Часть 4. Любовь потерянная, любовь обретенная

 

Глава 16

 

Корабль сэра Роберта «Счастливое путешествие» мягко покачивался, стоя на якоре в забитой судами бухте Золотой Рог в Стамбуле. День клонился к вечеру, но тем не менее даже на воде воздух был неподвижным, горячим и влажным. В главной каюте корабля за тяжелым прямоугольным дубовым столом с прекрасными резными ножками сидели Конн Сен-Мишель, Робби и первый посол Англии в Сиятельной Порте сэр Уильям Харборн. Обстановка каюты была богатой. Стены обшиты панелями, на них темнели украшения и подвесные серебряные светильники, покачивающиеся вместе с движениями корабля. Расположенная на корме, каюта имела прекрасное широкое окно на задней стенке и маленькие окна по каждому борту, но несмотря на то, что все они были открыты, в каюте было удушающе жарко.

У заднего окна было удобное сиденье, а под ним находились несколько глубоких шкафов для хранения припасов. У противоположной от окна стены стояла большая кровать из тяжелого дуба, прикрепленная к полу каюты, широкие отполированные доски которого покрывал прекрасный турецкий ковер темно-красного цвета с черно-золотым узором. Три старших брата О'Малли могли крепко попортить ковер, неустанно вышагивая взад-вперед по каюте, раздраженные своей беспомощностью.

– Это проклятое дело кажется совершенно невыполнимым, – расстроенно ворчал Брайан О'Малли.

– «Невыполнимо», – отвечал Конн, – это слово, которое в данном положении я отказываюсь признавать, братец.

"Храбро сказано», – думал Робби, глядя на Конна, который заметно похудел за последние несколько месяцев и чьи покрасневшие глаза свидетельствовали о недостатке сна.

– Милорд, – вмешался в разговор Уильям Харборн, – «невыполнимо» – это единственное слово, которое правильно определяет наше положение. Нет никакой надежды, сэр, за исключением одной вероятности – смерти султана, а он, могу заверить вас, здоровый мужчина в полном расцвете сил.

– Тогда остается только одно, – раздраженно сказал Брайан О'Малли, – и, видит Бог, у нас для этого хватит пушек! Нужно обстрелять дворец этого безбожника с моря, откуда он наиболее уязвим. Потом мы спасем нашу невестку и скроемся с ней до того, как они поймут, что она исчезла! Это хороший план.

– Это самое плохое, что мы могли бы сделать! – рявкнул Робби. – Ты спятил, приятель?

– Ну, больше-то ведь ничего и не остается, малыш, – угрюмо буркнул Брайан О'Малли. – Я что-то не слышал, чтобы от вас, англичан, сыпались идеи. Говорить «невыполнимо» – это, кажется, все, что вы можете.

Английский посол скрипнул зубами, но постарался, чтобы голос его звучал спокойно и взвешенно:

– Могу ли я напомнить вам, капитан О'Малли, что это не Испанский Мейн. Ваше сумасбродство здесь не пройдет. Помните, сэр, что ваша сестра, сэр Роберт, Ричард Стейпер и мой хозяин, сэр Эдвард Осборн, потратили годы на установление торговых отношений с Турцией. Я не могу и не позволю вам разрушить все, чего мы добились для Англии. Я представляю здесь правительство ее величества, сэр, и мы должны поддерживать дружественные отношения с Сиятельной Портой. Обстрел из пушек дворца султана с целью налета на его гарем едва ли будет способствовать дружественным отношениям!

Брайан О'Малли довольно зловеще улыбнулся Уильяму Харборну и сказал:

– Но мы не англичане, старина. Когда грязные безбожника будут жаловаться, вы скажете им, и это будет правдой, что налет совершили не цивилизованные англичане, а какие-то дикари ирландцы.

Рот Уильяма Харборна затвердел, и он сильно стукнул рукой по дубовому столу, за которым сидел, отчего резко подпрыгнули стоящие на нем оловянные кружки.

– Черт бы вас побрал, вы, тупоголовый ирландец! Вбейте это в свою упрямую башку. Турецкий султан не какой-нибудь болван. Хотя я уверен, что он высоко оценит остроумную уловку, которую вы только что предложили мне, и от души посмеется над ней, ответственность за испорченные дружественные отношения он все равно возложит на английское правительство, что будет справедливо. – Посол повернулся к Конну. – Вы, конечно, это понимаете, лорд Блисс?

– Вы продолжаете повторять, что у меня нет надежды вернуть свою жену, сэр, – спокойно сказал Конн, – а я не могу смириться с этим. Я также против предложения моего брата, хотя оно сделано с добрыми намерениями. Должен быть еще какой-нибудь способ, он просто не приходит нам в голову.

– Если такой способ и существует, милорд, – сказал посол, – я не в состоянии придумать его.

– Однако, добрые сэры, это могу сделать я! – раздался голос от двери, и в комнату медленно, ковыляя и опираясь на трость с серебряным набалдашником, вошла Эстер Кира, поддерживаемая маленьким черным пажом.

– Благодарю тебя, Юсеф, – сказала она мальчику, – теперь беги к паланкину и жди меня. Под подушками, деточка, найдешь мешочек с турецкой халвой.

Радостно ухмыльнувшись, мальчишка выбежал из каюты, жадно облизываясь в предвкушении угощения.

При появлении Эстер Кира Конн вскочил и помог старухе усесться на удобный стул, одновременно задавая ей вопросы:

– Что случилось, Эстер Кира? Вы хотите сказать, что можете помочь нам? Почему сейчас это стало возможным?

Старуха, поблескивая глазами, с помощью Конна устроилась на стуле. Она быстро рассказала о событиях, происшедших в последний час во дворце. Затем, переведя дух, объяснила, что лодочник-еврей, который из султанского дворца вывозит в море тела, в настоящее время является ее должником. Он поможет им освободить Эйден, и его молчание гарантировано. Окончив рассказ, Эстер Кира засунула руку в складки своего широкого парчового платья и вытащила сложенный квадрат сиреневого шелка, который дала Конну.

– Разверните его и наполните чем-нибудь тяжелым, милорд. Вы меня понимаете?

Сердце Конна бешено заколотилось.

– Да, Эстер Кира, понимаю.

– Вы должны отплыть сразу же после того, как я уйду с корабля, – сказала она. – Если у вас остались в городе люди, пусть их подождет один из ваших кораблей. Условьтесь, как вы встретитесь с ними, но отплывайте сейчас же. У вас всего одна возможность, господин, потому что Авраам бен Якоб не будет останавливаться. Все должно быть сделано, когда и лодка и корабль будут двигаться. Хотя маловероятно, но вас могут заметить, если вы остановитесь для передачи груза. Поставьте свой корабль так, чтобы он заслонил со стороны дворца лодку Авраама и скрыл ваши действия.

– Как я могу отблагодарить вас, Эстер Кира? – спросил Конн, беря руки старой женщины и горячо целуя их.

– Не благодарите меня, лорд Блисс, – спокойно ответила она, – потому что, не вмешайся в это дело судьба, я бы не смогла освободить вашу жену, так как никогда бы не предала правящую Оттоманскую семью. Теперь я должна рассказать вам о событиях нескольких последних недель, не столько ради вас, сколько ради госпожи Марджаллы, которая была моим другом и которая, как я поняла, женщина добрая и достойная. После того как Явид-хана убил его сумасшедший брат, госпожа Марджалла отправилась к султану, ища защиты. Явид-хан освободил ее по закону, когда женился на ней, но, даже зная об этом, султан взял ее в свой гарем, заявив, что утрата бумаг, подтверждающих освобождение из рабства, ставит под сомнение ее положение как свободной женщины. Это была всего лишь придирка, султан знал, что принц Явид-хан ходил к судье. Он знал, что Марджалла говорит правду, но похоть оказалась сильнее чести. Никто ничего не мог сделать, чтобы помочь Марджалле. Ее положение осложнялось тем, что султан жаждал обладать ею. Он не дал ей времени оплакать ее утрату, а госпожа Марджалла любила принца и очень горевала о нем. Вместо этого он почти сразу принудил ее лечь к нему в постель, и именно это, как я считаю, довело Марджаллу до помешательства. Только помешанная осмелилась бы броситься на султана с ножом для фруктов.

– Помешанная? – Люди в каюте произнесли это одновременно, а потом Конн сказал:

– Вы хотите сказать, Эстер Кира, что моя жена сошла с ума?

