Еврей литовский – король польский

Говорят наши мудрецы, что далеко не каждого удостаивает Всевышний «обладать двумя столами»: быть мудрецом Торы и одновременно ворочать большими деньгами. Но еврей Шауль Валь из города Брест-Литовска был именно таким человеком. Ученый талмудист, он получил у польского короля привилегию на добычу и продажу соли по всей Литве. Будучи родом из Италии и говоря на нескольких европейских языках, был он также вхож в придворные сферы, носил почетный титул «слуга короля». Когда умер король Стефан Баторий, собрались паны на сейм, чтобы выбрать нового владыку Польши. Одни предлагали австрийского эрцгерцога, другие стояли за шведского принца, а третьи, самые шальные, держали руку Федора, сына Ивана Грозного. Споры шли весь день, уже зазвенели сабли, вынимаемые из ножен... И тогда магнат Николай Радзивилл, чтобы успокоить самых буйных, предложил избрать королем на одну ночь известного всем жида Шауля Валя. Паны рассмеялись, тряхнули усами и на том порешили.

Еврейское предание гласит, что всю ночь король Шаул провел без сна, составляя все новые и новые указы в пользу евреев. К сожалению, в архивах и летописях ни один из этих указов не сохранился. Зато прочный пергамент и надежные чернила прежних лет донесли до нас всевозможные постановления других королей и вельмож, цель которых одна: не дать еврею поднять голову. Вот некоторые из них: «Жидову с земли вон выбити...» (1495 г. Из указа великого князя Литовского об изгнании евреев из его земель).

«Если хочешь стать апостолом правды, вынь меч из ножен, чтобы они /евреи/, хотя бы и по принуждению, приняли христианство...»

(Из послания католического духовенства литовскому князю).

«Так как церковь терпит евреев лишь для того, чтобы они напоминали нам о муках «спасителя» /кавычки наши – ред./, то численность их отнюдь не должна возрастать».

(1542 г. Постановление Петроковского синода). «Мы обыкновенно не даем своей защиты тем, кто не приносит нам никакой пользы. Пусть защищает евреев тот, кто извлекает из них пользу...» (1539 г. Польский король Сигизмунд I реагирует так на известие, что евреи, живущие в панских поместьях, платят панам налоги. Этим он отдает их на произвол помещикам...).

«Евреи не могут быть «ни владетелями, ни откупщиками, ни жителями в украинских городах, где казаки имеют свои полки... которые жиды объявятся за Днепром, тех жидов в запорожском войске грабить и отпускать назад за Днепр».

(Из Зборовского договора, заключенного между польским королем и казаками Хмельницкого). «А жидам в Могилеве не быти и жития никакова не имети».

(Из указа царя Алексея Михайловича, воевавшего с поляками).

Список этот можно продолжать долго... Чтрбы отменить все эти указы, «королю Шаулу» пришлось бы скрипеть пером много ночей подряд. А у него была в запасе только одна... Поэтому сложили евреи поговорку: «Наше счастье так же непрочно, как королевство Шауля Валя».

Заветный рассказ

Душа Баал-Шем-Това оставила этот мир во время праздника Шавуот, в день дарования Торы... Я не знаю, слышны ли были рыдания его учеников. Если да, то они звучали очень тихо. Ведь слезы – это то, чего рабби Исроэль избегал всю жизнь, хотя поводов для плача было у него, как у каждого еврея, как у каждого праведника, предостаточно...

Но один человек рыдал в голос не стесняясь. Это был прислужник Бешта. Стоя у постели умирающего, он воскликнул, заламывая руки:

– Если душа моего господина оставит этот мир, как же я буду кормить свое семейство?

Ответил Баал-Шем-Тов голосом слабым, но по-прежнему веселым:

– Не бойся! Ты будешь странствовать из города в город и рассказывать людям о моих чудесах. И разбогатеешь...

