Моуринью – «особенный» соперник 8 страница

Первый серьезный удар по нашим отношениям был нанесен во время предсезонной подготовки к кампании 2005/06 в тренировочном лагере в Португалии. Идею поехать туда выдвинул Карлуш Кейруш, он же занялся и организацией процесса. Комплекс, где мы остановились, Вале-ду-Лобу, оказался просто чудесным местом, как будто не от мира сего: тренировочные поля, тренажерный зал, небольшие дома для игроков – все было просто безупречно.

Я прибыл туда после летнего отпуска, проведенного во Франции. Все игроки и весь штаб уютно разместились в своих виллах, за исключением Роя, который просто замучил Карлуша.

Я поинтересовался, в чем, собственно, дело, и Карлуш объяснил, что Рой нашел дома в Вале-ду-Лобу не соответствующими своим стандартам и отказался в них поселиться. По рассказу Карлуша, в первом доме ему не понравилось отсутствие кондиционера в одной из комнат, у второго была та же проблема, а в третьем, который я проинспектировал лично и нашел превосходным, Рой отказался селиться без объяснения причин. Он хотел жить со своей семьей в соседней деревне, Кинта-ду-Лагу.

В первый же вечер после моего прибытия мы устроили барбекю на террасе отеля, и все было чудесно, пока ко мне не подошел Рой и не сказал, что ему надо поговорить со мной.

– Я тебя умоляю, Рой, не сейчас. Поговорим утром, – ответил я.

На следующий день после тренировки я отвел его в сторону: «Что происходит, Рой? – спросил я его. – Я видел дома, с ними все в порядке».

Рой просто взорвался, разразившись огромным списком жалоб, включая проблему с кондиционерами. Затем он перешел на Карлуша: «Почему мы готовимся к сезону именно здесь?», и так далее – одна сплошная критика, и ничего более. Это накалило наши отношения, после этой поездки между нами стало нарастать отчуждение. Я был разочарован, ведь Карлуш работал не покладая рук, пытаясь всем угодить.

После возвращения в Англию я пригласил Роя в свой кабинет, чтобы уговорить его хотя бы извиниться перед Карлушем, но он и слышать ничего не хотел.

Мы с ним поспорили, и Рой сказал мне: «Ты изменился».

Я ответил: «Рой, конечно, я изменился, ведь сегодня – это не вчера. Мы живем в другом мире, у нас в команде игроки из двадцати разных стран. Ты говоришь, я изменился? Надеюсь, так оно и есть, ведь если бы я не менялся, то не смог бы удержаться на своем посту».

А он лишь повторил: «Ты стал другим».

В общем, мы серьезно поссорились, и я сказал ему, что он ведет себя неуместно: «Ты капитан, Рой, однако поступил безответственно. Мы же не предлагали тебе поселиться в какой-то лачуге. Это были хорошие дома, в них можно было жить».

С этого и началось постепенное ухудшение наших отношений. А затем Рой выступил на нашем телеканале МЮТВ, где хорошенько прошелся по некоторым молодым игрокам команды, якобы плохо исполняющим свои обязанности. Игроки давали интервью на канале по очереди, и в тот день это должен был делать Гари Невилл. В понедельник после провальной субботней игры с «Мидлсбро» пресс-атташе сообщил мне, что вместо Гари выступит Рой, но я не придал этому никакого значения.

Как вскоре выяснилось, в своем интервью Рой разнес в пух и прах некоторых игроков за субботнюю игру. Около четырех часов дня мне позвонили домой: «Ты должен это увидеть».

Кирану Ричардсону Рой дал характеристику «ленивый защитник», удивился, почему «в Шотландии так восхищаются Дарреном Флетчером», а про Рио Фердинанда сказал, что «если тебе платят по сто двадцать тысяч фунтов в неделю, за которые в матче против “Тоттенхэма” ты всего лишь двадцать минут проводишь на хорошем уровне, это еще не значит, что ты суперзвезда».

