Моуринью – «особенный» соперник 1 страница

Алекс Фергюсон

Автобиография

 

 

Вступление

 

Глава первая

Размышления

После того как мне вручили книгу и часы и в мою честь прозвучали аплодисменты, я заметил странное выражение на лицах некоторых игроков. Словно они не знали, как себя вести и что делать, ведь я всегда был рядом с ними. С некоторыми – более 20 лет. А кое-кто за свою карьеру просто никогда и не работал с другим тренером. Я читал на их лицах немой вопрос: «Что же будет дальше?»

Тем не менее впереди у нас была еще одна игра, и я хотел, чтобы все прошло как надо. Мы вели 3:0 после первого получаса игры, но «Вест Бромвич» не собирался устраивать мне легкие проводы. 22 ноября 1986 года Йон Сивебак забил первый гол «Манчестера» под моим руководством. Последний мяч 19 мая 2013 года забил Хавьер Эрнандес. При счете 5:2 мы могли бы выиграть и 20:2. При счете же 5:5 могли проиграть и 5:20. В обороне у нас царила полная неразбериха. «Вест Бромвич» забил три гола за 5 минут, а Ромелу Лукаку в итоге сделал хет-трик.

Несмотря на три пропущенных под конец встречи мяча, в нашей раздевалке царило веселье. После финального свистка мы остались на поле, чтобы поприветствовать трибуну с болельщиками «Манчестера». Гиггзи вытолкнул меня вперед, все игроки отступили назад, и я оказался один перед мозаикой из счастливых лиц. Наши фанаты провели весь матч на ногах, напевая, крича и прыгая. Я был бы рад, если бы мы победили со счетом 5:2, но в какой-то мере итоговый результат 5:5 больше подходил для такого момента. Это была первая ничья 5:5 в истории Премьер-лиги и первая такая ничья в моей карьере. Последний кусочек истории в мои последние 90 минут.

В Манчестере же мой офис просто захлестнул поток писем. Красивейший подарок прислал мадридский «Реал»: точную серебряную копию площади Сибелес, на которой клуб по традиции отмечает свои победы. Подарок сопровождало любезное письмо от президента клуба Флорентино Переса. Еще один подарок пришел из голландского «Аякса», другой прислал Эдвин ван дер Сар. Моему секретарю Лин пришлось знатно потрудиться, чтобы обработать всю корреспонденцию.

За исключением разве что почетного караула, я даже и не мог представить, что меня может ожидать на моей последней домашней игре на «Олд Траффорд» против «Суонси Сити». В конце концов ту неделю я провел очень насыщенно, рассказывая членам семьи, друзьям, игрокам и персоналу, что решил уйти в отставку и начать новую главу своей жизни.

Семена этого решения были посажены зимой 2012 года. Накануне Рождества мне стало ясно, что я хочу уйти на покой.

– Почему ты хочешь это сделать? – спросила меня Кэти.

– Я не смогу пережить еще один такой сезон, как прошлый, когда мы упустили титул в последней игре, – ответил я ей. – Лишь надеюсь, что в этот раз мы сможем выиграть Премьер-лигу и дойти до финала Лиги чемпионов или Кубка Англии. Это будет прекрасным завершением карьеры.

Кэти, переживавшая не лучшие времена из-за недавней смерти своей сестры Бриджет, вскоре согласилась со мной. По ее мнению, я был достаточно молод, чтобы попробовать сделать что-то еще в своей жизни. По контракту я был обязан до 31 марта уведомить клуб о своем решении уйти летом в отставку.

По стечению обстоятельств воскресным февральским днем мне позвонил Дэвид Гилл и спросил, может ли он прийти ко мне домой. «В воскресенье днем? Готов поспорить, он собирается уйти в отставку с поста исполнительного директора», – сказал я тогда. «Или он собирается уволить тебя», – заметила Кэти. В итоге прав оказался я: Дэвид сообщил мне, что по окончании сезона он хочет уйти в отставку. «Ни черта себе!» – воскликнул я и рассказал ему, что собираюсь сделать то же самое.

