Шторх об обращении капитала. ] оборотный капитал как общая характеристика капитала. Год как мера оборотов оборотного капитала

{«В каждой отрасли промышленности предприниматели становятся продавцами продуктов, в то время как вся остальная нация, а часто даже и чужие нации являются покупателями этих продуктов... Постоянное, повторяющееся беспрерывно, движение оборотного капитала, уходящего от предпринимателя и возвращающегося к нему в своей первоначальной форме, можно сравнить с кругом, который им описывается; отсюда назва­ние оборотного, которое носит капитал, и название обращения — для его движения» (Storch. Cours d'économie politique. Tome I, Paris, 1823, стр. 404—405).

«В более широком смысле слова обращение охватывает движение всякого товара, который обменивается» (стр. 405). «Обращение происхо­дит посредством актов обмена... Со времени введения денег товары уже не обмениваются, а продаются» (стр. 405—406). «Для того чтобы товар находился в обращении, достаточно предложения... Богатство в обращении: товар» (стр. 407). «Торговля есть только часть обращения; торговля охватывает покупки и продажи, производимые только торговцами; обра­щение — покупки и продажи, производимые всеми предпринимателями и даже всеми... жителями» (стр. 408).

«Лишь до тех пор пока издержки обращения необходимы для того, чтобы довести товары до потребителя, обращение является реальным, и его стоимость увеличивает годовой продукт. С того момента, когда обра­щение переходит за этот предел, оно становится излишним и уже ничем не способствует обогащению нации» (стр. 409). «За последние годы мы видели примеры излишнего обращения в России, в Санкт-Петербурге. Застой внешней торговли побудил торговцев иным образом использовать свои бездействующие капиталы, и так как они уже не могли использовать их для импорта иностранных товаров и для экспорта отечественных това­ров, они решили извлечь прибыль путем покупки и перепродажи тех товаров, которые находились на месте. Огромные партии сахара, кофе, пеньки, железа и т. д. быстро переходили из рук в руки, и часто товар, не выходя со склада, двадцать раз менял собственника. Подобного рода обращение предоставляет торговцам все возможности для азартной игры, но в то время как оно обогащает одних, оно разоряет других, и националь­ное богатство на этом ничего не выигрывает. То же самое имеет место и в денежном обращении... Подобного рода излишнее обращение, кото­рое основано только на простом изменении цен, называют ажиотажем» (стр. 410—411). «Обращение выгодно обществу лишь в том случае, если оно необходимо для доставки товаров потребителю. Всякий окольный путь, всякая задержка, всякий промежуточный обмен, не являющийся абсолютно необходимым для достижения этой цели или не содействующий уменьшению издержек обращения, — вредят национальному богатству, на­прасно повышая цены товаров» (стр. 411).

«Обращение является тем более производительным, чем быстрее оно совершается, т. е. чем меньше времени оно отнимает у предпринимателя для того, чтобы он мог сбыть готовый продукт, который он выносит на рынок, и чтобы его капитал вернулся к нему в его первоначальной форме» (стр. 411). «Предприниматель может возобновить производство лишь после того, как он продаст готовый продукт, а вырученные деньги употребит на покупку нового сырья и на новую заработную плату; следовательно, чем скорее обращение приводит к этим двум результатам, тем скорее он полу­чает возможность возобновить производство и тем больше продуктов дает его капитал в течение данного промежутка времени» (стр. 411—412). «На­ция, капитал которой обращается с быстротой, достаточной для того, чтобы несколько раз в год возвращаться к тому, кто впервые привел его в движе­ние, находится в том же положении, как земледелец в счастливом климате, который может в течение года снять с того же самого участка земли три или четыре урожая» (стр. 412—413). «Медленное обращение удорожает предметы потребления 1) косвенно, путем уменьшения той массы товаров, которая могла бы существовать; 2) непосредственно, так как пока продукт находится в обращении, его стоимость прогрессивно возрастает в резуль­тате рент с капитала, затраченного на его производство; чем медленнее совершается обращение, тем больше накопляются эти ренты, что без пользы повышает цену товара». «Средства для сокращения и ускорения обращения: 1) выделение класса работников, которые занимаются исклю­чительно торговлей; 2) удобный транспорт; 3) деньги; 4) кредит» (стр. 413).}

Простое обращение состояло из множества одновременных или последовательных актов обмена. Их единство, рассматри­ваемое как обращение, существовало, собственно говоря, только с точки зрения наблюдателя. (Обмен может быть случайным, и он носит более или менее такой характер там, где он огра­ничивается обменом излишков, а не охватывает процесс про­изводства в целом.) В обращении капитала мы имеем ряд меновых операций, меновых актов, каждый из которых представ­ляет по отношению к другим некоторый качественный момент, момент в воспроизводстве и возрастании капитала. Здесь имеет место система актов обмена, представляющая собой обмен веществ, поскольку рассматривается потребительная стоимость, и смену форм, поскольку рассматривается стоимость как тако­вая. Продукт относится к товару как потребительная стоимость к меновой стоимости; таким же образом товар относится к деньгам. Здесь один ряд достигает своей вершины. Деньги относятся к товару, в который они обратно превращаются, как меновая стоимость к потребительной стоимости; и тем более так деньги относятся к труду.

[VI—26] Поскольку капитал в каждый момент процесса сам представляет собой возможность своего перехода в другую, следующую фазу и, таким образом, возможность всего процесса, выражающего жизненный акт капитала, постольку каждый из этих моментов потенциально является капиталом — отсюда товарный капитал, денежный капитал — наряду с той стоимостью, которая полагает себя как капитал в процессе производства. Товар может представлять капитал, пока этот товар может превращаться в деньги и, следовательно, покупать наемный труд (прибавочный труд). Так обстоит дело со стороны формы, возникающей из обращения капитала. С вещественной стороны товар остается капиталом до тех пор, пока этот товар представляет собой сырье (в собственном смысле или полуфабрикат), орудие, жизненные средства для рабочих. Каждая из этих форм есть потенциальный капитал. Деньги, с одной стороны, представляют собой реализованный капитал, капитал в качестве реализованной стоимости. С этой стороны деньги (рассматриваемые как конечный пункт обращения, где они вместе с тем должны рассматриваться и как исходный пункт) являются капиталом κατ' έξοχήν[xxxiii]. А затем деньги являются опять-таки капиталом особенно в их отношении к процессу производства, поскольку они обмениваются на живой труд. При обмене денег на товар (новая покупка сырья и т. д.), производимом капиталистами, деньги, напротив, являются не капиталом, а средством обращения, всего лишь мимолетным опосредствованием, при помощи которого капиталист обменивает свой продукт на элементы, его образу­ющие.

