О блаженной Любушке Рязанской

 

Любушка родилась в 1852 году в Рязани, в семье небогатого мещанина Семена Ивановича Сухановского и его жены Марии Ивановны. У них к этому времени уже было двое детей – Василий и Григорий. Через три с половиной года в семье родилась еще одна девочка. Младшую Любушкину сестренку назвали Ольгой.

Любушку крестили через два дня после рождения – 30 августа – в Никольской церкви, которую из‑за того, что ее купол до реконструкции 1904 года возносился выше колокольни, в народе называли Николой Долгошеей или Николой Высоким. Крещение в Николовысоковской церкви совершил настоятель храма протоиерей Петр Дмитриевич Павлов, отец знаменитого ученого Ивана Петровича Павлова.

Жили Сухановские бедно и тесно. Оказавшись без кормильца, Семена Ивановича, семья Сухановских стала одной из беднейших в Рязани. Поэтому их духовный наставник отец Иоанн Добротворский часто ходатайствовал перед городскими властями о материальной помощи для них.

Сухановские жили благочестиво. И Господь не оставил их. Через Любушку Он излил Свою благодать не только на Сухановских, но и на всех рязанцев.

Вот как описывает схимонахиня Серафима (в миру Елена Александровна Масалитинова) Божию волю, явленную через блаженную Любовь Рязанскую: «Люба воспаряла духом ко Господу, а тело было расслаблено: в течение пятнадцати лет она не могла ни ходить, ни даже стоять.

В комнате, где она лежала, находилась икона святителя Николая Чудотворца, и Люба молилась ему и всею душою любила святителя – она знала, как много добра он делал людям.

Но вот пришло время, и Господь призрел на немощную рабу и через угодника открыл ей волю Свою.

Однажды, когда Люба в доме была одна, ей явился сам святитель Николай Чудотворец. А когда мать, вернувшись, вошла в комнату, то увидела Любу, стоявшую на ногах.

Увидев это, она удивленно воскликнула:

– Дочь моя, ты ли это? Как же ты встала на ноги?

Люба подняла руки к иконе святителя и сказала:

– Явился Божий угодник Николай и говорит мне: «Вставай, Люба, ходи и юродствуй». И я встала твердо на ноги, а он сделался невидимым.

Мать была очень обрадована таким событием, но вместе с тем и опечалилась предназначенным дочери юродством. Не раздумывая, пошла она к священнику своего прихода. Все рассказала ему и попросила совета.

Священник, выслушав, ответил:

– Воля Божия, не задерживай дочь, пусть идет и юродствует, от Господа стопы человеку исправляются.

Мать покорилась воле Божией…

С тех пор Люба стала усердно молиться в рязанских церквах, особенно в Казанском женском монастыре, где подолгу жила у некоторых сестер, а чаще у игуменьи – умной, образованной и душевной женщины благородного происхождения.

Под сенью каменных сводов храмов, в таинственном полумраке мерцающих лампад глядели на Любу светлые лики угодников Божиих и призывали на подвиг, и слышались слова, сказанные ей Спасителем… и созревало у нее в сердце стремление к подвижничеству.

И по Божией воле она приняла на себя подвиг затвора, причем затвор этот был необычен. Люба заключила себя в своем доме в простенок между печью и стеной (по сути, это был не только затвор, но и подвиг столпничества).

Несомненно, что в этот период жизни сформировался из нее человек сильной воли и возвышенной души. Как она молилась? Что в это время видела и слышала? Все это ведомо только Богу.

Но прошло время…

Любушка, простояв в затворе три года, вышла из него. Может быть, и на это имела она указание Свыше, ибо, когда приходило время, подвижники по воле Божией оставляли свое уединение и шли служить людям.

Молитва за других, добрый совет, ласка, чуткость, желание предостеречь от опасности, сострадание к людям стали ее уделом.

Любу часто видели на улицах Рязани. Заходила она в лавки купцов и брала без спроса, что нужно. Купцы не бранили ее, не гнали – они радовались: ведь это было верной приметой, что в этот день торговля будет удачной. А некоторые купцы сами ее зазывали. Но блаженная делала вид, будто не слышит, и проходила мимо.

