Иного мнения, как известно, придерживалсяД.И. Мейер

порядком (что, впрочем, не исключает владельческой защиты в интересах третьих диц)¹.- Соответственно обеспечивается владе­ние реал-ийуемой вещью в руках продавца в момент проведения тортов, а Значит, создается возможность передачи вещи по до­говору купли-продажи, заключенному по результатам торгов.

Таким образом, публичные средства исключают примене­ние частноправовых способов для изъятия вещи. Действитель­но, вмешательство публичной власти на стадии реализации за­ложенного или арестованного имущества необходимо прежде всего для обеспечения владения организатору торгов, поскольку эта задача предполагает возможность насилия (все другие цели — установление начальной цены, ведение аукциона и пр. — дос­тигаются ненасильственными средствами).

Можно указать иной вариант решения сходной коллизии, которая все же тяготеет к прежнему правовому укладу с его нестрогим разграничением различных прав принадлежности:

если состоялось решение компетентного органа о передаче имущества, то при отсутствии у сторон документов о передаче нет оснований считать, что право собственности возникло. В ТО же время имеется право требовать от другрй стороны передачи имущества², причем основанием такого требования, надо по­лагать, должен считаться указанный акт компетентного орга­на, а не нарушение владения, а значит, и само требование не должно считаться виндикацией, а скорее тяготеет К требова­нию относительного (личного) характера.

Есть и довольно серьезные проблемы, на которые давно обращали внимание цивилисты, но до недавних пор они были практически малозаметны и только сейчас начинают ощу­щаться.

Например, при рассмотрении иска комитета по управле­нию имуществом о признании сделки приватизации недейст­вительной было установлено, что приватизированный объект был впоследствии отчужден третьим лицам, которые также были привлечены в процесс. Признав недействительной сделку при­ватизации, а также последующую сделку по отчуждению иму­щества, суд встал перед вопросом: вправе ли истец истребо-

Поэтому публичное вмешательствопо поводу владения должно пред­шествовать торгам, а не следовать за ними (в форме,например, исполнения решения об изъятии купленной вещи впользу покупателя,выигравшего торги). Ведь владелец может заявитьсвои возражения против изъятия, основанные на отношенияхс должником, только до продаживеши на торгах;после про­дажи покупатель уже никак не связан этими отношениями. Отсюда и извест­ное правило:иск владельца против изъятия приостанавливает торги.

² Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1993, № 9. С. 102—103.

вать спорный объект по ст. 167 ГК, т.е. в порядке реституции, либо должен применяться виндикацнонный иск?...

На поверхности лежат отличия этих средств: при виндикации не встает вопрос о возврате выплаченных за истребуемую вещь покупных сумм, но возможно возражение о добросовестности приобретения; нормы о возврате всего полученного по сделке и возвращении сторон в первоначальное положение (реституции) о добросовестности не упоминают, но предусматривают встреч­ные денежные расчеты при аннулировании купли-продажи. Раз­личны и сроки исковой давности: три года для виндикации и десять лет — для реституции по ничтожным сделкам.

Здесь, пожалуй, необходимо несколько отвлечься и обсу­дить уместность рассмотрения механизма реституции в связи с проблематикой защиты владения.

Думаю, что особенности нашего законодательства, в кото­ром много лет не находится места владельческой (посессор-ной) защите, не,могут не привести к тому, что вызываемая нуждами хозяйственной жизни настойчивая потребность стре­мится пробиться в других сферах. Одной из таких сфер наряду с приобретательной давностью (об этом уже говорилось) как раз и оказалась реституция'.

Очевидно,, что недействительная сделка по приобретению вещи всегда порождает на стороне приобретателя фактическое незаконное владение. При наличии владельческой защиты все отношения приобретателя с собственником регулировались бы в рамках именно таких средств, но их отсутствие неизбежно приводит к перемещению проблем в смежные юридические сферы; видимо, отсутствие полноценной владельческой защи­ты не может не приводить к такого рода компенсациям.

По этим причинам обсуждение любого вопроса, связанно­го с возможностью истребования вещи от стороны недействи­тельной сделки, неизбежно приводит нас в сферу посессорноЙ защиты, а то, что она почти не урегулирована позитивным правом, конечно, никак не облегчает ориентации в этой об­ласти. Более того, одной из ^первейших задач кажется простое распознавание ситуации² — по крайней мере, трудности, воз-

' Можно допустить, что и своеобразие нашей реституции в определен­ной мере обязало наличной ситуации с владельческой зашитой.

² К примеру, нередко приходится сталкиваться с суждением (обосно­ванном ссылкой на ст. 305 ГК РФ (ст. 157 ГК РСФСР 1964 г.»), что владельче­ская зашита не исчезала из отечественного права. Если учесть, что эта норма имеет в виду только законных владельцев,'а о владельческой защите, равно как о ее отсутствии мы вправе говорить только применительно к фактическо­му, незаконному владению, можно понять, какие еше трудности предстоит нам преодолеть, пока будет осознан хотя бы сам факт проблемы.

