Фигуры речи, фигуры мысли и тропы 2 страница

Тропы

Согласно М.В. Ломоносову в риторике следует использовать лишь одиннадцать тропов – шесть тропов слов – метафору (от греч. μετά – через и φερστ – переношу) («Зимой снега не выпросишь» вместо «скупой»), синекдоху (с греч. догадка) («цветок» вместо «роза»), метонимию (μέτά – через ονομα – имя, т.е. переименование) («читать Вергилия» вместо «Читать стихи Вергилия»), антономазию («Геркулес» вместо «сильный человек»), катахресис (с греч. злоупотребление) («Я боюсь!» вместо «Я ожидаю»), металепсис (с греч. – через понятие) («Следует знать Бога» вместо «Следует почитать Бога!), а также пять тропов предложений. А именно – аллегорию (с греч. – иносказание) («Либо полон двор, либо корень вон», т.е. нельзя увлекаться чем-либо бездумно), парафразис («Обагрить кровью» вместо «окровавить», энфазис («Волы несут домой повешенные плуги» вместо «не пахать землю»), гиперболу («Шатается как тень» вместо «очень худой») и иронию («Святы те народы, у которых полны Богами огороды!»).

Приведенные Ломоносовым примеры тропов, несмотря на то, что некоторые из них выглядят сегодня немного архаичными, удобны в том отношении, что их сравнение между собой позволяет нам лучше понять грамматические и логические особенности их образования.

Даже поверхностное сравнение разных тропов между собой, показывает, что с грамматической точки зрения они являются операциями со значением слов или предложений, а именно операциями сужения значения, расширения значения, переноса значения.

С логической точки зрения, тропы являются разновидностями рассуждения по аналогии, о чем, собственно, и «говорит» нам техника пояснения их содержания с помощью примеров, когда мы, поясняя смысл метафоры, отметили, что предложения «Он – скупой!» и: «У него зимой снега не выпросишь» являются взаимозаменяемыми.

Лежащая в основе тропов аналогия – сама по себе важный и эффективный инструмент аргументации. Риторические тропы отличаются, однако, от грамматических конструкций и логических структур мысли, поскольку являются аргументационной имитацией грамматики переосмысления и логики аналогии, иначе говоря, существенным и иногда ничем другим оптимально не заменимым средством аргументации.

Как свидетельствует опыт, у каждого аргументатора, и Ломоносов не являлся исключением из данного правила, обычно имеется свой излюбленный набор тропов, как инструментов убедительной экспрессии.

Приоритетное место, например, в аргументационном арсенале Аристотеля занимала метафора, которая, по его мнению, «обладала ясностью, приятностью и прелестью новизны» (Аристотель. Риторика 1405 а5), эпитет и литота. По мнению последователя М.В. Ломоносова русского ученого Х1Х века, учителя А.С. Пушкина Н.Ф. Кошанского, приоритетное значение имеют девять тропов, четыре из которых являются базовыми. К ним относятся – метафора (аналогия по сходству), метонимия (аналогия по качеству), синекдоха (аналогия по количеству) и ирония (аналогия по противоположности). Что же касается аллегории, катахресиса и других тропов, то они, по мысли русского ученого, являются производными от базовых тропов.

После того, как с конца Х1Х и вплоть до середины ХХ века риторика перестала быть учебным предметом, наибольшим признанием среди части ученых пользовались всего два тропа – метафора и метонимия. Вместе с тем уважение к данным тропам со стороны части ученых в конце прошлого века стало столь значительным, что некоторые из них стали даже использовать понятия метафоры и метонимии за пределами их оправданного применения. В качестве курьеза сошлемся хотя бы на пример французского философа Лефевра, который призывал рассматривать в качестве тропов даже архитектурные сооружения. Для него, например, метафорой являлась загородная вилла с лужайкой, которая олицетворяла природу и радость жизни, а метонимией – многоэтажный дом в спальном районе, в котором целое отражалось в части, а части были равны целому. С этой точки зрения даже приключения главного героя из фильма Э. Рязанова «С легким паром!» можно было бы оценить, как следствие метонимии архитектуры советских городов – Москвы и Ленинграда. Вместе с тем, серьезных оснований для того, чтобы считать архитектурные сооружения или кинофильмы сами по себе метафорами или метонимиями у нас, как правильно отмечают французские ученые Ж. Дюбуа, Ф. Эделин, объединенные в группу «ми» (названную так по первой букве в слове «метафора») у нас, конечно, нет. И, наоборот, у нас имеются самые серьезные основания полагать, что сознательный выбор аргументатором метафоры, метонимии, синекдохи и т.п. в качестве вербального средства аргументации может оказывать существенное влияние на ее эффективность. Рассмотрим под этим углом зрения уже упоминавшиеся выше разнообразные тропы.