Пресс-атташе сразу же позвонил Дэвиду Гиллу, и показ интервью отложили до моего решения. «Хорошо, привезите кассету к завтрашнему утру в мой офис, и я посмотрю ее», – сказал я.

Боже, это было просто невероятно! От Роя досталось всем и каждому: Даррен Флетчер, Алан Смит, ван дер Сар – Кин не пощадил никого.

На той неделе матчей не было, и я собирался съездить посетить нашу футбольную школу в Дубае. Утром мне из раздевалки позвонил Гари Невилл и попросил спуститься к ним. Я подумал, что Кин хочет извиниться, однако ошибся: Гари с порога заявил, что игроки недовольны тренировочным процессом. Я просто не поверил своим ушам. Рой пользовался немалым авторитетом в раздевалке, и думаю, он попробовал употребить свое влияние, чтобы обратить ситуацию себе на пользу. Да, Карлуш Кейруш порой может быть несколько однообразен, заставляя игроков делать одни и те же упражнения, но именно так и становятся хорошими футболистами, отрабатывая навыки до совершенства. И в целом он отличный тренер.

Я отругал их: «Вы заставили меня спуститься сюда, чтобы пожаловаться мне на тренировки? Вы, двое, даже и не начинайте… Забыли, с кем разговариваете?» – и вышел из раздевалки.

Позже Рой пришел ко мне в кабинет, и я сказал ему, что в курсе всего случившегося, после чего поднял вопрос о его выступлении на телевидении: «Это твое интервью – настоящий позор, посмешище. Ты позволил себе раскритиковать своих одноклубников и еще хотел, чтобы это стало достоянием публики?»

Рой предложил показать интервью игрокам и позволить им самим решить, стоит ли такое ставить в эфир или нет. Я согласился, и мы собрали всех членов команды на просмотр. Дэвид Гилл был в тот момент на базе, однако отклонил мое приглашение посетить показ: он решил, что будет лучше, если я сам с этим разберусь. Но Карлуш и весь остальной персонал на нем присутствовали.

После просмотра Рой спросил, не хочет ли кто-нибудь из игроков высказаться по существу увиденного?

Первым вызвался Эдвин ван дер Сар, заявив, что Рой перешел все границы, решив публично раскритиковать партнеров по команде, и Кин немедленно набросился на него: «Да кто ты вообще такой, что ты вообще знаешь о клубе?» В поддержку Эдвина высказался ван Нистелрой, за что ему следует отдать должное, и Рой обрушился и на него. Затем он прошелся еще и по Карлушу, но больше всего в итоге досталось лично мне.

– В споре с Манье ты впутал клуб в свои личные дела, – заявил он.

В этот момент некоторые игроки стали демонстративно уходить: Скоулз, ван Нистелрой, Форчун.

Самое неприятное в Рое – это его язык; он самый грубый человек, которого я когда-либо встречал. Рой буквально за пару секунд может спустить с небес на землю любого абсолютно уверенного в себе человека. Во время нашей ссоры в тот день я заметил, как его глаза стали сужаться, превращаясь в маленькие точки. Это внушало страх, а ведь я родом из Глазго, и меня не так легко испугать.

После ухода Роя Карлуш заметил, как сильно я был расстроен произошедшим. «Никогда в своей жизни не видел ничего подобного», – сказал он, назвав случившееся худшим спектаклем, который только можно устроить в профессиональном футбольном клубе. «Карлуш, ему придется покинуть команду», – сказал я. «Согласен на все сто, – ответил он. – Тебе надо избавиться от него».

До следующей среды меня не было в стране, однако я позвонил Дэвиду Гиллу из Дубая и предупредил его, что нам придется расстаться с Кином. Дэвид согласился со мной, сказав, что у нас нет другого выбора. Он поговорил с Глейзерами, и они одобрили уход Роя. Мы договорились с Дэвидом выплатить Кину все оставшиеся деньги, причитающиеся ему по контракту, плюс устроить в его честь прощальный матч, так что нельзя сказать, что мы обошлись с ним несправедливо.