Обращение не является для капитала всего лишь внешней операцией. Если капитал возникает только в процессе произ­водства, посредством которого стоимость увековечивается и возрастает, то в чистую форму стоимости — где стерлись как следы его становления, так и его специфическое бытие в виде потребительной стоимости — он вновь превращается только посредством первого акта обращения, в то время как повторе­ние процесса производства, т. е. жизненного процесса капи­тала, возможно только посредством второго акта обращения, который состоит в обмене денег на условия производства и образует введение к акту производства. Следовательно, обра­щение входит в понятие капитала. Если первоначально деньги или накопленный труд выступали как предпосылка до обмена со свободным трудом, но кажущаяся самостоятельность объек­тивного момента капитала по отношению к труду была снята и объективированный труд, существующий самостоятельно в виде стоимости, предстал во всех отношениях как продукт чужого труда, как отчужденный продукт самого труда, — то теперь капитал является лишь предпосылкой своего собственного обращения (капитал в качестве денег был предпосылкой своего становления капиталом, но капитал как результат стоимости, поглотившей и ассимилировавшей живой труд, выступал в качестве исходного пункта не обращения вообще, а обращения капитала), так что капитал существовал бы самостоятельно и безразлично также и без этого процесса. Но теперь движение тех метаморфозов, которые должен проделать капитал, яв­ляется условием самого процесса производства в такой же сте­пени, как и его результатом.

Поэтому в своей реальности капитал выступает как ряд оборотов в течение данного периода. Капитал уже не представ­ляет собой один оборот, один [период] обращения; он есть полагание оборотов, полагание всего процесса обращения. Само созидание им стоимости выступает как обусловленное обращением (а стоимость является капиталом только как увековечивающая себя и умножающая себя стоимость): 1) ка­чественно, так как капитал не может возобновить фазу про­изводства, не пройдя через фазу обращения; 2) количественно, так как масса стоимостей, создаваемых капиталом, зависит от числа его оборотов в течение данного периода; 3) так как, сле­довательно, время обращения в обоих отношениях является ограничивающим началом, пределом времени производства, и vice versa[xxxiv]. Поэтому капитал является по существу оборотным капиталом. Если в цехе, где осуществляется процесс произ­водства, капитал выступает как собственник и хозяин, то со стороны обращения он выступает как зависимый и обуслов­ленный общественной связью, которая, с той точки зрения, на которой мы теперь еще находимся, заставляет капитал всту­пать в процесс простого обращения и фигурировать попере­менно то как Т по отношению к Д, то как Д по отношению к Т.

Однако это обращение представляет собой туман, за кото­рым скрыт еще целый мир, мир взаимосвязей капитала, которые эту возникающую из обращения, из общественного общения собственность приковывают к общественному общению и ли­шают ее характера самодовлеющей собственности и независи­мости, присущей такого рода собственности. Перед нами уже открылись две перспективы на этот лежащий еще вдали мир: [во-первых] в том пункте, где обращение капитала выталкивает из кругооборота капитала положенную им в форме продукта и обращающуюся стоимость; и, во-вторых, в том пункте, где капитал втягивает из обращения в свой кругооборот какой-нибудь другой продукт; сам этот продукт капитал превращает в один из моментов своего бытия. Во втором пункте капитал предполагает производство, но не свое собственное непосред­ственное производство. В первом пункте капитал может пред­полагать производство, если его продукт сам является сырьем для другого производства; или же капитал может предполагать потребление, если он придал продукту законченную форму, пригодную для потребления. Ясно, что потребление не должно прямо входить в кругооборот капитала. Обращение капитала в собственном смысле, как мы увидим дальше, есть еще только обращение между различными деловыми людьми. Обращение между деловыми людьми и потребителями, тождественное с роз­ничной торговлей, представляет собой второй кругооборот, который не включен в непосредственную сферу обращения капи­тала и который капитал проходит после того, как им пройден первый кругооборот, и одновременно наряду с ним. Одновре­менность различных кругооборотов капитала, так же как и одновременность его различных определений, становится ясной только в том случае, если предположить наличие многих капи­талов. Таким же образом процесс жизни человека состоит в про­хождении им различных возрастов. Но вместе с тем все возрасты человека существуют бок о бок, будучи распределены между различными индивидами.

Поскольку процесс производства капитала вместе с тем есть технологический процесс — просто процесс производства, — а именно, производство определенных потребительных стоимо­стей посредством определенного труда, словом, процесс, совер­шаемый таким способом, который определяется самой этой целью; поскольку из всех этих процессов производства наиболее фундаментальным является тот, посредством которого тело воспроизводит необходимый для него обмен веществ, т. е. создает жизненные средства в физиологическом смысле; по­скольку этот процесс производства совпадает с земледелием, а это последнее одновременно доставляет также непосредственно (например, в виде хлопка, льна и т. д.) или косвенно, посред­ством животных, которых оно кормит (шелк, шерсть и т. д.), значительную часть сырья для промышленности (собственно говоря, все сырье, которое не относится к добывающей промыш­ленности); поскольку воспроизводство в земледелии умеренного пояса (родины капитала) связано с общим обращением Земли вокруг Солнца, т. е. поскольку урожаи большей частью сни­маются один раз в году, — постольку год (только он различно исчисляется для различных видов производства) берется в ка­честве всеобщего периода, на основе которого исчисляется и измеряется сумма оборотов капитала, подобно тому как есте­ственный рабочий день был такой же естественной единицей в качестве меры рабочего времени. При исчислении прибыли, а еще более — процента, мы поэтому и видим единство времени обращения и времени производства, видим капитал, положен­ный в качестве такого единства и измеряющий сам себя. Сам капитал как совершающий процесс — т. е. совершающий обо­рот — [VI—27] рассматривается как работающий капитал, а плоды, которые он, как предполагается, приносит, исчис­ляются соответственно его рабочему времени — общей продол­жительности одного оборота. Происходящая при этом мисти­фикация заложена в природе капитала.

[4) РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ОСНОВНЫМ И ОБОРОТНЫМ КАПИТАЛОМ В ТРАКТОВКЕ БУРЖУАЗНЫХ ЭКОНОМИСТОВ]

Прежде чем подробнее заняться вышеприведенными сообра­жениями, посмотрим сначала, какие различия между основным капиталом и оборотным капиталом выдвигаются экономистами. Раньше мы уже нашли тот новый момент, который привходит при исчислении прибыли в отличие от прибавочной стоимости. Точно так же теперь уже должен обнаружиться некоторый новый момент в различии между прибылью и процентом. При­бавочная стоимость по отношению к оборотному капиталу, очевидно, выступает как прибыль в отличие от процента как прибавочной стоимости по отношению к основному капиталу.

Прибыль и процент представляют собой формы прибавочной стоимости. Прибыль содержится в цене. Поэтому она кончается и реализуется, когда капитал достигает того пункта своего обращения, где он обратно превращается в деньги, или пере­ходит из своей формы товара в форму денег. О поразительном невежестве, на котором основана полемика Прудона против процента, следует сказать впоследствии.