Метафора, аллегория, антономазия – тропы, в которых осуществляется не только имитация переноса значения некоторого слова, но и аналогии между какими – либо предметами в широком смысле этого слова. Используя метафору (по лат. – translatio) как средство аргументации, не следует их заимствовать из иностранного языка, а также злоупотреблять ими, следует придерживаться правил рассуждения по аналогии и принципа оптимальности экспрессии. В свете данного принципа, например, метафора «небо плюет» как имитация выражения «идет дождь» не является оптимальной, как, впрочем, и метафора – «орущий комар». Дело здесь заключается, однако, не только в несоответствии данных метафор идеалам эстетики классицизма. В эстетике сюрреализма, к примеру у С. Дали, данная метафора могла бы быть эстетически оправданной. Однако ни в первой, ни во второй эстетике эти метафоры не могут быть аргументационно оптимальными, т.к. представленная в них максимальная физически возможная для того же комара смысловая выразительность не сопровождается эмоционально – рациональной убедительностью, а, наоборот, понижает ее, порождая лишь недоумение у аудитории. С риторической точки зрения метафора – язык воображения аргументатора и средство соединения различных идей. Это соединение может быть явным и неявным (скрытым), парадоксальным, расширяющим смысл соединяемых идей или сужающим его. Такими же свойствами обладает и аллегория – иносказание, развернутая метафора; тропы, образуемые в результате переноса по смежности; по количеству. Примером переноса по количеству является антопомас(з)ия – замена имени собственного другим, более общим именем; а переноса по противоположности – ирония.

Тропом, который образуется в результате сужения значения слова, является энфазис, а тропом, образуемым в результате расширения значения некоторого слова, является гипербола, или преувеличение.

Метонимия – троп, состоящий в обозначении предмета словом, указывающим на другое понятие в соответствии с какими-либо отношениями между ними. Метонимия выражена, например, в известной русской загадке:

«По горам, по долам ходит шуба да кафтан» (Овца).

В этой загадке шуба и кафтан – части, выражающие целое. Метонимия также представлена и в следующем стихотворении:

«Тонет муха в сладости,

В банке на окне.

И нету в этом радости

Ни мухе и ни мне» (Олег Григорьев).

Примерами метонимии являются также выражения: «читать Вергилия» вместо «читать стихи Вергилия», «собирать хлеб с полей» вместо «собирать пшеницу с полей», «седину следует уважать» вместо «следует уважать старших».

Многообразие связей между различными идеями позволяет различать виды метонимии – антономазию, синекдоху и др. В синекдохе обычно часть берется вместо целого, а единственное число какого-либо слова вместо его множественного числа:

«Будто всем, что видит глаз,

До крапивы подзаборной,

Перед тем за миг пилась

Сладость радуги нагорной» (Б. Пастернак).

В синекдохе «цветок», очевидно, приведенное существительное используется вместо слова «роза», т.е. род слова спользуется вместо его вида, тогда, как в синекдохе «сокол» (вид) используется вместо птицы (род). Примером замены множественного числа на единственное является выражение «Во Второй мировой войне погибли миллионы» вместо «Во Второй мировой войне погибло множество человек».

Антономаз(с)ия (или, как ее иногда обозначают онтономазия) – еще один вид метонимии. Смысл данного тропа состоит в употреблении имени собственного (а также литературного героя или исторического лица и т.п.) вместо обозначения черты характера, которые это лицо воплощает.

Используя антономазию, А. Пушкин так писал, например, о Чаадаеве:

«Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской;

Он в Риме был бы Брут, в Афинах – Периклес,

А здесь он – офицер гусарский».

Другие примеры антономазиии: «он – Крез» вместо «богатый», «Цицерон» вместо «красноречивый».

Важное аргументационное значение имеет также «катахреза». Ею называется троп, образуемый за счет замены одних выражений другими с целью усиления (ослабления) какого – либо выражения (например, слова «бояться» вместо «ждать(ослабление)» или, наоборот, глагола «ждать» вместо «бояться» (усиление).