– Да, мой господин, это я и хочу сказать. Но я прожила долгую жизнь и многое повидала. Думаю, что недомогание вашей жены, вызванное гневом и беспомощностью в этом положении, временное. Как только она очнется от сна, который вызван моим снадобьем, и увидит вас, я уверяю, она начнет выздоравливать. Конечно, если вы предпочтете не использовать эту возможность, вы можете просто уплыть из Стамбула, и Марджаллу утопят. Она не почувствует ни боли, ни страха, потому что я дала ей снотворное. Вам не нужно будет терзаться угрызениями совести на этот счет.

– Возможно, это было бы лучше, Конн, – сказал Брайан О'Малли. – Бога ради, приятель, если она помешалась, ты не сможешь иметь от нее детей. Все кончено, и тебе, Конн, лучше смотреть правде в глаза.

Конн медленно поднялся и, подойдя к своему старшему брату, одним мощным ударом свалил его на пол. Потом, рывком поставив Брайана на ноги и глядя прямо ему в глаза, сказал:

– Эйден моя жена, Брайан. Я не позволю утопить ее в мешке, как ненужную кошку. По какой-то причине, которую я не понимаю, мне кажется, что ты никогда никого не любил. Я не сомневаюсь, что, если бы такое произошло с твоей Мегги, ты бы смирился с ее потерей и взял бы себе другую жену. Ты бы так сделал, Брайан, а я нет! Эйден – это моя жизнь, потому что она единственная женщина, которую я любил и которую буду любить всегда. Ты меня понял?

– Понял, – сказал Брайан, отрывая стиснутый кулак младшего брата от своей рубашки. Потом он ухмыльнулся. – Ты, Конн, все-таки кельт, несмотря на свои английские манеры.

Эстер Кира встала со стула.

– Я не могу больше задерживаться, господин, – сказала она. – Меня ждут во дворце. Пусть Господь будет милостив к вам в вашем деле и поможет вам благополучно добраться до Англии.

– Чем я могу отблагодарить вас, Эстер Кира? – снова спросил Конн, и его глаза наполнились слезами.

– Как можно оценить человеческую жизнь, мой господин? – серьезно спросила она. – Я не знаю, да и нет таких ценностей, стоимость которых можно сравнить с жизнью вашей жены. – И, опираясь на предложенную руку английского посла, она вышла из комнаты.

Проводив старуху до паланкина, Уильям Харборн быстро вернулся в каюту капитана.

– Передайте ее величеству, сэр Роберт, что все идет хорошо, так, как мы и рассчитывали. Я постоянно препятствую действиям французов. Думаю, ей будет приятно услышать об этом.

– Несомненно, – согласился Робби. – Благодарю вас, господин Харборн, за всю ту помощь, которую вы оказали нам в этом деле.

Уильям Харборн покачал головой.

– Я хотел бы помочь, но вашему успеху вы обязаны Эстер Кира. – Он по очереди пожал им руки. – Пусть сопутствует вам удача, – сказал он, уходя.

Не успел он еще сойти на берег, как на «Счастливом путешествии» начали готовиться к отплытию. Было решено, что корабль Шона О'Малли останется, чтобы подобрать с полдюжины моряков с корабля Робби, еще не вернувшихся с берега. Для их замены на «Счастливое путешествие» перешли несколько моряков с корабля Шона, чтобы в случае нужды не испытывать недостатка в людях. Сходни были втянуты, прочные канаты, удерживающие корабль у пирса, отвязаны, и якорь поднят. На «Счастливом путешествии» поставили паруса, и корабль начал медленно прокладывать себе путь от причала к выходу из гавани.

Солнце опускалось и уже начало заливать расплавленным золотом узкий морской залив, называемый Золотым Рогом. Легкий бриз наполнил паруса корабля, и он заскользил по темной, как вино, поверхности Мраморного моря. По левому борту находилась Малая Азия, холмы ее были залиты ярким закатным солнцем. Справа был виден Стамбул, раскинувшийся на семи холмах, неровно сползающих к морю. Новый Дворец и прилегающие к нему земли занимали большую часть берега. Конн завороженно смотрел на дворец. Он был отгорожен от моря стеной, за которой то тут, то там виднелись маленькие домики. Он видел пышные сады, изящные купола и взмывающие ввысь минареты города и его Большую Мечеть, которая когда-то была центром христианства на Востоке. Ему было интересно, что скрывается за этими стенами.

Как только корабль вышел из Золотого Рога, собрали команду и объяснили, что надо делать. Все моряки долгие годы плавали с сэром Робертом Смоллом, они также знали и любили его делового партнера, леди де Мариско, и ее очаровательного брата, лорда Блисса. Спасти леди Блисс от неизбежной смерти – их обязанность. План пришелся по душе этим безрассудно смелым и отважным англичанам. Был приготовлен мешок для подмены, его набили корабельным мусором, от которого не успели избавиться из-за спешки при отплытии. Мусора нагрузили в мешок столько, чтобы тот пошел ко дну.

– Лодка по носу, слева по борту, – крикнул моряк, которого поставили на самом носу корабля, чтобы он наблюдал за появлением лодки Авраама бен Якоба.

– Мы идем слишком быстро, – забеспокоился Конн.

– Не волнуйся, – успокоил его Робби, а потом крикнул:

– Бросить плавучий якорь! – и Конн услышал всплеск, когда был выполнен приказ капитана. – Это замедлит наш ход, и мы легко сумеем передать мешки, – сказал Робби.

Конн быстро перешел на левый борт корабля, где готовилась люлька.

– Я спущусь за борт, – сказал он.

– Нет, – ответил Робби. – Один взгляд на эту кипящую воду, и тебя вывернет наизнанку. Мы не только упустим возможность спасти ее светлость, но и тебя потеряем. Что, черт возьми, я скажу Скай?

– Кто будет спускаться?

– Юный Майкл, мой юнга. Он сильный, но достаточно легкий для этой работы и не страдает морской болезнью. Конн криво ухмыльнулся и возразил:

– В этом путешествии со мной было все в порядке.

– Да, это так, но сейчас не стоит испытывать судьбу, Конн. Это мой корабль, и решать буду я.

Юнгу обвязали широким кожаным ремнем, к которому прикрепили прочную веревку, продетую сквозь металлическую петлю, вшитую в пояс. Майкл уселся в люльку. Это была обычная доска, закрепленная между двумя канатами; Люльку подняли с помощью лебедки и перебросили через борт корабля. Обычно боцман забирался в люльку, не прибегая к страховочному кожаному ремню, но поскольку Майкл должен был поднять шелковый мешок из маленькой лодки Авраама бен Якоба, ему нужно было иметь обе руки свободными. Если бы он потерял равновесие, все бы пошло насмарку.

С величественной грацией «Счастливое путешествие» легко и плавно скользило по серебряным верхушкам зеленоватых волн. Авраам бен Якоб чувствовал, как заколотилось в груди его сердце, когда он увидел, что большой корабль замедляет ход. Напрягая мышцы рук, он поднял мешок из сиреневого шелка со своей жертвой и камнями, которые должны были помочь ей утонуть. На мгновение его усталые карие глаза встретились с веселыми голубыми глазами безбородого юноши, когда он передавал ему свою ношу. К удивлению Авраама, парень поднял мешок так легко, как будто он был невесомым, и его вместе с мешком быстро втянули на борт. Авраам бен Якоб увидел, как мешок перетащили через поручни левого борта большого корабля, и ветер донес до него победный крик. Потом юношу снова быстро спустили, чтобы он погрузил в маленькую лодку другой мешок из сиреневого шелка. «Счастливое путешествие», с шелестом рассекая воду, прошло мимо, и суденышко закачалось на волнах, поднятых кораблем. Авраам бен Якоб опустил глаза и продолжал грести к месту своего назначения. Его это не касалось. Приговор над женщиной будет приведен в исполнение. Он оказал услугу Эстер Кира, а она, в свою очередь, проследит, чтобы у его дочерей было хорошее приданое и чтобы он и его Лия были обеспечены в старости. Ни один закон не нарушен. Его совесть чиста.

Обогнав лодку палача, на юго-запад по Мраморному морю в направлении Дарданелл шел большой корабль, исчезая в темноте наступающей ночи. На главной палубе «Счастливого путешествия» мешок развязали, и Конн одарил юного Майкла золотой лентой, густо расшитой жемчугом, которой мешок был завязан. Потом мешок внесли в капитанскую каюту и положили на кровать. Конн и Робби аккуратно стянули сиреневый шелк и увидели бесчувственную Эйден, прижимавшую к себе Тюлипа. Мужчины стояли, открыв рты, рассматривая длинношерстного, оранжевого с белым кота, который тихо посапывал на груди своей хозяйки.