Что ж, спустя некоторое время прислужник Бешта начал колесить по городам и местечкам Украины. Евреи собирались охотно, слушали рассказы про Бешта, разинув рты, а потом кидали в кружку медяки и мелкое серебро. Нехорошо, конечно, сомневаться в обещании праведника, но только никакого особого богатства из этого не получалось. Собранного едва хватало, чтобы покрыть расходы на дорогу.

Однако бывший прислужник Бешта не отчаивался. Он знал, он верил, он надеялся, что богатство когда-нибудь придет к нему. И продолжал заниматься своим неприбыльным делом. Однажды на постоялом дворе он повстречался с даршаном – бродячим проповедником. У нового знакомого дела тоже шли не ахти как. И вот сидели они вместе, покуривали трубочки и толковали о превратностях судьбы. Сказал вдруг даршан:

– Дам я вам хороший совет. В десятке верст отсюда живет один богач, вся услада души которого – слушать истории о чудесах Баал-Шем-Това. Поезжайте к нему, я уверен, что он не отпустит вас без щедрого подарка.

Что ж, совет был совсем неплох, и наш герой отправился в дорогу. Он приехал в нужное место, нашел дом богача и со скромной гордостью попросил передать ему, что вот, прибыл доверенный слуга Бешта, который может рассказывать о его чудесах день и ночь...

Тут же выбежал богач навстречу гостю, и усадил его, и угостил кренделем с глубокой чаркой в придачу, и, подперев голову ладонью, приготовился слушать. Прислужник открыл рот – и не знал, что сказать. Все, что он знал, позабылось. Как-будто кто-то стер всю память о былых поездках и приключениях, как узор с запотевшего стекла. Какая обида, какой конфуз.

– Ничего, – сказал богач. – Видно, вы устали с дороги. Идите в баню, попарьтесь там, освежитесь, а вечером, за субботним столом, расскажете без спешки о чудесах, которые, наверное, довелось вам видеть во множестве.

Прислужник ответил: «Омейн!»

Он сделал все, как сказал ему богач, – и попарился, и холодная вода миквы не раз сомкнулась над его головой, и усталость прошла, но памяти не прибавилось.

Как его упрашивал хозяин дома, сидя во главе богатого стола, вспомнить ну хоть что-нибудь, любой пустяк о том, что говорил и делал Бешт! Все без толку, память как отшибло. Прислужник сидел, нос в тарелку, сгорая со стыда. Наконец он выдавил:

– Что-то у меня с головою... Завтра полегчает, надо полагать...

Но на следующий день, за второй трапезой, повторилось то же самое. Трудно описать горе хозяина дома. Надо лишь добавить, что его гость был огорчен вдвое больше. И вдруг он закричал:

– Вспомнил! Вспомнил!

И вот, захлебываясь от волнения, он начал свой рассказ. Это было во время одного из путешествий. Бешт размышлял, кучер спал, лошади перебирали копытами, а дорога неслась им навстречу как бешеная. Наконец встали лошади у еврейской корчмы, находившейся на главной улице, как раз напротив церкви.

Диво-дивное: среди бела дня все окна и двери в корчме были наглухо закрыты. Послал тогда Бешт своего прислужника, чтобы достучался он до хозяев и велел, чтобы немедленно открыли ворота. Прислужник стучит – никакого ответа. Он стучит сильней, и тогда из-за ставней и засовов послышался рыдающий бас:

– Ой, евреи, ой, братья, не трогайте нас и пожалейте себя, потому что великая опасность грозит всем нам!

Вздрогнул прислужник и побежал передать Бешту эти странные слова. Прикрикнул рабби Исроэль:

– Передай этим глупцам, чтобы делали то, что им велят! И не будет от этого, с Б-жьей помощью, ничего плохого...