Вернувшись с Ближнего Востока, я узнал от Дэвида, что Глейзеры приедут в пятницу и что он уже позвонил Майклу Кеннеди и назначил с ним встречу. Мы встретились с ними и согласовали все детали.

Рой потом публично заявлял, что был разочарован тем, что наше решение о его уходе было доведено до него не лично мной. Но после той ссоры между нами все было кончено, и я не хотел ни развязывать еще один конфликт, ни даже просто пересекаться с ним лишний раз.

Придя на тренировку, я сообщил всем игрокам об уходе Роя: для них всех это был просто шок.

Одним из своих лучших тренерских качеств я считаю умение быстро принимать решения, основываясь на бесспорных фактах и собственном убеждении. Мне было абсолютно ясно, что надо сделать, чтобы преодолеть этот кризис. Если бы я ушел от конфликта, то еще выше поднял бы авторитет Кина в раздевалке, еще больше уверил бы его в собственной правоте, дал бы ему время, чтобы убедить в этом остальных. А он был неправ, он поступил дурно.

Оглядываясь назад, вспоминаю немало случаев с участием Роя, которые постепенно привели его к уходу из клуба. Самым ярким из них, конечно, был его конфликт на чемпионате мира 2002 года с главным тренером сборной Ирландии Миком Маккарти, приведший к его досрочному возвращению домой.

Мы с моим братом Мартином тогда поехали на неделю в отпуск, чтобы отметить мое шестидесятилетие. Отправляясь на ужин, я не стал брать телефон, но Мартин свой захватил, и когда мы уже собирались уходить, он зазвонил. Это был Майкл Кеннеди, пытавшийся со мной связаться. Он дал понять, что на Сайпане, где ирландская сборная готовилась к старту чемпионата мира, что-то произошло. «Тебе надо поговорить с Роем, ты единственный человек, которого он может послушать», – сказал мне Майкл. Я был озадачен; совершенно не понимал, отчего Майкл так расстроен, пока он не рассказал мне подробности ссоры между Роем и Миком Маккарти. Он дал мне телефон Роя, по которому я не смог дозвониться, поэтому попросил, чтобы Рой сам мне позвонил.

В трубке раздался голос Кина. «Рой, о чем ты вообще думаешь?» – спросил я его, и он выплеснул на Маккарти всю свою злость. Я сказал: «Успокойся и позволь мне дать тебе совет. Ты же не хочешь, чтобы твоих детей в школе начали преследовать из-за этой истории? Подумай о своей семье, подумай о том, какой это для них будет кошмар. Пресса забудет о чемпионате мира и вместо него все лето будет писать только про тебя».

Он знал, что я прав. Я предложил ему вернуться к Маккарти, поговорить с ним с глазу на глаз, уладить все недоразумения и пообещать вернуться в команду. И Рой согласился. Но к тому времени, как он смог вернуться, Мик уже дал пресс-конференцию, на которой рассказал обо всем, что происходит, и обратная дорога для Роя оказалась закрыта.

Я полностью поддержал Роя в том конфликте, ведь, выступая за «Манчестер», он привык к высоким стандартам подготовки. Естественно, у него были все причины для злости из-за слабой тренировочной базы с полным отсутствием инвентаря и экипировки. И как капитан сборной он имел полное право выражать свое недовольство, вопрос только в том, насколько далеко он имел право зайти.

Какими бы плохими ни были условия на Сайпане, Рою не следовало так сильно гневаться. Но в этом был весь Рой, человек крайностей.