Металепсис – троп, образуемый за счет перенесения смысла слова через понятие. М.В. Ломоносов приводил такой его пример: «Троя была взята через десять жатв». В данном тропе слово «жатва» непосредственно обозначая лето, используется вместо него, а слово «лето», в свою очередь, обозначает год. Следовательно, приведенное выше предложение означает, что Троя была взята через десять лет. Нельзя не согласиться с тем, что, не используя метолепсис, короче и убедительнее передать многообразие проблем, которые пришлось решить, тем, кто взял Трою через десять лет после начала ее осады очень трудно.

Тропом, имеющем серьезное аргументационное значение, является литота. Она используется, например,в следующем анекдоте:

«Жена говорит мужу:

Я заскочу на минутку к соседке,

а ты помешивай борщ каждые полчаса».

Литота, как не сложно заметить, возникает в результате преуменьшения изображаемого явления, а ее аргументационный смысл состоит в побуждении аудитории к некоторому действию с помощью использования парадоксальных по своему содержанию и смыслу вербальных средств. Противоположностью литоты является гипербола. Попробуйте сейчас самостоятельно определить, не содержится ли гипербола в следующей русской частушке:

«Мы с миленочком сидели

Обнимались горячо.

Я ему сломала руку,

Он мне вывихнул плечо» (Русская частушка).

Еще одним примером гиперболы является, например, выражение – «шатается как тень», которое эквивалентно по смыслу выражению – «сильно похудевший человек». В процессе аргументации гиперболы следует применять с осторожностью, а начинающему аргументатору всегда следует стремиться, по крайней мере, смягчать их смысл.

Роль ирония, т.е. тонкой насмешки, выраженной в скрытой форме в аргументации также, как и гиперболы, трудно преуменьшить. Ирония – аргументационная имитация противоположного, например, именование нищего человека – легендарным Крезом и т.п. С иронией мы встречаемся также, например, в следующем предложении: «Слухи о том, что эта организация иногда запускала руку в государственный карман, несколько преуменьшены». Разновидностью иронии является сарказм – язвительная насмешка в таком контексте, который, по определению, не располагает к смеху. Примером сарказма является отрывок из следующего публицистического текста: «К массовому сбору дикорастущей конопли приступили наркоманы солнечной республики. Урожай выдался на славу – местным энтузиастами убрать «травку» просто не под силу. Впрочем, нам, как и наркоманам, не до шуток». Как и гиперболу, иронию и, уж тем, более сарказм, в аргументации следует применять не только с осторожностью, но и со многими оговорками.

Метафора, метонимия и т.п., как тропы слова, можно отличать от аллегории, парафразы, эмфазы, гиперболы и иронии, как тропов предложения.

Это различение вполне отчетливо применительно к аллегории, которая и является ни чем иным, как совокупностью нескольких метафор. Разновидностями аллегории являются загадки и пословицы. В аргументационных целях аллегория чаще всего используется для возбуждения экстремальных чувств аудитории, например, ее страха. Оптимально подобранная и предложенная аудитории аллегория может быть неплохим подспорьем для аргументации, хотя, особенно, начинающему аргументатору всегда необходимо помнить о том, что применять аллегорию с аргументационными целями следует очень осторожно. Определенное аргументационное значение имеют такие тропы, как парафраза, эмфаза.

Парафраза (перифраза) – развернутая риторическая характеристика мысли, описательное выражение, которое во многом напоминает риторическое определение. Парафраза образуется обычно за счет соединения с каким-либо существительным нескольких прилагательных или глаголов.

Эмфазой (эмфазисом) называется непрямое изображение действия или состояния предмета, например, когда Вергилий писал, используя эмфазу: «Цербер распростерся по необъятной пещере «он, используя минимум вербальных средств, согласитесь, достаточно убедительно показал огромные размеры Цербера.

Таким образом, основными понятиями риторического учения о тропах являются: тропы слова и тропы предложения, метафора (от греч. μετά – через и φερστ – переношу), синекдоха (с греч. догадка) метонимия (μέτά – через ονομα – имя, т.е. переименование), антономазия, катахресис (с греч. злоупотребление), металепсис (с греч. – через понятие), литота, аллегория (с греч. – иносказание) парафразис, энфазис, гипербола, ирония, сарказм, парафраза, эмфаза.

IV и V части риторической науки, целью которых является запоминание риторической аргументации и ее реализация

Основные понятия:

память, виды памяти – кратковременная и долговременная, виды долговременной памяти, методы запоминания, хрия, основные части хрии, язык жестов и телодвижений, темп, тембр речи.