Что ж, заскрипели болты, засовы. Въехала телега во двор, зашел Бешт в корчму. Обитатели ее сидят, головы в пол, словно в трауре. А по кому траур? Да по самим себе, потому что есть в их округе один монах, наделенный изумительным красноречием. Раз в год читает он проповедь перед разными важными персонами, а также перед простым народом. И ни одна такая проповедь не проходит для евреев даром. Каждый раз после нее угрозы и побои, а то и тюрьма, а то и погром... Потому что весь жар своих речей этот монах направляет против народа Израиля. И вот сегодня он будет проповедовать в их церкви. Видите, съезжаются со всех сторон позолоченные кареты? Ах, зачем открыли они ставни, зачем не уехали отсюда куда глаза глядят? Ведь они же в этом местечке единственные евреи, весь гнев толпы падет на них...

А Бешт, совсем не обращая внимания на эти речи, стоял у стены и молился – с большой отрешенностью и с большим весельем. Когда кончил молиться, то подошел и открыл окно, хотя умоляли его хозяева не делать этого, так как окошко прямо напротив кафедры, за которой должен проповедовать монах, и если увидит он евреев, то еще пуще разъярится...

И вот, легок на помине! Подъехала коляска с балдахином из ткани, шитой серебром и золотом. И важные господа, толкаясь от усердия, вынесли из нее монаха и понесли его на руках к полированной черной кафедре, которая сверкала, как крышка гроба. Монах открыл рот – и полилась грязь на народ Израиля...

В это время рабби Исроэль, стоявший у окна, поманил монаха пальцем. Монах увидел Бешта, вздрогнул, замолчал, сошел с кафедры и, оставив публику в изумлении, побежал, подобрав рясу, в еврейскую корчму. Он не зашел в дверь, а полез прямо в окно.

Прихожане, охая и ахая, отправились за монахом следом, но Баал-Шем-Тов сделал им знак – «ступайте». И в большом страхе вернулись они обратно в церковь.

В разговоре с Бештом выяснилось, что монах этот – крестившийся еврей. Сказал рабби Исроэль очень строго:

– Злодей, сколько времени ты будешь лить невинную кровь и почему совсем не думаешь о раскаянии? Зарыдал монах:

– Святой рабби, да разве можно, чтоб мое раскаяние было принято? Ведь я совершил все грехи, какие только можно... А самый тяжкий грех – то, что я вредил своим братьям!

Ответил рабби Исроэль:

– Если твое раскаяние будет искренним, из глубины души, то я помогу твоей душе выбраться из грязи. Воскликнул монах:

– Рабби, как я узнаю, что душа моя прошла очищение? Баал-Шем-Тов сказал:

– Вот тебе знак: когда придет в твой дом человек и расскажет всю эту историю, знай, что исправление твоей души завершилось...

И вернулся потом монах в церковь, и начал говорить о доброте и святости еврейского народа. Так или иначе, но все закончилось благополучно. После окончания проповеди люди разъехались, не причинив евреям никакого вреда.

А что сталось с тем монахом – Всевышнему это ведомо, а мне нет...

Когда закончил прислужник рассказ, обрадовался хозяин дома до чрезвычайности и сказал:

– Всевышний знает, конечно, что стало с монахом, но и вы об этом сейчас узнаете...

Они прочли вечернюю молитву, сделали Авдалу. Потом хозяин дома заперся у себя в кабинете и не выходил два часа. А когда вышел, то держал в руках несколько мешочков, набитых золотыми монетами – целое состояние. И сказал богач вот что:

– Знайте, что я тот самый монах, которого Бешт когда-то поманил пальцем. Я так жадно слушал все истории про него, чтобы узнать, когда же, наконец, завершится исправление моей души... И дал я зарок отдать половину своего состояния тому, кто расскажет мне обо мне самом. И теперь я понял, почему вы разом забыли все истории про Бешта. Это для того, чтобы рассказать мне одну-единственную, которая будет знаком, что Всевышний принял мое раскаяние. А эти деньги – я прошу вас их немедленно принять. И поверьте, я дарю их от всей души. От всей, от всей...

Так сбылось предсказание Бешта: его прислужник разбогател. Хотя, наверное, в нашей истории не это главное.

