавие, но, напро­тив, как способствующую его укреплению. Вторая — облегчение положения крестьянства целым рядом мер, что должно было дви­нуть развитие сельского хозяйства и тем самым, создав условия экономической стабильности, ослабить недовольство деревни, что удержало бы крестьянство от участия в массовом движении.

²⁶ См.: Хепфец М. И. Вторая революционная ситуация в России (конец 70-х— начало 80-х годов XIX века): Кризис правительственной политики. М., 1963; Зайончковский П. А. Кризис самодержавия на рубеже 1870—1880-х годов.

Основные положения программы М. Т. Лорис-Меликова были,i^ сформулированы вскоре после его назначения во всеподдан-