В один из последующих дней Дэвид позвонил мне и предупредил, что мне следует ждать звонка от Глейзеров. Когда это произошло, я уверил Джоэла Глейзера, что мое решение не имеет ничего общего с желанием Дэвида. Рассказал ему, что пришел к этому решению еще на Рождество, и объяснил причину: смерть сестры Кэти в октябре изменила нашу жизнь, и моя супруга чувствует себя одинокой. Джоэл понял. Мы условились встретиться в Нью-Йорке, где он попытался отговорить меня от ухода на пенсию. Я ответил, что ценю его усилия, и поблагодарил за поддержку. Он в ответ выразил благодарность за проделанную мною работу.

Джоэлу не удалось переубедить меня, поэтому разговор свернул на тему, кто должен прийти мне на замену. Здесь мы с ним были единогласны: таким человеком был Дэвид Мойес.

Вскоре Дэвид приехал к нам, чтобы обсудить свой возможный переход. Для Глейзеров было очень важно, чтобы после объявления о моей отставке имя нового главного тренера было названо как можно быстрее. Они не хотели слышать спекуляций на этот счет.

Многие шотландцы – люди с огромной силой воли. Если они покидают родные края, то, как правило, только по одной причине: чтобы достичь успеха. Они уезжают не для того, чтобы забыть о прошлом, а чтобы улучшить свою жизнь. Примеров тому несть числа, особенно в США или Канаде. Чтобы покинуть родину, требуется определенная твердость духа. И это не маска, это неподдельная решительность в достижении цели. Суровость шотландцев, о которой многие говорят, касается в том числе и меня.

Шотландцы, живущие за границей, не чураются юмора; Дэвид Мойес – известный остряк. Однако когда дело касается работы, шотландцы становятся очень серьезными. Мне часто говорили: «Не видел, чтобы во время матчей ты хоть раз улыбнулся». На такое я всегда отвечал: «Я здесь не для того, чтобы улыбаться, а чтобы побеждать».

У Дэвида такой же характер. Я немного знал его семью: его отец, Дэвид Мойес-старший, был тренером в клубе «Драмчапел», за который я выступал в свои юные годы. Это славное семейство. Не считаю, что это достаточная причина, чтобы нанять кого-то, тем более на такой высокий пост. Но мне нравилось, что Дэвид происходит из хорошей семьи. Я покинул «Драмчапел» в 1957 году, когда Дэвид-старший был еще очень молодым человеком, так что напрямую мы с ним не пересекались. Но я знал про него.

Глейзерам Дэвид понравился, он сразу произвел на них впечатление. Они быстро поняли, что он очень прямой и откровенный человек. Не каждый способен честно говорить о себе. И, естественно, я никоим образом не собирался становиться у него на пути. Зачем мне это было бы нужно после 27 лет в качестве главного тренера? Нет, для меня настало время оставить эту часть жизни позади. У Дэвида же не было никаких проблем с принятием наших традиций. Он отлично умеет находить таланты, и его «Эвертон» показывал великолепную игру, когда ему удавалось подписывать высококлассных игроков.

Я сказал себе, что у меня нет никаких сожалений по поводу ухода. Ничто не могло изменить моего решения. Когда тебе за семьдесят, твое здоровье, физическое и психическое, быстро может пойти под откос. Но я был очень занят с того самого момента, как решил отойти в сторону, реализуя новые проекты в Америке и вне ее. Безделье мне не грозило, ведь впереди меня ждали новые вызовы.

В дни перед объявлением о моей отставке мне было очень тяжело сообщить о ней персоналу нашего тренировочного комплекса в Каррингтоне. Но когда я упоминал на базе об изменениях в моей жизни, о смерти сестры моей жены Кэти, то всегда в ответ получал только сочувствие и сострадание. И мне стало гораздо легче. Я был очень растроган.