– Черт побери! – выругался Робби. – Они собирались утопить с ней кота! Бедное создание!

– Возможно, это Эстер Кира позаботилась, чтобы он отправился с ней, – предположил Конн.

От этой старухи можно было ждать подобной доброты, если она знала, что Эйден любила животное. – Он аккуратно вынул кота из рук Эйден и положил его в изножье кровати. Потом вгляделся в свою жену. Она не была похожа на помешанную. – Интересно, сколько она проспит?

– Лучше всего не трогать ее, пока она сама не проснется, – заметил Робби. – Если попытаться привести ее в чувство, это может навредить ей.

Мужчины окончательно стащили со спящей женщины шелковый мешок, скатав его к ее ногам, и обнаружили камни, положенные туда для груза.

Потом Робби сказал:

– Это я выброшу. Ты оставайся со своей женой. Я проведу сегодняшнюю ночь в маленькой каюте по соседству.

Конн кивнул, с трудом понимая, что говорит его товарищ, и уже уселся на стул рядом с кроватью. Робби подумал, что нужно прислать Майкла с едой, пока не наступила ночь, потому что Конн голоден. После всех этих месяцев он наконец получил то, чего добивался. На цыпочках он вышел из каюты. Конн услышал, как щелкнул замок двери, но не обернулся. Сейчас ему хотелось только одного – наслаждаться зрелищем своей любимой жены. Его потерянной и вновь обретенной любимой женщины.

Она была такой бледной, и ее дыхание было неглубоким, хотя и равномерным. Как и он, она похудела, и на лице ее заметны следы слез. Это была его Эйден, и тем не менее в ней было что-то необычное и совсем незнакомое. Ее веки были темными от краски, а от роскошного тела исходил стойкий аромат мускуса. Одежда была очень богатой, и, на его взгляд, слишком смелой. Сквозь тонкий шелк шальвар он видел ее изящные, точеные ноги. У щиколоток манжеты шальвар были густо расшиты и украшены мелкими сверкающими драгоценными камнями. Бирюзово-синий шелк с серебряным шитьем казался слишком ярким по сравнению с ее бледной кожей.

Он обрадовался, что они не развязали мешок на палубе, потому что куцее одеяние, прикрывающее верхнюю часть ее тела, оставляло очень мало места для воображения. Оно представляло собой безрукавку из бирюзово-синего шелка, отделанную серебряной бахромой, к каждой нитке которой прикреплен маленький аквамарин, и поскольку застежек на безрукавке не было, она открывала гораздо больше, чем скрывала. Слегка улыбаясь, он подумал, что понимает мужчину, который получает наслаждение, видя свою жену в такой одежде, особенно если у нее такая же изумительная фигура, как у Эйден.

Протянув руку, он потрогал ее великолепные медные волосы. Прическа была совсем не такой, какую он обычно видел у нее. Волосы разделили по центру, заплели в одну длинную косу и перевили серебряной лентой, расшитой жемчугом и прозрачными, голубыми, как морская вода, аквамаринами. Прическа была довольно красивой, но ему не терпелось увидеть ее со свободно распущенными волосами.

Наклонившись, Конн прикоснулся ртом к губам жены и тихо прошептал:

– О, Эйден, любовь моя, как я тосковал по тебе. Она слегка заворочалась, но не проснулась, а в ногах кровати тихо и лениво потянулся длинношерстный кот, сменив позу, но тоже не проснулся.

Открылась дверь каюты, и юный Майкл, юнга Робби, вошел с подносом. Торжествующе ухмыляясь, он поставил поднос на стол. На нем была половинка цыпленка, свежий хлеб и миска с зеленым инжиром.

– Капитан говорит, что дама не проснется до утра, милорд, и поэтому вам лучше поесть.

– Благодарю тебя, паренек, – ответил Конн. – Я в огромном долгу перед тобой, ты знаешь об этом. Для тебя я сделаю все, что будет в моих силах! Скажи, чего ты хочешь, Майкл?

– Ну, милорд, я и вправду удачливый парень. Мне везет с тех пор, как сэр Роберт нашел меня в том переулке с пробитой до крови головой и без памяти. Сэр Роберт дал мне фамилию. Свою. Он научил меня читать и писать, и сейчас я учусь торговле. Он говорит, что когда-нибудь я стану капитаном, если буду продолжать стараться, и он доверит мне корабль. Однако мне недостает одного, и, если ваша светлость не сочтет эту просьбу непомерной, мне бы очень хотелось попросить вас об этом.

– Ни одна просьба не может считаться непомерной за то, что ты сделал сегодня днем. Было непросто втащить этот мешок на борт «Счастливого путешествия», когда корабль двигался, но ты сделал это! Скажи мне, чего ты хочешь.

– Единственный дом, который у меня есть, милорд, – этот корабль. На окраине Плимута есть маленький коттедж с видом на море, который я мог бы купить, потому что его владелец умер, а наследникам дом не нужен. Он простоял пустым последние два года, и ему требуется небольшой ремонт. Если бы у меня был свой дом, я мог бы через годик подыскать себе жену. Не покажется ли вам эта просьба чрезмерной, милорд?

– Нет, парень, это пустяк, и я надеюсь, что ты позволишь мне купить тебе в дом все необходимое, чтобы ты мог привести туда жену.

Юный Майкл застенчиво улыбнулся Конну.

– Благодарю вас, милорд, – сказал он. – Благодарю за вашу доброту. – Он отвесил лорду Блиссу легкий поклон и ушел.

Конн покачал головой. За доброту? Без умения этого юноши удерживать равновесие и без его сильных рук Эйден не спала бы здесь, на этой кровати. У Майкла будет собственный коттедж, отремонтированный и обставленный, и еще кое-что, подумал Конн. Он положит в банк английских Кира на имя Майкла кругленькую сумму в золоте. Парень будет хорошей партией для дочери какого-нибудь торговца или зажиточного фермера. Налив себе кубок прекрасного бургундского из запасов Робби, Конн стал грызть принесенного цыпленка, но вдруг понял, что слишком устал для еды. Он допил вино и, натянув на Эйден одеяло, лег на кровать и тут же уснул.

"Счастливое путешествие» спокойно плыло в ночи под легким, но устойчивым ветром. Понадобится несколько дней, чтобы выйти в Эгейское море, но им ничего не грозило – они несли вымпел, позволяющий беспрепятственный проход тем, кто торговал с Турцией. Ночь была светлой от идущей на убыль луны, и, когда небо стало менять свой оттенок с фиолетово-черного на пепельно-серый, Конн проснулся и поднялся с кровати. Эйден по-прежнему спала, хотя, казалось, сон ее был не таким глубоким, как накануне вечером. Он хотел, чтобы она скорее проснулась, и одновременно опасался ее пробуждения. Действительно ли она сошла с ума, как утверждала Эстер Кира? Он услышал, как изменилось ее дыхание, и беспокойно поглядел в ее сторону.

Эйден медленно просыпалась, но глаз еще не открывала. Когда сознание вернулось к ней, она вспомнила, что ей дали кубок с вишневым шербетом, в который, как она полагала, был подмешан яд, и что она на самом деле с радостью ждала смерти. Лучше умереть, чем жить с Мюрадом всю оставшуюся жизнь. Как странно, думала она. Такая мысль не приходила ей в голову, когда речь шла о Явид-хане, но ведь принц был самым нежным и заботливым человеком. Смерть не должна была прикасаться к нему – он так любил жизнь.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Где она? Почему ее пощадили? И так ли это?

Может быть, в шербет просто подлили сонного снадобья, чтобы утихомирить ее, пока они придумают какую-нибудь изощренную пытку, предшествующую казни? Конечно, Мюрад будет участвовать в этом. Ему иногда нравилось причинять людям боль. На себе она этого не испытала. Однако Сафия рассказывала, как однажды он насмерть забил рабыню, вызвавшую его недовольство. По ее телу пробежала дрожь, и Эйден открыла глаза.

Корабль? Неужели она находится в каюте корабля? На полу возле кровати она увидела мешок из сиреневого шелка. Непокорных женщин топили! Разве не рассказывала ей об этом Сафия? Ее должны были утопить живой! Испуганная Эйден резко села и взвизгнула:

– Н-е-е-ет!

Конн, который сидел у окна, выходящего на корму, уставившись на след, оставляемый кораблем, услышал этот звериный крик, вырвавшийся у нее, и бросился к ней.