(Здесь еще раз, чтобы не забыть, следует заметить по поводу Прудона: прибавочную стоимость, которая доставляет столько забот всем рикардианцам и антирикардианцам, этот смелый мыслитель объясняет, попросту мистифицируя ее: «всякий труд оставляет излишек, я это выдвигаю как аксиому»... Посмотреть саму формулу в тетради[41]. То обстоятельство, что рабочие работают сверх необходимого труда, Прудон превращает в не­кое мистическое свойство труда. Одним только ростом произ­водительной силы труда этого не объяснишь; этот рост может увеличить количество продуктов, производимых в течение опре­деленного рабочего времени, но он не может придать им ника­кой прибавочной стоимости. Рост производительной силы труда имеет здесь значение лишь в той мере, в какой он высвобождает прибавочное время, время для труда сверх необходимого. Единственным внеэкономическим фактом при этом является то, что человеку не нужно тратить все свое время на производство предметов необходимости, что помимо рабочего времени, необ­ходимого для поддержания своего существования, он распо­лагает еще свободным временем, которое, следовательно, он может потратить также и на прибавочный труд. Но в этом нет ровно ничего мистического, так как его потребности столь же ничтожны в первобытном состоянии, как и его рабочая сила [Arbeitskraft]. Наемный же труд вообще появляется только тогда, когда развитие производительной силы уже настолько прогрессировало, что высвободилось значительное количество времени: это высвобождение уже выступает здесь как истори­ческий продукт. Невежество Прудона может сравниться только с тем объяснением, которое дает Бастиа понижению нормы прибыли, предполагая, что это понижение эквивалентно воз­растанию нормы заработной платы[xxxv]. Бастиа двояким образом выражает эту заимствованную им у Кэри бессмыслицу: во-первых, понижается норма прибыли (т. е. отношение при­бавочной стоимости к применяемому капиталу); во-вторых, понижаются цены, но стоимость, т. е. общая сумма цен, увели­чивается, что и означает только то, что возрастает валовая при­быль, а не норма прибыли.)

Во-первых, [экономисты понимают основной капитал] в при­веденном выше смысле фиксированного капитала (J. St. Mill. Essays on some unsettled Questions of Political Economy. London, 1844, стр. 55), закрепленного, несвободного, нереализуемого капитала, застрявшего в одной из фаз своего совокупного про­цесса обращения. В этом смысле Дж. Ст. Милль, так же как и Бейли в приведенных выше цитатах[xxxvi] правильно говорят о том, что значительная часть капитала страны всегда лежит без применения.

«Различие между основным и оборотным капиталом — более кажуще­еся, чем реальное; например, золото является основным капиталом и лишь в той мере оборотным, в какой оно расходуется на позолоту и т. д. Корабли представляют собой основной капитал, хотя в буквальном смысле они обращаются. Акции иностранных железных дорог составляют предмет торговли на наших рынках; точно так же и наши железные дороги могут оказаться на мировом рынке и в этом смысле они являются оборотным капиталом наравне с золотом» (A. Anderson. The Recent Commercial Distress. London, 1847, стр. 4).

По Сэю [основной капитал], это — капитал,

«настолько связанный с каким-либо одним видом производства, что его уже нельзя оттуда извлечь для того, чтобы посвятить его какому-либо другому виду производства» [42].

Здесь имеет место отождествление капитала с определенной потребительной стоимостью, с потребительной стоимостью для процесса производства. Эта связанность капитала как стои­мости с особенной потребительной стоимостью — потребитель­ной стоимостью в сфере производства — во всяком случае является важным моментом. Этим [основной капитал] охарак­теризован больше, чем неспособностью к обращению, которая, собственно, говорит лишь о том, что основной капитал пред­ставляет собой противоположность оборотному капиталу.

В своей книге «The Logic of Political Economy» (London, 1844, стр. 113—114) Де Квинси говорит следующее:

«Оборотный капитал, в своей нормальной идее, означает какой бы то ни было фактор» (прекрасный логик), «который, будучи производительно потреблен, погибает в процессе самого акта потребления».

(Соответственно этому оборотным капиталом будут уголь и смазочное масло, но не хлопок и т. д. Ведь нельзя сказать, что хлопок, будучи превращен в прязку или в ситец, погибает, хотя подобное превращение, несомненно, означает производи­тельное потребление хлопка.)

«Капитал является основным, если он все снова и снова используется для одной и той Же операции, и чем больше число повторений, с тем боль­шим основанием инструмент, двигатель или машина могут быть подве­дены под наименование основного капитала» (там же, стр. 114).

Согласно этому взгляду, оборотный капитал погибает, потребляется в акте производства, а основной капитал — кото­рый для большей ясности определяется как инструмент, двигатель или машина (следовательно, из этого определения исключается, например, мелиорация почвы) — постоянно слу­жит для одной и той же операции. Разграничение касается здесь только технологического различия в производственном акте, но не имеет никакого отношения к форме; оборотный и основной капитал, в тех различиях, которые здесь указы­ваются, хотя и обладают отличительными признаками, в силу которых один «какой бы то ни было фактор» является основным, а другой — оборотным капиталом, но ни один из них не обла­дает теми свойствами, которые давали бы ему право на «наиме­нование» капитала.

По мнению Рамсея («An Essay on the Distribution of Wealth». Edinburgh, 1836),

«только фонд жизненных средств является оборотным капиталом, так как капиталист должен тотчас с ними расстаться и он вовсе не входит в процесс воспроизводства, а непосредственно обменивается на живой труд для целей потребления. Весь остальной капитал (также и сырье) остается во владении его собственника или предпринимателя до тех пор, пока продукт не будет завершен» (стр. 21). «Оборотный капитал состоит исключительно из продуктов питания и других предметов необходимости, авансируемых рабочим до завершения продукта их труда» (стр. 23).

Относительно фонда жизненных средств Рамсей прав по­стольку, поскольку это единственная часть капитала, которая обращается во время самой фазы производства и с этой точки зрения является оборотным капиталом par excellence[xxxvii]. С другой стороны, неверно, что основной капитал остается во владении его собственника или предпринимателя не дольше того вре­мени или до тех пор, «пока продукт не будет завершен». Поэтому в дальнейшем Рамсей и определяет основной капи­тал как

«любую часть продукта этого труда (труда, затраченного на какой-либо товар), существующую в такой форме, в которой этот продукт хотя и со­действует производству будущего товара, но не идет на содержание рабочих» {стр. 59].

(Но ведь сколько товаров не идут на содержание рабочих, т. е. не относятся к числу предметов потребления рабочих! По Рамсею, все они — основной капитал.)

***

(Если проценты на 100 ф. ст. в конце первого года — или в конце первых трех месяцев — составляют 5 ф. ст., то капи­тал в конце первого года равен 105, или 100 (1 +0,05) ф. ст.; в конце четвертого года капитал будет равен 100 (1 + 0,05)⁴ = = 121,550625 ф. ст.=121 ф. ст. 11 шилл. ³/₅ фартинга[xxxviii]. Стало быть, сверх 20 ф. ст. дополнительно нарастут проценты в раз­мере 1 ф. ст. И шилл. 0,6 фартинга.)