Согласно канону классической риторики, сформированная (т.е. найденная, композиционно организованная и экспрессивно оформленная) аргументация должна затем была быть запомнена, т.е. выучена наизусть и мастерски озвучена, произнесена перед определенной аудиторией. В соответствии с этими задачами четвертую часть риторической науки называли памятью, или запоминанием, а пятую – действием, или произнесением.

В наши дни закономерности запоминания специально изучаются психологической наукой, а особенности техники произнесения в рассматриваются в курсе сценической речи. Психология памяти и теория сценической речи сами по себе сегодня уже частями риторики как науки об убеждении не являются, хотя, конечно, и имеют важное аргументационное значение.

Не рассматривая всего массива психологических знаний о памяти и ораторских знаний о технике речи, в нашем пособии будут указаны лишь некоторые их особенности, знание которых позволяет начинающему аргументатору оптимизировать как собственную память, так и память аудитории, а свою речь сделать более доступной для аудитории.

Аргументатору следует иметь в виду, что в современной психологии выделяются различные виды человеческой памяти – кратковременная(зрительная и слуховая) память и долгосрочная (т.е. память на события, а также смысловая(концептуальная) память). Первый вид памяти, как указывает его название, ситуативен, краткосрочен, тогда как второй обеспечивает сохранение человеком каких – либо сведений в своем сознании в течении многих лет и даже десятилетий. Аргументатору, конечно, трудно предугадать, как его «слово отзовется». Он, однако, может самостоятельно выбирать, с помощью, например, выражений: «Вы это запомните на всю жизнь», ««Вы меня никогда не забудете» и т.п., что его аргументация рассчитана на хранение именно в долговременной памяти аудитории. Если аргументация является оптимальной по своей форме и содержанию, она и без использования специальных выражений, также может сохраниться в долговременной памяти аудитории и, наоборот.

В психологии для повышения эффективности запоминания некоторого текста до сих пор предлагается использовать методы, которые впервые были открыты риторами и в основе которых лежит механизм ассоциации, эффективного объединения и формирования оптимальных связей между различными идеями. В силу того, что композиция аргументации обычно состоит из нескольких пунктов, аргументатор, облегчая себе запоминание аргументации, может «нагружать» первый, второй и т.п. пункты плана соответствующим конкретным содержанием. Например, во-первых, он всегда должен предложить некоторое введение в аргументацию, безотносительно к тому, какой теме аргументация будет посвящена. Во-вторых, он должен изложить свои основные аргументы и, наконец, в-третьих, указать, к какому выводу аудитория должна в результате его аргументации придти. Для лучшего запоминания какого-либо сообщения, психологи реко-
мендуют разбивать его на части и каждую часть «привязывать» к чему – то хорошо известному аргументатору, например, марш-
руту из академии домой или расположению комнат в квартире, или, как было рекомендовано нами, к трем обязательным частям риторической композиции. Известно, что некий древний грек Симонид, используя метод привязки, один уцелев из многочисленных участников пира после землетрясения, смог, вспоминая, где кто сидел за столом (т.е. привязав как бы места за столом к определенным людям), указать родственникам места погребения их близких.

Аргументатору не следует забывать о том, что объем кратковременной памяти (как его собственной, так и памяти людей, входящих в конкретную аудиторию аргументации) является индивидуальным и фиксированным и, что более надежной по сравнению с кратковременной является долговременная память на события и смыслы. Следовательно, если тема аргументации аргументатора или его аудиторию, на самом деле, волнует, то они смогут запомнить аргументацию гораздо лучше, чем в том, когда они к ней относятся нейтрально. Следовательно, и начинающему, и опытному аргументатору очень важно, запоминая аргументацию, настроить себя на заинтересованное отношение к теме.

Несмотря на то, что этос аргументатора несколько повышается в том случае, если он воспроизводит аргументацию по памяти, а не «по бумажке», нельзя сказать, что во всех случаях, особенного для тех людей, кто занимается управленческим трудом, запоминание ар гументации предпочтительнее ее озвучивания в результате чтения. Зависит это не только от особенностей индивидуальной памяти аргументатора, длительности аргументации, но и уровня ответственности аргументатора перед аудиторией. В тех случаях, когда данный уровень является очень высоким, т.е. когда аргументатор несет ответственность перед некоторым государством, или же руководством какого – либо социального института, не говоря уже об обществе или человечестве в целом, ему вполне позволительно, а иногда даже и предпочтительнее механически воспроизводить аргументацию, а не произносить ее по памяти.