А может, и это тоже.

Взгляд издалека

Больно до слез

«Никто не живет в таком довольстве, как еврей в Польше. У еврея на обед всегда есть жирный гусь, жирные куры, а убогий католик макает кусок хлеба в слезы, которые льются из его глаз...» (Из книги Яна Кмиты, писаря при солеварне).

СЛАДКИЙ ПОРТНОЙ

Не всем же быть великими мастерами... Жили в Вильне двое портных, которые шили так себе. Поэтому хорошие заказы доставались другим, а они латали лохмотья городской бедноте да мастерили из дерюги кафтаны и штаны крестьянам, которым неважно, где зад, где перед. Но наука утверждает, что от такой работы не разбогатеешь. Решили наши портные объединиться и начать бродить по деревням и хуторам, где заказы есть, а мастеров нет. Так и сделали. Тут сошьют старосте парадный кафтан, там сочинят жене стражника шубу, которую и летом неохота снять... В общем, бродячая фабрика из двух евреев.

Скопили они денег и после долгих странствий решили возвращаться домой. Случилось им проходить одну деревню. Солнце садилось, и портные стали искать ночлег. Обычно они останавливались у евреев: там мясная и молочная посуда отдельно и иконы не висят. Здешний еврей был важный господин – доверенный человек у пана, собирал с мужиков налоги. Только видят портные, что этот господин нос повесил. Они к нему: «Что случилось?» А он: «Отстаньте, не до вас». Как же тут отстанешь, если можно помочь, вмешаться, придумать такое, что до тебя никому в голову не приходило. Стали наши мастера хозяина теребить, пока не рассказал он о своем горе.

Дело в том, что пан, хозяин здешних земель, выдает замуж дочку. И решил он, что подвенечное платье у нее будет не простое, а особенное. Кто найдет портного? Еврей найдет. Привел он к пану одного – не годится, привел второго – не подходит. Всех портных, даже самых искусных, отослал этот капризный пан обратно. А потом, рассвирепев, сказал еврею:

– Ты, видно, совсем поглупел, если в таком простом деле разобраться не можешь. Если не найдешь мне мастера, прогоню тебя из своей деревни...

Тут еврей замолчал, а портные задумались. Вдруг один из них шепчет своему товарищу:

– Слушай, а что если Всевышний для нас приготовил эту работу?

Тот в ответ:

– Может быть...

И вот они подходят к хозяину и сообщают, что готовы сшить панской дочке подвенечное платье. Тот, даром что грустил, покатился со смеху:

– Да вы же, бродяги, из дерюги шьете! Два мешка вместе, а третий пополам! Как вы могли подумать такое, как осмелились...

Первый мастер сказал задумчиво:

– Если твой пан прогнал искусных мастеров, значит, он не в своем уме. А откуда тебе знать, что любят сумасшедшие? Может, как раз наша работа ему и понравится...

Хозяин вздохнул, отправился к пану и докладывает: так, мол, и так, последняя попытка, появились двое опытных портных. Пан взглянул искоса, дернул усом и велел сшить какую-нибудь кофточку для пробы. Они сшили – и понравилось! Портные работали, не разгибая спины, до самого вечера. Это пану тоже пришлось по душе, он любил смотреть, как люди стараются. Так давал он заказ за заказом, пока они не сшили все приданое. Когда работа была закончена, пан щедро расплатился с мастерами, потом послал за евреем и объявил: оплошность исправлена, значит, должность и жилье за ним сохраняются.

Еврей был очень рад, и мастера тоже. Глядя на их сияющие лица, жена пана вдруг возьми и скажи:

– Владек, если эти евреи так стоят друг за друга, может, они согласятся выкупить беднягу-арендатора, который сидит у нас в яме...