– Эйден! Эйден, любимая! – Он протянул руки, чтобы обнять ее.

Ужаснувшись, она отползла на другую сторону кровати, вытянув руку, как бы отгоняя его. Глаза ее были безжизненны и полны страха.

– Нет! – повторила она. – Нет!

– Эйден! – настаивал он. – Посмотри на меня, милая! Это я, Конн, твой муж! Это Конн!

Конн? Что она слышит? Эйден попыталась подавить ужасный страх, захлестнувший ее. Она заставила себя прислушаться к этому голосу. Она заставила свои глаза смотреть.

– Конн? – сказала она. – Конн! О Боже! Неужели это и вправду ты? Я ничего не понимаю. Что случилось? Где я?

«Кажется, она начинает что-то соображать, – подумал он. – Может быть, она вовсе и не сошла с ума?»

– Ты на корабле Робби, «Счастливое путешествие», милая. Мы уже покинули Турцию и направляемся в Англию. Я искал тебя с прошлого лета, но добрался до Стамбула всего несколько недель назад. Твое вчерашнее покушение на жизнь султана дало возможность Эстер Кира помочь нам спасти тебя. Не соверши ты подобной глупости, мы, наверное, никогда не смогли бы вызволить тебя. Нам оставалось бы одно – штурмовать дворец султана, на чем, разумеется, настаивали мои братья. Боюсь, что ты отняла у них возможность поразвлечься, Эйден, любовь моя. – Он старался, чтобы его голос звучал беззаботно.

– Как ты спас меня?

Конн спокойно объяснил, как умно Эстер Кира составила план спасения Эйден и каким образом юный Майкл Смолл втащил ее на борт корабля. Он закончил рассказ, сказав ей, что когда они развязали мешок, то обнаружили там не только Эйден, но и ее кота.

– Тюлип? Тюлип здесь? – Эйден оглядела комнату, и ее взгляд наткнулся на животное в ногах кровати. – О, это сделала Эстер. Да благословит ее Бог! – Она наклонилась, протянула руки и подняла кота. Золотистые глаза животного открылись, и, увидя свою хозяйку, он замурлыкал. По щеке Эйден покатилась слеза. – Явид тоже его любил. Он говорил, что Тюлип настоящий татарин – смелый, любящий риск и хороший любовник. – Она посадила кота в изножье кровати, а потом посмотрела на Конна. – Явид-хана убили, ты же знаешь. Его брат убил его и уничтожил все, что принадлежало ему, кроме меня. Но меня там не было.

– Знаю, милая, – ласково сказал Конн. В ее глазах он видел боль и тоску. Его поражало, как он мог оставаться таким беспристрастным перед лицом того факта, что его жена явно любила принца.

– Султан сказал, что я его раба, – продолжала Эйден, – но я была свободна! Явид-хан, женившись на мне, освободил меня, а когда его убили, я хотела уехать домой, к тебе, Конн. Но они сказали, что ты не захочешь принять меня. Они сказали, что ты женился на другой и что у нее будут твои дети. Они сказали, что без бумаг я не свободная женщина, и султан забрал меня в свою постель и заставил подчиниться его воле. Я ненавидела его! Я хотела убить его! Как жаль, что я не сумела сделать это!

– Все позади, Эйден, – сказал он. – Все позади, и ты снова со мной и в безопасности.

– Ты не женился на другой? Конн тихо рассмеялся.

– Боже, милая, у меня не было времени даже подумать об этом, я был слишком занят тем, что искал тебя. Кроме того, я не хочу другой жены. У меня есть ты.

– Как ты можешь сейчас хотеть меня, Конн? Я была близка с двумя другими мужчинами. Одного я любила, и в этой стране считалась его законной женой. Однако у нас меня назвали бы неверной женщиной и двоемужней женой, шлюхой! Считается, что женщины, попавшие в рабство к безбожникам, должны покончить с собой или страдать, а не отдаваться им по доброй воле. Однако женщины, которых я знала, хотели только жить. Была ли я не права в своем выборе? Мне самой не хотелось бы отвечать на этот вопрос.

– Позволь тогда мне ответить, Эйден. Ты поступила правильно, предпочтя жизнь смерти. Я бы решил так же. Я люблю тебя, милая, так же, как любил всегда. Я хочу тебя так же, как хотел всегда. – Заключив ее в объятия, он откинул ее на подушки и страстно поцеловал, нежно покусывая ее рот и крепко прижимаясь к ней. Он осыпал поцелуями ее лицо, и она задрожала, но Конн не отступал. Ему хотелось показать ей, что он по-прежнему хочет ее, что он любит ее, и делал он это единственным известным ему способом.

Стащив ее короткую безрукавку, он опустил голову к красивым, полным грудям и стал ласкать их губами. Кончики его пальцев гладили атласные шары, восстанавливая в памяти их очертания. Он нежно поддразнил соски и увидел, как они увеличиваются, когда ее тело стало откликаться на ласки. С поразительной ловкостью он стащил с нее шелковые шальвары и нежно поцеловал пупок. Он прервался, чтобы стащить свои одежды, а потом оказался на ней.

Взяв ее лицо в ладони, он снова поцеловал ее губы и сказал:

– Я обожаю тебя, моя потерянная любовь. Ты должна поверить мне, Эйден!

Она чувствовала, как он лег на нее, чувствовала, как его руки и губы скользили и шарили по ее телу. Он говорил, что любит ее, и ей очень хотелось верить в это. Это был Конн, ее возлюбленный Конн. Конн, о котором она горевала все долгие месяцы своей неволи. Это был ее муж, ее настоящий муж! Она почувствовала, что он вошел в нее с невероятной нежностью, и заплакала. Он медленно стал двигаться на ней, пытаясь помочь ей получить удовольствие, но она ничего не чувствовала. Казалось, что ее тело холодно как лед, который привозили в гарем для охлаждения шербетов.

Наконец Конн больше не мог сдерживать себя, и его семя выплеснулось в ее чрево. Ему было ясно, что их соединение не принесло ей удовольствия, и это его глубоко опечалило. Скатившись с нее, он обнял ее и попытался успокоить:

– Все в порядке, милая, я люблю тебя.

– Нет, – прошептала она, – не все хорошо, Конн, но ты должен понять, что со мной дурно обращались эти последние несколько недель. Это не так легко забыть. Не сердись на меня и не будь нетерпелив, умоляю тебя. Я благодарна за то, что ты хотел моего возвращения.

– О, Эйден, не было ни дня, чтобы я не хотел этого, любовь моя! Я приехал бы раньше, но мы были вынуждены задержаться в Алжире на зиму. – И он рассказал ей о трудностях, с которыми они столкнулись по прибытии в Алжир.

– Я понимаю, – ответила она и натянула на себя покрывало, прикрыв свою наготу.

– Расскажи мне о коте, – сказал он, пытаясь найти тему, наименее мучительную для нее. – Почему его зовут Тюлип?

Слабая улыбка мелькнула в ее глазах.

– Когда он проснется и ты увидишь его хвост во всей красе, ты поймешь. Кончик его имеет форму полураспустившегося бутона тюльпана и у него оранжевая окраска, тогда как остальная часть хвоста белая, как сливки. Вот почему Явид-хан так его и назвал.

– Ты расскажешь мне о принце? – спросил он с любопытством.

Она посмотрела на него затравленными глазами. – Пока нет, – сдавленно сказала она. – Прошу тебя, не заставляй меня говорить о нем. Рана слишком свежа, Конн. Хотя одно я скажу тебе. Он был хорошим человеком, и тебе бы он понравился.

Больше он не задавал ей вопросов. Эстер Кира была права. Отвага, с которой она решилась напасть на султана Мюрада с ножом для фруктов, – не больше, чем временное помешательство. Эйден жестоко страдала от кошмара нескольких последних недель, но она была в своем уме. Однако с возвращением в прежнюю жизнь для нее наступило трудное время. Ея угнетало внезапное ощущение собственной вины. Сначала она не разрешала никому, кроме Конна, входить в каюту, которую они занимали. Юный Майкл приносил им еду и воду и оставлял у двери.