Несмотря на то, что особенности произнесения аргументации сегодня специально изучаются на уроках сценического мастерства, аргументатору полезно не забывать о том, что предпосылки эффективного произнесения или, шире реализации, содержаться уже в поиске, композиции и экспрессии аргументации. В наши дни теория произнесения тесно связано с теорией коммуникации, причем, не только вербальной, а и невербальной. Современный аргументатор должен знать язык жестов и телодвижений аудитории, через который обычно передается больше половины информации, которой обмениваются людей. Роль неязыковых факторов – одежды, телодвижений, жестов и т.п. аргументатора трудно переоценить. Например, на языке человеческого тела, жест, образуемый в результате скрещивания рук на груди, означает, что ваш партнер по общению является закрытым для вас. Это может означать, что он либо не слушает аргументатора, либо сомневается в справедливости его аргументации, либо вообще ее не принимает. Узнав с помощью языка жестов о настроениях аудитории, опытный аргументатор постарается, конечно, изменить негативное отношение аудитории к себе.

Об особенностях техники речи аргументатора, например, о темпе его речи, который не должен быть ни слишком медленным, ни слишком быстрым, о тембре, правилах дыхания, а также расстановки ударения и особенностях произнесения отдельных слов аргументатор может узнать в соответствующих словарях (например, в словаре русского языка С.И. Ожегова и т.п.). Вместе с тем, оптимальная реализация аргументации зависит от наличия у аргументатора опыта. Для его формирования и развития полезно прислушаться к советам классиков риторической науки, которые советовали аргументатору выполнять следующие упражнения:

пересказывать сюжеты различных поэтических и исторических сочинений; а, сегодня, добавили бы мы кинофильмов, прозаических произведений и случаев из жизни;

составлять образцовые аргументации, или хрии на осно-
ве расширения содержания некоторой пословицы, сентенции; а сегодня, можно добавить, нравственной или правовой нормы, религиозной или философской позиции, идеологической и т.п. ценности;

использовать общую и частную топики для составлении аргументации на вымышленные темы;

учиться сравнивать различные предметы и явления, а также их анализировать и обобщать;

составлять монологи от исторического персонажа или вымышленного лица;

описывать предметы (упражняться в словесной живописи);

аргументировать за или против некоторой точки зрения;

составлять аргументацию на вымышленные полити-
ческие события (суазории) и судебные (контоверсии).

Важную роль в формировании аргументационного опыта человека занимает создание и осуществление образцового риторического сообщения (хрии).

В классической риторике хрией называлось риторическое сообщение, которое разъясняло и доказывало какую-либо мысль (или поступок) авторитетного человека.

Хрия делилась на изображающую мысль (словесную) и смешанную, предполагавшую не только разъяснение, а и доказательство, к примеру, мысли Ювенала о том, что «месть является утешением подлой души».

Начинающему аргументатору следует воспользоваться советом Ломоносова, который учил о том, что хрия должна состоять из восьми частей:

пояснения;

парафразы (распространения темы);

причин;

противоположности причин;

подобного (подтверждений мыслей сообщения);

примера (риторической индукции);

данных (свидетельств, например, древних авторов, специалистов);

заключения – резюме.

Если сообщение состоит из восьми частей, то оно, по мнению русского ученого, является полным, если в ней отсутствует какая-либо часть, оно является неполным.

Для того чтобы научиться составлять и использовать хрию оптимально, необходимо рассмотреть другие, еще не рассматривавшиеся нами специально особенности риторического убеждения.

§ 3. Основные методы риторического убеждения

Риторическая индукция

Риторическая индукция может именоваться примером (экземпляром, парадигмой). По своему содержанию она всегда является расширением и дополнением логической индукции. Отличие между данными видами индукции состоит в том, что в риторической индукции в соответствии с требованиями контекста взаимодействия аргументатора и аудитории, допустимо отвлекаться от причинно – следственных отношений между объектами, но не допустимо абстрагироваться от связей аргументатора и аудитории с объектами. В отличие от искусства логической индукции, мастерство риторической индукции состоит не столько в том, чтобы по ярким и запоминающимся проявлениям некоторого события, раскрыть, лежащие в его основе причины, сколько в том, чтобы сделать его внутренне убедительным для аудитории.

Несмотря на указанное выше существенное различие между риторической и логической индукцией, между ними имеется много общего. И логическое, и риторическое индуктивные умозаключения в том случае, когда рассматривается предмет, всех причинно – следственных связей и условий существования и развития которого мы не знаем, являются гипотетичными и вероятностными.