[VI—28] (В поднятом выше вопросе {об исчислении при­были в зависимости от числа оборотов капитала][xxxix] предпола­галось, с одной стороны, что капитал в 400 ф. ст. совершает за год только один оборот, а с другой стороны, что [капитал в 100 ф. ст.] совершает за год 4 оборота, причем норма при­были и в том, и в другом случае равна 5%. В первом случае капитал один раз в год дает 5% прибыли, т. е. 20 ф. ст. на 400 ф. ст., во втором случае — 4 × 5%, т. е. точно так же — 20 ф. ст. в год на 100 ф. ст. Скорость оборота заменила бы величину капитала, подобно тому как в простом денежном обращении 100 000 талеров, совершающие три оборота за год, соответствуют 300 000 талеров, а 3 000 талеров, совершающие 100 оборотов, также соответствуют 300 000 талеров. Но если капитал совершает 4 оборота в год, то имеется возможность того, что при втором обороте прибыль сама будет присоеди­нена к капиталу и будет обращаться вместе с ним. Тогда полу­чилась бы разница в прибыли в размере 1 ф. ст. 11 шилл. 0,6 фартинга. Но эта разница отнюдь не вытекает из принятого нами предположения. Налицо лишь абстрактная возможность этого. Из принятого нами предположения, напротив, вытекает, что для оборота капитала в 100 ф. ст. необходимы 3 месяца. Следовательно, если месяц составляет, например, 30 дней, то для капитала в 105 ф. ст. при тех же самых условиях оборота, при том же самом отношении времени оборота к величине капи­тала, для совершения оборота нужно не 3 месяца, а больше[xl] (105: х = 100:90; х = 90 × 105/100 = 9450/100 = 94 ⁵/₁₀ дня = 3 месяца и 4¹/₂ дня). Тем самым первая трудность полностью устранена.) (Из того обстоятельства, что больший капитал с более мед­ленным оборотом создает прибавочную стоимость не бóльшую, чем меньший капитал с относительно большей скоростью обо­рота, вовсе не следует само собой, что меньший капитал обра­щается скорее, чем больший. Поскольку больший капитал включает в себя больше основного капитала и вынужден отыскивать более отдаленные рынки, постольку это правильно. Размер рынка и скорость оборота не обязательно обратно пропорциональны друг другу. Это бывает только в том случае, когда наличный физический рынок не является экономическим рынком, т. е. когда экономический рынок все более и более удаляется от места производства. Впрочем, поскольку это не вытекает исключительно из различия основного и оборот­ного капитала, моменты, определяющие обращение различных капиталов, еще не могут быть рассмотрены здесь. Заметим мимоходом: поскольку торговля создает новые пункты обра­щения, т. е. втягивает в общение различные страны, открывает новые рынки и т. д., это есть нечто совсем иное, чем простые издержки обращения, необходимые для проведения определен­ного количества меновых операций; это — создание не опера­ций обмена, а самого обмена. Создание рынков. Этот пункт надо будет еще рассмотреть особо, прежде чем мы покончим с обращением.)

***

Продолжим теперь обзор взглядов на «основной» и «обо­ротный» капитал.

«В зависимости от того, более или менее преходящим является капитал, следовательно, чаще или реже он должен быть воспроизведен в течение дан­ного времени, он называется оборотным или основным капиталом. Далее, [оборотный] капитал обращается или возвращается к своему хозяину в весьма неодинаковые промежутки времени; например, пшеница, куплен­ная фермером для посева, есть основной капитал по сравнению с пшеницей, купленной пекарем для приготовления из нее хлеба» (Ricardo. On the Principles of Political Economy, and Taxation. 3rd edition. London, 1821, стр. 26—27) [Русский перевод, том I, стр. 49—50].

Затем Рикардо также отмечает:

«Различные пропорции основного и оборотного капитала в различных отраслях, различная долговечность самого основного капитала» (там же, стр. 27) [Русский перевод, том I, стр. 50].

«Два различных предприятия могут применять капитал одинаковой стоимости, но очень различным образом разделяющийся на основную и оборотную части. Они могут даже применять основной и оборотный капи­тал одинаковой стоимости, но долговечность основного капитала может быть весьма неодинаковой. Например, одно предприятие применяет паро­вые машины, стоящие 10 000 ф. ст., другое — корабли» (это из издан­ного Сэем перевода книги Рикардо: «Des principes de l'économie politique et de l'impôt». Seconde édition. Tome I, Paris, 1835, стр. 29—30) [Рус­ский перевод, том I, стр. 50].

С самого начала неправильным является у Рикардо то, что в его трактовке капитал оказывается «более или менее преходя­щим». Капитал как капитал не является преходящим — он есть стоимость. Но та потребительная стоимость, в которой фиксирована стоимость, в которой она существует, является «более или менее преходящей» и поэтому должна быть «чаще или реже воспроизведена в течение данного времени». Различие между основным и оборотным капиталом здесь, следовательно, сводится к большей или меньшей необходимости воспроизвод­ства данного капитала в течение данного времени. Это — одно из различий, устанавливаемых Рикардо.

Различные степени долговечности, или различные уровни, основного капитала, т. е. различные степени относительной длительности, относительной закрепленности — таково второе различие. Таким образом, основной капитал сам является основным в большей или меньшей степени. Один и тот же капитал выступает в одном и том же предприятии в двух раз­личных формах, являющихся особенными способами существо­вания основного и оборотного капитала; поэтому он существует двояко. Быть основным или оборотным капиталом является особенной определенностью капитала, помимо того что он есть капитал. Но капитал должен развиться до этого обособ­ления.

Что касается, наконец, третьего различия, а именно, «что капитал обращается или возвращается в весьма неодинаковые промежутки времени», то под ним Рикардо подразумевает, как показывает его пример с пекарем ж фермером, не что иное, как различие тех промежутков времени, в течение которых капитал в различных отраслях производства, в соответствии с их осо­бенностями, закреплен, занят в фазе производства в отличие от фазы обращения. Здесь, стало быть, основной капитал высту­пает таким, каким мы его имели прежде в виде закрепленности в каждой фазе; с той лишь разницей, что специфически более или менее продолжительная закрепленность капитала в фазе производства, именно в этой определенной фазе, рассматри­вается здесь как то, что полагает своеобразие капитала, его особенность.

Деньги пытались полагать себя как непреходящую стои­мость, как вечную стоимость, относясь отрицательно к обра­щению, т. е. к обмену с реальным богатством, с преходящими товарами, которые, как очень мило и очень наивно описывает Петти[xli], растворяются в преходящем удовлетворении потреб­ностей. В капитале непреходящий характер стоимости (непре­ходящий до известной степени) полагается тем, что хотя капи­тал и воплощается в преходящих товарах, принимает их форму, но столь же постоянно меняет ее, попеременно чередуя свою непреходящую денежную форму и свою преходящую товарную форму; непреходящий характер полагается как то, чем он только и может быть: как такое преходящее, которое снимает свой преходящий характер, — как процесс, как жизнь. Но эту свою способность капитал приобретает лишь тем, что он, по­добно вампиру, постоянно всасывает в себя живой труд как душу.