н икающие при рассмотрении споров об истребовании имуще­ства при отпадении-основания его получения» почти никем не квалифицируются как проблемы именно защиты владения.

Поэтому материал главы, посвященной защите владения, оказался в значительной мере сосредоточенным вокруг послед­ствий недействительной сделки', а то, что эти проблемы ка­жутся иногда почти неразрешимыми, можно видеть, напри­мер, из такого дела.

В. Борисов приватизировал свою квартиру и продал ее АО "Огни Арбата", которое в свою очередь обменяло приобретен­ную квартиру на коммунальную квартиру с гражданами Дья­ченко, Жуковскими, Абрамовыми, причем в обмен были во­влечены и иные жилые помещения. В бывшую квартиру Борисова вселилась В. Жуковская. Коммунальная квартира, в свою оче­редь, была продана агентству "Контакт".

Суд, установив, что при приватизации квартиры В. Бори­совым были нарушены права недееспособного И. Борисова, на этом основании признал недействительными договор прива­тизации квартиры и договор мены, а также выселил из квар­тиры Борисовых В. Жуковскую без предоставления иного жи­лого помещения.

Отменяя это решение, президиум Московского горсуда со­слался на то, что при применении последствий недействитель­ности сделки стороны возвратили не все, что ими получено по сделкам, в результате чего участники спора не приведены в пер­воначальное положение, причем "суд не обсудил вопрос о воз­можности признания недействительным договора мены только в части мены жилых помещений с Жуковскими"².

Проблема состоит в том, что если признание недействи­тельной сделки влечет за собой аннулирование всех основан­ных на ней последующих сделок, то это само по себе еще не означает, что тем самым производится реституция всех их уча­стников и в любом случае предусмотренное реституцией пере­мещение имущества не может происходить между лицами, не вступавшими непосредственно в договор друг с другом- Поэто­му трудно согласиться с таким подходом, который настойчиво предлагают некоторые авторы, когда истец стремится, ссыла­ясь на нормы о реституции, получить утраченную им в резуль-

' Некоторые другие аспекты защиты владения по соображениям удобст­ва размещения материала рассмотрены в следующих главах.

³ Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 4. С. 9—10. Сходные проблемы возникли и при рассмотрении другого жилищного дела. См.: Бюллетень Вер­ховного Суда РФ. 1997. № 4. С. 19—20.

тате недействительной сделки вещь не от другой стороны сдел­ки, а от третьих лиц только потому, что они оказались ответ­чиками в сложносоставном процессе о недействительности цепи сделок, связанных одной вещью.

Конечно, нельзя исключить вероятности, что истца мож­но вернуть в первоначальное положение, затронув не всех от­ветчиков (в данном случае этот подход прослеживается в ре­комендации суда обсудить возможность только частичного аннулирования договора мены). Но это, конечно, вопрос удачи. Кроме того, такая избирательная отмена приводит к принци­пиальному противоречию: ведь если отпало исходное основа­ние — приватизация квартиры, то и все вытекающие из этой сделки следующие акты утрачивают силу, или, как это афо­ристически сформулировано Верховным Судом РФ примени­тельно к другому жилищному делу, "отношения собственно­сти, основанные на недействительной сделке, также являются недействительными'".

Л. Эннекцерус отмечает, что если иск о возмещении вреда из порочного договора является личным, то "действие оспари-вания сделки, напротив, распространяется на всякое третье лицо"².

Нетрудно представить себе, что при определенном умноже­нии числа сделок, вытекающих из недействительной сделки, их цепь может настолько увеличиться, что реституция становится практически невозможной. В данном деле уже сложилась именно такая ситуация, и этим объясняются как отмененное решение, выборочно затронувшее только часть из цепи сделок, так и ре­комендации надзорной инстанции, не вполне последовательно предлагающей выбрать для реституции другие, более приемле­мые с точки зрения исполнимости объекты³.

' Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 8. С. 1-

² Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права Т. 1. Полутом 2. М., 1950. С- 212, 223—224. Отли4ис германского права заключается в том, что при отсутствии общего правила о последствиях недействительности сделки в за­висимости от конкретного основания применяются нормы о возмещении вреда из леликта, о неосновательном обогащении и др.

¹ Характерные колебания судов разных инстанций, очевидно избегаю­щих возвращать уже переехавшие семьи в прежние квартиры, хорошо замет­ные и в другом жилищном деле, возбужденном по требованию о примене­нии последствий ничтожной сделки о распоряжении жилыми помещениями, чаше объясняются именно упрощенным толкованием реституции в практи­ке, неизбежно приводящим к несбалансированным решениям, нежели не столь уж сложным вопросом о повторной приватизации жилья, на котором в конечном счете "упокоилось" это конкретное дело (см.: Бюллетень. Верхов­ного Суда РФ. 1998. № 4. С. 5-6).