Я всегда защищал своих игроков, и Кин тут не исключение. Это часть моей работы. Даже если они были неправы, я все равно вставал на их сторону и не считаю нужным за это извиняться. Были времена, когда я говорил себе: «Господи, и о чем ты только думал?» (Кэти часто задавала мне этот вопрос), но при этом не мог предать своих игроков. Я не имел права публично их осуждать. Конечно, порой мне приходилось их наказывать, налагать штраф или какие-то другие взыскания, но это никогда не выносилось на публику. Иначе мне тем самым пришлось бы отказаться от одного из моих главных принципов как тренера: всегда защищать своих футболистов. Нет, не защищать их, а оберегать от нападок извне.

В современном футболе звездные игроки часто обладают большим влиянием, чем тренер. В мои игровые годы ни у кого и духу не хватило бы перечить тренеру, это означало бы немедленную смерть. Сейчас же все иначе, и мне не раз приходилось слышать в последние годы истории об игроках, использовавших свое влияние против тренера, об игроках, получивших в этом поддержку со стороны широкой публики и даже менеджмента клуба. Футболист всегда может высказать свое негодование любому, кто захочет его выслушать, но тренеру, чья ответственность гораздо выше, такое непозволительно.

Мне кажется, Рой понял, что его игровая карьера близится к закату, и начал думать о себе как о тренере. Он стал брать на себя тренерские обязанности, но публичная критика своих одноклубников на телевидении ничего общего с ними не имеет.

Не дав хода тому видео, мы не позволили Рою потерять уважение со стороны своих партнеров по команде. Но после произошедшего на той встрече в моем офисе Рою места в клубе больше не было.

Я никак не мог допустить утраты контроля над командой, ведь без него я перестал бы быть тренером. Как и в случае с Дэвидом Бекхэмом, я понимал, что как только в клубе начнет распоряжаться игрок, нам конец. Футболистам нравится такой подход, им нравятся жесткие тренеры. Или которые могут быть жесткими.

Игрокам нравятся сильные тренеры, в этом есть свои плюсы. Они думают: «Во-первых, может ли он привести нас к победе? Во-вторых, может ли он помочь мне играть лучше? В-третьих, верен ли он нам?» С точки зрения игрока это очень важные вопросы, и если ответ на все три – «да», то тогда они готовы будут простить тебе все что угодно. За свою карьеру я не раз выходил из себя после игр, не раз позволял своему гневу и эмоциям взять над собой верх. И этим отнюдь не горжусь. Порою я возвращался домой, с ужасом ожидая последствий. Может, игроки больше не захотят со мной разговаривать? Может, они будут злиться на меня, строить заговоры, что-то замышлять? Но вернувшись на базу в понедельник, я обнаруживал, что они боятся меня сильнее, чем я их. Ведь увидев меня потерявшим самообладание один раз, они не горели желанием испытать на себе мой гнев снова.

Рой – парень умный, и я не раз заставал его за чтением интересных книг. Если он в хорошем расположении духа, то лучшего собеседника тебе не найти. Физиотерапевты часто приходили и спрашивали, в каком настроении Рой сегодня, ведь от этого зависело состояние и всех остальных игроков, настолько большим влиянием он обладал в раздевалке.

Но перемены в его настроении были абсолютно непредсказуемы: в один момент он мог быть просто душкой, а уже через минуту становился абсолютно невыносим.

В своем роде уход Роя пошел клубу только на пользу: многие игроки были запуганы им до такой степени, что после его отъезда сразу же воспряли духом и стали играть лучше, например, Джон О’Ши и Даррен Флетчер. Болельщики, впрочем, были сильно недовольны происходящим, и на разминке перед игрой против «Лилля» в Париже 2 ноября 2005 года освистали команду. Частично это было следствием того, что Рой сказал в том интервью нашему телеканалу, и значительная часть недовольства вылилась именно на головы О’Ши и Флетчера.