Слухи о моей скорой отставке начали циркулировать за день до официального заявления. К тому времени я все еще не сообщил об этом своему брату Мартину. Сделать это было не очень просто, учитывая, как это могло повлиять на нью-йоркскую фондовую биржу. Поэтому частичная утечка новостей повредила моим отношениям с некоторыми людьми, которым я хотел открыться лично.

Утром в среду 8 мая 2013 года весь тренерский состав был собран в комнате анализа видеоматериалов, клубный персонал – в столовой, а игроки – в раздевалке. В ту же минуту, как я зашел в раздевалку, чтобы сообщить команде о своем уходе, мы опубликовали новость на клубном вебсайте. Использование мобильных телефонов было запрещено; я не хотел, чтобы кто-то узнал о том, что я собираюсь сообщить, прежде чем сам обо всем расскажу. Впрочем, учитывая ходившие слухи, все понимали, что это будет что-то очень важное.

Я сказал игрокам: «Надеюсь, я никого из вас не подведу, ведь вы все думали, что я останусь». К примеру, мы говорили ранее Робину ван Перси и Синдзи Кагаве, что я не собираюсь в ближайшее время уходить в отставку, что было правдой в тот момент, когда я это утверждал.

– Но времена изменились, – продолжил я. – Смерть сестры моей жены была тяжелой потерей для нас с Кэти. Кроме того, я хочу уйти победителем. И уйду победителем.

На лицах некоторых игроков читалось потрясение. «Отправляйтесь сегодня на скачки и хорошенько повеселитесь, – сказал я. – Увидимся в четверг». Я давно обещал отпустить ребят после обеда в среду, чтобы они смогли съездить в Честер. И все об этом знали. Это было частью плана. Я не хотел, чтобы кто-то упрекнул моих игроков в бессердечности, раз они едут веселиться в Честер в такой день, после объявления о моем уходе. Именно поэтому дал им выходной заранее, аж за целую неделю.

Затем я поднялся наверх к тренерскому составу и выложил им свою новость. Они все зааплодировали. «Наконец-то от тебя избавимся», – заметил кое-кто из них.

Из этих двух групп игроки были ошарашены куда сильнее. Наверняка в их голове немедленно стали появляться вопросы: «Понравлюсь ли я новому тренеру? Останусь ли в команде на следующий сезон»? Тренеры же наверняка думали: «Всё, в команде мне больше места нет». Я почувствовал, что мне пора покончить с объявлениями и объяснениями и начать собираться с мыслями.

Я заранее решил сразу после объявления пойти домой. Знал, что в прессе новость произведет эффект разорвавшейся бомбы. И не хотел выбираться из Каррингтона через кордоны журналистов и в свете софитов.

Я заперся в своем доме и не выходил на связь. Мой адвокат Джейсон и секретарь Лин одновременно прислали мне сообщения, как только было сделано заявление о моем уходе, а затем сообщения от Лин приходили мне в течение 15 минут подряд. Как выяснилось, 38 газет в мире вышли с новостью о моем уходе на первой полосе, в том числе и «Нью-Йорк Таймс». В британской прессе были даже 10– и 12-страничные приложения к основным выпускам.

Такой шквал публикаций меня приятно удивил. За годы работы у меня неоднократно бывали стычки с пишущей братией, но я никогда не держал на них зла. Журналисты всегда находятся под давлением, ведь им надо суметь обскакать телевидение, интернет, социальные сети типа «Фейс бука» или «Твиттера», да к тому же над ними всегда нависает их собственный редактор. Это тяжелый труд.

Количество и содержание публикаций показали мне, что, несмотря на все конфликты, пресса также не держала на меня зла. Они признавали мою ценность для футбольного сообщества и давали высокую оценку моим выступлениям на пресс-конференциях. Они даже вручили мне подарки: торт, на верхушке которого был изображен фен[1], и бутылку хорошего вина. Я с удовольствием принял это подношение.

На домашней игре против «Суонси Сити» для меня исполнили песни My Way Фрэнка Синатры и Unforgettable Нэта Кинга Коула. Мы выиграли тот матч так же, как выиграли многие из 895 игр, в которых мой «Манчестер» был сильнее соперника: забив решающий гол в конце встречи, на 87-й минуте (это сделал Рио Фердинанд).

