По вечерам над ресторанами

Горячий воздух дик и глух,

И правит окриками пьяными

Весенний и тлетворный дух…

 

И каждый вечер, в час назначенный

(Иль это только снится мне?)

Девичий стан, шелками схваченный

В туманном движется окне…

С одной стороны – попойки, с другой – прекрасная незнакомка. Обыденное сознание подскажет – выпил, ну и дама сразу красивой показалась. Но это не так. Невозможно понять образ прекрасной незнакомки без осознания сущности Софии (по-гречески – мудрость), которая неразрывно связана с жизнью Владимира Соловьёва (сына историка Соловьёва) и внука священника. В. Соловьёв видел вещие сны и видения. В стихотворении “Три свидания”, написанном перед смертью, он вспоминает:

…Алтарь открыт… Но где ж священник, дьякон

И где толпа молящихся людей?

Страстей поток, бесследно вдруг иссяк он.

Лазурь кругом, лазурь в душе моей

Пронизана лазурью золотистой,

В руке держа цветок нездешних стран.

Стояла ты с улыбкою лучистой

Кивнула мне и скрылася в туман…

Ему было 10 лет. Второе видение Софии было в Лондоне (неполное). Третье – в Египте. Его философию называли философией весной женственности. Был убеждён, что, несмотря на разногласия, западная и восточная церковь неразрывно связана тесными мистическими узами. Создаёт свою философию всеединства.

 

Поэзия «серебряного века».

 

Поэзия “серебряного” века многообразна и музыкальна. Серебряный век – это целое созвездие поэтов. Поэтов – музыкантов. Стихи “серебряного” века – это музыка слов. В этих стихах не было ни одного лишнего звука, ни одной ненужной запятой, не к месту поставленной точки. Всё продуманно, чётко и музыкально.

В начале XX в. существовало множество литературных направлений. Это и символизм, и футуризм, и даже эгофутуризм Игоря Северянина. Все эти направления очень разные, имеют разные идеалы, преследуют разные цели, но сходятся они в одном: работать над ритмом, словом, довести игру звуками до совершенства.

Особенно, в этом преуспели футуристы. Футуризм напрочь отказался от старых литературных традиций, “старого языка”, ”старых слов”, провозгласил новую форму слов, независимую от содержания, т.е. пошло буквально изобретение нового языка. Работа над словом, звуками становилась самоцелью, тогда как о смысле стихов совершенно забывалось. Например, стихотворение В. Хлебникова “Перевертень”:

Кони, топот, инок.

Но не речь, а черен он.

Идем молод, долом меди,

Чин зван мечем навзничь.

Голод чем меч долог?

Пал а норов худ и дух ворона лап…

Смысла в этом стихотворении никакого, но оно замечательно тем, что каждая строчка читается и слева направо, и справа налево.

Появлялись, изобретались, сочинялись новые слова. Из одного лишь слова “смех” родилось целое стихотворение “Заклятие смехом”:

О, рассмейтесь смехачи!

О, засмейтесь смехачи!

Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,

О, засмейтесь усмеяльно!

О, рассмешек надсмеяльных – смех усмейный смехачей!

О, иссмейся рассмеяльно сих надсмейных смеячей!

Смейво, смейво,

 

Усмей, осмей, смешки, смешки,

Смеюнчики, смеюнчики.

О, рассмейтесь, смехачи!

О, засмейтесь, смехачи!

Культ формы долго не просуществовал, и многие новые слова не вошли в язык общества. Футуризм быстро изжил себя. Но работа футуристов не пропала даром. В их стихах к почти совершенному владению словом добавился смысл, и они зазвучали, как прекрасная музыка. Борис Пастернак “Метель”:

В посаде, куда ни одна, нога

Не ступала, лишь ворожей да вьюги

Ступала нога, в бесноватой округе,

Где и то, как убитые, спят снега, -

Постой, в посаде, куда ни одна

Нога не ступала, лишь ворожеи

Да вьюги ступала нога, до

Дохлестнулся обрывок шальной шлеи…

С первых строк слышна песня метели. Всего одно предложение, а тебя закружила, понесла метель… Пастернак начинал как футурист. Талант Пастернака и владение формой – школа футуризма, дали потрясающий результат: необыкновенно красивые, музыкальные стихи.

Обратимся теперь к символистам. Символизм провозглашал не только культ формы стиха, но и культ символов: отвлечённость и конкретность необходимо легко и естественно слить в поэтическом символе, как “в летнее утро реки воды гармонично слиты солнечным светом”. Это и происходит в стихах К. Бальмонта, похожих на шелест листвы. Например, его таинственное, загадочное стихотворение “Камыши”:

Полночной порою в болотной глуши

Чуть слышно, бесшумно кричат камыши.

В каждом слове этого стихотворения употребляется шипящий звук. Из-за этого всё стихотворение как будто шелестит, шуршит.

О чём они шепчут? О чём говорят?

Зачем огоньки между нами горят?

Мелькают, мигают – и снова их нет.

И снова забрезжит блуждающий свет…

И тиной запахло. И сырость ползёт.

Трясина заманит, сожжёт, засосёт.

“Кого? Для чего?” – камыши говорят.

Зачем огоньки между нами горят?

Разговор камышей, мигание, мелькание огоньков, трясина, сырость, запах тины – всё создаёт ощущение таинственности, загадки. И в то же время от строк

В болоте дрожит умирающий лик.

То месяц багровый печально поник…

И вздох повторяя погибшей души,

Тоскливо, бесшумно шуршат камыши.

веет дыханием смертельной тоски. Так рождается таинственная, жутковато-притягательная музыка стихотворения…

Ещё одно стихотворение Бальмонта, очень красивое и символичное – это “Я мечтою ловил уходящие тени…” постоянное повторение слов в каждых двух строчках создаёт как бы переливающийся, журчащий ритм:

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

В повторении слов “и дрожали ступени, и дрожали ступени”, “тем ясней рисовались, тем ясней рисовались”, ”вокруг раздавались, вокруг меня раздавались” и т.д. употребляются звуки “р” и “л”, за счёт чего стихотворение получается похожим на журчащие переливы ручья. Это что касается языка. Что же касается содержания стихотворения – оно наполнено глубоким смыслом. Человек идёт по жизни всё выше и выше, ближе и ближе к своей цели:

И чем выше я шёл, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертания вдали…

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор…

Он оставляет позади прожитые годы – “уходящие тени погасшего дня”, уснувшую Землю, но цель его всё ещё далека: но он верит, что достигнет заветной мечты. Он узнал, “как ловить уходящие тени…потускневшего дня”, т.е. как не зря проживать время, отведённое ему в этом мире и всё выше шёл, дальше, ближе и ближе к своей мечте.

 

Обратимся теперь к акмеистам: Николаю Гумилёву и Анне Ахматовой. Акмеизм – стиль, придуманный и основанный Гумилёвым, подразумевал отражение реальности лёгкими и ёмкими словами. Сам Гумилёв критически относился к своим стихам, работал над формой и над содержанием. Гумилёв, как известно, много путешествовал по Африке, Турции, Востоку. Впечатления от путешествий отразились в его стихах, диких экзотических ритмах. В его стихах звучит и музыка заморских стран, и песни России, и смех и слёзы любви, и трубы войны. Одни из самых прекрасных стихотворений об Африке – это “Жираф” и “Озеро Чад”.

“Жираф” – это изысканная музыка “таинственных стран”. Всё стихотворение особенное: