Психология чувственного восприятия

Познавательная активность человека в значительной мере обусловлена ресурсами его перцептивно-мыслительных спо­собностей и опыта. Вряд ли найдется философская теория познания, 'оспаривающая их интегральную роль в жизнеде­ятельности людей и особенно в познании. Когда задаются вопросами «Что познается?» и «Как возможно познание?», то, по-видимому, нельзя пренебречь антропным характером нашего познания, его зависимостью от сенсорно-кинестези-ческой организации человеческого тела, от языковых, поня­тийных и образных возможностей чувственности и мышле­ния, от разнородных факторов познавательного опыта. Анализ приобретения и продуцирования знаний, претендующий на полноту, не может обойтись без прояснения специфики перцептивных (ощущения, восприятия, представления) и мыслительных процессов. Нагляднее всего это подтверждается традиционными решениями проблемы познания. Кон«урен-ция между основными гносеологическими парадигмами в классической философии проявилась, в частности, в Крити­ческом противостоянии сенсуализма и рационализма. В них, как известно, решение проблемы познания осуществлялось путем редукции соответственно к перцептивным (сенсуализм) или мыслительным (рационализм) основаниям.

За текущее столетие наши знания о когнитивных саособ-ностях человека (впрочем, как и о сознании в целом) заметно расширились и изменились по сравнению с классическими

представлениями. Существенные коррективы в философию познания внесены под влиянием конкретных результатов, которые были получены в последние десятилетия на меж­дисциплинарных стыках целого ряда наук, обладающих когнитивными значениями, — психологии, лингвистики, логики, антропологии, культурологии, биологии и т. п. В современных теоретико-познавательных моделях зачастую трудно расчленить философские и специально-научные рас­суждения о перцепции и мышлении. Несмотря на продук­тивность подобного философско-научного «сплава» аргумен­тов, природа наших чувств и мыслей остается труднодоступ­ной для исследователя. Она по-прежнему «прячет» ключи к решению многих вопросов познания в своей высокой специ­фичности и необычайной сложности.

Исходя из высказанных соображений, нетрудно догадаться о целях данной главы учебного пособия. Она выполняет функцию введения, разъясняющего теоретико-познаватель­ный статус перцепции, мышления и опыта. Свою задачу мы усматриваем не столько в том, чтобы приблизиться к исчерпывающему изложению их особенностей, сколько в том, чтобы обратить внимание на новые тенденции и принципы их анализа в современной философии.

Перцептивное познание

Человек и воспринимаемый им мир неразрывно связаны. Познание мира осуществляется в тех его предметных значе­ниях, в которых мы способны его воспринимать. В самом широком смысле слова восприятие — универсальная способ­ность человека, позволяющая характеризовать его как чело­века воспринимающего — воспринимающего окружающий мир, других людей, самого себя. Как синоним восприятие употребляется в разнообразных контекстах познания, обще­ния, повседневной жизни. Теория познания придает ему более специализированное значение, когда соотносит с ним работу перцептивных систем человека. Обычно различают три уровня перцептивной организации:

— уровень ощущении, вкорененный в структуры тела или
психосоматические структуры;

— уровень первичных чувственных образов — образов
восприятия;

— уровень вторичных чувственных образов, или образов
представлений.

Отвечая на вопрос, как возможно перцептивное познание, нам необходимо разобраться в особенностях перцептивных структур каждого из уровней.

Воспринимающее тело

Разнообразие форм и функций перцептивного познания возможно на основе телесной организации человека. Тело разграничивает отношения человека с внешним миром. Оно оказывается всеобщим и необходимым условием его бытия. С одной стороны, тело — «окно» сознания во внешний мир, воспринимающее его объективные значения. С другой, — тело, вообще говоря, обеспечивает организацию внутреннего мира сознания и, в частности, организацию перцептивной реальности. Загадка тела состоит в том, как заметил М. Мерло-Понти, что оно сразу и ощущает, и само ощутимо. Структуры тела задают диспозиции, способность упорядочи­вания когнитивных, коммуникативных и любых других жизненных практик человека. Тело позволяет человеку свободно ориентироваться в мире, откликаться на события и вести себя образом, адекватным тем жизненным ситуациям, в которые он попадает. Трансцендентальная роль тела в познании предопределяется длительной эволюционно-биоло-гической и культурной историей развития человека.

С антропогенетической точки зрения телесные структуры человека существенным образом отличаются от телесных структур других живых существ. Эти различия проявляются в антропологических, инструментально-орудийных, коммуни­кативных, когнитивно-психических, семиотических и других социокультурных свойствах человеческого тела. К ним относят, например, способность прямохождения, особенности мозговых структур и функций, строение и функционирование

отдельных органов (психосоматические структуры осязания, обоняния, вкуса, слуха, зрения, а также движения органов тела — рук, ног, головы, гортани, всевозможных поз тела и т. п.), способности осознанного и неосознанного восприятия информации, речевого выражения и языковой (знаковой, символической, письменной) фиксации опыта, переживаний (радость, забота и т. п.), мимики, танцевальных и других движений тела. Эмпирическое разнообразие психосоматичес­ких структур, свойств и движений порождается на основе целостной организации тела человека с присущими ей трансцендентальными (всеобщими и необходимыми) значе­ниями, в которых интегрирована его биологическая эволюция и социокультурная история. Поэтому воспринимающее тело можно рассматривать как совокупность отдельно работающих органов ощущений, так и в качестве целостной сенсорно-со­матической организации. В первом случае органы тела и их перцептивные функции составляют предмет теории познания, психологии, антропологии, физиологии и других специальных дисциплин. Во втором — структуры тела становятся предме­том философских рассуждений онтологического, культуроло­гического, феноменологического, прагматического и т. п. характера. Непреодолимой границы между этими подходами нет, их соотнесенность друг с другом подобна связи транс­цендентального и эмпирического понимания тела.

Наметившаяся в последние годы междисциплинарная интеграция заметно деформировала и изменила традиционную антиномию души и тела. По мере прояснения природы явлений, обозначенных этими понятиями, их антиномичность утратила прежнюю отчетливость. Уже в классической фило­софии при тематизации отношений души и тела часто использовались приемы объяснения путем сведения их к механическим или энергетическим моделям. Сегодня редук­ционистские тенденции не менее сильны, особенно, например, в терминах когнитивно-информационных моделей или теорий «искусственного интеллекта». Любая философская или спе­циально-научная аналитика отношений души и тела исходит (а может быть, подразумевает) из констатации зависимости их друг от друга: тело наделяется значениями души, а

душа — значениями тела. Для нас важно, что структуры воспринимающего тела являются предельными основаниями познания вообще и непосредственно обусловливают возмож­ности перцептивного познания. В связи с этим целесообразно указать на духовные значения структур тела как носителя культуры и на телесные значения познавательных способнос­тей человека.

