Лечения, который вернул бы людям их невинность

Формальдегид не помогал. И дигиталис не помогал.

 

Ни одна природная дурь не срабатывала нормально: ни курение мейза - шелухи

мускатного или земляного ореха. Ни семена укропа, листья гортензии или латуковый

сок.

 

По ночам мамуля пробиралась с маленьким мальчиком по задним дворам других людей.

Она пила пиво, оставленное людьми для улиток и слизней, обгрызала их дурман,

паслен и кошачью мяту. Она притискивалась к припаркованным машинам и вынюхивала

их бензобаки. Откручивала крышку в газоне и нюхала масло обогревателя.

 

- Думаю, раз уж Ева смогла втащить нас в эту кашу - то я смогу нас вытащить, -

говорила мамуля. - Бог вообще любит видеть энтузиастов.

 

Притормаживали другие автомобили: машины с семьями, набитые багажом и домашними

собаками, но мамуля взмахом руки прогоняла их все.

 

- Кора головного мозга, мозжечок, - рассказывала она. - Вот где твоя проблема.

 

Если бы ей только удалось опуститься до использования одного лишь мозгового

стебля - она была бы исцелена.

 

Всё стало бы куда выше печали и радости.

 

Не бывает рыб, страдающих дикими сменами настроения.

 

Актинии всегда хорошо проводят время.

 

Гравий хрустел и осыпался у них под ногами. Проезжающие мимо них машины

создавали собственные тёплые порывы ветра.

 

- Моя цель, - сказала мамуля. - Не упростить себе жизнь.

 

Сказала:

 

- Моя цель - упростить себя.

 

Она рассказала маленькому мальчику, что семена ипомеи не помогают. Она

пробовала. Эффект не сохраняется. И листья сладкого картофеля не помогают. Как и

златоцвет, экстрагированный из хризантем. Как и нюханье пропана. Как и листья

ревеня и азалии.

 

После проведенной на чужом дворе ночи она оставляла надкушенным почти каждое

растение, что после обнаружат люди.

 

Всякие косметические лекарства, рассказывала она, всякие там нормализаторы

настроения и антидепрессанты, - избавляют лишь от симптомов большей проблемы.

 

Любая зависимость, говорила она, это просто способ лечения той же самой беды.

Наркотики, обжорство, алкоголь или секс - просто очередной способ найти покой.

Сбежать от того, что мы знаем. От нашего образования. От надкушенного яблока.

 

Язык, заявляла она, это всего лишь наш способ объяснить и развеять великолепие и

величие мира. Разобрать. Рассеять. Она сказала, что люди сроду не могли мириться

с тем, как на самом деле прекрасен мир. Как его невозможно объяснить и понять.

 

Впереди них по шоссе был ресторан с припаркованными вокруг грузовиками, большими

по размеру, чем сам ресторан. Некоторые из новых машин, которые отвергла мамуля,

стояли тут же. Доносился запах самой разной еды, которую жарили в одном и том же

горячем масле. Доносился запах моторов грузовиков, которые работали вхолостую.

 

- Мы больше не живём в реальном мире, - сказала она. - Мы живём в мире

условностей.

 

Мамуля остановилась и сунула руку в сумочку. Взяла мальчика за плечо и стала,

глядя на гору снизу вверх.

 

- Последний раз одним глазком на реальность, - сказала она. - И пойдём

завтракать.

 

Потом сунула в нос белую трубочку и вдохнула.

 

 

Глава 24

 

 

Если верить Пэйж Маршалл, моя мама прибыла из Италии уже беременная мной. Это

было через год после того случая, когда кто-то вломился в церковь в северной

части Италии. Всё это написано в мамином дневнике.

 

Если верить Пэйж Маршалл.

 

Моя мама сделала ставку на какой-то новый вид родильной обработки. Ей было почти

сорок. Замужем она не была, мужа не хотела, но кто-то пообещал ей чудо.

 

Тот же самый кто-то был известен как кое-кто, укравший картонную коробку из-под

кровати священника. В той коробке были последние бренные мощи одного человека.

Кого-то знаменитого.

 

То была его крайняя плоть.

 

Это была церковная реликвия, что-то вроде наживки, которой заманивали толпы

народу в церкви в средние века. Один из немногих ещё сохранившихся знаменитых

пенисов. В 1977 году один американский уролог приобрёл дюймовый сушёный пенис

Наполеона Бонапарта за сумму около четырёх тысяч долларов. Футовый пенис

Распутина, кажется, лежит где-то в Париже, на вельвете в полированном деревянном

ящичке. Двадцатидюймовый монстр Джона Диллинджера вроде бы хранится в бутыли с

формальдегидом, в Армейском медицинском центре им. Уолтера Рида.

 

Если верить Пэйж Маршалл, в мамином дневнике написано, что шести женщинам были

предложены эмбрионы, созданные из этого генетического материала. Пять из них так

и не были доношены до срока.

 

Шестой это я. А крайняя плоть была - Иисуса Христа.

 

Вот такой моя мама была ненормальной. Даже двадцать пять лет назад у неё уже

ехала крыша.

 

Пэйж засмеялась и наклонилась с ниткой чистить зубы следующей старухе.