Моя речь на футбольном поле была чистым экспромтом. Я знал только, что не буду хвалить никого в отдельности. И говорил не о директорах, не о фанатах, не об игроках. Говорил о футбольном клубе «Манчестер Юнайтед».

Я призвал фанатов поддержать нового главного тренера Дэвида Мойеса: «Я хотел бы напомнить вам, что у нас с вами бывали плохие времена. Но клуб поддерживал меня. Все мои помощники поддерживали меня. Игроки стояли за меня горой. Так что теперь ваша обязанность – поддержать нашего нового главного тренера. Это очень важно».

Если бы я не упомянул в своем выступлении Дэвида, могли бы возникнуть вопросы вроде: «А кто стоит за этим решением? Рад ли Фергюсон видеть Мойеса в качестве своего преемника или нет?» Мы обязаны были продемонстрировать безусловную поддержку нового тренера. Клуб должен был продолжать побеждать. Это желание объединяло нас всех. Теперь я директор клуба, и более, чем кто-либо другой, хочу, чтобы он оставался таким же успешным, как и раньше. Ведь теперь я могу так же наслаждаться матчами, как Бобби Чарльтон после завершения своей карьеры. Вы хоть раз видели Бобби после выигранного матча? Глаза горят, он потирает руки от удовольствия, ему все нравится. И я хочу того же. Хочу посещать матчи еврокубков и говорить: «Горжусь этой командой, это великий клуб».

В конце своего выступления я также особо отметил Пола Скоулза. Знал, что ему это не понравится, но не мог ничего с собой поделать. Пол, как и я, завершал свою карьеру в тот день. Я также пожелал Даррену Флетчеру скорейшего возвращения в клуб после операции на желудке.

Через несколько дней в аэропорту ко мне подошел какой-то парень и вручил конверт, сказав, что хотел отправить его мне по почте. В нем была статья из ирландской газеты, где говорилось, что я покинул команду так же, как и управлял ею: на своих собственных условиях. «Типичный Фергюсон», – написал автор. Я оценил этот пассаж. Именно так я и воспринимал свою работу в клубе и был горд, что так считали и другие.

После моего ухода с тренерского мостика Дэвид привел с собой трех собственных помощников: Стива Раунда, Криса Вудса и Джимми Ламсдена. Он также добавил в тренерский штаб Райана Гиггза и Фила Невилла, что означало увольнение Рене Мёленстена, Мика Фелана и Эрика Стила. Это было решение Дэвида. Я говорил ему, что буду очень благодарен, если он оставит в клубе моих помощников, но запрещать ему приглашать собственных ассистентов был не вправе.

Джимми Ламсден работал с Дэвидом бок о бок в течение многих лет. Я знаю его еще с тех пор, когда играл за «Рейнджерс», он ведь родился буквально в паре километров от меня, в соседнем с Гованом районе. Он славный малый, настоящий знаток футбола. Меня огорчает, когда хорошие парни теряют свою работу, и в футболе такое не редкость. Но все прошло более-менее хорошо. Я сказал троим своим помощникам, как сильно сожалею, что они не могут остаться. Мик, работавший со мной на протяжении 20 лет, ответил, что мне не за что извиняться, и поблагодарил меня за все те годы, что мы провели бок о бок.

Оглядываясь назад, я вспоминаю не только победы, но и поражения. Я проиграл три финала Кубка Англии: по разу «Эвертону», «Арсеналу» и «Челси». Проигрывал в финале Кубка лиги клубам «Шеффилд Уэнсдей», «Астон Вилла» и «Ливерпуль». Двух титулов победителя Лиги чемпионов лишила меня «Барселона». Это часть истории «Манчестера»: преодоление поражений. Я всегда помнил, что футбол – это не только триумфы и парады победителей. Когда мы проиграли в финале Кубка Англии «Эвертону» в 1995 году, я сказал: «Всё, хватит, пора меняться». И мы поменялись. Мы ввели в состав молодых игроков, так называемый «Класс-92». Мы не могли больше мариновать их. Это была группа особенных ребят.