Роберту Смоллу были понятны ее страдания. Долгие годы он занимался торговлей с Ближним Востоком и знал, что те немногие женщины, которым удалось сбежать из неволи, сталкивались с такими же трудностями. Все, чему их учили в юности в родных христианских странах, говорило им, что они совершили величайшее преступление, выжив в этой постыдной, плотской жизни в плену. Еще большим преступлением считалось их возвращение домой, к старому образу жизни. Только его прелестная компаньонка, Скай, вернулась из своего рабства невредимой. Но ведь Скай была женщиной с невероятно сильной волей. Тем не менее Эйден тоже, видимо, женщина сильная, иначе она бы не сумела выжить и тем более покушаться на жизнь султана. «Время – лучший лекарь», – сказал Робби Конну.

Время. Времени у них предостаточно, думал Кони. Потребуется от восьми до десяти недель, чтобы добраться до Англии. Они шли по Венецианскому торговому пути из Стамбула в Грецию, где сделали остановку, чтобы пополнить запасы пресной воды и продовольствия. Миновав Мессинский пролив, они попали на Генуэзский морской путь. Сицилия оказалась вторым портом, куда они вынуждены были зайти. Покинув Сицилию, они плыли по Средиземному морю, попеременно выходя то на Венецианский, то на Генуэзский торговые пути, сделав остановки на Балеарских островах и в Гибралтаре – перед выходом в Атлантику и последним этапом плавания. Для избежания возможных столкновений с испанцами «Счастливое путешествие» шло довольно далеко от берега. Они прошли Бискайский залив и, обогнув полуостров Бретань, вышли в Английский канал. Это был самый длинный этап путешествия, потому что после Гибралтара они не заходили ни в один порт.

За эти недели Эйден перестала чувствовать себя стесненно и в конце концов встретилась с Робби и познакомилась с тремя старшими братьями Конна. Им, конечно, не терпелось увидеть женщину, ради спасения которой они потратили столько месяцев. К удивлению Конна, его обычно самоуверенная жена вела себя несколько застенчиво и сдержанно, но поскольку Шон и Симус в равной степени стеснялись этой дамы, пережившей такое приключение, они никоим образом не обидели ее. Однако Брайан, как всегда грубоватый, оказался тем человеком, кто, как ни странно, заставил Эйден почувствовать себя более непринужденно. По-медвежьи обняв свою невестку, он прорычал:

– Бедная малышка! С тобой жестоко обошлись, но мы спасли тебя. Добро пожаловать домой, Эйден, говорю тебе я, и поблагодарим Господа за это!

Эйден расплакалась, но когда Конн хотел было выбранить старшего брата за его слова, она кинулась защищать Брайана О'Малли.

– Он действительно заставляет меня чувствовать себя желанной, – сказала она. – Он заставляет меня чувствовать себя так, будто у меня есть надежда снова вернуться к нормальной жизни! Можете ли вы понять это? – Потом она сама обняла Брайана. – Благодарю, мой добрый братец, – сказала она, глядя на него. – Благодарю от всего сердца!

К восторгу своих братьев, Брайан покраснел, и они насмешливо захохотали, потому что считали, что к Эйден он относится слишком уж мягко. Возможно, так оно и было. В душе Брайан был воином, а в Эйден было что-то, что говорило о ее силе духа и высоком чувстве собственного достоинства. Это нравилось ему. На мгновение в глазах Эйден появился знакомый огонек, но быстро исчез, и Конн пожалел об этом. Он страдал, понимая, что его жена мучается чувством собственной вины.

С того первого утра, когда он попытался восстановить их физические отношения, желая доказать свою любовь и преданность, она не отвергала его. Но ему было до боли понятно, что она не получает удовлетворения от того, что когда-то доставляло ей радость. Наконец он нашел в себе мужество и попросил ее откровенно поговорить с ним, потому что, хотя он и не сказал ей об этом, заниматься любовью с ней стало во многом похоже на занятие любовью с трупом.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Я никогда не переставала любить тебя, даже тогда, когда потеряла надежду увидеть тебя, снова оказаться с тобой. Ты понимаешь меня, Конн? Я потеряла надежду, потому что ее не было. Мою подругу, Сафию, привезли в Новый Дворец, когда ей было двенадцать. Она была дочерью венецианского губернатора на Крите, но для женщин, попавших к султану, надежды нет. Хотя мое сердце принадлежало тебе, я смирилась со своим положением, с судьбой, kismet, как называют ее турки. Я успокоилась и решила начать новую жизнь с Явид-ханом. Он тоже был одинок и измучен горем, потому что его ужасный брат убил двух его жен и всех детей. Подобно мне, он лишился всего, что у него было. Я говорила тебе, что он был хорошим человеком, и когда судьба столкнула нас, мы смирились с ней и утешали друг друга. Мы чувствовали друг к другу то же, что чувствовали мы с тобой.

Эстер Кира рассказала тебе, что случилось после смерти Явид-хана. Я не думаю, что Мюрад плохой человек, но он похотлив. Я до сих пор не могу говорить о том, что произошло между нами. Я не знаю, что случилось, но наверняка знаю, что если и была искра в моей душе, заставлявшая меня откликаться с радостью и удовольствием на твои ласки и на ласки Явид-хана, эта искра сейчас угасла, если вообще она еще существует.

Мы многое пережили в этом прошедшем году, Конн. Я не хочу причинять тебе дальнейших страданий, но если ты продолжишь спать со мной, именно так и будет. Возможно, когда я окажусь снова дома, все изменится. Мне нужны зеленые холмы Ворчестершира, Конн. Мне нужен Перрок-Ройял! Это, я верю, оживит мою душу. Можешь ли ты понять это? Можешь ли ты по-прежнему любить меня?

– Ты не утратила своей способности говорить откровенно, пока мы были в разлуке, – сказал он спокойно.

– Я такая, какая есть, милорд, и было время, когда ты любил меня за это, – последовал быстрый ответ.

– Я по-прежнему люблю тебя за это, – сказал он, улыбнувшись ей, и на короткий миг она почувствовала его тепло. Он обнял ее. – Я не хочу получить назад только половину тебя, Эйден. Я хочу получить тебя целиком и поэтому подожду, пока ты не почувствуешь, что сможешь подарить мне ту часть самой себя, которой сейчас недостает.

Она положила свою медноволосую голову на его обтянутую бархатным камзолом грудь и вздохнула глубоко и тихо.

– Когда-то, – проговорила она, – ты сказал мне, что наша любовь – любовь на все времена. Тогда я думала, что знаю, что это такое, но кажется, только сейчас начинаю понимать твои слова, муж мой. Понимать их и быть благодарной за то, что, если я не полностью вникла в смысл этих слов, ты, несмотря на свою молодость, понял их.

Он прижался подбородком к ее макушке и гладил ее волосы.

– Мы только начинаем, Эйден, любимая, – обещал он. – Поверь мне, как ты верила мне всегда, и мы оба преодолеем это, потому что худшее позади, душечка, и мы снова вместе.

 

Глава 17

 

Они высадились в Лондоне. Эйден и Конн перешли со «Счастливого путешествия» на большую, удобную гринвудскую барку, которая отвезла их вверх по Темзе в Оксфорд. Это был не самый быстрый способ передвижения, однако самый удобный. Эйден вспомнила, как они ехали этим путем в первый раз, в гораздо более безоблачный период их жизни. День их прибытия в Англию пришелся на 19 августа, и это был двадцать пятый день рождения Эйден, первый день рождения, который она встречала вместе с Конном.

У него, конечно, не было времени купить ей подарок, но барка была завалена цветами, как и комната на постоялом дворе, где они провели первую ночь после приезда. В Оксфорде их ждала большая карета, и здесь Эйден, в первый раз после всего случившегося, встретилась лицом к лицу со своими слугами. Но, к ее удивлению, Мартин, кучер, и его помощник. Том, так же как и грумы, весело приветствовали ее, как она потом заметила Конну, так, как будто их хозяева просто были в гостях, на каком-то светском приеме.

– Они именно так и думают, – сообщил он ей. – Они считают, что после моего освобождения из Тауэра нас отправили во Францию, чтобы мы немного побездельничали. Именно так бы поступила Бесс.

– Значит, никто не знает, где на самом деле я была? – В ее голосе прозвучали слабенькие нотки надежды.

– Знают, конечно, Мег и Клуни. Моя сестра Скай и ее муж, Адам, знают тоже.

Эйден кивнула. Ей нравилась золовка, и она почему-то думала, что Скай не осудит ее. Теперь ей оставалось только навести порядок в своей собственной душе, но это было гораздо более трудной задачей по сравнению с теми, с которыми она сталкивалась раньше. Эйден не винила себя за случившееся с ней, потому что была совсем не глупа, но она не могла забыть о том, что ей пришлось испытать, находясь в гареме Мюрада. Воспоминания преследовали ее и ночью, и днем.