Непреходящий характер — долговечность стоимости в форме капитала — устанавливается только посредством воспроизвод­ства, которое само является двояким, воспроизводством в виде товара, воспроизводством в виде денег и единством этих двух процессов воспроизводства. При воспроизводстве в виде товара капитал закреплен в определенной форме потребительной стои­мости и, таким образом, не является, как это ему надлежит быть, всеобщей меновой стоимостью и тем более не является реализованной стоимостью. То обстоятельство, что капитал в акте воспроизводства, в фазе производства полагает себя как стоимость, он подтверждает только посредством обращения. Бóльшая или меньшая недолговечность того товара, в кото­ром [VI—29] существует стоимость, требует более медленного или более быстрого его воспроизводства, т. е. более частого или менее частого повторения процесса труда.

Особенная природа той потребительной стоимости, в ко­торой существует стоимость или которая теперь является телом капитала, сама выступает здесь как то, что определяет форму и деятельность капитала, придает капиталу то или иное осо­бенное свойство по сравнению с другим капиталом, обособляет его. Поэтому, как мы уже видели во многих случаях, нет ничего ошибочнее того взгляда, что разграничение между по­требительной стоимостью и меновой стоимостью, — которое в простом обращении, в той мере, в какой оно реализуется, оказывается вне экономического определения формы, — вообще лежит за пределами экономического определения формы. Напротив, на различных ступенях развития экономических отношений мы обнаруживали, что меновая стоимость и потре­бительная стоимость определены в различных отношениях и что эта определенность сама выступает как различное определе­ние стоимости как таковой.

Потребительная стоимость сама играет роль экономической категории. Где она играет эту роль, вытекает из самого анализа рассматриваемых отношений. Рикардо, например, считающий, что политическая экономия буржуазного общества имеет дело только с меновой стоимостью и лишь внешне затрагивает потребительную стоимость, как раз важнейшие определения меновой стоимости берет из потребительной стоимости, из ее отношения к меновой стоимости: например, земельная рента, минимум заработной платы, различие между основным и обо­ротным капиталом, которому [различию] как раз он приписы­вает значительнейшее влияние на определение цен (посредством неодинакового воздействия, оказываемого на цены повышением или понижением уровня заработной платы); точно так же обстоит дело и в соотношении спроса и предложения и т. д.

Одно и то же определение один раз выступает в определе­нии потребительной стоимости, а затем — в определении мено­вой стоимости, но на различных ступенях и с различным зна­чением. Использовать — значит потреблять, будь то в целях производства или потребления. Обмен есть этот акт [использо­вания, или потребления], опосредствуемый некоторым обще­ственным процессом. Само использование может быть обус­ловлено обменом и являться его простым следствием; с другой стороны, обмен может быть всего лишь моментом использования, и т. д. С точки зрения капитала (в обращении) обмен выступает как полагание его [капитала] потребительной стоимости, в то время как, с другой стороны, использование капитала (в акте производства) выступает как полагание для обмена, как пола­гание его [капитала] меновой стоимости.

Точно так же обстоит дело с производством и потреблением. В буржуазной экономике (как и во всякой другой) они даны в специфическом отличии друг от друга и в специфическом единстве друг с другом. Дело заключается как раз в том, чтобы понять эту differentia specifica[xlii]. Если утверждать вместе с г-ном Прудоном или с сентиментальными социалистами, что производство и потребление представляют собой одно и то же, то этим ничего не достигнешь[xliii].

В рикардовской трактовке [различия между основным и оборотным капиталом] хорошо то, что прежде всего подчерки­вается момент необходимости более быстрого или более мед­ленного воспроизводства; что, таким образом, бóльшая или меньшая недолговечность, более медленное или более быстрое потребление (в смысле самопожирания) рассматривается по отношению к самому капиталу. Следовательно, берется значе­ние потребительной стоимости для самого капитала.

Сисмонди, напротив, сразу же привносит определение, являющееся прежде всего внешним для капитала: непосред­ственное или косвенное потребление со стороны человека, является ли для него предмет непосредственным или косвенным жизнен­ным средством, — с этим Сисмонди связывает более быстрое или более медленное потребление самого предмета. Те пред­меты, которые непосредственно служат жизненными средствами, более преходящи, так как они предназначены для уничтоже­ния, чем те предметы, которые помогают изготовлению жиз­ненных средств. Для этих последних долговечность — их назна­чение, а их недолговечность — рок. Сисмонди говорит:

«Основной капитал [служит потребностям человека] косвенным обра­зом, он потребляется медленно, помогая человеку воспроизводить то, что предназначено для его потребления. Оборотный капитал не перестает непосредственно обслуживать потребности человека... Всякий раз, когда какая-нибудь вещь потреблена, она оказывается для кого-нибудь потреб­ленной безвозвратно; вместе с тем может существовать и такой человек, для которого ее потребление связано с воспроизводством» (Sismondi. Nouveaux Principes d'Economie Politique. Seconde édition. Tome I, Paris, 1827, стр. 95) [Русский перевод, том I, стр. 188].

Сисмонди изображает это отношение еще и в таком виде:

«Первое превращение годового потребления в долговечные предметы, Способные увеличить производительные силы будущего труда,— это основ­ной капитал; эти первоначальные операции всегда выполняются посред­ством труда, представленного заработной платой, обмениваемой на жизнен­ные средства, которые рабочий потребляет во время работы. Основной капи­тал потребляется постепенно» (т. е. изнашивается постепенно). Второе превращение: «оборотный капитал состоит из подлежащих обработке семян (сырье) и из потребления рабочего» (там же, стр. 97—98, 94) [Рус­ский перевод, том I, стр. 189, 187].

Все это, скорее, относится к возникновению капитала. [Итак, у Сисмонди мы имеем] во-первых, превращение, состоя­щее в том, что основной капитал сам представляет собой лишь ставшую стационарной форму оборотного капитала, закреплен­ный оборотный капитал; во-вторых, предназначение: одно пред­назначено быть потребленным в качестве средства производства, а другое — в качестве продукта; иными словами, различные виды потребления продукта определяются его ролью среди условий производства в процессе производства.

Шербюлъе упрощает дело таким образом, что оборотный капитал — потребляемая, а основной капитал — непотребляе­мая часть капитала[43]. (Одна часть — съедобна, другая — несъедобна. Довольно легкий способ разбираться в деле.)

Шторх в одном, уже приведенном месте[xliv] вообще отстаи­вает для оборотного капитала назначение капитала находиться в обращении. Он сам себя опровергает, когда говорит {Storch. Cours d'Economie Politique. Tome I, Paris, 1823, стр. 246):

«Всякий основной капитал первоначально происходит от какого-ни­будь оборотного капитала и нуждается в постоянной поддержке за счет оборотного капитала»

(следовательно, основной капитал возникает из обращения, т. е. он сам в первый момент своего существования является оборотным капиталом и постоянно возобновляется посредством обращения; хотя, таким образом, он не входит в обращение, обращение входит в него). К тому, чтó Шторх добавляет вслед за этим:

«Н и к а к о й основной капитал не может приносить доход без помощи оборотного капитала» (там же),—

мы вернемся впоследствии.