Иногда, устав, Люба присаживалась на крылечко какого‑либо дома, и ей давали что‑нибудь из еды. От одних она принимала охотно, а у других не брала. То же, что брала, до дома не доносила – раздавала дорогой нуждающимся. Бедные и нищие знали ее и любили.

Любушка обладала даром провидения. Были люди, боявшиеся прозорливости Любы. Были и такие, которые не верили и смеялись над ней. Она переносила все терпеливо – улыбка почти не сходила с ее лица, которое, кроме обычной приветливости, выражало и большую силу воли.

Одевалась Любовь Семеновна, или, как задушевно называли ее в народе, Любушка, просто. Носила цветные платья, а на голове платок – то голубой, то розовый. Розовый цвет она любила особенно и хотела, чтобы по смерти ее гроб был обит розовой материей.

Любушка ко всем была добра, ласкова, но одна девушка, как вспоминали очевидцы, ее боялась. Боялась Любушкиной прозорливости.

Девушка была неплохая, а страх у нее появлялся безотчетный.

Как‑то встала она рано утром и начала ставить самовар. Стала разжигать лучину да взглянула в окно и видит, что в калитку входит Любушка. Девушка, испугавшись, побежала скорее дверь запирать, чтобы блаженная не вошла.

Но Люба уже вступила на порог и говорит:

– А я спешила, боялась, как бы ты не заперла дверь.

Потом достала из кармана шоколадную конфету и дала ей, сказав:

– Вот тебе конфета, ты ее обязательно съешь. Только сама съешь, никому не давай.

Девушка сделала, как сказала Любушка, и с того времени пропал у нее страх, и она всякий раз с радостью встречала блаженную.

Иногда, посещая своих знакомых и зная, где у хозяйки лежат ножницы и бумага, Любушка брала их и начинала вырезать какую‑нибудь фигурку. А потом давала ее тому, кому было предназначено предсказание.

Кто опасался таких предсказаний, тот заранее прятал ножницы. В таких случаях блаженная выщипывала фигурки из бумаги руками и все равно подавала предназначенное: кому дорога – лошадку или паровозик, кому замуж – венок, а кому смерть – гроб.

И делала она такие фигурки очень искусно. Подаст молча и уйдет. И все сбывалось.

Был такой случай. Послушница Евфросиния жила в Казанском монастыре в Рязани у монахини Артемии. Иногда Евфросинию навещала ее сестра, которой очень хотелось уйти в этот монастырь, но она была еще очень молода, и ее не принимали.

Как‑то пришла эта девушка в монастырь и опять заговорила о своем желании быть монахиней. В это же самое время пришла к матушке Артемии и Любушка. Взяла она с комода ножницы и большой лист бумаги и проворно начала что‑то вырезать. Потом все вырезанное разложила на столе.

И что же там вышло? Круг, как монастырская ограда, церковь, клирос.

Потом, указывая девушке, сестре Евфросинии, на клирос, сказала:

– Вот где будешь петь, будешь и читать.

Пришло время, и поступила эта девушка в монастырь. Назначили ей послушание – петь на клиросе. Она оказалась обладательницей редчайшего голоса – женского баса. Кроме пения на клиросе ее послушанием было чтение Апостола, то есть Деяний и Посланий святых апостолов. С таким голосом в монастыре были только две монахини, которые чередовались между собой: то клирос, то чтение во время литургии Апостола. А когда монастырь закрыли, пела она в другой церкви почти до самой смерти.

Любушка задолго предвидела закрытие Казанского монастыря.

Некоторым престарелым матушкам она говорила:

– Вы косточки свои оставите в монастыре, а другие – нет.

Но вот наступил скорбный день: монастырь закрывали. Сколько слез было пролито! Сколько горя пережито! «Что ждет впереди?» – невольно задавала себе вопрос каждая из монахинь, покидая родной монастырь.

После монастырской тишины жизнь в миру страшила многих из них: на сердце была тревога, впереди – неизвестность.

Но в этот день пришла в монастырь Любушка. Взволнованные и расстроенные, сестры окружили ее. Блаженная была серьезна и сосредоточенна, почти не говорила, лишь руками работала ловко и привычно: лист бумаги, ножницы…

При виде вырезанных фигурок все стало ясно – кто замуж выйдет, кто уедет, а кто при храме жить и работать будет.