Поражения в матчах всегда оказывают на тебя влияние. Обмусолить произошедшее у себя в голове и потом продолжать делать то же самое, что привело к проигрышу, – не в моем стиле. Поражение же в финальном матче производит особый эффект, особенно если ты нанес по воротам 23 удара, а твой соперник – всего два, или если ты проиграл в серии пенальти. В таком случае моя первая мысль всегда такова: «Ну-ка, быстро думай, что ты должен сделать». И мой мозг начинает соображать, что можно улучшить, как такое можно исправить. Вместо того чтобы впасть в уныние, я просчитываю варианты, и это очень полезный для меня навык.

Порою поражение оказывается лучшим результатом, чем победа. Умение отвечать на удары судьбы – важное качество. Даже в самые тяжелые периоды жизни ты показываешь свою силу. Есть такое отличное выражение: «Это просто еще один день в истории «Манчестер Юнайтед». Другими словами, необходимость отражать удары – это часть нашей жизни. Если ты равнодушно относишься к поражениям, значит, тебе не раз еще придется их испытать. Часто мы теряли два очка из-за гола, забитого соперником в последние минуты игры, после чего выигрывали шесть или семь матчей подряд. И это не было совпадением, уверяю вас.

Настоящие болельщики выходят на работу в понедельник, все еще находясь под впечатлением от игры в выходные. В январе 2010 года один парень написал мне: «Вы можете вернуть мне 41 фунт, который я заплатил за свой билет на воскресную игру? Вы обещали мне зрелище, но никакого зрелища не было. Могу ли я получить назад свои деньги»? Вот такой был фанат. Мне сразу же захотелось написать ему в ответ: «Легко, спишите этот 41 фунт из моих доходов за последние 24 года».

Ты выигрываешь в крутых матчах против «Ювентуса» или мадридского «Реала», а потом приходит кто-то и просит вернуть деньги за относительно спокойную воскресную игру. Если ли в мире другой клуб, от игры которого так же сильно захватывает дух, как от матчей «Манчестер Юнайтед»? Была бы моя воля, во всех программках писал бы предупреждение для болельщиков: «Если мы проигрываем 0:1 за 20 минут до конца игры, отправляйтесь домой. Иначе вас могут унести с трибун на носилках, и вы окажетесь в итоге в Королевской больнице Манчестера».

Думаю, все согласятся, если скажу, что на играх «Манчестера» никто никогда не был обманут. Они никогда не были скучными.

 

Глава вторая

Шотландские корни

 

Девиз клана Фергюсонов в Шотландии звучит на латыни как «Dulcius ex asperis», что значит: «После испытаний слаще». За 39 лет на тренерском посту эта мысль не раз выручала меня. В течение своей карьеры, начиная от четырех коротких месяцев в «Ист Стерлингшире» в 1974 году и заканчивая «Манчестер Юнайтед» в 2013-м, даже в самых тяжелых ситуациях я всегда видел всходы будущих побед. Вера в то, что рано или поздно мы преодолеем любые трудности, победим любого соперника, поддерживала меня, помогала год за годом принимать любой вызов, брошенный судьбой.

Много лет назад в посвященной мне статье я прочел: «Алекс Фергюсон добился в жизни многого, хоть и родился в Говане». Немного оскорбительно, не правда ли? На самом деле я добился такого успеха в футболе именно потому, что родился в судостроительном районе Глазго. Ваше происхождение никогда не может быть препятствием на пути к успеху. Скромное начало – скорее плюс, чем минус. Изучите внимательно жизнь успешных людей, взгляните на их родителей, посмотрите, чего они добились благодаря энергии и мотивации. Для многих великих игроков происхождение из низов не было помехой. Наоборот, часто это одна из ступенек к их успеху.