В сельской Англии буйствовало позднее лето, на полях кое-где уже был убран урожай. Август был сухим, и дороги пыльными, но несмотря на это, Эйден то и дело высовывалась из окна кареты, потому что с каждой новой милей местность становилась все более и более знакомой. Наконец показался Перрок-Ройял, и она заплакала от радости, не стыдясь своих слез, потому что уже не надеялась снова увидеть родной дом.

Когда они повернули на подъездную аллею, ведущую к дому, Конн втащил жену в карету и начал мокрым платком вытирать ее щеки, потому что слезы смешались с дорожной пылью и размазались по лицу.

– Ты же не хочешь выглядеть как уличный мальчишка, милая? – сказал он. – Один из грумов поскакал верхом вперед, и весь дом будет нас ждать.

И они ждали. Бил с женой, Эрвина, Леома, Ранкин, Хейг, молодой Бил, управляющий, и его брат Херри, егерь, и все их помощники, включая мальчика на побегушках и точильщика ножей. Выстроившись по рангу, они все широко заулыбались, когда их хозяин и хозяйка вышли из кареты, и приветствовали их впервые после более чем годичного отсутствия. Глаза Эйден перебегали с одного на другого, и наконец она нашла того, кого искала. Мег, прижавшаяся к Клуни, показалась ей неожиданно постаревшей, какой Эйден едва ли помнила ее.

– Мег! – Эйден, улыбаясь и отвечая на приветствия, прошла сквозь толпу и обняла свою служанку. – Дорогая Мег!

– Слава Богу, дитя мое! – всхлипывала Mer. – Слава Богу, что вы благополучно вернулись домой!

– Хватит, Mer, – терпеливо сказала Эйден и снова крепко обняла ее. – Франция не так уж далеко отсюда, и я обещаю тебе, что больше не уеду!

Mer была не так стара, чтобы не сообразить, о чем идет речь, и поэтому она обняла Эйден в ответ и не сказала ни слова, в то время как остальные слуги приветливо улыбались хозяину и хозяйке, довольные тем, что они вернулись: без них поместье казалось осиротевшим.

– Лорд и леди де Мариско ждут вас в доме, – сообщил им Бил, когда в этой суматохе ему наконец удалось вставить слово.

Скай только взглянула на Эйден и сразу поняла: что-то не так и потребуется немалое время, чтобы понять, в чем дело. За свою жизнь она дважды побывала на Среднем Востоке. Первое путешествие было замечательным, второе кошмаром. Однако она была искушеннее Эйден в плотских делах. Скай видела, что Эйден устала, и поэтому и после теплых приветственных слов и приглашения приехать к ним они с Адамом уехали.

Как Эйден ни любила Скай, она была рада, что они уехали. Ей хотелось побыть одной, а не поддерживать праздную беседу. Проводив своих родственников, она обогнула дом и медленно пошла по таким знакомым дорожкам среди роз, астр, изящных турецких гвоздик, многоцветных левкоев, которые были в полном цвету. Среди душистых цветов лениво летали с довольным жужжанием большие, толстые, желтые с черным шмели, и на мгновение ей показалось, что она никуда не уезжала.

Вернувшись в дом, она прошла по всем комнатам, касаясь рукой каждого предмета мебели, водя пальцем по драпировкам, по хорошо знакомой резьбе на спинках стульев. Она глубоко вдыхала особый запах своего дома: смесь старого дерева, сухих трав, стряпни Леомы и цветов, наполнивших дом. Дома! Она действительно была дома!

Конн дал ей возможность побродить по дому. Он как никто другой знал, как дорог Перрок-Ройял его жене. Его жена! Он прожигал жизнь, никогда точно не зная, чего хочет, пока Елизавета Тюдор не женила его на Эйден. Он не был создан для власти. Денег у него было более чем достаточно, а его красивое лицо и быстрый ум помогли ему завоевать благосклонность королевы и двора. Тем не менее этого было мало. Все было не так, пока он не женился на Эйден и не обнаружил, к своему удивлению, что он, по существу, обычный человек, преданный муж. С какой-нибудь очаровательной молоденькой девицей он мог никогда не понять этого, однако Эйден с ее острым умом, казалось, помогла раскрыться лучшим его чертам. И какие бы трудности ей ни пришлось преодолевать, он будет рядом, чтобы помочь ей, потому что он любит ее. Все было очень просто.

Первые несколько недель прошли относительно легко, и казалось, Эйден обретает душевное равновесие. По мере того как она погружалась в окружающую жизнь, он видел, как к ней начинает возвращаться обычная уверенность. Хотя она по-прежнему не могла заставить себя подарить ему свое тело, она становилась все более и более ласковой с ним и на людях, и наедине, и он надеялся, что со временем все наладится между ними. Но однажды днем его надежды рухнули. Приехав домой после проверки работ по уборке остатков урожая, он узнал, что Эйден заперлась в их спальне и отказывается выйти.

– Она не желает разговаривать со мной, милорд! – всхлипывала Mer.

– Сколько она там сидит? – спросил он у почти впавшей в истерику служанки, – Она совсем не выходила сегодня, милорд. Когда я принесла ей завтрак, дверь была заперта, и она не позволила мне войти. В чем же дело?

Приказав слугам оставаться внизу, Конн поднялся по лестнице и прошел по длинному коридору к их спальне. Остановившись у двери, он прислушался, но ничего не услышал.

– Эйден! – позвал он. – Эйден, любимая, в чем дело? – Ответом ему было полное молчание. – Эйден, если ты не ответишь, мне придется сломать дверь, чтобы войти в комнату. Ты уже до смерти перепугала слуг, потому что они не помнят, чтобы ты вела себя подобным образом! Неужели ты действительно хочешь, чтобы я непременно сломал эту очень хорошую дверь и замок и еще поранился?

Минуту он думал, что она по-прежнему не ответит, но потом через дверь донесся голос:

– Я хочу поговорить со Скай.

– Очень хорошо, я пошлю за ней, но до этого ты откроешь мне дверь?

– Нет, я открою ее только для Скай.

– Ну хорошо, я сам поеду в Королевский Молверн, Эйден, и привезу свою сестру. – Зная, что больше она ничего не скажет, он повернулся и поспешил вниз по лестнице в Большой зал, где в нервном ожидании толпились слуги.

– Нечего бояться, – успокоил их он. – Возвращайтесь к своим обязанностям. Я еду, чтобы привезти свою сестру, потому что госпожа захотела поговорить с ней. Нет сомнения, какой-то женский каприз испортил настроение моей жене. – После этих слов, ухмыльнувшись с деланной веселостью, он вышел из зала, оставив слуг в еще большей растерянности, потому что Эйден была женщиной слишком практичной, чтобы поддаться приступу дурного настроения. По крайней мере раньше она себя так не вела.

Конн полями доехал до дома своей сестры и вместе со Скай и Адамом вернулся обратно. Адам поехал с ними, поймав взгляд, брошенный ему женой. Он давно научился читать подобные взгляды. Было ясно, что Скай нужно его присутствие по одной-единственной причине – чтобы успокаивать Конна.

– Она не захотела сказать тебе, в чем дело? – спросила Скай, пока они ехали. – Может быть, произошло что-то неприятное за несколько последних дней?

– Ничего, – ответил Конн. – Она неважно себя чувствовала, но мы оба решили, что это всего лишь осеннее недомогание. Вообще она сильная женщина, но год был трудным для нее.

Они приехали в Перрок-Ройял, и Скай, оставив мужа с братом в Большом зале, торопливо поднялась по лестнице к спальне Конна и Эйден. Стукнув в дверь, она крикнула:

– Эйден, это Скай! Пусти меня.

– Ты одна?

– Да.

Раздался звук поворачивающегося в железном замке ключа, и Эйден распахнула дверь.

– Входи, – сказала она, впуская свою золовку в спальню. Потом она закрыла и заперла дверь прежде, чем Скай посмотрела на нее.

Взглянув на Эйден, Скай была несколько ошеломлена. На ней была простая шелковая сорочка, в которой она спала, а ее красивые, медного цвета волосы в беспорядке распущены по плечам. Под глазами были большие темные круги. И взгляд был затравленный. Она даже не подождала, пока Скай начнет задавать вопросы, а, глядя прямо на красивую женщину, стоящую перед ней, тусклым и бесцветным голосом сказала:

– Я беременна.

– Но это же замечательно! – ответила Скай. – Почему же ты в таком унынии, Эйден?