В те далекие времена люди жили по-домашнему. Если кто-то провинился перед паном, тот не тратил время на прокуроров с адвокатами, а просто кликал своих хлопцев, и несчастного бросали в темный подвал. Сейчас в нем сидел еврей-арендатор, который задолжал помещику деньги. И не один, а с женой и детьми – чтобы не скучали друг по другу. Сидели они так долго, страдали так тяжело, что уже и не чаяли выбраться живыми.

– А сколько он должен? – спросил первый портной.

Пан ответил – триста рублей.

Той ночью мастера не спали. Триста рублей у них были, даже больше – шестьсот. Но деньги были собраны нелегко – грош к полтиннику. И за них пришлось отдать несколько лет разлуки с семьей. Добавьте сюда ночлег где придется, уставшие ноги и страх, что караулит вас на ночной дороге. Второй портной заявил:

– Нет, я не могу... Выкупить еврея – важное дело, согласен. Если б можно было дать двадцать рублей, даже пятьдесят... Но тут нужно выложить половину того, что мы заработали! Как я покажусь перед женой, на что мы будем жить?

Его товарищ подумал и сказал:

– Знаешь, давай разделим наши деньги. Каждый поступит со своей долей так, как хочет...

Напарник сразу понял, что тот задумал. Начал отговаривать его, и махал руками, и рисовал в воздухе картины, плохие или хорошие в зависимости от того, на что друг решится. Но из этих разговоров ничего не вышло. Рассвет забрался в окошко и осветил две кучки денег. Потом одну из них...

Пан принял деньги, кликнул хлопцев, и они выпустили жида с родней на свободу. Как евреи были счастливы! Как они благодарили своего спасителя, какими благословениями осыпали его! Этого нельзя передать, но вам и так понятно.

Осыпанный благословениями нищий портной со своим богатым товарищем отправился домой, в родную Вильну. В архивах города не сохранилась запись его беседы с женой. Может, он сказал ей, что выполнил важную заповедь – выкуп пленных. Может, она кричала в ответ, что кормить семью – это тоже заповедь, что если он такой святой дурак, то зачем женился...

Короче, с той поры наш мастер упал духом, стал ворчать по пустякам, ругаться с соседями и заслужил прозвище Горький Портной. Заказчиков у него становилось все меньше и меньше, и в конце концов он уселся на перекрестке с протянутой рукой...

Шел как-то мимо один еврей, торговец льном. Наш портной, сгорая со стыда, попросил у него недову – подаяние.

– А что мне будет, если дам? – спросил торговец.

– Я благословлю тебя, – ответил Горький Портной.

Торговец оценил этот товар в пару медяков, получил благословение и отправился по своим делам. Он занимался тем, что скупал у панов лен и продавал его дальше. В тот день ему предстояла встреча с помещиком, у которого мозги были такие твердые, что о них можно орехи колоть. Цену он всегда заламывал высокую и сбавить ни за что не соглашался. Не лень ему было торговаться весь день, наслаждаясь тем, как еврей мучается и не может понять, заработает ли он хоть рубль на этой сделке.

Но в тот день все было по-другому. Пан сам выбежал ему навстречу, предложил скромную цену, и в несколько минут дело было сделано. Торговец ехал обратно, подсчитывал будущую прибыль, и нули в его тетрадочке росли и пухли, как тесто в горшке. Наконец он восклинул:

– Не может быть! Потом добавил:

– Тут что-то есть...

С тех пор, собираясь по делам, он всегда искал Горького Портного, давал недову и просил благословения, которое всегда помогало. Прошло полгода, наш торговец постепенно богател, а причину успеха держал в тайне. Однажды съехалась его родня на ярмарку. Собрались, выпили вина. Торговец льном вовремя не закусил и открыл секрет мужу сестры и брату жены, забыв, что и у них есть родственники... Назавтра вся Вильна говорила о том, что Горький Портной на самом деле Сладкий Портной. Люди стали стекаться к нему со всех сторон. Он их благословлял, и благословение помогало!