{«Производительное потребление не является, собственно говоря, расходом, а представляет собой только авансы, поскольку они возвраща­ются к тому, кто их сделал» (работа Шторха «Considérations sur la Nature du Revenu National», Paris, 1824, направленная против Сэя, стр. 54).

(Капиталист возвращает рабочему часть его собственного прибавочного труда в форме аванса, как нечто такое, за аван­сирование чего рабочий должен отдать капиталисту не только эквивалент, но и прибавочный труд.)}

(Формула для исчисления сложных процентов гласит:

S = с (1 + i) ⁿ, где S есть общий размер капитала с по истечении n лет при норме процента i.

Формула для исчисления аннуитета:

 

[5)] ПОСТОЯННЫЙ И ПЕРЕМЕННЫЙ КАПИТАЛ. КОНКУРЕНЦИЯ. [СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТЬЮ, ВРЕМЕНЕМ ПРОИЗВОДСТВА И ВРЕМЕНЕМ ОБРАЩЕНИЯ]

Выше мы разделили капитал на постоянную и переменную стоимость; это разделение всегда правильно, если рассматри­вать капитал внутри фазы производства, т. е. в непосредствен­ном процессе увеличения стоимости капитала. Каким образом сам капитал в качестве предпосланной стоимости может изме­нить свою стоимость соответственно повышению или пониже­нию издержек своего воспроизводства или также вследствие понижения прибыли и т. д. — это, очевидно, относится только к тому отделу, где капитал рассматривается как реальный капитал, как взаимодействие многих капиталов, а не сюда, где рассматривается общее понятие капитала.

{Так как конкуренция исторически выступает внутри страны как уничтожение цехового принуждения, государственного регулирования, внутренних пошлин и т. д., а на мировом рынке как устранение разобщенности, запретительных или покрови­тельственных пошлин — словом, выступает исторически как отрицание границ и пределов, свойственных ступеням произ­водства, предшествующим капиталу; так как исторически конкуренция вполне правильно обозначалась и [VI—30] отстаи­валась физиократами как laissez faire, laissez passer[xlv], то она и рассматривалась только с этой, лишь отрицательной, лишь исторической ее стороны, а с другой стороны, это привело к еще большей нелепости, к тому, что конкуренцию рассматри­вали как столкновение освободившихся от оков, руководящихся только собственным интересом индивидов, как взаимное оттал­кивание и притяжение свободных индивидов и, таким обра­зом, — как абсолютную форму существования свободной инди­видуальности в сфере производства и обмена. Нет ничего ошибочнее такого взгляда.

Если свободная конкуренция уничтожила границы преж­них производственных отношений и способов производства, то прежде всего следует заметить, что то, что для нее являлось подлежащим преодолению пределом, для прежних способов производства было имманентной границей, в рамках которой они естественным образом развивались и двигались. Эти гра­ницы становятся подлежащими преодолению пределами лишь после того, как производительные силы и отношения общения развились настолько, чтобы капитал как таковой мог начать выступать в качестве регулирующего принципа производства. Те границы, которые он ломал, были подлежащими преодоле­нию пределами для его движения, развития, осуществления. Капитал при этом отнюдь не уничтожал все границы, все пре­делы, а только не соответствующие ему границы, которые являлись для него подлежащими преодолению пределами. Капитал внутри своих собственных границ — как бы эти границы с более высокой точки зрения ни выступали в каче­стве подлежащих преодолению пределов производства и как бы они ни становились такого рода пределами в силу собствен­ного исторического развития капитала — чувствует себя сво­бодным, беспредельным, т. е. ограниченным лишь самим собой, лишь своими собственными жизненными условиями. Подобным же образом цеховое ремесло в эпоху своего расцвета находило в цеховой организации полностью ту свободу, в которой оно нуждалось, т. е. соответствующие ему производственные отно­шения. Ведь оно само породило их из себя и развило их как свои имманентные условия, а, следовательно, отнюдь не как внешние и стеснительные пределы. Исторический аспект отри­цания цехового строя и т. д. со стороны капитала посредством свободной конкуренции означает только то, что достаточно окрепший капитал при помощи адекватного ему способа обще­ния уничтожил те исторические пределы, которые затрудняли и тормозили адекватное ему движение.

Но конкуренция далеко не исчерпывается этим ее всего лишь историческим значением или этим всего лишь отрица­тельным содержанием. Свободная конкуренция представляет собой отношение капитала к самому себе как к другому капи­талу, т. е. реальный образ действий капитала как капитала. Только по мере развития свободной конкуренции внутренние законы капитала — которые на первоначальных исторических ступенях его развития выступают лишь как тенденции — пола­гают себя как законы, а основанное на капитале производство полагает себя в своих адекватных формах. Ибо свободная кон­куренция есть свободное развитие основанного на капитале способа производства, свободное развитие условий капитала и самого капитала как процесса, постоянно воспроизводящего эти условия.

В условиях свободной конкуренции свободны не индивиды, а капитал. До тех пор пока покоящееся на капитале производ­ство является необходимой и поэтому наиболее подходящей формой для развития общественной производительной силы, движение индивидов в рамках чисто капиталистических условий выступает как их свобода, которая, однако, при этом догмати­чески прославляется в качестве таковой путем беспрестанных ссылок на пределы, уничтоженные свободной конкуренцией. Свободная конкуренция представляет собой реальное развитие капитала. Она полагает в качестве внешней необходимости для отдельного капитала то, что соответствует природе капитала, основанному на капитале способу производства, понятию капи­тала. То взаимное принуждение, которое капиталы в условиях конкуренции применяют по отношению друг к другу, по отно­шению к труду и т. д. (конкуренция между рабочими является лишь иной формой конкуренции капиталов), представляет собой свободное и вместе с тем реальное развитие богатства в ка­честве капитала. Это настолько соответствует действитель­ности, что наиболее глубокие экономические мыслители, как например Рикардо, предполагают абсолютное господство сво­бодной конкуренции, чтобы иметь возможность изучать и формулировать адекватные законы капитала, — законы, которые вместе с тем выступают как господствующие над капиталом жизненные тенденции.

Но свободная конкуренция представляет собой адекватную форму производительного процесса капитала. Чем больше она развивается, тем в более чистом виде выступают формы движе­ния капитала. Предполагая абсолютное господство свободной конкуренции, Рикардо, например, фактически, помимо своей воли, признал историческую природу капитала и ограниченный характер свободной конкуренции, которая как раз и является лишь свободным движением капиталов, т. е. их движением при таких условиях, которые не свойственны никаким преды­дущим, разложившимся ступеням, а являются собственными условиями капитала. Господство капитала есть предпосылка свободной конкуренции, совершенно так же как римская импе­раторская деспотия была предпосылкой свободного римского «частного права».