Тело как феномен культуры проявляется в своих знако-порождающих и коммуникативных качествах. Разнообразие их велико и обнаруживается в динамике телесных движений и статике «служебных» назначений тела. Таковы знакопо-рождающие функции тела в целом и его отдельных органов, работающих в режиме общения. Это касается кинематики движений в танце, беге, борьбе и т. п., отдельных поз тела — просьбы, угрозы, нападения и т. п., работы отдельных органов — повороты и кивание головой, жестикуляция руками, мимика лица при выражении радости (улыбка, смех), горя (слезы), злости и т. п. Вообще развернутость тела одного человека по отношению к телу другого, особенности телесного общения людей, интерсубъективные назначения голоса отли­чаются высокой полисемичностью. Что касается знаковой статики тела, то она демонстрируется различными татуиров­ками, ношением одежды, украшением отдельных органов (ушей, пальцев, шеи, носа и др.) драгоценностями. Знакопо-рождающие способности движущегося и неподвижного (ста­тичного) тела артикулируются разными способами: а) дви­жениями, при которых отдельные органы, части тела занимают определенную позицию в пространстве, не сопри­касаясь с другими (например, жест руки, поднятой вверх, или отдельные позы); б) движениями, при которых сопри­касаются активные органы с пассивными частями тела (например, совместные действия рук с другими частями тела); в) движениями телесного общения, при которых тела людей соприкасаются (например, объятия, танец); г) движениями, при которых тело или его отдельные органы соприкасаются с одеждой, предметами, средствами труда (например, метатель копья). При восприятии знаковых особенностей тела задей­ствованы все перцептивные функции — зрение, слух, обоня-

 

ние, вкус, осязание, а также кинестезические механизмы восприятия. Тело опосредует культурно-исторические и ком­муникативные влияния на перцептивные способности чело­века. Постмодернистские и поставангардистские метафоры человеческой телесности, появившиеся в философии совсем недавно, значительно разнообразят и дополняют круг куль­турно-жизненных значений и ценностей тела, в том числе и познавательного характера. Мы имеем в виду метафоры семиотичности, рефлексивности и дискурсивности человечес­кого тела, например, такие, как метафоры телесных наслаж­дений и удовольствий, метафоры бессознательного, пережи­вающего или соблазняющего тела, метафоры боли, раны, смерти и много других. Несмотря на свою лапидарность, они порой страдают смысловой расплывчатостью и неопределен­ностью. Экстраполируя их на область человеческого познания (и прежде всего на повседневное, художественное и религи­озное познание), можно убедиться в вездесущности его антропоцентрических ограничений. Перцептивные структуры всех уровней — ощущения, чувственные образы, представ­ления — приобретают знаковые или символические способ­ности обозначения явлений и выражения когнитивной ин­формации. Тем самым чувственные формы познания обладают семиотическими свойствами и присущей им в разной степени произвольностью и условностью.

Тело как естественно-биологическое основание, определяю­щее возможность перцептивного познания, раскрывается в своих энергетических, информационных, пространственно-временных, онтогенетических и модальных значениях. Они являются ближайшими факторами-условиями, обеспечиваю­щими познавательную работу ощущений и восприятий. Правда, нынче в предметную сферу философских размышле­ний вовлекаются результаты, полученные в современной генетике, нейрофизиологии, молекулярной биологии и меди­цине.¹ Проблемы, возникающие в связи с ними, хотя и имеют

¹ См., напр.: Марголис Дж. Личность и сознание. М., 1986; Докинз Р. Эгоистичный ген. М., 1993; Круткин В. Л. Онтология человеческой телесности (Философские очерки). Ижевск, 1993.

отношение к теории познания, но по вполне понятным причинам остаются за пределами обсуждения в данном тексте.

Когнитивные способности воспринимающего тела зависят от его энергетического потенциала. Ведь психика генерирует энергию так же, как и потребляет. Энергетика тела рассре­доточена в нервных тканях, как по периферии, так и в мозговых центрах. Передаточным звеном энергетики психо­соматических структур служит кожа. Кожа, по выражению Б. Г. Ананьева, — периферическая душа человека. Ее поли­функциональные возможности не исчерпываются энергети­ческими и информационными назначениями. Она, как мем­брана, отделяет жизненный мир человека от других миров. Кожа — базальтовый предел выражения личности, иденти­фицирующий ее в индивидуальности и неповторимости Я. Кожа — это поверхностное Я тела. Ее информационно-энер­гетические свойства, обращенные к другому человеку, состав­ляют неотъемлемое коммуникативное условие перцептивного познания. Кожа позволяет вести перцептивный диалог в познании.

Онтогенетические значения психоматических структур выражают индивидуально-личностные особенности развития человека и задают условия перцептивного познания в различных возрастах. В то же время благодаря им поддер­живается единство диахронного и синхронного строения психики. Вообще говоря, время и пространство ограничивают не только организацию тела в целом, но и определяют психосоматические структуры каждого органа. Такова, в частности, на уровне нервных структур асимметрия и парная работа мозговых полушарий. Когнитивные способности сен­сорно-телесной организации реализуются отдельными видами ощущений, работа которых связана с соответствующими телесными органами. Если опираться на эволюционно-исто-рические приоритеты, то в первую очередь следует назвать осязательные ощущения и их связь с кожей, особенно с осязательными функциями руки. Рука — полиэффекторный орган, интегрально выражающий активность человека на начальных этапах его культурной истории и онтогенеза. Она служит универсальным средством поведения, труда, познания

и общения. В поведении и труде рука выполняет самые различные инструментальные функции — ориентировки, за­щиты, общения (с помощью руки выражают то, что трудно сказать словами), удовлетворения насущных жизненных потребностей (добывание пищи, постройка жилья, изготовле­ние орудий труда). Мышечная энергия руки «питает» всю ручную технику. В свою очередь, технико-технологический процесс усиливает энергетические и инструментальные ресурсы руки, заметно облегчает ее работу или вовсе ее заменяет. Роль руки в перцептивном, в частности осязательном, познании трудно переоценить: она оптимально и продуктивно считывает пространственную информацию об объектах познания. В познании и общении распространен «ручной язык» — язык жестов с использованием пальцев рук путем их комбинатор­ных сочетаний друг с другом, а также в комбинациях рук с другими органами и частями тела.

Наряду с осязательными ощущениями контактное считы­вание когнитивной информации свойственно вкусовым ощу­щениям, работа которых обеспечивается движениями рта, губ и языка. Вкусовая и осязательная (особенно ее тактиль­но-механические, кинестетические и температурные особен­ности) модальности отличаются тесным энергетико-информа-ционным взаимодействием. Так как в'кусовые ощущения выражают органическую потребность в пище, удовлетворении голода, то они сосредоточивают в своих недрах огромные ресурсы мотивации человеческого поведения. Три других вида ощущений — обоняние, слух и зрение — относятся к дистантным анализаторам перцептивной информации. Обоня­тельные ощущения или информационно-когнитивные значе­ния запахов обеспечиваются работой телесных структур носа. С их помощью удается фиксировать информацию о простран­ственно-временном перемещении источников запаха. Форми­рование траектории перемещения запаха позволяет успешно ориентироваться в окружающем мире. Наибольшая когни­тивная нагрузка в сенсорной организации ощущений прихо­дится на органы зрения и слуха — оптические структуры глазодвигательного и акустические структуры ушного аппа­ратов. Именно благодаря их работе обнаруживается разница