Вскоре о чудесном нищем узнал глава хасидов рабби Исроэль Баал-Шем-Тов. Он пригласил к себе нашего портного и спросил, как ему достался этот удивительный дар. Портной ничего не мог ответить. Ученостью он не отличался, молился не больше других и вообще был человек совсем обычный. Все это он честно сказал Бешту. Но Бешт не успокоился и продолжал расспрашивать гостя. Нищий поведал о своих невзгодах, и когда он дошел до истории с выкупом, Бешт воскликнул:

– Вот оно!

Он объяснил, что удивительный канал, по которому в мир спускается благословение, достался Горькому Портному потому, что тот спас других евреев из плена.

Портной спросил:

– Теперь я могу идти? Бешт ответил:

– Куда тебе спешить? Оставайся со мною.

Он стал учить портного Торе, и скоро горечь покинула того. Перед бывшим нищим открылся источник глубочайшей мудрости...

Прошли годы, теперь это был ученый человек, автор книги по Кабале. Я думаю, он не слишком жалел, что расстался с иглою. Не всем же быть портными. Мудрецы тоже нужны на свете...

Хедер Бешта

Алмазы и гребенки

Рабби Исроэль Баал-Шем-Тов любил повторять: «Еврейское имущество стоит дорого». Не всем понятен был смысл его слов. Ну хорошо бы говорилось это о торговце алмазами или драгоценными тканями. А если речь идет о бедном торговце, который продает гребенки да ленты и получает грошовую прибыль, – как тогда? И тогда Бешт загадывал своим ученикам загадку. Он говорил: «Люди едят людей, сидят на людях, и пользуются людьми вместо вилки и ложки...» Тут уж становилось совсем темно у них в голове. И тогда Бешт давал такое объяснение: «В каждой вещи есть искры Б-жественной святости – духовная сила, без которой эта вещь вообще не может существовать. Есть связь между этими искрами и корнями наших душ, которые происходят от сущности Творца. Эта связь может проявляться по-разному. Например, когда еврей садится обедать и произносит благословение на еду, искры Б-жественного света, находящиеся в пище, освобождаются и начинают подниматься Наверх, к Творцу, соединяя при этом верх и низ, Небо и землю. Сила этого света помогает еврею молиться, учить Тору и выполнять ее заповеди. Тем самым еврей «поднимает» любую вещь, с которой вступает в контакт, оправдывая ее существование. Когда работа с данной вещью закончена, Всевышний дает еврею другое задание, другие сосуды. Независимо от того, будут это алмазы или гребенки, цена их велика, ведь в каждой из них спрятаны искры Б-жественного света.

Поэтому надо повторить: «Еврейское имущество стоит дорого...»

Взгляд издалека

Евреи в городе

«Хоть евреи и гадкие нехристи, а все же хорошо иметь их в городе. У них найдешь шелк, меха, золото, серебро, жемчуг, и все дешевле... Еврей не позволяет себе излишеств. Посмотрите на его одежду,

войдите в его дом: он грызет чеснок, редьку или огурец, собирает денежку, угождает пану, а себе во всем отказывает...» (Из записок современника).

Морская история

Если среди читателей этой книги найдется человек с хорошей памятью, то наверняка вспомнится ему, как однажды Исройлик завез рабби Гершона, своего родича, в пруд, и там телега завязла.

Много воды утекло с тех пор. Рабби Гершон стал хасидом Бешта, одним из тех, кто помогал Исройлику освещать наш темный и колючий мир. Рабби Гершон очень изменился. Не нужно думать, что он перестал быть самим собой и начал прыгать на одной ноге, распевая песни и радуясь жизни. Нет, он остался все таким же: сосредоточенным, властным, решительным. Чуточку менее суровым.

Что же изменилось? Масштабы. Рабби Гершон много странствовал, он совершил совсем нелегкую по тем временам поездку в Эрец-Исраэль. Что еще? Теперь он гораздо меньше думал о том, что о нем скажут люди. У своего славного и загадочного родственника он позаимствовал потрясающую вольность в обращении с этим миром.