Одной матушке Любушка вырезала церковь со сторожкой, колокол и сказала:

– Тут жить будешь и сыта будешь.

Десять лет прожила эта матушка при Введенской церкви, выполняя разную работу. Приходилось звонить и в колокол.

Впоследствии многие сестры Казанского монастыря, встречаясь друг с другом, вспоминали, что вырезала им Любушка, и убеждались, что все ею предреченное сбылось».

Были и другие случаи прозорливости блаженной Любови.

«В нашу семью, – рассказывала одна женщина, знавшая Любушку, – она приходила как своя и всех нас любила. В то время в Москве умер мой отец. Мать решила перевезти его в Рязань и похоронить на Лазаревском кладбище.

Хотя и трудно было сделать это в те нелегкие годы, но все же его перевезли и хоронили в Рязани. Была на похоронах и Любушка.

Стали зарывать могилу, а она отошла немного в сторону одна и начала копать яму.

Увидела это наша бабушка и с упреком говорит ей:

– Любушка, что же вы делаете? Вторую могилу роете, ведь мы еще эту не успели закопать.

Она в ответ:

– А мы тут будем воробышка хоронить.

Вскоре умер у нас в семье мальчик, которому было два месяца. Тогда‑то мы поняли, для какого воробышка копала она могилу».

Рассказывают и такую историю.

В одной семье было трое детей, и должен был народиться на белый свет четвертый.

Зашла как‑то к ним Любушка и говорит хозяину:

– Константин Павлович, возьмите меня за себя замуж, – и улыбается приветливо.

Он тоже улыбнулся на ее слова и ответил:

– Да я бы вас, Любовь Семеновна, с удовольствием взял замуж, да куда же мы жену мою, Пелагею Федоровну, денем?

На этот раз Любушка, как иногда и раньше с ней случалось, сказала прямо:

– Она умрет.

И действительно, женщина умерла при родах, оставив после себя четверых детей.

После похорон был большой поминальный обед. Пригласили и Любушку. Она сидела за столом молча, ни на кого не глядела, а как встала из‑за стола, вышла – и с тех пор в доме этом никогда не бывала.

Приглашали Любовь Семеновну не только на похороны, но и на свадьбы, считая, что ее присутствие принесет молодым счастье. Но не всегда было так.

Богатый рязанский купец выдавал дочь замуж. Пригласили много гостей со стороны жениха и невесты. Свадьба была роскошной: изумительно сервированный стол, музыка, цветы.

Жених тщательно скрывал, что имел сильное пристрастие к спиртному, и никто не подозревал в нем пьяницу.

Каково же было изумление всех гостей и родных невесты, когда Любовь Семеновна, не знавшая ранее жениха, громко объявила за столом:

– Жених – горький пьяница. И не будет молодая счастлива.

Веселье тут же бесповоротно омрачилось. Те, кто позвал блаженную на свадьбу, пожалели об этом своем поступке. А потом, когда убедились в правдивости слов юродивой, стали выказывать ей любовь и уважали по‑прежнему.

Однажды пришла Любушка в свой дом. Тогда еще был жив ее дедушка. Совпало так, что, когда к дедушке зашел кум, пришла в это время и Любушка.

Решил кум немного подшутить над Любушкой и спрашивает ее:

– Вот что, Любовь Семеновна, скажите нам: когда вы умрете, кому же дом ваш достанется?

Улыбнулась блаженная и ответила:

– Солдатам.

Они стали смеяться над ее словами. Тогда никто и подумать не мог, что со временем дом действительно будет снесен и на его месте построят военный склад для солдатского снаряжения. Следовательно, место, где находился дом, действительно досталось солдатам…

Однажды три девушки‑подруги готовились к экзаменам. Прослышали они про Любушку и решили пойти к ней спросить, как пройдут экзамены.

Задумано – сделано.

Пришли, но не успели еще перешагнуть порог дома Любушки, как она уже приветливо их встречает:

– А это ко мне пришли… Катя, Шура и Лида.

И всех назвала правильно, хотя раньше их не знала.

И стала говорить:

– Экзамены у вас скоро, а вы боитесь. Ничего не бойтесь, все будет благополучно.

Девушки ушли успокоенные. Экзамены были сданы успешно.

Двум маленьким девочкам предрекла Любушка дальнейшую судьбу. Она была частой гостьей их родителей.

