О творческих способностях и запретах в воспитании

Телефон зазвонил не вовремя.

Ксенька как раз переползла диван и уже тянулась к белому проводку с розовым выключателем: сейчас сомкнет вокруг проводка миниатюрные пальчики, брякнет настенным светильником и ее сосредоточенно-экспериментаторское лицо засияет восторженно.

Но тут вошла Вера Ивановна:

— Тебя… Иди, я посмотрю за ней.

Мы так замечательно с ней работали! Я переносил ее в другой конец дивана, она, энергично работая локтями и коленками, пересекала его, жмурясь, гремела светильником, я опять хватал ее и переносил… С каждым разом она проделывала свой путь все сноровистее и радостнее, хваталась за проводок (выдернутый из розетки) все увереннее… А тут — телефон.

Он недалеко, почти у двери, в смежной комнате.

Ну да, конечно, кто же еще может звонить в воскресенье по служебным делам, кроме Вадима Николаевича! Голос — будто наждачной бумагой по трубке… Чертежи, «привязка коммуникаций», «по-новому нужно решить, а сроки жмут»… Руководитель,у нас деловой, но чересчур поглощен работой; как-то позвонил мне в половине двенадцатого ночи, будучи уверен, что только девять вечера.

Сейчас я старался быстрее закончить разговор, так как за дверью слышал профессионально звучащий, учительский голос Веры Ивановны: «Нельзя это трогать! Ни в коем случае!»

Мне тут же представилось, как лицо Ксеньки мгновенно снова становится прежним, беспомощно удивленным и непонимающим, каким оно было несколько месяцев назад. Тогда она только начинала рассматривать свои руки, ноги, шлепать ладонью по игрушкам, по деревянным прутьям кровати. На каждую игрушку внимания у нее хватало самое большее на полминуты. Немножко дольше она могла слушать наши с ней разговоры. Ее, видно, здесь занимало меняющееся выражение лица и интонации. Позже, когда она стала ползать, у нее появился странный объект интереса — нитка на диванном покрывале. Эту нитку она могла рассматривать и ковырять почти три минуты — срок для нее огромный! Вот тут уже ее лицо все чаще утрачивало свое беспомощно-удивленное выражение, становилось сосредоточенно-деловым. Сейчас у нее уже солидный исследовательский опыт: оторванная обложка книги, выковырянная затычка из надутого гуся (звук — «Пых!», изумленный вскрик) и наконец — настенный светильник.

Вадим Николаевич говорил что-то об ошибке в расчетах, а за дверью уже слышался тревожный писк, заглушаемый отчетливо звучащими словами: «Нет, Ксюша, не надо! Вот, смотри, какая интересная игрушка!»

Когда я положил трубку, в соседней комнате писк сменился громким ревом. (Удивительно, такое маленькое, почти невесомое существо и такой мощный басистый звук! Даже в комнате соседки бабы Глаши слышно.)

Вхожу. Вера Ивановна трясет давно уже надоевшей Ксеньке погремушкой у ее искаженного плачем лица, сердито приговаривая:

— Избаловали девчонку. Все ей позволяют!

Из ванной, бросив стирку, прибежала Валя. Пришел Максим Петрович, оторвавшись от разобранного до последнего винтика фотоаппарата.

— Разве можно так воспитывать?! — продолжала возмущаться Вера Ивановна. — Совсем не приучаете ее к слову «нельзя».

— И не надо пугать ее этим словом, глушить естественную любознательность, — разразился я очередной тирадой. — А то сейчас глушим, потом в школе удивляемся, почему у детей интереса к учебе нет.

Ксенька на руках у Вали отвлеклась: по щекам еще слезы не сбежали, а уже сосредоточенно теребит мамкин нос.

— Она же никого слушаться не будет.

— Вот и хорошо, пусть своим умом живет.

— Да нет у нее еще своего ума!

— И не будет, если без конца одергивать.

— А если волю дать — будет?! Она такое вам натворит… Кого из нее хотите вырастить — вы подумали?

Мы, конечно, об этом подумали. И — давно. В запальчивости я немедленно изложил нашу программу воспитания не потребителя, не приспособленца к обстоятельствам, а человека, способного исследовать обстоятельства и преобразовывать их… Словом — личность творческую!

— …Чтобы витала в облаках, как и вы оба, — подвела черту нашей дискуссии Вера Ивановна, уходя из комнаты.

— Вы, главное, не горячитесь, — сказал Максим Петрович нам с Валей, подмигнул Ксеньке и пошел к своему фотоаппарату.

В дверях он столкнулся с бабой Глашей. Она, жмурясь в улыбке, тонким голоском запричитала.

— А я думала, уж не стряслось чего, такой крик. Ох, горластая девка растет, покою от нее ни ей самой, ни другим не будет. Да сейчас все они нервные: в школу бегом, из школы бегом. Куда торопятся? Вся жизнь еще впереди…

«Ну, положим, уже не вся, хоть и малая часть, но прожита, — подумалось мне тогда. — Шаг к самостоятельной жизни сделан».

Какой она у моей дочери будет?…

Запись 3-я. ФАКТ ЖИЗНИ