И, наконец, у рабби Гершона появилась лукавая улыбка Бешта. Впрочем, тоже мне товар...

Рассказывали люди, что рабби Гершон однажды в открытом море прыгнул в воду с корабля, чтобы по хасидскому обычаю принять микву перед молитвой. И удивлялись: разве не запрещает Галаха без нужды подвергать жизнь опасности? Или хасидам уже и закон не писан?

На самом деле все не так было. Не совсем так.

Сидел однажды рабби Гершон на завалинке с другим ученым хасидом, реб Цви из Каменца. И осмелился реб Цви попросить у приятеля разъяснения по поводу купания в открытом море. Рабби Гершон улыбнулся лукаво и сказал:

– Разве ты не знаешь, что есть у моряков обычай спускать в море парус, наподобие мешка, и купаться так в тихую погоду?

– А, ну тогда мне все понятно, – сказал реб Цви с облегчением.

Рабби Гершон снова улыбнулся:

– Но со мной все было по-другому...

И, любуясь вишнями украинскими, восхитительным закатом и редким на земле покоем, рассказал рабби Гершон простую довольно историю, которая происходила на море, среди волн.

Может быть, это было во время его поездки в Эрец-Исраэль? Мы не знаем. Находясь на корабле и глядя на безоблачное небо, рабби Гершон вдруг понял, почувствовал, узнал, что «Большой обвинитель» поднялся против обитателей судна и, возможно, всех ждет крушение и гибель.

Рабби Гершон решил заступиться за корабль, за всех, кто на нем был, за себя. Ему был ведом особый способ. Погружаясь в микву, человек вслед за своей молитвой переходит в другое измерение, и там он задает вопросы, исправляет ошибки, может добиться, чтобы суровый приговор отменили...

Их корабль на короткий срок пристал к берегу. Пассажиры и команда выбрались на сушу. Рабби Гершон сбросил одежду и с кормы корабля прыгнул в море. Он нашел ту дверь, о которой мы не знаем ничего, и вышел из нашего мира. Его тело на секунду появлялось на поверхности воды – набрать воздуха. По земным меркам это купание продолжалось необычно долго. Пассажиры вернулись на корабль, матросы подняли якорь, поставили паруса...

Рабби Гершон, оказавшись на поверхности, вдруг увидел, как удаляется фонарь на корме. О его характере мы уже чуточку знаем.

Однажды, оказавшись на берегу Днестра, рабби Гершон увидел, как тонет человек и на идише зовет на помощь. Рабби Гершон бросился в воду, и, хоть плыть пришлось долго, успел схватить тонущего и вынести его на сушу. Из этого родственник Бешта сделал вывод, что, когда надо, он может доплыть куда угодно...

Рабби Гершон решил: «Догоню». Он действительно вскоре догнал разворачивавшееся по ветру судно, но борта были высоки и просмолены на славу – скользко, не за что ухватиться.

Черный борт начал удаляться. Волны стали круче, а дыхания в груди меньше. Отчаянным усилием рабби Гершон еще несколько раз догонял корабль, но без толку. Он кричал – его никто не слышал.

Рабби Гершон начал тонуть. Он так наглотался соленой воды, что даже не мог прочесть видуй – исповедь, которая произносится, когда душа еврея покидает этот мир. Последняя мысль, которая мелькнула у рабби Гершона, носила галахический характер: ведь и будущий мир скорее всего утерян для него. То, что он бросился вдогонку за кораблем, напоминает самоубийство...

Тут его заметил какой-то араб, появившийся на корме. Спустили лодку, подняли тонущего на борт. Два часа рабби Гершон лежал без сил у борта, и его рвало соленой водой. Потом он встал, оделся и стал искать араба, чтобы отблагодарить его за чудесное спасение. Но матросы сказали, что никакого араба у них на корабле нет.

Чудо?

Корабль благополучно закончил свое плавание, буря и крушение его миновали.