между когнитивно-перцептивными возможностями дистант­ных и контактных органов тела. С перцептивной работой глаза асоциируется метафора «смотрящего тела», а с распо­знающими функциями уха — метафора «слушающего тела», на основе которой М. Хайдеггер разработал известный прин­цип вслушивания в бытие. Познавательные эффекты обоня­ния, зрения и слуха в существенной степени зависят от движений, поворотов головы, определяющих, например, ракурс, точку зрения. Вообще говоря, дистантное и контакт­ное действие ощущений по-разному обеспечивается элемен­тами врожденности телесных структур и опыта воспринима­ющего тела. Рассматривая познавательные особенности пер­цептивно-телесных структур человека лишь в самом первом приближении, нам не удастся сколь-нибудь подробно обгово­рить когнитивную работу каждого из видов ощущений. Наша задача — наметить те общие свойства ощущающего тела, благодаря которым становится возможным перцептивное познание, протекающее на сенсорно-моторном уровне. К ним относятся свойства пространственно-временной структуры ощущений, свойства модальности и интенсивности ощущений. Способности проецировать пространственное местоположе­ние или локализацию объекта и фиксировать временную длительность и последовательность его информационно-ког­нитивного воздействия на органы чувств являются исходными универсальными свойствами ощущений. Проекция локализа­ции объекта выражает свойства его соотнесенности с другими объектами, с окружением. Свойства длительности выражают интервалы между моментами времени восприятия объекта, а свойства последовательности упорядочивают отношения между прошлыми, настоящими и будущими моментами времени. Природа проективных способностей пространствен­но-временной идентификации объекта нашими ощущениями проблематична. Если допустить, что познавательный (в данном случае — перцептивный) образ человека отличается от инфор­мационно-когнитивного образа животного, то логико-психоло­гические аргументы в пользу тезиса о специфичности и обусловленности пространственно-временных свойств перцепции и тела нашим опытом оказываются весьма правдоподобными.

Во всяком случае постулату И. Канта об априорности пространственно-временных структур восприятия и тезису об интуиции чистой длительности как врожденном чувстве, по А. Бергсону, не откажешь в здравом смысле.

Объект приобретает для нас когнитивное значение тогда, когда мы воспринимаем его перемещения в пространстве— времени или неизменность его местоположения во времени, определяемого сенсомоторной динамикой наших органов чувств (например, движениями глаз). Перцептивное воспро­изведение движения объекта достигается за счет чувственного различения движений нашего собственного тела и его органов. При этом следует обратить внимание на перцептивную способность распознавания информации о пространственных свойствах в терминах временнйх значений и о временных свойствах в терминах пространственных значений. В экспе­риментальной психологии это связывают с взаимообратимой работой пространственных и временных механизмов сенсомо-торики телесных структур: сенсорное отображение симуль-тантного (одновременного) пространственного местоположе­ния объекта есть результат сукцессивного (последовательного) считывания информации во времени, и, наоборот, последо­вательное воспроизведение движения подразумевает исходные пространственные координаты отсчёта в их симультантном значении.² Таким образом, пространственно-временные спо­собности органов телесной организации являются первейшими всеобщими и необходимыми условиями возможности перцеп­тивного познания.

Другой общей характеристикой ощущений является их модальность. Модальность ощущений зависит от природы структур и функций соответствующих им органов тела. Виды ощущений классифицируются именно по признакам модаль­ности. Так, модальные признаки твердости, шероховатости, гладкости, холода, теплоты и т. п. соответствуют осязатель­ным или тактильным ощущениям; модальные признаки горького, сладкого, терпкого и т. п. — вкусовым ощущениям;

²- Подробнее см.: Веккер Л. М. Психические процессы. Т. 1. Л., 1974. С. 145-153.

 

модальные признаки обоняния выражают всевозможные ароматные или парфюмерные значения; зрительные ощуще­ния отличаются модальностью цвета, светлоты, насыщеннос­ти, яркости и т. п.; наконец, к модальным признакам слуховых ощущений относят тональность, интонацию, рит­мичность, тембр, мелодичность, темп и т. п. В модальных свойствах воспринимающего тела сочетаются объективные значения предметного мира и субъективные особенности его ощущений. Так, если физические свойства твердости или упругости могут совпадать с субъективными значениями тактильных ощущений, то, как известно, свойства светового спектра не исчерпываются модальными значениями цвета, присущими зрительным ощущениям. Наши глаза чувстви­тельны лишь к видимым цветам. За пределами зрительных ощущений остаются инфракрасные и ультрафиолетовые из­лучения. Наш слух не в состоянии воспринять ультразвуки и т. д. Другими словами, возможности наших ощущений ограничены, и мы можем различать ограниченный набор информации, поступающей из внешнего мира. Факт сущест­венного расхождения между объективными и субъективными значениями информации, составляющей когнитивную «на­чинку» наших ощущений, послужил поводом известной дискуссии о первичных и вторичных качествах в классичес­кой философии. Но независимо от философско-психологичес-кой проработки объективно-субъективного баланса информа­ционных значений в ощущениях любого вида, модальные способности оказываются неотъемлемыми условиями перцеп­тивного познания.

Еще одна универсальная способность ощущающего тела — его интенсивность — позволяет выразить результаты перцеп­тивного познания в количественной форме. Точнее говоря, интенсивность — это количество энергетических затрат тела, необходимое для восприятия информационно-когнитивных значений различными модальностями. Величина интенсив­ности ощущений распределяется по степени: степень яркости света или цвета характеризует зрительные ощущения, слабая или сильная громкость, низкий или высокий тон — слуховые ощущения, температурные изменения по принципу «горячо-

холодно» — осязательные ощущения и т. д. В итоге коли­чественные возможности перцептивного познания определя­ются конкретной степенью интенсивности ощущений каждого вида.

Реальное протекание процессов воспринимающего тела исключает работу его модальностей в автономном режиме, не зависящем от воздействий других модальностей, а также от перцептивных процессов более высоких уровней и от остальных процессов сознательной и бессознательной деятель­ности человека (мышления, эмоциональных переживаний, воли, памяти, воображения, интуиции и др.)· В свою очередь, роль воспринимающего тела имеет сквозное, всепроникающее значение и проявляется не только в любых актах познава­тельной деятельности, но и в любых актах жизни вообще. Оно принимает участие в когнитивных процессах различения, отождествления, идеализации, обобщения и абстрагирования, в аналитико-оценочных процессах эмоциональных пережива­ний страха, радости, оценки на вкус и т. п., в регулятивно-волевых процессах хотения, желания, терпения, достижения цели, преодоления препятствий и т. п., в мнемических процессах запечатления, хранения, воспоминания и забыва­ния информационных значений предметного мира. Влияние каждой перцептивной модальности на процессы сознания и жизни человека возможно лишь благодаря ее вкорененности в его телесную организацию в целом, а через нее — в связь с природой, историей, культурой и общением.

Чувственный образ

Пространственно-временная сенсорика, модальность и ин­тенсивность воспринимающего тела сохраняют свое исходное и сквозное значение для вышележащих уровней перцептивной организации. Они выражают первичные, базисные свойства образов восприятий и представлений. Поэтому эмпирическая классификация видов чувственного образа и. представления аналогична делению на виды ощущений. Например, зритель­ным или слуховым ощущениям соответствуют зрительные или слуховые образы восприятия и представления. Следуя

стратегии нашего анализа, здесь речь пойдет о всеобщих и необходимых условиях формирования чувственного образа как целостного образа перцептивного познания. Богатейший фактический материал психологии восприятия очень разно­образен и отличается большой теоретической и эксперимен­тальной разрозненностью. В философском отношении наи­большая значимость сопутствует трем направлениям совре­менной психологии восприятия: гештальтпсихологии, когни­тивной психологии и экологической теории зрительного восприятия.