– Я не могу быть уверена в том, что это ребенок Конна! – последовал отчаянный выкрик.

Скай сразу все стало понятно, и она обняла Эйден.

– Рассказывай.

Теплый и участливый голос золовки заставил Эйден уронить несколько слезинок. Ее страх и напряжение ослабли. Секунду-другую она тихо плакала на обтянутом зеленым шелком плече Скай, а потом, перестав плакать так же внезапно, как и начала, она заставила Скай сесть на кровать и начала рассказывать.

– Я потеряла ребенка Конна сразу после того, как меня похитили. Выкидыш случился на борту корабля, который вез меня в Алжир. С того времени мои периоды не были регулярными. Я никогда не знала, когда начнутся месячные. Вот почему я не уверена в том, чьего ребенка я ношу. В течение относительно короткого периода мной обладали трое мужчин. Принц Явид-хан, султан и Конн. Говорю тебе честно, не знаю, чье семя сейчас прорастает в моей утробе. Как я могу радоваться своему состоянию? Что, если это ребенок не Конна?

– Если ты не можешь быть уверена, не может быть уверен и Конн, – сказала Скай. – Я знаю своего брата и верю, что любого твоего ребенка он примет как своего собственного.

– Я бы не возражала, чтобы это был ребенок Явид-хана, – тихо сказала Эйден и смущенно покраснела. – Ты, должно быть, считаешь меня ужасной распутницей после этих слов, но я по-своему любила его, и он был хорошим человеком. Мне хотелось бы, чтобы ты меня поняла. На Востоке все совсем по-другому. Я считалась женой принца, потому что он женился на мне согласно своей вере и в качестве свадебного подарка сделал меня свободной. – Она вздохнула. – Как может кто-то понять это?

– Я понимаю, – тихо сказала Скай. – Видишь ли, дорогая диден, когда-то я оказалась в похожем положении. После смерти моего первого мужа. Дома О'Флахерти, было устроено так, что я вышла замуж за человека, который был моей первой любовью, за Найла, лорда Бурка. В те дни я уже была матерью двух сыновей, и едва мне минуло восемнадцать, как я оказалось ответственной за благополучие моей семьи. Несмотря на то, что у меня было пять братьев, они были слишком молоды, чтобы заниматься делом моего отца, а мои старшие сестры были на это не способны. Поэтому мой умирающий отец назначил меня главой рода О'Малли с Иннисфаны. Конну тогда было три года. – Она улыбнулась. – Я превратила корабли отца в солидный торговый флот, и было решено, что перед свадьбой я должна совершить со своими кораблями плавание в Алжир. Найл, упокой Господь его душу, не любил моря, но поехал с нами. Мы находились всего в нескольких днях пути от Алжира, когда на нас напали пираты-берберы. Наш вымпел, являющийся охранным свидетельством, был в клочья разодран и унесен во время шторма, в который мы попали, поэтому пираты не знали, что мы плыли под защитой человека, бывшего тогда деем города.

В последовавшем сражении меня взяли в плен. Я была уверена, что видела, как Найл Бурк был убит. Шок от всего пережитого отнял у меня память, а когда наконец я пришла в себя, я обнаружила, что являюсь собственностью человека по имени Халид эль-бей, который был известен как главный алжирский прелюбодей. Я не помнила ничего о себе, кроме собственного имени. Однако при людях он называл меня Мула эль-Халид, что означает «Желание Халид», хотя наедине звал меня Скай. Сначала Халид собирался отдать меня в самый лучший публичный дом, который назывался Домом Блаженства, но получилось так, что он влюбился в меня, а я в него. Он освободил меня, когда мы поженились, так же, как принц Явид-хан освободил тебя, когда женился на тебе, что, я полагаю, соответствует мусульманским законам.

– Это так, – сказала Эйден, слушая рассказ с широко раскрытыми от удивления глазами.

– Мы были счастливы, Халид и я, – продолжала Скай. – И хотя меня несколько беспокоило, что я не могу вспомнить ничего из прошлого, кроме своего имени, я была довольна. Именно во время своего первого пребывания в Алжире я познакомилась с Робби, деловым партнером Халида в торговой компании, в которую они оба вложили свои деньги. Тогда же я познакомилась и с моим старым добрым другом Османом, астрологом. Однако рабыня, которая надзирала за работой Дома Блаженства, в течение многих лет была влюблена в Халида и болезненно ревновала, когда он женился на мне. Лучший друг Халида, Джамиль-паша, капитан-комендант крепости Касба, увидел меня без чадры и стал домогаться меня. Вместе эта парочка составила заговор против нас. Джамиль обманул бедную Ясмин, заставив ее поверить, что она убивает меня, сонную, когда на самом деле она убила Халида. Когда Ясмин узнала о своей ошибке, она призналась мне во всем, а потом покончила с собой.

Зная о коварстве капитана, я смогла отсрочить притязания Джамиль-паши на срок тридцатидневного траура, в течение которого я с помощью Робби тайно переправила состояние Халида из Алжира в Англию, а потом сбежала от Джамиля. Он был отвратительным человеком, и жена моего секретаря. Мари, незадолго перед нашим бегством послала ему от моего имени блюдо засахаренных фруктов. Это были его любимые сласти, и он съел их все, но Мари добавила в них лекарство, которое сделало Джамиля импотентом. Это была достойная месть.

– Жаль, что я не могла сделать то же с султаном Мюрадом! – воскликнула Эйден с такой злобой, которую Скай никогда не смогла бы ожидать от нее. – Боже, как я ненавидела его! – Ее голос внезапно сорвался, и она содрогнулась, а в глазах было отвращение. – Что он творил со мной, Скай! Ужасные вещи!

– Расскажи мне, – спокойно сказала Скай.

– Не могу, – прошептала Эйден. В голосе ее слышался ужас.

Скай наклонилась вперед и взяла руки своей невестки. Ее сине-зеленые глаза были так же безмятежны и серьезны, как серьезен был ее голос.

– Я возвратилась в Алжир много лет спустя после моего первого пребывания там. К тому времени я уже была в третий раз замужем за Джеффри Саутвудом, он умер вместе с нашим младшим сыном Джоном во время эпидемии. И вот тогда наконец ко мне вернулась память: я вспомнила, что была женой Найла Бурка. У нас было двое детей, но оба были младенцами, когда Найла схватили и продали на галеры. Именно там его увидел работорговец, который выкупил его с галер, потому что знал, что сможет продать Найла принцессе Тюрхан, сводной сестре твоего султана Мюрада, красивой молодой вдове, жившей в городе Фее в королевстве Марокко.

Принцесса очень любила мужчин и, ко всеобщему ужасу, держала собственный мужской гарем. Никто, однако, не осмеливался мешать ей, потому что она была дочерью султана Селима. Кроме того, легендарная богатая принцесса из Оттоманской семьи щедро жертвовала для бедных и была очень популярна в народе, который она так любила, хотя и шокировала.

Когда я узнала, где оказался мой муж, я решила спасти его. Но чтобы попасть в Фее, который является святым городом и, стало быть, закрыт для иностранцев и неверных, я должна была стать служанкой какого-нибудь жителя города. У Османа был племянник, Кедар. Ему Осман и представил меня в качестве рабыни, купленной на базаре. Кедар дважды в год приходил из Феса в Алжир со своими караванами и всегда жил у Османа.

Кедар, моя дорогая Эйден, был самым похотливым из всех мужчин, которых я когда-либо знала. Мне казалось, что его аппетит на женщин неистощим. Его чувственность не знала границ. Ему страшно нравилось брать к себе нескольких женщин и наблюдать, как они занимаются любовью друг с другом. Он придумывал сексуальные игры, в которых требовалось участие всех женщин гарема. Он прибегал к помощи мазей и снадобий, и у него было несколько устрашающих муляжей из слоновой кости, выполненных в виде точной копии его члена, которые он применял на своих женщинах либо как предмет для получения удовольствия, либо в качестве орудия пытки, в зависимости от своего настроения. Эйден, ты ничего не можешь рассказать мне такого о султане Мюраде, что могло бы потрясти меня, но если ты хочешь избавиться от своих печальных воспоминаний, ты должна смотреть этим воспоминаниям в лицо храбро и честно.

– Явид-хан, – нерешительно начала Эйден, – был нежным любовником. Он обучил меня приемам, которые доставляли мне удовольствие. Таким штучкам, которые Конн со мной никогда не проделывал.