Мне кажется, с уходом Роя напряжение в команде спало и многие вздохнули с облегчением, ведь им не нужно было больше постоянно выслушивать критику со стороны Кина. Расставание с ним прошло не так болезненно, как могло бы, случись это, скажем, тремя годами ранее – его карьера уже шла на спад, и он не играл для нас такую значительную роль, как прежде. Через несколько месяцев после его ухода я смотрел матч между «Селтиком» и «Рейнджерс», в котором принимал участие Кин, и перед стартовым свистком сказал Карлушу: «Сегодня Рой будет блистать на поле».

Однако он был пассивен и совершенно незаметен, и я не увидел на поле когда-то такого динамичного и требовательного Роя Кина. Но ему нравилось выступать за «Селтик». Я спросил его, как ему в новом клубе, и он стал расхваливать их материально-техническую базу, тренировочный процесс, систему послематчевого анализа Prozone. В целом наши отношения наладились. Примерно два месяца спустя, когда я обсуждал с Карлушем командные дела в своем офисе, мне позвонили и сообщили, что Рой хочет меня видеть. Это озадачило меня.

– Я просто хочу извиниться за свое поведение, – сказал он, после чего стал описывать мне ситуацию в «Селтике» и то, как у него там все отлично. Но та игра с «Рейнджерс» показала мне, что долго он у шотландцев не продержится.

Перестройка клуба началась задолго до ухода Роя, хотя эти изменения и не были очевидны всем. В «Манчестере» всегда, вне зависимости от обстоятельств, много молодых игроков, много новых имен, и у нас были наготове наши воспитанники, когда Рой уходил. Флетчер взрослел и набирался опыта, я привел в клуб Пак Чжи Суна, на подходе был и Джонни Эванс.

Как правило, игроки основы не способны распознать процесс обновления, происходящий в команде: они просто не видят ничего дальше собственного носа, не понимают, что происходит у них под боком и в молодежных командах «Юнайтед». Исключения бывают, но редко: Гиггз, Скоулз и Невилл, может быть, еще Рио Фердинанд и Уэс Браун. Все остальные считали, что от них требуется только играть. Но я понимал, что мы закладываем основу новой команды. Для нас то время было не самым удачным с точки зрения завоеванных титулов, однако когда ты проводишь перестройку, тебе приходится мириться с неизбежными поражениями, ведь этот процесс занимает не один год.

Впрочем, надеяться на три или четыре года спокойной работы я тоже не мог: в таком великом клубе, как «Манчестер Юнайтед», тебе никто и никогда не даст столько времени. Поэтому часто приходится форсировать события, брать на себя риск, вводя в состав молодых игроков, проверяя их на поле в официальных матчах. Лично я никогда этого не боялся и занимался этим не только потому, что того требовали мои обязанности как тренера, но и потому что мне это нравилось. Я делал это и в «Сент-Миррене», и в «Абердине», и в «Манчестере». Так что мы никогда, даже в самые неудачные времена, не боялись доверять молодым игрокам.

Кстати, что касается новых игроков, Карлуш однозначно рекомендовал Андерсона. Дэвид Гилл, отправляясь в Лиссабон, чтобы купить у «Спортинга» Нани, съездил затем еще и в Порту, чтобы приобрести там Андерсона. Конечно, пришлось хорошенько раскошелиться, но эти покупки в очередной раз продемонстрировали наше отношение в клубе к молодым футболистам. У нас была отличная линия обороны в лице Фердинанда, Видича и Эвра, а талант Руни раскрывался все сильнее и сильнее. Мы были вынуждены продать Луи Саа, которого замучили травмы, зато заполучили на некоторое время Хенрика Ларссона, который играл просто блестяще.

К сожалению, после некоторого сближения наши отношения с Роем снова ухудшились. Я прочитал в газетах его слова о том, что он вычеркнул «Манчестер Юнайтед» из своей жизни; он утверждал, что мы все уже успели забыть о нем. Но как можно забыть то, что он сделал для клуба? Из-за его постоянного стремления к победам и того, какое влияние он оказывал на команду, пресса воспринимала его чуть ли не как играющего тренера. Журналисты постоянно спрашивали меня: «Как считаете, сможет ли из Кина выйти хороший тренер?» Наблюдая потом за его работой в «Сандерленде» и «Ипсвиче», я заметил, что для достижения результата ему необходимо было тратить много денег: он постоянно покупал новых игроков. Думаю, у него просто не было терпения для постепенного строительства команды.