Тоже чудо? И он, кажется, приложил к этому руку. Правда, при этом чуть не погиб.

– Так что же все это значит? – воскликнул реб Цви.

– Откуда я знаю? Разве можно все понять? И рабби Гершон улыбнулся в третий раз. Улыбка Бешта – тоже мне товар...

Неподвижное колесо

Редко, правда, но случалось, что какой-нибудь еврей становился доносчиком. Бегал он к пану или к воеводе и нашептывал, какой налог евреи не доплатили, кто тайком торгует брагой, хотя помещик объявил, что только у него есть право продавать спиртное в этих краях...

Понятно, что доносчик платил пану подати гораздо меньше, чем другие, если вообще платил. И понятно, что другие евреи его ненавидели и боялись. Поэтому когда в одном местечке скончался такой тип, слез никто не проливал, скорее напротив...

Жил в тех краях ученик Бешта рабби Яаков-Йосеф по прозвищу Магид из Полонного. Он вдруг объявил, что пойдет провожать доносчика в последний путь. Услышав это, остальные евреи почесали в затылках: если такой праведник, как Магид из Полонного, не гнушается идти за телом доносчика, значит, тут что-то кроется... И все местечко тоже пошло на кладбище.

По обычаю положено держать траурную речь. Рабби Яаков-Йосеф встал рядом с погребальными носилками и сказал:

– У одного помещика была любимая собака по кличке Бри-тон. Она ходила с ним на охоту и без устали гонялась за бедными зверями, которые жили в лесу...

Услышав такое начало, сын покойного понял, что не о бриллиантовой душе его отца, не о любви к вдовам и сиротам сейчас пойдет речь, а совсем о другом... Он повернулся и побежал к замку помещика кликнуть его казаков, чтобы уволокли прочь дерзкого праведника, а может и взгрели бы его своими плетеными нагайками.

Рабби Яаков-Йосеф видел это, но как ни в чем не бывало продолжал:

– И вот однажды собака эта взяла да и подохла. Великая радость охватила всех зверей. Но один лис, старый и умный, сказал им такие слова: «Глупые, чему тут радоваться? Если б этот пес сдох на заре дней своих, тогда была бы причина для веселья. Ну а теперь он успел обучить своему ремеслу других собак, и они начнут гоняться за нами с еще большим усердием, чем эта тварь...»

Тут Магид показал на тело доносчика и закончил:

– Если б это был единственный доносчик в наших краях, я бы сказал: давайте плясать и веселиться. Но у него, к несчастью, нашлись ученики. И я вам скажу: надо плакать...

И народ, поразмыслив над словами праведника, стал и впрямь лить слезы. А Магид вскочил в телегу, которая ждала его у ворот кладбища, и крикнул кучеру: «Погоняй!»

Славные лошадки пошли рысью, но телега ехала как-то странно, одно колесо у нее не вертелось.

– Ребе, что это? – восклинул кучер.

Магид усмехнулся:

– Это душа доносчика ухватилась за колесо и благодарит меня за позор, потому что тем самым я спас ее от более страшного суда...

Учитель Магида, Баал-Шем-Тов, сказал потом:

– Уже была готова собака по кличке Бритон, в теле которой должна была поселиться душа этого доносчика. Но мой ученик выручил его в последнюю минуту...

Как – это мы уже знаем.

Еврейские знаки и приметы

Если враг поднялся...

Как защититься от ецер ара – дурного побуждения? Нужно постоянно учить Тору, особенно Мишну. Самое подходящее время для таких занятий – раннее утро. Ведь сказано: «Если враг поднялся, чтобы убить тебя, встань пораньше и убей его первым...» Еще одно средство – читать молитву «Шма» с большим сосредоточением.

Еще средство: целуя мезузу, сосредоточиться на одном из Имен Всевышнего, которое начинается с буквы «Шин».

И наконец нужно быть по-настоящему скромным. Тогда нечистой стороне этого мира будет не за что зацепиться в нашей душе...

Ветер истории