Повысить степень надежности логического индуктивного умозаключения можно, как Вы уже знаете из курса логики, не только с помощью методов сходства, различия, сопутствующих изменений и др., открытых Дж. Ст. Миллем, а и с помощью неформального рассуждения следующего вида. Если мы не знаем наверняка причины и условия некоторого предмета, то для его объяснения допустимы любые гипотезы, являющиеся уместными (релевантными) по отношению к нему. В сложном комплексе причин и условий некоторого предмета имеются, как необходимые, так и не необходимые условия. Рассуждая неформально, разумно предполагать, что минимальное число гипотез, объясняющих предметы, являющиеся единичными фактами равно двум (т.е. некоторой гипотезе относительно данного предмета и ее отрицанию).

Согласно теории индуктивной вероятности, вероятность причины (устойчивого значения вероятности) на основании следствия (наблюдаемой частоты) пропорциональна произведению абсолютной вероятности этой причины на условную вероятность следствия относительно данной причины» (См.: Светлов В.А. Практическая логика. – СПб.: «МиМ», 1997. – С.213).

С этой точки зрения правильность не только риторического, а и логического индуктивного умозаключения зависит не только от самих причинно – следственных связей между предметами, а и от наших (аргументатора и аудитории) знаний об этих связях между предметами, а также особенностей нашего выдвижения гипотез о причинах и условиях некоторых предметов, как, впрочем, и использования некоторых других допущений, например, наших знаний о том, а что же такое топы причины и следствия.

Убедительность риторической индукции только, в конечном счете, определяется причинно – следственными связями между предметами, в силу того, что с самого начала процесса аргументации данные отношения могут пониматься аргументатором и аудиторией по-разному. Иначе говоря, причинно – следственные отношения между предметами в риторической индукции берутся не отдельно от деятельности (т.е. целей, задач и т.п.) аргументатора, потребностей и интересов его аудитории, а лишь в единстве с ними.

Важные особенности риторической индукции раскрывает ее именование примером. Когда в повседневной жизни кто-либо приводит примеры, он может оставлять в тени то важное обстоятельство, что приводимый им пример по своей форме является ни чем иным, как сокращенной логической индукцией. В самом деле, в реальной жизни мы обычно забываем о том, что убедительность примера зависит от уровня знаний, потребностей и интересов аудитории. Убеждая с помощью риторической индукции в приемлемости определенной точки зрения, аргументатор обычно пользуется следующими выражениями: «Давайте рассмотрим это на примере…», «Помнится, был такой случай, что…», «В этой связи уместно сослаться на пример Х…». Риторические примеры не обязательно должны быть точными описаниями реальных событий, хотя такие примеры нередко и предпочтительнее вымышленных примеров, главное их особенность коренится в другом – их опоре на сходство (несходство) между предметами, а также авторитет, здравый смысл и т.п.

Риторически индуктивно обосновывая, например, точку зрения о том, что некоторые управленцы подвержены коррупции, аргументатору порой бывает достаточно привести всего один пример коррумпированности некоторого известного (пользующегося авторитетом в глазах аудитории) управленца для того, чтобы придать своей аргументации оптимально убедительный вид. В обычной жизни в нашем распоряжении имеется, однако, не так много примеров, эффективно убеждающих в справедливости определенной точки зрения. Это обстоятельство накладывает определенные ограничения на использование риторической индукции. Начинающему аргументатору следует прислушаться к совету Аристотеля, учившего о том, если в распоряжении оратора имеется всего один убедительный пример, то его лучше использовать либо в конце аргументации, либо в наиболее сложный и ответственный момент аргументационной дискуссии.

Риторическая дедукция

Риторическая дедукция называется также риторическим силлогизмом. Разновидностями риторического силлогизма являются энтимема и эпихейрема.

Еще Аристотель прозорливо заметил, что хотя «речи, наполненные примерами, не менее убедительны, но более впечатления производят речи, богатые энтимемами ( выд. В.Ч.)» (Аристотель. Риторика 1356, в20).

Слово «энтимема» – греческое, буквально оно означает «в уме» («ин тимос»). Энтимемой называется рассуждение, в котором посылки или заключение не формулируются явно (эксплицитно), а лишь подразумеваются (являются имплицитными). Частным случаем энтимемы является силлогизм с пропущенной посылкой или заключением.