В сезоне 2011/12 после поражения в Базеле, лишившего нас возможности продолжить выступления в Лиге чемпионов, мы снова скрестили с ним шпаги. Рой крайне резко отозвался о наших молодых игроках, и я ответил ему, употребив в его адрес термин «телекритик». Посмотрите на его последние недели в «Сандерленде» и «Ипсвиче»: с каждым днем в его бороде прибавлялось седых волос, а его глаза мрачнели. Возможно, на кого-то его выступления на телевидении и производили впечатление: «Ух ты, а он не трус, раз не боится связываться с Алексом Фергюсоном», но только не на меня. С той минуты, как он стал телекритиком, я знал, что рано или поздно он наведет свои орудия на «Манчестер».

Что касается тех обвинений в адрес молодых игроков, то он, конечно, нашел себе легкую мишень. Он не посмел направить свои стрелы на Руни, который такое просто не потерпел бы. Опытные игроки также легко бы поставили его на место. Поэтому неудивительно, что он решил обвинить во всем Флетчера и О’Ши, из-за чего наши болельщики и освистали их перед игрой с «Лиллем». На мой взгляд, две его попытки поработать тренером доказали лишь одно: ему нужно много денег. Он хорошо потратился в «Сандерленде» и не преуспел. Он израсходовал немало в «Ипсвиче» и провалился.

В своем интервью Дэвиду Уолшу из газеты «Санди Таймс» он заявил, что я все время заботился лишь о себе, приведя в качестве примера историю с Джоном Манье и скаковой лошадью Скала Гибралтара. Просто не верится. В тот день в моем кабинете, когда мы с ним крепко поссорились и я увидел в его почерневших глазах злобу, он тоже вспомнил про Джона Манье. Никогда не понимал, почему он так одержим той историей.

В ту судьбоносную пятницу, когда мы договорились о его уходе, мы также заключили соглашение, что никто из нас никому и никогда не станет рассказывать подробности нашего разрыва. Если бы Кин не нарушил эту договоренность, я бы продолжал хранить молчание. Когда Рой еще работал в «Сандерленде», он обвинил «Юнайтед» в том, что мы оскорбили и обманули его при подготовке его ухода. Клуб всерьез рассматривал идею выдвинуть против него судебный иск, ведь Рой отказался взять свои слова обратно. Думаю, он ждал этого, хотел выступить в суде, чтобы произвести впечатление на болельщиков, для многих из которых он все еще был настоящим героем. Поэтому я посоветовал Дэвиду Гиллу отказаться от этой затеи, и, как мне кажется, мы повели себя более чем достойно.

 

Глава десятая

Интересы вне футбола

 

Вполне возможно, футбольная общественность воспринимала меня как человека, одержимого исключительно своей работой в «Манчестере». Однако это не так. Учитывая высокие нагрузки в клубе, мне жизненно необходимо было найти отдушину в многочисленных интересах и хобби, которые держали бы мой ум в тонусе, мои полки – набитыми книгами, а мой погреб – заполненным хорошим вином.

Моя частная жизнь, за исключением всем известной любви к лошадям и скачкам, была скрыта от глаз посторонней публики. В свой личный мир я возвращался, проведя весь день на тренировочной базе в Каррингтоне, или после того, как очередной официальный матч был сыгран, проанализирован, откомментирован и сдан в архив. Примерно последние десять лет я выпускал пар, посвящая свое свободное время разнообразным интересам, и это помогало мне эффективнее управлять «Манчестером». Я трудился не менее усердно, чем в клубе, только более разнообразно используя свои «серые клеточки». И все мои увлечения, от биографий диктаторов до документов, посвященных убийству Джона Кеннеди или моей винной коллекции, были сосредоточены дома.