Проблему, по-видимому, можно решить, если сначала вве­сти реституцию в число известных праву явлений. Иными сло­вами, нужно квалифицировать обязанность участников недей­ствительной сделки по возврату имущества. Исходя из основного деления всех прав на вещные и личные (относительные, обяза­тельственные), эта связь может быть либо вещной, либо лич­ной. Основываясь на содержании ст. 167 ГК РФ, прямо указы­вающей на "каждую из сторон" как обязанное лицо, следует прийти к выводу, что, хотя сделка и падает, ее стороны все же остаются не в вещной, а в-относительной связи, принципи­ально не отличающейся от связи по поводу расторжения дого­вора. Д.М. Генкин писал, что "требование реституции вытекает из недействительности сделки, а не из субъективного права собственности, как это имеет место при виндикации" и пото­му и сама "реституция является своеобразным институтом"'.

Определение Д.М. Генкиным реституции как "своеобраз­ного института", весьма важное само по себе, приобретает до­полнительный смысл, если учесть особенности, приданные эта-? му институту нашим правом.

В римском праве restitutio in integrum — восстановление в первоначальном состоянии — являлось чрезвычайным средст­вом, применяемым претором по своему усмотрению. (Эти чер­ты публичности можно проследить и в нашем праве, но силь­но ослабленными.) Со времени включения условий реституции в преторский эдикт у заинтересованных граждан появилось пра­во просить о применении этого средства защиты.

Основанием применения rcstitutio in integrum являлась пре­жде всего помощь несовершеннолетним, которые причиняли себе убыток по недостатку жизненного опыта, ибо, как гово­рил Гай, "претор приходил на помощь лицам моложе два­дцати пяти лет, чтобы они не терпели убыток по причине ошибки"².

' Генкин Д.М. Право собственности в СССР. С, 193, 194,

Противоположное мнение было высказано Ю-К. Толстым, считавшим, что требования о возврате полученного по недействительной сделке либо яв­ляются виндикационными, либо предъявляются из причинения вреда или ire-основательного обогащения (Толстой Ю.К. Содержание и гражданско-право­вая зашита права собственности в СССР. Л.: Иад-во ЛГУ. 1955.С. 115).

В современной литературе требование из реституции чаще квалифициру­ется именно как "обязательственно-правовой способ" зашиты права в про­тивоположность вещным способам (см., напр.: Юддашбаева Л. Правовая при­рода бездокументариых ценных бумаг // Хозяйство и право. 1997, № 10. С. 46).

²/оу. Институции. 4, 53, 57. С. 279, 281.

Помогая взрослым, претор признавая основанием вмеша­тельства в форме restitutio in integrum такие причины, -как мо­шенничество, особенно во вред кредиторам, принуждение, извинительная ошибка, отсутствие по уважительной причине. Причем restitutio применялась, если исковые средства, напри­мер actio doli (vis, metus), т.е. иски (или исковые возражения), направленные на защиту против обмана, насилия, принужде­ния, оказывались недостаточными'.

' Очевидно, что такое содержание реституции не позволяет рассматривать ее как универсальное или тем более само собой возникающее следствие сделки, имеющей пороки. Видно так­же, что реституция как обший инструмент² сопровождается частными средствами защиты, имеющими приоритет как лю­бое частное средство перед общим.

В английском праве под реституцией понимается инстру­мент, определяемый как "квазидоговор" и применяемый "в отношении недолжно полученных неуплаченных денежных сумм", основанный на "принципе неосновательно получен­ной выгоды или неосновательного обогащения"³, который, конечно, мы должны сблизить с одноименным внедоговор-ным обязательством, а не с институтом последствий недейст­вительности сделки.

Германское право реституцию как общее основание ничтож­ной (недействительной) сделки также не указывает.

Давая оценку' реституции как чрезвычайному средству за­щиты, означающему произвольное вмешательство публичной власти для восстановления справедливости, "устранения ущер­ба, происшедшего от применения права"⁴, К. Сальковский за­ключает, что, "чем больше развивается само положительное ораво, чем больше оно начинает воспринимать принципов спра­ведливости в твердых нормах для отдельных случаев, тем менее оно нуждается в чрезвычайных средствах охраны"⁵.

¹ Бартошек М. Римское право-Понятия, термины, определения. С. 278.

² Такое определение применительно к римскому праву может рассмат­риваться как модернизация. В этом плане можно отметить, что Д. Дожаев при изложении римского права не рассматривает отдельно restitutio in integrum, упоминая это средство как дополнительное при обсуждении конкретных ма­териальных и процессуальных аспектов зашиты права (Дождев Д.В. Римское частное право. С. 126, 127, 142, 189, 194, 200, 221, 227, 456),

' Ансон В. Договорное право. С- 405.

Ульпиан определял цель эдикта о реституции как "исправление ущерба в праве" (Дигссты. Указ- над- С. 96. Там же приводится замечание Каллистрата о том, что эдикт применяется не часто и только в чрезвычайном порядке).