Гештальттеория восприятия, развиваясь с начала XX в. и вплоть до сегодняшних дней, получила весомые результаты. Они стали общим достоянием гуманитарных наук. Гешталь-тистские идеи оказали серьезное воздействие на философскую феноменологию (Э. Гуссерль, М. Мерло-Понти и др.), на философскую антропологию Э. Кассирера, на культурологию. В частности, было показано, что образ восприятия определя­ется действием таких когнитивных факторов, характер которых существенно отличается от свойств ощущений. Гештальтисты построили очень сложную иерархическую модель полевой организации когнитивно-психических процес­сов. Нижние ярусы этой модели отводились под биофизичес­кие и физиологические поля; над ними надстраивались ярусы с психосоматическими структурами; следующие ярусы отво­дились полевой организации образов восприятия и представ­ления; вышележащие ярусы занимала полевая структура мыслительных процессов. Сам принцип полевой организации переносился на объяснение жизнедеятельности личности и человеческих отношений. Отношения между уровнями подоб­ной иерархии строились по принципам взаимного соответст­вия, несводимости и специфичности каждого из них, что не исключало их влияния друг на друга.

^Когнитивистская парадигма в психологии восприятия сформировалась в последние три десятилетия. Ее продуктив­ность связана с разработкой теоретико-информационных моделей восприятия и так называемой компьютерной мета­форой. Процессы восприятия стали рассматриваться как процессы переработки когнитивной информации, а затем и

как процессы информационного обмена человека с окружа­ющим миром. Особое значение здесь приобрели исследования проблем концептуализации восприятия и роли восприятия в процессах мышления — способности делать выводы индук­тивного и дедуктивного характера, основываясь на перцеп­тивных данных различной модальности. Когнитивная психо­логия интегрировала многие достижения гештальтистских, бихевиористских и генетико-психологических концепций. Она заметно повлияла на неопрагматическую теорию позна­ния и философию науки и техники.

В последней четверти XX в. приобрела известность эко­логическая концепция восприятия Дж. Гибсона.³ Центр тяжести своих 'исследований восприятия он сосредоточил вокруг вопроса «Что мы воспринимаем?». Его исходный тезис состоит в том, что в процессе восприятия человеку проти­востоит не физический, а экологический мир, т. е. мир, который его окружает. В образах восприятия экологический мир открывается: 1) как мир встроенных друг в друга объектов и элементов — мелкие объекты и элементы встроены в более крупные, которые, в свою очередь, встроены в еще более крупные и т. д.; 2) как мир возможных значений. Возможности окружающего мира относительно человека-на­блюдателя объективны, реальны и физичны. Но их воспри­ятие человеком придает им субъективный, феноменальный и духовный характер. Поэтому возможности мира — одно­временно и факты окружения человека, и факторы его перцептивных способностей. Возможности окружающего мира разделяются на возможности природного окружения и воз­можности искусственного окружения (мир культуры). Они всегда обращены к человеку. Он изменяет окружающий мир, вслед за этим изменяются и возможности, которые мир ему предоставляет. Создав искусственный мир, человек наделил его возможными значениями, отличными от возможностей самой природы. Воспринимая возможности окружающего мира, человек воспринимает их в гораздо меньшем объеме

³ См.: Гиб сов Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М-, 1988.

значений, нежели тот, которым обладает мир. Система зрительного восприятия — это система, включающая в себя совокупность динамичных и согласованных друг с другом органов тела — «структуры глаз — структуры головы — организации тела в целом».

Названные подходы к проблеме восприятия лишь намеком дают понять о сложности и альтернативности ее эмпирико-теоретических решений в психологии, тогда как в философии судьба перцептивной проблемы во многом предопределялась ее трансцендентальной аналитикой {по крайней мере со времен Дж. Беркли и И. Канта). Подобное разделение труда между философами и психологами никогда не было жестким. Философы часто апеллировали к психологии восприятия, конкретизируя трансцендентальный дискурс о том, как возможно человеческое познание. Психологи же вели себя более осторожно по отношению к трансцендентальным экс­курсам о природе чувственного образа, предпочитая весомость наблюдений и экспериментальных заключений. Не преследуя цель «убить» эмпириков-психологов философским аргументом и даже, напротив, опираясь на их результаты, попробуем сделать набросок обобщенного эскиза формирования чувст­венного образа. В нем будут представлены основные условия восприятия, имеющие трансцендентальное значение, т. е. всеобщие и необходимые условия, которые определяют его возможности в качестве познания. Только идентифицировав эти условия, можно, в свою очередь, говорить о восприятии как всеобщем и необходимом условии всякого познания в рамках любого философского дискурса.

Прежде всего в отличие от ощущения в образе восприятия достигается познавательный эффект максимальной адекват­ности предметных значений информации об объекте. Так, если возможности зрительного ощущения ограничены проек­цией локализации объекта и воспроизведением его последо­вательного перемещения в пространстве—времени, то в зри­тельном образе значения объекта несут информацию об объемности (трехмерности) его формы и ее величине. Проек­ция как универсальное свойство перцептивно-телесной орга­низации человека получила экспериментально-психологичес-

кое обоснование в гештальтпсихологии и широко использу­ется в философско-феноменологических теориях познания. Проективная способность перцептивного образа упорядочива­ет когнитивную информацию в целостно-связную организа­цию с характерной для нее модальностью. Благодаря ей восприятие считается познавательным процессом интеграль­но-целостных преобразований информации, в ходе которого фиксируются индивидуальные предметные признаки объекта. Есть основания полагать, что образ восприятия репрезенти­рует, представляет предметные значения объекта, т. е. отношения между ними репрезентативны, а не причинны. Объем предметно-информационных значений самого объекта превышает объем значений, «считываемых» в чувственном образе. Поэтому восприятие одного и того же объекта разными людьми может заметно отличаться по составу своих предмет­ных значений, а их точки зрения на один и тот же предмет могут существенно отличаться друг от друга.

Пространственно-временные механизмы восприятия обес­печивают идентификацию предметных значений объекта, независимо от того, является ли он объектом природы или объектом культурно-исторического мира (зданием, картиной, символом, текстом, речью и т. п.); предметность образа определяется его базисной когнитивно-информационной спо­собностью, в результате действия которой приобретаются знания и опыт. Чтобы прояснить цознавательное значение предметности образа, обратимся к элементарному случаю восприятия соотношения фигуры и фона — к примеру, давно известному в гештальтпсихологии. Данный феномен пред­ставляет двойственное изображение, состоящее из разнород­ных частей. Одну из них называют фигурой, вещью, а другую — фоном, на котором эта фигура воспринимается. Предметные особенности фигуры образуют определенное замкнутое пространство, отделяющее ее от фона (например, зеленая ваза на черном фоне). Фигура (ваза) воспринимается как передний план, а фон, на котором она находится, — как задний план. Фон простирается позади и вокруг фигуры и страдает чертами неопределенности. Фигура на фоне обладает значениями большей предметности, нежели фон.