До тех пор пока капитал слаб, он сам еще ищет опору в про­шлых или исчезающих с его появлением способах производ­ства. Когда он чувствует себя сильным, он отбрасывает эти костыли и движется соответственно своим собственным законам. Когда он начинает ощущать самого себя пределом для развития и когда его начинают рассматривать как такой подлежащий преодолению предел, он ищет прибежище в таких формах, которые, хотя они кажутся завершением господства капитала, вместе с тем, в результате обуздания свободной конкуренции, являются провозвестниками его разложения и разложения покоящегося на нем способа производства. То, что заложено в природе капитала, реально выступает наружу, как внешняя необходимость, лишь через посредство конкуренции, которая сводится к тому, что реально существующие многие капиталы навязывают друг другу и самим себе имманентные определения капитала. Поэтому ни одна категория буржуазной экономики, и даже самая первая — например, определение стоимости, — не становится действительной иначе как через посредство свободной конкуренции, т. е. через посредство действительного процесса капитала, процесса, который выступает как взаимо­действие капиталов и всех остальных, определяемых капита­лом, отношений производства и общения.

Отсюда, с другой стороны, происходит та нелепость, что свободную конкуренцию рассматривают как конечное разви­тие человеческой свободы, а отрицание свободной конкуренции отождествляют с отрицанием индивидуальной свободы и осно­ванного на индивидуальной свободе общественного производства. Это есть лишь свободное развитие на ограниченной основе — на основе господства капитала. Поэтому этот вид индивидуальной свободы есть вместе с тем полнейшее упразд­нение всякой индивидуальной свободы и полное порабощение индивидуальности такими общественными условиями, которые принимают форму вещных сил и даже сверхмощных вещей — вещей, независимых от самих индивидов, вступающих в те или иные отношения друг к другу.

Раскрытие того, чем является свободная конкуренция, есть единственный рациональный ответ на превознесение свободной конкуренции со стороны пророков буржуазии или на прокля­тия в ее адрес со стороны социалистов. Когда говорят, что в рамках свободной конкуренции индивиды, руководствуясь только своими частными интересами, осуществляют обществен­ный или, точнее, всеобщий интерес, то это означает лишь то, что в условиях капиталистического производства они давят друг на друга и что поэтому их взаимный антагонизм сам есть лишь воссоздание тех условий, при которых имеет место это взаимодействие. Впрочем, когда иллюзия относительно кон­куренции как якобы абсолютной формы свободной индивидуаль­ности исчезает, это служит доказательством того, что условия конкуренции, т. е. условия производства, основанного на капи­тале, уже ощущаются и мыслятся как подлежащие преодоле­нию пределы и что поэтому они уже являются и все более и более становятся такими пределами. Утверждение, что свободная конкуренция равносильна конечной форме развития произво­дительных сил, а потому и человеческой свободы, сводится к тому, что господство буржуазии означает конец всемирной истории — несомненно, приятная мысль для позавчерашних выскочек.}

[VI—31] Прежде чем продолжить обзор взглядов на основной и оборотный капитал, вернемся на мгновение к тому, что было развито раньше.

Допустим покамест, что время производства и рабочее время совпадают. Тот случай, когда внутри самой фазы производства имеют место перерывы, обусловленные технологическим про­цессом, мы рассмотрим впоследствии.

Предположим, что фаза производства какого-нибудь капи­тала составляет 60 рабочих дней, в том числе — 40 необходимых рабочих дней. Тогда, согласно ранее развитому закону, при­бавочная стоимость, или стоимость, вновь созданная капита­лом, т. е. присвоенное капиталом чужое рабочее время, равняется 60 - 40 = 20 рабочим дням. Обозначим эту прибавоч­ную стоимость (= 20) буквой S. Фазу производства — или рабочее время, затраченное в течение фазы производства — обозначим буквой р. Созданная в определенный промежуток времени, который мы обозначим буквой Z — например в 360 дней, — совокупная [прибавочная] стоимость никогда не может быть больше, чем количество фаз производства, содер­жащееся в 360 днях [и умноженное на величину прибавочной стоимости, созданной в течение одной фазы производства]. Максимальный коэффициент величины S, т. е. максимум при­бавочной стоимости, которую может создать капитал при дан­ных предпосылках, равняется числу повторений создания S в течение 360 дней. Крайний предел этих повторений — предел воспроизводства капитала или, точнее, как это имеет место теперь, воспроизводства его процесса производства — опре­деляется отношением периода производства к тому совокуп­ному периоду, в течение которого должен повторяться период производства. Если совокупный период составляет 360 дней, а производство продолжается 60 дней, то 360/60, или Z/p, т. е. 6, есть коэффициент, показывающий, сколько раз p содержится в Z, или как часто, соответственно своим собственным имма­нентным границам, процесс воспроизводства капитала может повториться в течение 360 дней.

Само собой разумеется, что максимум создания S, т. е. создания прибавочной стоимости, дан числом тех процессов, в течение которых прибавочная стоимость S может быть произ­ведена за данный промежуток времени. Величина — и выра­жает это отношение. Частное Z/p, или q, есть наибольший коэффи­циент величины S за время, равное 360 дням, вообще за время Z. Величина SZ/p, или Sq, представляет собой максимум [прибавочной] стоимости, [созданной за время Z ]. Так как Z/p = q, то Z = pq; т. е. весь период Z был бы временем производства. Фаза производства p повторяется столько раз, сколько раз она содержится в Z. Совокупная величина [прибавочной] стоимости, созданной капиталом в течение определенного времени, была бы равна тому прибавочному труду, который присваивается капи­талом в течение одной фазы производства, помноженному на число, показывающее, сколько раз эта фаза производства со­держится в данном промежутке времени.

Таким образом, в приведенном выше примере совокупная величина прибавочной стоимости равна 20 360/60 = 20 6 = 120 рабочим дням. Величина q, т. е. Z/p, выразила бы число оборотов капитала; но так как Z=pq, то величина p равнялась бы Z/q; иными словами, продолжительность одной фазы производства была бы равна совокупному времени, деленному на число обо­ротов. Фаза производства капитала была бы, следовательно, равна одному обороту капитала; время оборота и время произ­водства были бы полностью тождественны; поэтому число обо­ротов определялось бы исключительно только отношением одной фазы производства к совокупному времени.

Однако при указанной предпосылке время обращения при­нято равным нулю. Но это время имеет определенную величину, которая никогда не может стать равной нулю. Предположим теперь, что на 60 дней времени производства, или на 60 произ­водственных дней, приходятся 30 дней обращения; это время обращения, приходящееся на величину р, обозначим буквой с. В этом случае один оборот капитала, т. е. совокупное время, требующееся капиталу до того, как он сможет повторить про­цесс увеличения стоимости — процесс полагания прибавочной стоимости, — составляет 30 + 60 = 90 дней (= p + с). (1 U (оборот) = р+с.)