 

- Надо отдать твоей матери должное за оригинальность, - добавила она.

 

Если верить католической церкви, то Иисус объединился со своей крайней плотью

при воскресении и вознесении. Если верить истории святой Терезы из Авилы, то

когда Иисус явился ей и взял её в невесты, крайнюю плоть он использовал, как

обручальное кольцо для неё.

 

Пэйж выдернула струну между зубов женщины, забрызгав кровью и едой линзы

собственных очков в чёрной оправе. Чёрный мозг на её голове покачнулся туда-

обратно, когда она пыталась рассмотреть верхний ряд старушечьих зубов.

 

Она сказала:

 

- Даже если рассказ твоей матери правда, нет доказательств того, что материал

был взят от действительной исторической личности. Скорей уж окажется, что твой

отец был каким-нибудь нищим еврейским неизвестно кем.

 

Старуха в кресле, растягивающая рот вокруг рук доктора Маршалл, закатила глаза и

вытаращилась на меня.

 

А Пэйж Маршалл заявила:

 

- Теперь ты вроде бы должен спокойно согласиться сотрудничать.

 

Сотрудничать?

 

- Согласно моему курсу лечения для твоей матери, - пояснила она.

 

Убить нерождённого ребёнка. Говорю - даже не будь я им, всё равно, мне кажется,

Иисус бы не одобрил.

 

- Конечно, одобрил бы, - возразила Пэйж. Она выдернула струну, брызнув на меня

застрявшим в зубах кусочком. - Разве Бог не пожертвовал собственным сыном, чтобы

спасти людей? Разве не в этом вся история?

 

Вот, снова она - тонкая грань между наукой и садизмом. Между преступлением и

жертвой. Между убийством собственного сына и тем, что сделал Авраам с Исааком по

Библии.

 

Старуха убрала лицо прочь от доктора Маршалл, вытолкнув языком струну и кусочки

окровавленной пищи изо рта. Посмотрела на меня и сказала своим скрипучим

голосом:

 

- Я тебя знаю.

 

С автоматизмом чихания, я ответил - "Простите". Простите, что трахал её кота.

Простите, что проехал по её клумбам. Простите, что сбил истребитель её мужа.

Простите, что смыл её хомячка в унитаз. Потом вздохнул, и спрашиваю у неё:

 

- Я ничего не забыл?

 

Пэйж попросила:

 

- Миссис Цунимитсу, откройте пошире рот.

 

А миссис Цунимитсу отозвалась:

 

- Я была с семьёй моего сына, мы ужинали, а ты чуть не подавился до смерти, -

говорит. - Мой сын спас тебе жизнь.

 

Продолжает:

 

- Я им так гордилась. Он до сих пор рассказывает эту историю людям.

 

Пэйж Маршалл поднимает на меня взгляд.

 

- По секрету, - сказала миссис Цунимитсу. - Мне кажется, мой сын, Пол, постоянно

трусил - до того вечера.

 

Пэйж присела, переводя взгляд со старухи на меня, туда-обратно.

 

Миссис Цунимитсу сцепила руки под подбородком, закрыла глаза и улыбнулась.

Сказала:

 

- Моя невестка тогда хотела развода, но когда увидела, как Пол тебя спас - снова

влюбилась.

 

Сказала:

 

- Я знала, что ты притворяешься. А все другие видели только то, что им хотелось.

 

Сказала:

 

- У тебя внутри несметные пространства для любви.

 

Эта старуха сидела, улыбалась и произнесла:

 

- Могу отметить, что у тебя самое благородное из сердец.

 

И, со скоростью чихания, я ответил ей:

 

- Ты - сраная сморщенная старая шизофреничка.

 

А Пэйж вздрогнула.

 

Объясняю всем: мне надоело, что меня дёргают туда-сюда. Ясно? Так что хватит

придуриваться. Мне насрать на сердце. Вам, ребята, не вызвать у меня никаких там

чувств. Вам меня - не достать.

 

Я грубый, дурной, подлый ублюдок. Точка.

 

Эта старая миссис Цунимитсу. Пэйж Маршалл. Урсула. Нико, Таня, Лиза. Моя мама.

Иногда бывает, вся моя жизнь кажется только я - против каждой идиотки-бабы во

всём проклятом мире.

 

Хватаю Пэйж Маршалл под локоть и тащу её на выход.

 

Никто не подловит меня на христоподобных чувствах.

 

- Слушайте сюда, - говорю. Потом ору. - Если бы я хотел что-то почувствовать, то

пошёл бы в чёртово кино!

 

Старая миссис Цунимитсу отвечает с улыбкой:

 

- Тебе не отвергнуть доброту своей истинной природы. Она сияет в глаза каждому.

 

Говорю ей - "заткни пасть". Пэйж Маршалл командую:

 

- Пошли.

 

Я докажу ей, что я не Иисус Христос. Истинная природа всех на свете - говно. У

людей нет души. Эмоции говно. Любовь говно. И я тащу Пэйж по коридору.

 

Мы живём и умираем, а всё остальное - бред. Это просто позорное девчачье дерьмо

насчёт чувств и трогательности. Просто надуманный субъективный эмоциональный