Оказывается, что в восприятии фигура и фон могут меняться местами, т. е. фон может превращаться в фигуру, а фигура становиться фоном. При этом фон, не имея пространственной определенности (замкнутости), тогда превращается в фигуру, когда он приобретает в восприятии статус определенного замкнутого пространства. То, что было ранее фигурой, превратившись в фон, утратило в восприятии свою предмет­ную определенность. Важнейший признак, с помощью кото­рого в восприятии осуществляется разграничение между фигурой и фоном, называют контуром. Контур — общая граница между пространственным полем фигуры и простран­ством фона. При их восприятии фигура по сравнению с фоном гораздо сильнее затронута формирующим действием общего контура. Фигура предстает устойчивым образованием, а фон — зыбким. Тем самым тенденция предметизации пер­цептивных знаний о фигуре более значима, чем предметное восприятие фона. Подобная тенденция характерна для вос­приятия любых видимых явлений окружающего мира: восприятие, как писал Э. Гуссерль, есть феноменологический акт схватывания сущности предмета, акт, позволяющий судить о предметных значениях вещи или ситуации.⁴

С предметностью образа органически связана его другая способность — способность упорядочивания когнитивно-пер­цептивных элементов образа в целостно-связную структуру. Если благодаря свойствам предметности удается различать и отождествлять значения отношений между элементами внут­ри фигуры, а также сопоставлять их с внешними значениями фона, то свойства целостности выражают универсальный принцип связи значений разных частей (фигуры и фона) к значениям целого. Целостность чувственного образа, так же как и его предметность, нашла экспериментальное обоснова­ние в гештальтпсихологии. Было выявлено два класса когнитивно-перцептивных закономерностей: 1) закономернос­ти примата целого по отношению к восприятию частей; 2) закономерности объединения частей в целое. Доминирова-

⁴ См.: Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологи­ческой философии, Μ., 19Θ4. С. §1.

ние принципа целостности в организации элементов наблю­дается в трех своих разновидностях. Во-первых, один и тот же элемент, встречающийся в разных целостных структурах, воспринимается по-разному. Например, при восприятии желто-зеленого кружка в окружении сине-зеленых он иден­тифицируется как зеленый, а при его же восприятии в окружении желтых кружков он видится как желтый. Во-вторых, если заменить одни элементы целостной структу­ры образа на другие, сохранив при этом характер соотношения между элементами, то целостность восприятия не нарушится. Например, музыкальная мелодия, исполняемая на разных инструментах и в различной интерпретации, будет воспри­ниматься как одна и та же. В-третьих, целостность структуры образа может наблюдаться даже в случае выпадения ее отдельных элементов. Например, целостность восприятия текста будет сохраняться, если произойдут выпадения из него отдельных слов или выпадения букв из слова. Аналогичные факты подтверждаются при восприятии музыкальной мело­дии (особенно знаковой) в условиях весьма сильных помех. Другая группа закономерностей целостности восприятия выражает зависимости способов объединения элементов в интегральную структуру. В гештальтпсихологии имеется довольно обширный перечень действий подобных факторов. Перечислим некоторые из них. Фактор прегнантности, или хорошей формы, характеризует стремление структуры кон­фигурации упорядочить свои элементы в процессе восприятия так, чтобы превратиться в точную и выразительную. И хотя отчетливые критерии «хорошей формы» отсутствуют, все же можно говорить, например, о том, что при восприятии округлых тел обнаруживается их стремление к форме окружности, а при восприятии линии, напоминающей прямую линию, — к прямой. По крайней мере эмпирические данные позволяют с уверенностью утверждать, что стремление к хорошей форме определяет степень однородности ее элементов по каким-либо пространственным или временным признакам (ритмичность, длительность, симметричность, рядоположен-ность и т. п.). Фактор простоты определяет тенденцию перцептивных структур по направлению к большей однород-

нести и уменьшению различий. Речь идет об объединении элементов структуры на основании их сходства, общности по пространственным, временным или модальным признакам (например, по форме или цвету). Фактор пространственной или временной смежности способствует объединению элемен­тов по признакам наименьшего расстояния. Фактор замкну­тости структуры образа выражает стремление элементов принадлежать к одним и тем же предметным особенностям явлений. Фактор компенсации перцептивной структуры оз­начает, что изменение в одной ее части возможно только за счет изменения ее в другой. Фактор продолжения формы — до ее соответствия целостной структуре. Этот фактор указы­вает на реальную возможность существования перспективы объединения частей в целостную композицию. Фактор общей судьбы в перцептивном познании фиксирует обстоятельства, при которых любое изменение в частях структуры, противо­речащее общей тенденции восприятия целого, будет подав­ляться. Каждый из названных факторов может быть понят как вариант, как частный случай реализации действия общего принципа целостности структуры образа. Говоря на языке динамики формирования чувственного образа, познавательная роль любого фактора сводится к ограничению степеней свободы элементов, частей, которые интегрируются в целост­ную структуру. Таким образом, формирование чувственного образа предполагает примат целостности его структуры по отношению к ее элементам.

Если целостность и предметность чувственного образа «ответственны» за его спецификацию среди других перцеп­тивных структур, то обобщенность образа является его интегральной способностью, реализующей двуединую функ­цию. С одной стороны, она представляет особый перцептивный способ обобщения когнитивной информации и в этом качестве продолжает список отличительных черт восприятия. С дру­гой — обобщенность образа интегрирует все достоинства сквозной закономерности перцептивного познания, которая пронизывает все уровни его организации от телесно-перцеп­тивных структур ощущений до структур представлений, достигая максимума перцептивной адекватности образа ис-

точникам информации или познания. Непосредственность столкновений наших образов восприятия с информационно-когнитивными значениями окружающего мира вовсе не исключает их перцептивную обобщенность. Конечно, она формируется под влиянием различных структур прошлого опыта человека и перцептивного опыта, в частности языка и знаковых средств, знаний, мышления и воображения. В обобщенности восприятия интегрируется информация о зна­чениях внешнего и состояния внутреннего мира человека, поставляемая разными модальностями ощущений. Перцеп­тивная обобщенность содержит элементы аналитики пережи­ваний и эмоциональной оценки, проявляющихся в выборе фокуса зрения или слуха. С обобщенностью связываются исследовательские функции восприятия формы, величины, местоположения, направленности, длительности и последова­тельности времени движения, которые в своей совокупности формулируются в виде перцептивных гипотез-предвосхище­ний, их возможных проверок, подтверждений или опровер­жений. Обобщенность образа — исток рефлексивного мыш­ления, базирующегося на перцептивных модальностях: можно смотреть, но не видеть, слушать, но не слышать. Как отмечал Дж. Брунер, основная функция восприятия — это функция категоризации — функция обобщенного отнесения объекта к определенному перцептивному классу свойств (например, округлая форма, желтый цвет, шероховатая поверхность, сладкий с кислинкой вкус и другие свойства позволяют провести перцептивную идентификацию апельсина).

Отнесение, например, равносторонних и разносторонних треугольников или квадрата, прямоугольника и параллело­грамма соответственно к треугольным и четырехугольным фигурам предполагает действие обобщенности образа их восприятия. Обобщенный образ треугольности и четырех-угольности соотносится с каждой конкретной фигурой как инвариант с вариантами. Подобное действие перцептивной обобщенности напоминает формирование родовидовой струк­туры понятия. Кстати, обобщенность зрительного образа вообще носит полимодальный характер. Зрительное воспри­ятие играет ведущую роль по отношению к другим модаль-

 

ностям, подпитывающим и обогащающим его дополнительной и более конкретной информацией. Сам же внутренний мир перцептивной реальности, интегрируемый в обобщенных значениях всей совокупности чувственных модальностей, в значительной мере составляет душевный материал бессозна­тельного опыта и имеет отчетливую тенденцию к его символизации. Напомним, что термин «символ» используют тогда, когда хотят одно явление заместить другим. Симво­лизация перцептивного образа направлена из внутреннего мира чувственной реальности вовне. Например, в живописи пейзаж, переносимый из сферы видимого мира на полотно, напоминает плоскостное изображение, которое и есть обоб­щенный образ на сетчатке глаза.⁵ Этот феномен объясним, во-первых, как результат проективных преобразований трех­мерных объектов в двумерные объекты пейзажа; во-вторых, как результат символизации образа, обобщенное значение которого сложилось в полимодальной структуре перцептивной реальности. Первое объяснение «покрывает» все образы внешнего мира, аналогичные образам реалистической, нату­ралистической живописи. Второе объяснение проходит тогда, когда нам требуется интерпретировать такие объекты-образы, как, например, образ кентавра или сходные с ним понятия-образы. На этом пути возникает сложнейшая задача опреде­ления взаимодействия познавательных механизмов воспри­ятия и воображения, ибо «кентавр» — это во многом продукт работы воображения в сочетании с действием проективной способности восприятия, направленного изнутри вовне. В связи с этим оправдывается кантовское определение вообра­жения в качестве трансцендентальной способности и универ­сального условия познания. Порождение символов-образов типа «кентавр» осуществляется совместными усилиями ме­ханизмов временного проектирования воображения и про­странственной проекции восприятия, что приводит к общему познавательному эффекту наложения данного образа на подобие объектов внешнего мира. По-видимому, аналогичный вывод можно сделать и о результатах совместных усилий

⁵ См.: Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства. М., 1994.

перцептивных и мыслительных процессов. Обобщающая способность образа восприятия создает необходимые условия для того, чтобы на основе перцептивных данных различной модальности рассуждать и продуцировать новые знания. Когнитивные стратегии человека, воспринимающего предмет­ные значения мира природы и мира культуры, выходят за пределы обычных способов восприятия.

Образ представления

Способность представлять — это такая универсальная способность человека, вопрос о которой возникает всякий раз, когда заходит разговор о перцептивном характере нашего познания. Начиная с повседневной жизни человек представ­ляет, -что у него может получиться в результате осуществле­ния каких-то конкретных действий (приготовления пищи, разговора с кем-либо, поездки куда-либо, написания какого-то текста и т. п.). В представлениях подобного рода фиксируется содержание образа вашего ближайшего или отдаленного будущего. С образом представления будущего у вас склады­ваются определенные ожидания. Вместе с тем вы можете представить то, что когда-то ранее уже наблюдали при его непосредственном восприятии. Ваш образ восприятия, отне­сенный к прошлому времени, трансформируется в образ представления в настоящий момент. Способность представле­ния позволяет вам воспроизвести прошлое в настоящем и сконструировать образ будущего. Образ представления служит вам в качестве эвристического способа получения знаний, в том числе и их новых элементов.

Способность представления глубоко коренится в основани­ях телесно-перцептивных структур человека. По сути дела любые структуры тела — это не просто иммитационные структуры, а структуры, которые всегда что-то представляют. Так, ощущения' и восприятия могут представлять информа­ционные значения с разными пространственными и времен­ными ограничениями. Целостный образ восприятия может представлять ощущения различной модальности.

 

Чтобы разобраться с познавательным статусом образов представления, сравним их с особенностями образов воспри­ятия и знаков. Все три понятия — образ представления, образ восприятия и знак — характеризуются общей способ­ностью репрезентации, которая у них проявляется по-разно­му. Разница в их способности представлять что-либо оказы­вается очень значительной. Если отношения между объектом и его представленностью в образе восприятия отличаются непосредственностью пространственных и временных контак­тов, то отношения между объектом и его воспроизведением в образе представления опосредованы. Информационные значения образа представления черпаются не из его непо­средственных отношений с объектом, а извлекаются из памяти — хранилища прошлого опыта непосредственных восприятий. Тем самым чувственный образ объекта, воспри­нятого когда-то в прошлом, превращается в исходный материал представления. Помимо памяти и прошлого опыта, факторами, опосредующими репрезентативную способность, могут быть разнообразные объектные, субъектные и инстру­ментальные факторы познания. Какие бы трансформации ни претерпевал образ представления объекта, он сохраняет с ним сходство (хотя бы и очень отдаленное). В отличие от опосредованного сходства объекта с образом его представле­ния, непосредственное сходство объекта с образом его восприятия является исчерпывающим по своим пространст­венно-временным значениям. Адекватность пространственно-временной структуры представления конфигурации объекта нарушается. При сравнении презентационных возможностей образа представления и знака виден факг сходства с объектом его образа представления и отсутствие сходства в отношениях знака и обозначаемого им объекта (веди, предмета). Способ­ность представлять объект в знаковой структуре обеспечива­ется произвольными и конвенциональными качествами ее природы. Другими словами, реврезентационные ресурсы любых знаковых систем, начина* с естественных языков, черпаются из интерсубъективной лрироды общения, культуры и истории, тогда как основные ресурсы образа представления являются ресурсами человеческой перцепции, хранящимися

/7

в прошлом опыте человека, в структурах его памяти. Именно поэтому образы представления часто называли и называют вторичными образами восприятия. Что касается функцио­нального сходства способностей образа представления и знака, то его заметили давно, еще в классической теории познания (Дж. Беркли, Д. Юм, Э. Кондильяк, Г. Гельмгольц и многие другие). Современный ход философско-психологических рас­суждений об образе представления обращает внимание на анализ последствий, которые вытекают из воздействия на него не только свойств знака и языка, но и процессов мышления и воображения. Однако рассмотрение таких сюжетов ввергло бы нас в пучину сложнейших сплетений познания и нарушило бы прозрачность методических требо­ваний учебного пособия.

Оценивая познавательную роль презентативной способнос­ти человека (и роль образов представления, в частности), мы отдаем себе отчет в том, что она является важнейшим выразителем операциональных средств и приемов преобразова­ния информационных значений внешнего и внутреннего мира человека, освоенных в культурно-историческом и индивидуаль­ном опыте. Здесь мы сосредоточимся лишь на принципиаль­ной характеристике тех закономерностей образа представле­ния, которые выражают его перцептивно-когнитивные воз­можности — возможности, обладающие значениями всеоб­щности и необходимости условий человеческого познания.