Скай улыбнулась. Она хорошо представляла, чему Явид-хан обучал Эйден, чтобы доставлять ей удовольствие, и чего Конн никогда не делал. Конн не знал, поскольку ему никогда не объясняли, что не существует большой разницы между занятиями любовью с «хорошими» женщинами и с «плохими» женщинами.

– Надеюсь, – сказала она, – что ты расскажешь Конну, каким образом принц умел доставить тебе удовольствие.

– Осмелюсь ли я? – Эйден была удивлена словами Скай.

– Если ты не расскажешь ему, тогда кто же расскажет? – спросила Скай. – Но продолжай.

Эйден стала рассказывать свою историю, ее голос иногда дрожал, особенно когда она описывала или пыталась описать унизительные извращения, которым ее насильно подвергал султан Мюрад. В этом месте она не смогла продолжать, и на глазах у нее показались слезы.

Скай на мгновение закрыла глаза, когда ее собственные мрачные воспоминания нахлынули на нее.

– Все хорошо, Эйден, – успокаивающе сказала она. – Я понимаю, что ты хочешь рассказать, и не нужно говорить об этом вслух. То, что делал с тобой султан, является особенно отвратительным видом извращений, которые любят мужчины, считая, что тем самым они доказывают свое превосходство над женщиной.

– Мне было ненавистно это, – яростно сказала Эйден. – Я чувствовала себя такой беспомощной, но оказалось – это только начало. Иногда ему нравилось иметь других женщин, когда я была с ним, а потом в ход шли маленькие серебряные шарики, которыми он мучил меня.

"Это что-то новенькое», – подумала Скай. Она никогда не слышала про такое извращение.

– Расскажи-ка мне о них, – попросила она из чистого любопытства, и Эйден выполнила ее просьбу.

– Проклятие! – тихо выругалась леди де Мариско, когда Эйден кончила рассказывать. – Я думала, что все знаю, но об этих маленьких серебряных шариках никогда не слышала.

– Мне говорили, что их подарил султану китайский император, – ответила Эйден. – О, Скай! Это было так ужасно. Султан никогда не бывал удовлетворен. Были случаи, когда он удерживал меня на всю ночь, и тем не менее ему приводили еще трех или четырех других женщин, чтобы он мог пользовать их, пока я наблюдаю. Боже, как я ненавидела его и как я молю, чтобы это был не его ребенок.

– Ребенок, которого ты носишь, Эйден, это твой ребенок. Никогда не переставай думать об этом! Это твой ребенок, который будет носить твое имя так же, как носит твое имя Конн. Ты должна честно рассказать моему брату о своих сомнениях. Он поймет.

– Как он может понять? – воскликнула Эйден. – Как он может согласиться с таким позором? Мы, конечно, можем притвориться перед всем миром, что просто были во Франции в течение этих последних месяцев, пережидая, когда кончится временное изгнание, определенное королевой Конну, но, Скай, и он и я знаем правду. Я провела больше года вдали от мужа, вынужденная вступить в плотскую связь с двумя другими мужчинами! Мы не можем забыть об этом, и теперь я беременна! Ребенок, отца которого я сама не могу определить! Пусть Господь сжалится надо мной! Как я смою позор со своего невинного младенца, если обнаружится, что он незаконнорожденный?

– Как и у тебя, Эйден, когда-то у меня тоже был муж-мусульманин. Ни один наш ребенок не был бы принят в нашем обществе, и тем не менее моя старшая дочь, Виллоу, является весьма уважаемой женщиной, не так ли?

– Виллоу дочь Халид эль-бея? – Эйден была поражена признанием Скай.

– Да, – спокойно сказала Скай, – и я настаиваю, чтобы ты сохранила эту тайну, Эйден. Даже Виллоу не знает, что ее отец – Великий Прелюбодей Алжира. Для ее душевного спокойствия я приписала Халиду европейское происхождение, кое-что изменив, и, как видишь, и она, и все вокруг удовлетворились моими объяснениями. Виллоу родилась здесь, в Англии, и, несмотря на то, что ее мать ирландка, а отец испанец, в которого превратился алжирский бей, она больше всех из моих детей походит на англичанку. – Скай засмеялась. – Странно, что это идет ей, хотя, убей меня, я не понимаю почему. – Она стиснула руки Эйден. – Если твой ребенок не родится точной копией своего отца, определить, кто из трех мужчин является его отцом, невозможно. Не отвергай своего ребенка из страха, что его отцом может быть Мюрад. Ребенок не отвечает за родителей. Что касается Конна, я думаю, ты согласишься со мной, что он добрый человек. Он поймет, что и ты и дитя являетесь невинными жертвами обстоятельств, и, кроме того, существует весьма большая вероятность, что отец ребенка – он.

– Ты действительно так считаешь? – Эйден с надеждой посмотрела на Скай.

– Да, – сказала Скай и, увидев выражение облегчения на лице Эйден, была рада, что ответила утвердительно, хотя по правде говоря, сама не знала, какова вероятность того, что отцом ребенка является ее брат.

– Я была так напугана, – сказала Эйден. – Всего несколько дней назад до меня дошло, что я беременна. Я не особенно хорошо чувствовала себя по утрам в последние несколько дней, и мои соски неожиданно стали болеть. Когда я поняла, что беременна, я тут же сообразила, что не могу быть уверена, кто отец ребенка. Я страшно испугалась.

– Можно понять, – сухо заметила Скай, – но я действительно считаю, что сейчас ты должна поговорить с Конном. Великий Боже, Эйден, я никогда не видела мужчину, так влюбленного в женщину, как мой брат влюблен в тебя. Ты полностью приручила этого повесу. Он будет просто счастлив услышать твою новость, и я готова побиться об заклад, что ему никогда не придет в голову, что отец ребенка не он.

– Но я должна рассказать ему, – сказала Эйден. – Я скорее сама умру, чем обижу Конна. Если это будет сын и окажется, что его отцом является не Конн, будет непорядочно объявить его наследником моего мужа. Конн должен знать правду и принять решение – хочет ли он признать этого ребенка своим. Если нет, тогда я уеду, рожу его и отдам ребенка в достойную семью.

– Он не отвергнет ни тебя, ни ребенка, – с уверенностью сказала Скай. Она знала своего брата, он был добрым человеком.

– Позови его, прошу тебя, – попросила Эйден. Скай кивнула и, выйдя из комнаты, торопливо сбежала по лестнице, чтобы разыскать брата и привести его к жене. Эйден бросилась к комоду, вытащила оттуда чистую ночную сорочку из белого шелка со светло-розовыми лентами и надела ее, скинув измятую сорочку, которая была на ней. Потом, взяв щетку из свиной щетины, она яростно стала расчесывать свои спутанные волосы, пока не привела их в порядок и ее серьезное лицо не стали обрамлять мягкие завитки. Она услышала знакомые шаги Конна на лестнице и, схватив склянку с лавандовой водой, надушила за ушами, запястья и ямочку на шее. Она только успела поставить склянку на место, как отворилась дверь, и, повернувшись, она оказалась лицом к лицу с мужем.

Конн растерянно мялся в дверях, не решаясь обнять ее, и Эйден не сдержала улыбку, припомнив правдивые слова Скай. Он действительно любил ее, и уверенность в этом придала ей смелости, в которой она очень нуждалась, чтобы откровенно поговорить с ним.

– У меня будет ребенок, – тихо сказала она и стала ждать, какой эффект произведут на него эти четыре простых слова.

Его красивое лицо просияло от радости, но потом он помрачнел.

– Ты огорчена этим, милая? Вот почему ты была не в настроении сегодня?

Она чуть не рассмеялась: «Не в настроении? Проклятие! Как скромно сказано!» – но ответила серьезно:

– Я никогда бы не могла быть несчастной, забеременев от тебя, мой обожаемый муж. Ты не представляешь, как я горевала, когда потеряла нашего первого ребенка, ребенка едва зачатого и бесследно исчезнувшего, и тем не менее слава Господу, что мне не пришлось вынашивать этого ребенка в рабстве, Конн! Нет, моя любовь, меня беспокоит не беременность, просто я не могу быть уверенной, твой ли это ребенок. – И она рассказала ему о своих сомнениях, закончив словами:

– Тебе нет нужды признавать этого ребенка, Конн. Я могу уехать, когда мое состояние нельзя будет скрыть, мы придумаем какой-нибудь разумный предлог. Ребенка можно будет отдать на воспитание в хорошую семью, как поступают с другими незаконнорожденными богатые родители.

– Ты этого хочешь, Эйден?

"А чего хочет