Мои политические убеждения практически не изменились с тех самых пор, как в доках Гована мне пришлось поработать профсоюзным организатором. Наверное, дело в том, что, несмотря на приобретенное позднее богатство и достигнутый успех (а они часто меняют людей), в годы своей юности я усвоил не какие-то конкретные идеологические взгляды, а скорее систему ценностей, определенное отношение к жизни.

Я никогда не был любителем тусовок, посещающим каждый ужин лейбористской партии, принимающим участие в каждой избирательной кампании, но всегда поддерживал местных членов парламента от лейбористов. Кэти мне говорила, что стоит лишь раз ввязаться в политику, как от тебя больше не отстанут, будут постоянно ждать твоей помощи и поддержки, считать, что ты всегда рад и готов уделить им свое время. Но быть сторонником лейбористов и верить в социалистические принципы – это одно, а быть активным членом партии – другое, и как у тренера «Манчестер Юнайтед» у меня просто не было на это времени. Поставить крестик в бюллетене и выразить свою поддержку – вот это я мог. Вы вряд ли могли увидеть меня в Палате общин, сидящим позади Дэвида Кэмерона, а вот сфотографированным вместе с местным парламентарием-лейбористом – вполне; в этом и состоит мой вклад в политическую деятельность.

Я всегда принадлежал к левому крылу партии, что объясняет, почему я так высоко оцениваю работу Гордона Брауна. И, увы, уже умершего Джона Смита: из него вышел бы отличный премьер-министр. Мне было жалко Нила Киннока – хороший горячий парень, хоть и невезучий; но я был бы рад увидеть его на Даунинг-стрит. В целом идеологически я был гораздо ближе к Брауну, но понимал, что популистские шаги Блэра дают нам больше шансов на победу на выборах. Блэр правильно себя позиционировал, он был харизматичен и популярен в течение многих лет, пока война в Ираке не сказалась отрицательно на мнении общества о нем.

Благодаря Джиму Роджеру, опытнейшему шотландскому футбольному репортеру и доверенному лицу многих лейбористских премьер-министров, я подружился с Аластером Кэмпбеллом. Джим позвонил мне как-то раз и попросил поработать над одной статьей вместе с Аластером, который тогда трудился в газете «Миррор». Мы нашли общий язык с Аластером и продолжили в дальнейшем наше общение: он регулярно присылал мне письма и т. п. А потом он стал пресс-секретарем Тони Блэра, и мы еще теснее сошлись на почве его работы на благо лейбористской партии. За неделю до парламентских выборов 1997 года в Манчестере в отеле «Мидлэнд» у меня состоялся ужин с Аластером, Блэром и его женой Шери. Я сказал тогда Тони: «У вас не будет никаких проблем, если вы сможете посадить свое правительство в одну комнату и запереть дверь. Беда с этими министрами в том, что все они всегда действуют сами по себе, у них есть свои собственные союзники, собственные прикормленные журналисты. Так что самой сложной задачей для вас будет удержать кабинет под контролем».

Тони прислушался к этому напутствию. По моему мнению, любой человек, наделенный властью, оказывается в уязвимом положении, потому что на его плечи ложится огромная ответственность, вместе с которой приходит и одиночество. Мне это хорошо знакомо: много раз я сидел в своем кабинете после обеда, когда все дела были сделаны, ожидая, что ко мне кто-нибудь придет пообщаться, но никто не шел. Вокруг тебя образуется вакуум, который никто не хочет нарушать. А Тони был еще очень молод, когда стал премьер-министром.