Уже в свойствах обобщенности чувственного образа, о которых речь шла вцше, проявляется способность к катего­ризации объекта, т. е. отнесение его к определенному классу. Обобщающая функция образа представления реализует тен­денции концептуализации объекта в более выраженных формах, в формах так называемых конфигуративных поня­тий. Представление свойств цвета, например, сопряжено как с извлечением,из памяти ранее воспринятых цветовых эталонов, так и с отнесением цвета к соответствующему понятию и связанному с ним названию — слову. И хотя структуру представления еще нельзя считать понятийной формой мышления, но она уже содержит все необходимые конфигуративные возможности перехода к логическим one-

рациям образования понятий. Образ представления оказыва­ется необходимым звеном, связующим процессы восприятия, речи и мышления в познавательной деятельности человека. Изобразительность, конфигуративность и вербальность в качестве свойств репрезентативного обобщения с наибольшей полнотой реализуются при рисовании. С помощью рисунка можно представить даже самое отвлеченное понятие или идеализированный объект. Образ того представления о пред­мете (понятии), который изображается на рисунке, может иметь очень обобщенный характер, не утрачивая связи с перцептивной природой своего происхождения. Представле­ния могут быть чувственно конкретными, насыщенными информационным материалом различных перцептивных мо­дальностей и очень отвлеченными, в которых могут фигури­ровать лишь геометрические (кружки, линии, многоугольни­ки, точки и т. п.) или топологические (пятна, схемы и т. п.) формы. Абстрактность перцептивной обобщенности представ­лений может достигать таких степеней, что в представляемых сюжетах сходство с источниками утрачивается, а смысловое содержание становится скрытым. Экспликация абстрактных представлений (например, в живописи) требует обязательного вербального, словесного сопровождения. Существенную роль в создании ирреальных (например, сказочных образов или образов типа сфинкса) и абстрактных образов представлений играет воображение.

Каждое представление располагает информацией о собст­венном прошлом, о накопленных памятью чувственных образах. Презентация этой информации в образе представле­ния обозначает перенос ее значений из структур прошлого опыта в структуры представления настоящего времени. Эта цель в реальной когнитивной практике никогда не может быть достигнута адекватным образом. Структура представле­ния никогда не может достичь тех эффектов целостности, которые столь типичны для структуры восприятия, — она имеет выраженную тенденцию к схематизации. Свойства проективной репрезентации — это измененная геометрия образа, измененная метрика его пространственной и времен­ной формы, измененная в направлении от геометрической

схемы к топологической. Схематизм представлений выражает активную организацию прошлого опыта, вносящую в их структуры существенные коррективы. Продуктивность подоб­ной схематизации заключается в целостности организации прошлого опыта. Все поступающие когнитивно-информаци­онные значения о зрительных, слуховых и образах других модальностей воспризводят структуру представления на пер­цептивном уровне, а остальная совокупность значений про­шлого опыта — значений языка, мышления, повседневной жизни и т. п. с учетом их культурно-исторической и индивидуально-личностной дифференциации — на более вы­соком уровне познания. Наверно, здесь следует упомянуть и о репрезентации информационных значений из сферы бессо­знательного, ибо, пожалуй, нет другого столь универсального способа распознавания образов бессознательного, каким яв­ляется их представление. Образы бессознательного можно «вытащить» в сферу рациональности только с помощью представления и затем уж их анализировать, привлекая другие средства (интерпретацию и т. п.). Только при презен­тации образов бессознательного надо учесть, что если в сфере рациональности представления царят правила с исключения­ми, то в царстве бессознательного господствуют исключения из правил.⁶ Радикальность подобного способа различения рационального и бессознательного не превращает границы между ними в непроходимые для репрезентативной способ­ности человека.

В чем состоят «исключения из правил», которым подчи­няется формирование образа представления? Схематизм структуры представления скрывает такую когнитивную ак­тивность, при какой открывается доступ к изменениям информационных значений и могут появляться новые значе­ния. Схема представляемой информации образует своего рода матрицу, протрформу, обусловливающую приведение значе­ний образа представления к конкретному виду. Такая схема «ставит» барьер на пути извлечения информации из памяти.

⁶ Перифраза одного высказывания Р. Музиля. См.: Музнль Р. Очерк поэтического познания // Литературная учеба. 1990. № 6. С. 188.

 

В процессе представления могут «теряться», «пропадать» большие информационные массивы. Подобные информацион­ные «издержки» являются следствием направленности про­ективных преобразований пространственно-временных форм образа представления к их топологическим свойствам, фор­мирующим его панорамность. Пространственная панорам-ность представления позволяет преодолевать гр'аницы види­мого перцептивного поля, представлять, что находится за ними. При воспроизведении отдельной фигуры можно пред­ставить те ее части (например, вид сзади), которые не попадают в поле зрения. Если, например, напомнить феномен соотношения фигуры и фона, то при представлении фигуры ее можно отделить от фона. Панорамность представления открывает когнитивный простор для новых возможностей познания.

Схематизация временной структуры представления (напри­мер, слухового воспроизведения мелодии) заключается в возможностях репрезентативных операций над свойствами последовательности и длительности времени. Значения пос­ледовательности смены состояний могут трансформироваться в образе представления в одновременную структуру, в которой динамика последовательности окажется затушеванной или вовсе может отсутствовать. Репрезентативные операции над длительностью времени заключаются в эффектах его растя­жения или сжатия. Фактор длительности времени сказыва­ется на устойчивости представления. Чем дальше по времени отстоят представляемые события, тем неустойчивее их образ представления. В процессах представления непрестанно идет борьба со временем, большой масштаб длительности которого приводит к выпадению отдельных информационных фрагмен­тов их структур. Умение представить прерывность времени формирует образ ритмического и повторяемого. Когнитивная ценность представления состоит как раз в том, чтобы выработать способность повторения опыта. Ведь продуктив­ность и истинность познания вообще зависят от возможностей повторения его результатов. Воспроизводя в структуре образа представления какое-то явление или событие, необходимо отдавать отчет в различиях его информационных значений.

Если память просто хранит информацию, то в представлении мы имеем дело с информацией в настоящий момент времени. Конечно, уже сам по себе акт репрезентации прошлой информации приобретает познавательное значение. Но в структуре представления значения информации, извлеченной из прошлого опыта, таят в себе возможности выхода к искомому, новому знанию. Возможности преобразований информации в представлении позволяют варьировать воссо­здаваемый образ. А от репрезентативных вариаций с обра­зом — один шаг до мысленного экспериментирования и моделирования.

Репрезентативное познание — это особый случай познания, когда объектами процессов, протекающих в настоящее время, становятся образы прошлого опыта, а временная пропасть между ними преодолевается человеческой способностью пред­ставления. Наряду с ретроспективной функцией представле­ния, его обращенностью к прошлому, принципиальным достоинством репрезентативной способности является еще ее проспективное качество. Сразу следует оговориться, что адекватность представления будущего страдает большей фраг­ментарностью и неустойчивостью своих структур. Проспек­тивное представление в значительной мере зависит от информационной насыщенности значений прошлых образов. Оно «выдает» некоторую доконцептуальную модель будущего, точнее — фрагмент или совокупность фрагментов будущего. Правда, представляемые фрагменты могут наделяться суще­ственными значениями информации, и среди них могут содержаться и элементы новых знаний. Особый класс проспективных функций представления образуют функции намерения. Под ним подразумеваются способности к намере­нию представлять что-либо. Согласно К. Левину, намеренное представление придает тому, что представляется, положи­тельную или отрицательную валентность.⁷ Если образ пред­ставления приобретает положительную валентность, то такое представление находит когнитивную реализацию; если ему

⁷ См.: Lew in К. A Dinamic Theory of Personality: Selected Papers. New York; London, 1935.