Когда я начинал свою карьеру на тренерской скамейке, работая с «Ист Стерлингшир», мои игроки получали по 6 фунтов в неделю. А в 2009 году мой «Манчестер» продал Криштиану Роналду в мадридский «Реал» за 80 миллионов фунтов. Мои парни в «Сент-Миррене» зарабатывали по 15 фунтов в неделю, и летом им приходилось самим добывать себе средства к существованию, потому что в межсезонье их работа не оплачивалась. На протяжении восьми лет моей работы в «Абердине» максимальная зарплата игрока, установленная председателем совета директоров клуба Диком Дональдом, равнялась 200 фунтам в неделю. Так что за почти четыре десятилетия, проведенных мною на тренерском посту, заработки футболистов под моим началом выросли с 6 фунтов в неделю до 6 миллионов в год.

У меня есть письмо от парня, который в 1959–1960 годах работал в доке Гована и любил проводить время в одном пабе. Он вспоминает молодого агитатора, который ходил по заведению с консервной банкой и собирал деньги для забастовочного фонда, толкая пламенные речи. Единственное, что он знал про этого парня, – тот играл за футбольный клуб «Сент-Джонстон». Письмо заканчивалось вопросом: «Не вы ли это были?»

В первый раз прочитав письмо, я не сразу понял, о чем идет речь; никакой политической деятельностью я никогда не занимался. Но в конце концов припомнил, что действительно ходил по пабам и собирал деньги на забастовку. Однако политик из меня был никудышный, а назвать мои выкрики «речью» можно было лишь с большой натяжкой: мне явно недоставало ораторских качеств. А когда меня попросили обосновать свою денежную просьбу (все посетители были уже хорошо подшофе и были рады развлечься рассказом молодого сборщика средств), я с трудом сумел связать два слова.

В молодости пабы были для меня школой жизни. Чтобы обеспечить будущее своей семьи, я вложил все скромные сбережения в лицензию на торговлю алкоголем. Мое первое заведение располагалось на пересечении улиц Гован-роуд и Пейсли-роуд-вест и было пристанищем докеров. Работа в пабах научила меня понимать людей, их мечты и разочарования; в дальнейшем мне это сильно пригодилось в тренерской работе, хотя тогда я даже и не помышлял о чем-то подобном.

К примеру, в одном из моих пабов у нас был такой «Уэмбли-клуб»: посетители скидывались в течение двух лет, взамен получая возможность поехать на матч между Англией и Шотландией на стадион «Уэмбли». Я обязывался удвоить банк, чтобы парни могли отправиться в Лондон на целых четыре или пять дней, а в день игры должен был присоединиться к ним. Ну, так оно должно было работать в теории. Мой лучший друг, Билли, отправился на игру в четверг и вернулся лишь спустя семь дней. Такое незапланированное удлинение сроков поездки привело к неизбежной ссоре с его семьей.

В следующий четверг после субботней игры на «Уэмбли» в моем доме раздался телефонный звонок. Это была Анна, жена Билли. «Кэти, – сказала она, – спроси у Алекса, где мой муж». Я что-то врал напропалую. Около сорока наших завсегдатаев отправились на «Уэмбли» к башням-близнецам, и я понятия не имел, почему Билли находится в самовольной отлучке. Но ведь для рабочих парней моего поколения большой футбольный матч был священным паломничеством, и дух товарищества, связывавший их в такой поездке, они ценили не меньше самой игры.

Один из наших пабов располагался на Мэйн-стрит, в одном из крупнейших протестантских районов Глазго, Бриджтоне. В субботу за неделю до Оранжевого марша ко мне пришел местный почтальон Здоровяк Тэм и спросил: «Алекс, парни интересуются, во сколько ты откроешься утром в субботу? Для марша. Мы собираемся идти в Ардроссан (это город на западном побережье Шотландии). Автобусы отходят в 10 утра, – говорил Тэм. – Все пабы будут открыты. Ты тоже должен открыться».

Я был в замешательстве: «Ну, во сколько мне нужно открыться?»

– В семь утра, – ответил Тэм.