Оборот, требующий 90дней, в течение 360 дней может быть повторен только 360/90 раз, т. е. только четыре раза. Таким обра­зом, прибавочная стоимость, равная 20 рабочим дням, может быть создана лишь 4 раза; 20 4 = 80. В течение 60 дней капи­тал производит 20 прибавочных дней; но 30 дней он вынужден потратить на обращение, т. е. в течение этих 30 дней он не может создавать никакого прибавочного труда, никакой прибавочной стоимости. Для капитала это то же самое (если рассматривать результат), как если бы за 90 дней он создал прибавочную стои­мость всего лишь в размере 20 дней. Если в предыдущем при­мере число оборотов определялось величиной Z/p, то теперь оно определяется величиной , или Z/U. Максимум [прибавочной] стоимости был равен SZ/p; действительно созданная прибавочная стоимость теперь равна ; Следовательно, число оборотов равняется сово­купному времени, деленному на сумму времени производства и времени обращения, а совокупная [прибавочная] стоимость равна величине S, помноженной на число оборотов. Однако этой формулы нам еще недостаточно для того, чтобы выразить соотношение между прибавочной стоимостью, временем произ­водства и временем обращения.

Максимум созданной [прибавочной] стоимости содержится в формуле SZ/p; максимум, ограниченный временем обращения, равен или SZ/U; если вычесть вторую величину из первой, то получим:

 

Мы, таким образом, получили разность этих двух величин, равную или Величина, или S', как мы можем обозначить величину [прибавочной] стоимости, производимой во втором случае, выражается формулой . Прежде чем комментировать эту формулу, следует вывести еще другие.

Если частное мы обозначим буквой q', то q' будет выражать число оборотов за время Z, т. е. q' будет служить выра­жением того, сколько раз оборот U = (р+ с) содержится в Z. Если = q' то Z = pq' + cq'. Тогда величина pq' выражает совокупное время производства [за год], а величина cq' — совокупное время обращения [за год].

Обозначим совокупное время обращения буквой С. (Следо­вательно, cq' == С.) (Z (360) = 4 60 (240) + 4 30 (120).) Со­гласно предположению, q' = 4; С = cq' = 4 с; число 4 здесь равно числу оборотов. Мы видели выше, что максимум созданной [прибавочной] стоимости составляет ; однако в этом случае величина Z была по предположению равна времени про­изводства. Но теперь действительное время производства равно Z - cq', что вытекает также из приведенного выше уравнения. Z = pq' (совокупное время производства) + cq' (совокупное время обращения, т. е. С). Следовательно, Z - С = pq'. Следовательно, величина характеризует максимум созданной [прибавочной] стоимости, [ограниченный временем обращения], так как время производства составляет теперь не 360 дней, а 360 - cq, т. е. 360 - 4 30, или 240 дней. Сово­купная прибавочная стоимость, следовательно, равна

80 дням.

[VI—32] Что же касается, наконец, формулы:

 

то она говорит о том, что [прибавочная] стоимость рав­няется максимуму [прибавочной] стоимости, т. е. [прибавоч­ной] стоимости, определяемой только соотношением времени производства и совокупного времени, минус число, показываю­щее, сколько дней в этом максимуме теперь приходится на время обращения. Величина характеризует отношение времени обращения к одному обороту капитала. Если помножим числитель и знаменатель на q', то . Величина ; она выражает отношение времени обращения к совокупному времени, ибо 360/30 = 120. Оборот (с + p) содержится в с [время обращения] , или 1/3 (или С/Z) раза, а величина [на которую уменьшается максимум прибавочной стоимости] равна самому этому максимуму, умноженному на число, показывающее, сколько оборотов содержится в с, во времени обращения, приходящемся на один оборот, или делен­ному на [обратное] число, выражающее долю с в с + p, или долю С в Z.

Если бы с было равно нулю, то величина S' равнялась бы СZ/p и стояла бы на максимальном уровне. Величина S' становится меньше в той самой мере, в какой возрастает с, она обратно пропорциональна величине с, ибо с возрастанием величины с в одинаковой мере возрастают множитель и та величина, которую нужно вычесть из максимальной величины [прибавочной] стоимости, т. е. величина произведения , или .

Итак, мы имеем три формулы;

1)

2) ;

3)

 

Отсюда следует, что .

Максимум [прибавочной] стоимости так относится к действи­тельно произведенной [прибавочной] стоимости как данный совокупный период относится к этому периоду минус совокуп­ное время обращения.

Или же Sq: S' = (pq' + cq'): { (pq' + cq') - cq' }= .

К формуле (3). , или, так как Z/p = q, то .

Таким образом, совокупная прибавочная стоимость рав­няется прибавочной стоимости, созданной в течение одной фазы производства, умноженной на коэффициент, равный отношению совокупного времени к времени производства, минус это же отношение, помноженное на долю времени обращения во вре­мени одного оборота капитала.

,

 

а это есть первая формула. Следовательно, формула (3) сво­дится к формуле (1): совокупная прибавочная стоимость рав­няется прибавочной стоимости одной производственной фазы, помноженной на совокупное время и деленной на время оборота; или: совокупная прибавочная стоимость равняется прибавочной стоимости одной производственной фазы, помно­женной на отношение совокупного времени к сумме времени производства и времени обращения одного оборота.

Формула (2): совокупная [прибавочная] стоимость равняется прибавочной стоимости [одной производственной фазы], помно­женной на совокупное время минус совокупное время обраще­ния и деленной на продолжительность одной фазы производ­ства.

***

(В условиях конкуренции основной закон, который разви­вается в отличие от закона, установленного относительно стоимо­сти и прибавочной стоимости, заключается в том, что стои­мость определяется не содержащимся в ней трудом или рабочим временем, в течение которого она была произведена, а тем рабо­чим временем, в течение которого она может быть произведена, или рабочим временем, необходимым для воспроизводства. Лишь таким путем отдельный капитал реально ставится в усло­вия капитала вообще, хотя здесь и возникает видимость, будто при этом опрокидывается первоначальный закон. Но только таким образом и устанавливается необходимое рабочее время как определяемое самим движением капитала. Таков основной закон конкуренции. Спрос, предложение, цена (издержки про­изводства) представляют собой дальнейшие определения формы; цена как рыночная цена, или всеобщая цена. Затем установле­ние общей нормы прибыли. В связи с рыночной ценой капиталы затем распределяются по различным отраслям. Снижение из­держек производства и т. д. Словом, в условиях конкуренции все определения выступают в обратном порядке по сравнению с тем, как они выступают в капитале вообще. Там цена опреде­ляется трудом, здесь труд определяется ценой и т. д. и т. д.

Воздействие отдельных капиталов друг на друга приводит именно к тому, что они должны вести себя как капитал; кажу­щиеся независимыми действия отдельных капиталов и их беспо­рядочные столкновения друг с другом как раз представляют собой полагание их всеобщего закона. Рынок приобретает здесь еще иное значение. Именно таким путем воздействие отдельных капиталов друг на друга становится их полаганием в качестве всеобщих и устранением их кажущейся независимости и само­стоятельного существования как отдельных капиталов. Еще в большей мере это устранение проявляется в кредите. Высшая же форма, которую принимает это устранение и которая вместе с тем является последним полаганием капитала в адекватной ему форме, — это акционерный капитал.)

 

 

(Спрос, предложение, цена, издержки производства, проти