Позднее в своих мемуарах он написал, что, будучи премьер-министром, спрашивал моего мнения по поводу увольнения Гордона Брауна, занимавшего в ту пору соседний с Тони офис на Даунинг-стрит, 11. Однако насколько я помню, Тони не задавал мне прямой вопрос по поводу Гордона; он спросил меня насчет суперзвезд в моем клубе и как я с ними справляюсь. Я ответил ему: «Самое главное в моей работе – это сохранение контроля. Как только они начинают угрожать твоей власти в клубе, ты должен немедленно от них избавляться». Он действительно упомянул о трениях с Гордоном, но не спросил меня напрямую, что ему с ним делать. Поэтому, не желая ввязываться в их личные отношения, я дал ему совет общего характера.

Мой опыт говорит, что если ты хочешь решить проблему, то не стоит искать обходных путей. Если тебя беспокоит один из членов твоей команды, пойди и напрямую скажи, что у тебя есть к нему претензии. Зачем не спать по ночам и беспокоиться о чем-то, когда ты можешь взять и решить проблему?

Власть нужна, если ты хочешь использовать ее, но не думаю, что ее применение может найти отклик среди футболистов, большая часть из которых является выходцами из рабочего класса. На самом же деле я всегда стремился к установлению контроля. Я мог использовать свою власть, если хотел, и я делал это время от времени. Но когда ты достигаешь таких вершин, как я в «Манчестере», власть у тебя появляется автоматически. Внешние наблюдатели обычно воспринимали мои важнейшие решения как стремление продемонстрировать свою власть, тогда как на самом деле речь шла о контроле.

Если не брать в расчет увлечения вином и лейбористской партией, то главным моим интеллектуальным интересом была Америка. Джон Кеннеди, гражданская война, Винс Ломбарди и великие американские игры с мячом – именно в этом я находил себе спасение от напряженной работы в клубе. Мое проникновение в американскую культуру началось с Нью-Йорка: мы купили там квартиру, которой пользовались все члены семьи, и Манхэттен стал для меня идеальным местом для короткого отдыха в те дни, когда игроки разъезжались из Каррингтона для участия в матчах национальных сборных.

Штаты всегда увлекали и вдохновляли меня; я подпитывался их энергией, просторами, разнообразием. Свою первую поездку в США я совершил в 1983 году, после победы «Абердина» в Кубке обладателей кубков, когда привез всю семью в отпуск во Флориду. Впрочем, к тому времени Америка и ее история уже прочно вошли в мою жизнь. Убийство Джона Кеннеди в Далласе в 1963 году оставило в моей душе глубокий след, и постепенно во мне развился настоящий детективный интерес к тому, кто, как и зачем убил его.

Прекрасно помню тот день, до глубины души потрясший и меня, и весь мир. Был вечер пятницы, и я брился перед зеркалом в ванной, собираясь отправиться на танцы со своими друзьями, когда мой немного глухой отец прокричал мне: «Говорят, что Джона Кеннеди застрелили, это правда?»

– Отец, ты плохо слышишь, тебе это показалось, – ответил я и вытерся полотенцем, тут же забыв о его словах. Через полчаса это было во всех новостях: президента отвезли в госпиталь Парклэнд.

Помню, тогда на танцах во «Фламинго» в Говане звучала песня Swinging on a Star, бывшая в то время настоящим хитом. Однако никто не веселился и не танцевал, вместо этого мы сидели наверху и обсуждали убийство.

Кеннеди захватывал воображение таких юношей, как я: он был молод, хорош собой и энергичен, и мне нравилась идея, что такой новый и динамичный человек может стать президентом США. И хотя для меня он всегда был выдающейся личностью, мой интерес к его убийству внезапно сильно вырос после одного ужина в Стоке, где я должен был выступить с речью по приглашению Брайана Картмела.

На ужине присутствовали Стэнли Мэтьюз, Стэн Мортенсен и Джимми Армфилд, и помню, как я задавался вопросом: «Что я здесь делаю, среди этих великих футболистов? Наверняка все предпочли бы слушать Мэтьюза, а не меня».