Поэтому в 6:15 утра я был на месте вместе с отцом, братом Мартином и нашим барменом-итальянцем. Тэм велел как следует запастись выпивкой, что мы и сделали. Я открылся в 7 утра, и вскоре в пабе было не протолкнуться от громкоголосых оранжистов, на которых полиция не обращала никакого внимания.

За следующие два с половиной часа я заработал четыре тысячи: двойная водка шла на ура. Мой отец сидел и только головой качал. К 9:30 мы уже драили паб, пытаясь привести заведение в порядок перед приходом новых посетителей. Пришлось как следует поработать щеткой, но зато в кассе у меня лежало четыре тысячи.

Работа в пабах отнимала много сил, и к 1978 году я уже был готов сбежать от всех изнурительных обязанностей, связанных с нашими двумя забегаловками. Руководство «Абердином» не оставляло мне времени на выяснение отношений с посетителями или на контроль над бухгалтерией. Но сколько же замечательных историй произошло со мной за эти годы, из них одних можно было бы составить книгу! К примеру, в субботу утром ко мне приходили докеры вместе с женами, чтобы забрать свою пятничную получку, сданную с вечера мне на хранение в сейф за барной стойкой. Вечером в пятницу я чувствовал себя миллионером. Я не знал, какая часть денег в сейфе и кассе принадлежит мне, а какая им. В первые годы Кэти считала их, раскладывая на ковре. Утром же мужики приходили снова, чтобы забрать свои кровные. Все записи этих операций велись в так называемой «долговой книге».

Одна моя посетительница по имени Нэн слишком рьяно отслеживала все финансовые операции мужа, а разговаривала она, как заправский грузчик. «Думаешь, мы все тут тупые?» – как-то раз спросила она, уставившись на меня.

– Что? – ответил я, выигрывая время.

– Ты думаешь, мы все тут тупые? Эта долговая книга, я хочу посмотреть на нее.

– О, нет, тебе нельзя, – сымпровизировал я. – Она неприкосновенна. Налоговой инспектор не разрешил бы тебе брать ее в руки. Тебе нельзя ее видеть, ведь инспектор проверяет ее каждую неделю.

Успокоившись, Нэн повернулась к своему мужу и спросила его: «Это правда?»

– Хм, я не уверен, – ответил тот.

Но буря уже прошла. «Если я обнаружу имя своего мужика в этой книге, я никогда больше не приду сюда», – говорила Нэн.

Я прекрасно помню свою молодость, проведенную среди сильных и стойких людей, пусть порой и грубых. Иногда мне приходилось возвращаться домой с фингалом под глазом или раскалывающейся от боли головой, ведь насилие не редкость в пабах. Поэтому когда кто-то начинал буянить или вспыхивала драка, мне приходилось вмешиваться, чтобы восстановить порядок. Я старался растаскивать противников, и часто за это приходилось расплачиваться. Но оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что это было прекрасное время. Хорошие люди, забавные истории.

Вспоминаю парня по имени Джимми Уэстуотер, заглянувшего в паб с абсолютно серым лицом. «Господи, с тобой все в порядке?» – спросил я. Как оказалось, Джимми обмотался контрабандной чесучой, чтобы протащить ее через доки незамеченным. Целой кипой чесучи. Но он перестарался и еле-еле мог дышать.

Другой парень по имени Джимми, работавший на меня и содержавший паб в идеальной чистоте, как-то заявился на работу в галстуке-бабочке. Один из посетителей недоверчиво посмотрел на него и сказал: «Бабочка в Говане? Да ты, должно быть, шутишь!» А как-то вечером в пятницу я обнаружил в пабе парня, продающего у барной стойки мешки с птичьим кормом – в этой части Глазго чуть ли не каждый второй разводил голубей.

– Что это? – спросил я.

– Птичий корм, – ответил он так, как будто это было что-то само собой разумеющееся.