приписывается отрицательная валентность, то намерение что-то представить утрачивается. Проспективные функции репрезентативной способности (включая и функции намере­ния) выражают повседневно-практическую потребность людей в планировании своих действий. План — это схематический образ представления того, что необходимо сделать. Представ­ление в образе плана обладает гибкостью: одни элементы такого представления можно легко изменить, чтобы его выполнить. Мы можем представлять в плане то, что хотим запомнить или сказать, то, что ищем (исследуем, познаем), то, по поводу чего мы принимаем решение. Действие проспективных функций представления в познании избира­тельно по отношению к значениям информации, вариативно, т. е. содержит определенный набор вариантов образа пред­ставления, намеренно и основывается на оценке.

* * *

Функционирование реальных процессов познания исклю­чает «чистые» и независящие друг от друга преобразования информации в телесно-перцептивных структурах ощущений, восприятий и представлений. Перцептивные процессы интег­рируются, воздействуют друг на друга, наблюдается синтез перцептивной информации различных модальностей (осяза­тельных, вкусовых, обонятельных, слуховых, зрительных и кинестезических). Замечено, например, что зрительный образ восприятия или образ зрительного представления играет ведущую роль в чувственном познании, способствуя оптими­зации потоков информации и преобразования ее значений. Непременными «участниками» перцептивного познания ока­зываются разнообразные факторы культуры, истории, обще­ния, человеческого опыта и сознания. Их влияние на перцептивные процессы порой глубоко скрыто, законспири­ровано. Следствия, извлекаемые из этих трансцендентальных ограничений всякого познания, указывают на их активизи­рующую роль в перцептивных процессах. Они оказываются столь же необходимыми и всеобщими условиями перцептив­ного познания, сколь, в свою очередь, необходимой и всеобщей

является каждая его форма для познания в целом. От вопроса о специфике когнитивной роли перцептивных способностей человека трудно уйти любой теории познания. С ответом на этот вопрос связана сила теоретико-познавательных аргумен­тов. Он неизбежно встает в философии познания, и даже отказ от него символизирует вполне определенную позицию. Опыт решений перцептивной проблемы в истории и совре­менной философии свидетельствует, что обсуждение ее еще очень далеко от исчерпывающих ответов.

ПСИХОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ

Поиски специфики мышления обычно начинаются с установления признаков, отличающих его от перцепции. Во всяком случае такова гносеологическая традиция, сложив­шаяся в классической философии и не утратившая поныне своего значения. Благодаря ей широко распространено опре­деление мышления как процесса опосредствованного и обоб­щенного воспроизведения существенных связей между явле­ниями, давно уже ставшее типичным. Без признаков «опос-редствованность», «обобщенность» и «воспроизведение суще­ственных связей» не обходилась, пожалуй, ни одна из сенсуалистических или рационалистических версий мышле­ния. Философские расхождения между сенсуализмом и рационализмом возникали сразу же, как только приступали к конкретизации традиционных «универсалий» мышления в терминах языкоречевых, понятийно-логических и наглядно-образных принципов. Известно, что сенсуалистическая гипо­теза нивелировала различия перцептивных и мыслительных процессов, тогда как рационалистический взгляд усматривал принципиальный рубеж между ними.

До сих пор сторонники сенсуалистических идей в теории познания подразумевают под мышлением более сложные (по сравнению с перцепцией) образно-чувственные ассоциации, а рационалисты сводят перечень специфических признаков мышления к свойствам его языкоречевых и.понятийно-логи­ческих форм. Принципиальный смысл сенсуалистической

 

точки зрения заключается в том, чтобы не признавать за мышлением никаких особых, отличных от перцептивных, свойств, а его обобщенность и опосредствованность считать производными от обобщенности и опосредствованное™ чув­ственных ассоциаций. При этом понятийные формы мышле­ния редуцируются к чувственным формам-образам, высказы­вание -— к ассоциативной последовательности «перцептив­ных» понятий, а умозаключение — к ассоциативному ком­плексу «перцептивных» высказываний.

Согласно рационализму природа мышления изначально предопределена языковыми и понятийными свойствами. Произвольность и условность языковых (речевых, знаковых, символических и логических) средств способствуют радикаль­ному отделению мышления от перцепции. Мышлением можно называть лишь то, что выражено средствами языка и логики. По сути дела мышление тождественно языку и логике, а его признаки — «опосредствованность», «обобщенность» и «вос­произведение существенных связей» — приобретают логико-лингвистические значения.

Современная гносеология считает сенсуалистические и рационалистические традиции прояснения специфики мыш­ления необходимыми, но не достаточными. Дело в том, что они ограничиваются, как правило, анализом объектных возможностей мышления, т. е. анализом особенностей чувст­венно-образного, языкового и логического воспроизведения объекта в мышлении. Тогда как проблемы субъектной специфики мышления остаются в стороне от традиционного подхода или в лучшем случае подразумеваются формально. Исследовательский опыт завершающего столетия, приобре­тенный особенно в философской антропологии, феноменоло­гии, прагматизме, герменевтике, экзистенциализме, а также в психологии, лингвистике и смежных с ними дисциплинах, убедительно демонстрирует, что трудности определения ког­нитивной природы мышления возникают всякий раз при обращении и конкретизации ее субъектно-деятельностных оснований.

Мышление как предмет теории познания

Когда усматривают в мышлении одну из наиболее важных сущностных способностей человека, то оправдывается стрем­ление не только отличить рациональные черты человеческого бытия от образа поведения животных. С понятием о мышлении связывают интегративный способ познавательной деятельности человека по удовлетворению своих потребностей в знаниях о мире, о других людях, о самом себе, в общении и передаче опыта одних поколений другим. Мышление сосредоточивает и реализует творческий потенциал человека, продуцирует новое знание, обеспечивая прогнозирование и принятие решений, анализ и разрешение проблемных ситуа­ций.

Если мышление есть рационалистическая способность человека как субъекта познания, общения, повседневной жизни, культуры и истории и если вся его когнитивно-твор­ческая активность пронизана разнообразными индивидуаль­но-личностными и интерсубъективными значениями своего носителя, организована в способах его жизнедеятельности, то, по-видимому, нельзя рассуждать о мышлении, «вынося за скобки» философского анализа проблемы его субъектной специфики. Мышление внедрено в своего носителя-субъекта точно так же, как, скажем, сам человек связан с обществом. Насколько глубоко субъектные факторы влияют на мысли­тельные процессы и какие конкретные способы их субъектной организации значимы, зависит от того, в каком контексте культуры, истории и общественной жизни они протекают. Поэтому одинаково нельзя понять ни специфику мышления в отрыве от его субъектно-деятельностных оснований, ни самого субъекта, отвлекаясь от его мыслительных функций. Мышление — когнитивный способ существования и жизне­деятельности субъекта, и в этом смысле можно говорить, что его философско-гносеологический анализ есть вместе с тем и социокультурное исследование.

Пренебрежение субъектной характеристикой мышления как когнитивной деятельности породило ряд трудностей его понимания в традиционной гносеологии. Прежде всего речь

 

идет о трудностях, связанных с известными иллюзиями «непосредственной данности объекта», «бессубъектности» и «спонтанной активности» мышления.

Сенсуалистическая версия иллюзии «непосредственной данности объекта» базируется на принципах типа «нет ничего в разуме, чтобы не было в чувствах» или «быть — значит быть воспринимаемым». Рационалистическая версия этой же иллюзии исходит из принципов субстанционализации языко­вых и понятийных способов замещения объе