Так научился я проглатывать слова. Их могильщики: я называл

Их исследователями и испытателями, -- так научился я подменять

Слова.

Могильщики выкапывают болезни себе. Под старым хламом

Покоятся дурные испарения. Не надо взбалтывать топь. Надо жить

На горах.

Блаженными ноздрями вдыхаю я опять свободу гор! Наконец

Мой нос избавился от запаха всякого человеческого существа!

Защекоченная свежим воздухом, как от шипучих вин,

Чихает моя душа, -- чихает и весело приговаривает: на

Здоровье!

Так говорил Заратустра.

О трояком зле

Во сне, последнем утреннем сне, стоял я сегодня на высокой

Скале -- по ту сторону мира, держал весы и взвешивал

Мир.

О, слишком рано утренняя заря подошла ко мне: пылающая,

Она разбудила меня, ревнивая! Она всегда ревнует меня к моему

Утреннему, знойному сну.

Измеримым для того, у кого есть время, весомым для

Хорошего весовщика, достижимым для сильных крыльев, возможным

Для разгадки теми, кто щелкает божественные орехи, -- таким

нашел мой сон мир:

Мой сон, смелый плаватель, полукорабль, полушквал,

Молчаливый, как мотылек, нетерпеливый, как сокол, -- как же

Нашлось у него сегодня терпение и время взвешивать мир!

Не внушила ли ему это тайно моя мудрость, смеющаяся,

Бодрствующая мудрость дня, которая насмехается над всеми

Quot;бесконечными мирами"? Ибо она говорит: "Где есть сила, там

Становится хозяином и число: ибо у него больше силы".

Как уверенно смотрел мой сон на этот конечный мир, без

жажды нового, без жажды старого, без страха, без мольбы:

Как будто наливное яблоко просилось в мою руку, спелое

золотое яблоко с холодной, мягкой, бархатистой кожицей, --

таким представлялся мне мир --

-- как будто дерево кивало мне, с широкими ветвями,

Крепкое волею, согнутое для опоры и как алтарь для усталого

путника, -- таким стоял мир на моей высокой скале --

-- как будто красивые руки несли навстречу мне ларец --

ларец, открытый для восторга стыдливых, почтительных глаз, --

таким несся сегодня навстречу мне мир --

Не настолько загадкой, чтобы спугнуть человеческую

Любовь, не настолько разгадкой, чтобы усыпить человеческую

Мудрость: человечески добрым был для меня сегодня мир, на

Который так зло клевещут!

Как благодарю я свой утренний сон, что сегодня на заре

Взвесил я мир! Человечески добрым пришел ко мне этот сон и

Утешитель сердец!

И пусть днем поступлю я подобно ему, и пусть его лучшее

Послужит мне примером: хочу я теперь положить на весы три

худшие вещи и по-человечески взвесить их. --

Кто учил благословлять, тот учил и проклинать: какие же в

Мире три наиболее проклятые вещи? Их хочу я положить на весы.

Сладострастие, властолюбие, себялюбие: они были до

Сих пор наиболее проклинаемы и больше всего опорочены и

Изолганы, -- их хочу я по-человечески взвесить.

Ну что ж! Здесь моя скала, а там море: оно

подкатывается ко мне, косматое, льстивое, верный, старый,

Стоголовый чудовищный пес, любимый мною.

Ну что ж! Здесь хочу я держать весы над бушующим морем; и

Свидетеля выберу я, чтобы следил он, -- за тобой, ты, одинокое

дерево, сильно благоухающее, с широко раскинутой листвою,

любимое мною! --

По какому мосту идет к будущему настоящее? Какое

Принуждение принуждает высокое склоняться к низкому? И что

велит высшему -- еще расти вверх? --

Теперь весы в равновесии и неподвижны: три тяжелых вопроса

Я бросил на них, три тяжелых ответа несет другая чаша весов.

Сладострастие: жало и кол для всех носящих власяницу и

Презрителей тела и "мир", проклятый всеми потусторонниками: ибо

Оно вышучивает и дурачит всех наставников плутней и блудней.

Сладострастие: для отребья медленный огонь, на котором

Сгорает оно; для всякого червивого дерева, для всех зловонных

Лохмотьев готовая пылающая и клокочущая печь.

Сладострастие: для свободных сердец нечто невинное и

Свободное, счастье сада земного, избыток благодарности всякого

Будущего настоящему.

Сладострастие: только для увядшего сладкий яд, но для тех,

у кого воля льва, великое сердечное подкрепление и вино из вин,

Благоговейно сбереженное.