Как‑то Любушка пришла к ним домой.

Чистые детские души не опасались ничего, а потому доверчиво прильнули к блаженной:

– Тетя Люба, расскажи нам, что знаешь.

Любушка, улыбаясь, достала из кармана небольшой сверток, развернула его. В руках у нее оказались две бумажные иконки: одну иконку с изображением святого благоверного князя Александра Невского Любушка подала старшей девочке, а младшей – иконку святой благоверной княгини Анны Кашинской.

Впоследствии старшая сестра вышла замуж, мужа звали Александром в честь святого благоверного князя Александра Невского, и жили они в Ленинграде близ станции метро «Площадь Александра Невского». Судьба младшей схожа с жизнью святой благоверной княгини Анны Кашинской: рано потеряв мужа, она осталась вдовой с двумя детьми.

Перед революцией, в 1917 году, блаженная ходила по улицам города и повторяла:

– Стены Иерихонские падают, стены Иерихонские падают…

Тогда она уже была известной прозорливицей. И ее спрашивали, что значат эти слова. Но Любушка своих слов не объяснила. И только когда все свершилось, стало ясно их значение.

О последних днях жизни и кончине Любушки рассказала Елизавета М., хорошо знавшая блаженную.

«Недели за три до своей смерти пришла к нам в дом Любушка. Семья наша была большая, и всех нас она любила. Я в семье была младшей, и меня она любила особенно.

В тот раз Люба, ласково называя меня по имени, сказала:

– Лизанька, я скоро умру. Молись за меня Богу, приходи на могилку и песочек бери с нее. Гроб мой обей розовым.

Я ее спрашиваю:

– Песочек‑то зачем мне?

Задумалась она на минутку и говорит:

– Все же бери песочек, насыпай в горшок с цветами – и в доме будет благодать.

Когда Любушка умерла, я была на работе. Вернувшись домой, узнала о ее смерти и тотчас пошла в ее дом.

Чистенько убранная, лежала она в гробу, который был хорошо оструган, но ничем не обит. Тут я вспомнила просьбу Любушки – обить гроб розовым – и загоревала: как же мне исполнить ее просьбу?

Умерла она 21 февраля 1920 года. В магазинах тогда почти ничего не было. Материю продавали по талонам, а наша семья давно уже их отоварила. Больше – проси не проси – ничего не получишь. Как быть? Ну, думаю, пойду в магазин, попрошу хотя бы марли. Все же будет лучше, чем просто оструганный гроб.

Пришла в магазин, стала говорить с заведующим:

– Мне у вас хотя бы марли купить, гроб надо знакомой старушке обить, она заранее меня просила об этом.

Заведующий позвал мальчика‑ученика:

– Миша, там на полке есть у нас розовая марля, сходи и принеси.

Я подумала: «Не смеется ли он надо мной. Разве бывает розовая марля?»

Но смотрю: несет мальчик ворох марли красивого густо‑розового цвета. Никогда такой марли не было в продаже. Вот и обили ей «домик» в розовый цвет. Да кругом оборочки и бантики понаделали – красиво получилось. Так исполнилось предсмертное желание Любушки.

Зима 1920 года была тяжелой. Шла Гражданская война. Люди страдали на фронте, страдали в тылу: не хватало хлеба, керосина, дров. В домах было холодно, как на улице. Вместо ламп по вечерам зажигали «моргасики», и при таком освещении дети учили уроки. Взрослые были озабочены тем, как достать пропитание для семьи.

Казалось, каждый думал лишь о себе. Но когда узнали, что Любушка преставилась ко Господу и ее хоронят, люди все бросили и поспешили проводить блаженную в последний путь. Людей собралось так много, что со стороны милиции были приняты меры для охраны порядка. Так народ почитал память Любушки.

Любушка после смерти своей матери жила с сестрой Ольгой, которая относилась к ней снисходительно.

Она не притесняла ее, не обижала, но не верила ей, говоря:

– Блажь напускает на себя наша Люба.

Воистину, «не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем» (Мф. 13, 57). Когда же Ольга увидела огромное множество людей, сопровождавших Любушку в последний путь, горько заплакала:

– Сколько людей знали мою сестру, одна я только не знала ее…»

 

Председатель сельсовета