Один ирландец по имени Мартин Корриган гордился тем, что мог достать любую вещь из домашнего обихода. Посуду, столовые приборы, холодильник – все что пожелаете. Другой парень как-то раз зашел в бар и заявил: «Нужен бинокль? А то я на мели» – и показал красивейший бинокль, обернутый в пергаментную бумагу. «Отдам за пятерку», – добавил он.

– При одном условии, – ответил я. – Я дам тебе за него пятерку, но ты будешь пить здесь, а не пойдешь к Бакстеру.

Хороший был парень, с дефектом речи. Он согласился и немедленно потратил три фунта на выпивку.

Кэти ругалась, когда я приносил подобные покупки домой. Как-то раз я притащился с отличной итальянской вазой, которую она потом видела в магазине с ценником, на котором стояло: 10 фунтов. Проблема была только в том, что в пабе я заплатил за свою 25. В другой день я похвастался новым замшевым пиджаком, сидевшим на мне просто отлично.

– Сколько? – спросила она.

– Всего 7 фунтов, – ответил я вне себя от радости.

Так что я оставил его. Через две недели мы собирались на небольшую вечеринку к ее сестре. Я надел этот пиджак и стоял перед зеркалом, любуясь собой. Вы же знаете, как мужчины одергивают рукава вниз, чтобы они сели как надо? Именно это я и сделал – и оба рукава сразу же оторвались, так что я оказался в безрукавке вместо пиджака.

Кэти хохотала до слез, пока я орал: «Я убью его!» У пиджака даже не было подкладки.

У меня на стене в бильярдной висит фотография моего лучшего друга Билли. Тот еще парень был. Не мог себе даже чаю заварить. Как-то раз, пообедав, мы пришли к нему домой, и я сказал ему: «Поставь чайник». Он вышел из комнаты и вернулся только через 15 минут. Где он был? Звонил по телефону своей жене Анне, чтобы узнать, как заваривают чай.

Однажды Анна ушла, оставив в духовке мясной пирог, тогда как Билли остался дома: он смотрел фильм «Ад в поднебесье». Анна вернулась два часа спустя и обнаружила, что вся кухня в дыму.

– Господи боже, почему ты не выключил духовку? Ты что, не видишь, сколько дыма?! – закричала она.

– Я думал, это дым из телика, – оправдывался Билли. Он решил, что это такой спецэффект от горящего небоскреба.

Все любили собираться в доме Билли, он притягивал к себе гостей, словно свет – мотыльков. Впрочем, никто не называл его Билли, все звали его Маккечни. Они с Анной воспитали двух прекрасных сыновей, Стивена и Даррена, и они по-прежнему дружат с моими мальчиками. К сожалению, Билли больше нет с нами, но я никогда не забуду его и нашу веселую жизнь.

У меня осталось много хороших друзей со времен жизни в Глазго. С Данканом Петерсеном, Томми Хендри и Джимом Макмилланом мы знакомы с четырех лет, когда вместе ходили в детский сад. Данкан работал водопроводчиком в компании ICI в Грейнджмуте. Он очень рано вышел на пенсию, у него отличный дом во Флориде, в Клируотере, и они с женой любят путешествовать. Томми, у которого были проблемы с сердцем, – инженер, как и Джим. Четвертый мой друг, Ангус Шоу, ухаживает за своей больной женой. Еще один мой близкий друг, Джон Грант, в 60-х годах переселился в ЮАР, его жена и дочь занимаются оптовой торговлей.

Когда я в молодом возрасте покинул клуб «Хармони Роу», наши пути с парнями из Гована разошлись. Они были уверены, что я зря ушел из команды, перейдя в «Драмчапел Аматёрс». Мик Макгован, руководивший «Хармони Роу», никогда больше со мной не разговаривал. Он всегда был слишком бескомпромиссным, «одноглазый» Мик Макгован. Горячий приверженец «Хармони Роу», он просто вычеркнул меня из своей жизни, когда я ушел из клуба. Но с парнями из Гована мы продолжали вместе ходить на дискотеки вплоть до 19 или 20 лет. Примерно в то же время мы начали встречаться с девушками.