О блаженной Ксении Петербургской

 

Ксения родилась между 1719 и 1730 годами в благочестивой семье. Ее отца звали Григорием, а имя матери до нас не дошло.

По достижении совершеннолетия Ксения Григорьевна сочеталась браком с придворным певчим, полковником Андреем Федоровичем Петровым и жила с мужем в Санкт‑Петербурге.

Но недолго судил Господь молодой чете идти вместе по жизненному пути – ангел смерти разлучил их. Андрей Федорович скончался, оставив Ксению Григорьевну вдовой на двадцать шестом году жизни.

Этот неожиданный удар (тем более ужасный, что любимый муж скончался в одночасье, не успев исповедаться и причаститься, что для христианина почти равнозначно гибели души) настолько сильно поразил Ксению, так повлиял на молодую вдову, что она сразу будто забыла все земное, человеческое, все радости и утехи. Вследствие этого она многим казалась лишившейся рассудка… Так на Ксению стали смотреть даже ее родные и знакомые. Особенно после того, как она раздала все свое имущество бедным, а дом подарила своей хорошей знакомой – Параскеве Антоновой. С единственным условием – пускать в дом бездомных.

Родные Ксении подали даже прошение начальству умершего Андрея Федоровича, прося не позволять его вдове Ксении в безумстве раздавать свое имущество.

Начальство умершего Андрея Федоровича Петрова вызвало Ксению к себе. В ходе беседы с ней чиновники убедились, что Ксения совершенно здорова, а потому имеет право распорядиться своим имуществом, как ей заблагорассудится.

Освободившись от всех земных попечений, Ксения избрала для себя тяжелый путь юродства Христа ради.

Говорили, что Ксения решила стать как бы безумной, юродивой Христа ради, чтобы, принеся в жертву Богу свой разум, умолить Его о помиловании души умершего без покаяния мужа Андрея.

Облачившись в одежду мужа (она и за гробом шла в его одежде, к смущению окружающих), Ксения стала всех уверять, что Андрей Федорович вовсе не умирал, а умерла его жена Ксения Григорьевна. И с тех пор она уже не откликалась на имя Ксении Григорьевны, а только (и всегда очень охотно) если ее называли Андреем Федоровичем.

Когда одежда мужа совершенно истрепалась, Ксения, храня на груди дорогие ей лоскутки, стала носить (и занашивала до дыр) красную кофту и зеленую юбку или, наоборот, – зеленую кофту и красную юбку. Очевидно, это были цвета военного обмундирования ее покойного мужа.

Какого‑либо определенного местожительства Ксения не имела. Большей частью она целый день бродила по Петербургской стороне и по преимуществу в районе прихода церкви Святого Апостола Матфея, где в то время жили в маленьких деревянных домах небогатые люди. Странный костюм бедной, едва обутой женщины, не имевшей места, где преклонить голову, ее иносказательные разговоры, ее абсолютная кротость, незлобивость нередко давали злым людям и особенно уличным мальчишкам повод и смелость глумиться над блаженной. Блаженная же все эти поношения сносила безропотно.

Лишь однажды, когда Ксения уже стала почитаться за Божию угодницу, жители Петербургской стороны видели ее в сильном гневе. Издевательства мальчишек в тот раз превысили всякое человеческое терпение: они ругались, бросали в нее камнями и грязью. И юродивая – терпеливая, кроткая, добрейшая из добрых – набросилась на обидчиков с посохом, который никогда не выпускала из рук. С того случая местные жители положили предел уличному преследованию юродивой.

Мало‑помалу к странностям блаженной привыкли. Ей стали предлагать теплую одежду и деньги. Однако Ксения ни за что не соглашалась отказаться от своих лохмотьев.

Милостыню она также не принимала, а брала лишь от добрых людей «царя на коне» (копейки с изображением конного святого Георгия, поражающего змия) и тотчас же отдавала этого «царя на коне» таким же беднякам, как она сама.

Бродя целыми днями по грязным, немощеным улицам Петербурга, Ксения изредка заходила к своим знакомым, обедала у них, беседовала, а затем снова отправлялась странствовать.

Где она проводила ночи, долгое время оставалось неизвестным. Этим заинтересовались не только жители Петербургской стороны, но и местная полиция, для которой местопребывание блаженной по ночам казалось даже подозрительным. Решено было разузнать, где проводит ночи странная женщина и чем занимается.

Оказалось, что Ксения в любое время года и погоду уходила на ночь в поле и здесь в коленопреклоненной молитве простаивала до самого рассвета, попеременно кладя земные поклоны на все четыре стороны.

Жителям Петербургской стороны иногда завидовали. Считалось, что им легче живется подле блаженной Ксении. А сами местные обитатели ценили близость юродивой. Иногда это приобретало занятные формы.

Говорили, что блаженной Ксении удалось укротить даже нравы рыночных торговцев, склонных обычно к лукавству. По преданию, рынок на Петербургской стороне именно тогда стал называться Сытным именно потому, что там не обманывали и не обвешивали. Действительно, торговцы любили Ксению и побаивались обличений юродивой.

Ксения была неутомима в деяниях.

Как‑то рабочие, занятые на постройке новой церкви на Смоленском кладбище, стали замечать, что ночью, во время их отсутствия, кто‑то втаскивает на верх строящейся церкви горы кирпичей. Рабочие долго удивлялись, долго недоумевали, откуда берутся кирпичи на верху строящейся церкви.

Наконец они решили разузнать, кто же этот даровой неутомимый работник, каждую ночь таскающий для них кирпичи на самую верхотуру. Оказалось, что неутомимым работником была раба Божия блаженная Ксения.

За ее великие подвиги и безмерное терпение Господь еще при жизни прославил свою избранницу. Раба Божия Ксения сподобилась дара прозрения сердец и будущего.

Ксения предсказала смерть императрицы Елизаветы Петровны.

Накануне кончины императрицы юродивая говорила всем встречным:

– Пеките блины! Завтра вся Россия будет печь поминальные блины!

Купчихе Крапивиной юродивая предсказала кончину, говоря:

– Зелена крапива, но скоро увянет.

Однажды Ксения сказала своей старой знакомой Параскеве Антоновой, той самой, которой подарила дом, чтобы та немедленно шла на Смоленское кладбище:

– Вот ты тут сидишь да чулки штопаешь, а не знаешь, что тебе Бог сына послал!.

Параскева в недоумении пошла в сторону кладбища и вдруг увидела толпу народа.

Оказалось, что экипаж задавил беременную женщину, которая успела перед смертью разрешиться от бремени мальчиком. Параскева взяла младенца себе. Так как Параскева не смогла нигде разыскать отца новорожденного, она усыновила его. Воспитанный Параскевой приемный сын почитал ее как мать. И в старости берег покой Параскевы. А та благодарила за великую нечаянную радость именно Ксению.

Ксения Григорьевна любила Евдокию Денисьевну Гайдукову и часто захаживала к ней.

Как‑то зашла к ней Ксения перед обедом. Евдокия была рада гостье и тут же кинулась накрывать на стол.

После обеда Евдокия принялась благодарить юродивую за посещение и извиняться за скудное угощение.

– Не взыщи, – говорила она, – голубчик Андрей Федорович, больше мне и угостить тебя нечем…

Ксения ответила:

– Спасибо, матушка, за угощение. Да только лукавить зачем? Уточку‑то ты мне не дала…

Евдокия залилась краской. И правда, в печи томилась жареная утка. Она приберегала лакомство для мужа.

Пристыженная хозяйка двинулась было к печи…

Ксения заступила ей дорогу:

– Не надо! Да я и не хочу утки. Знаю, ты бы и рада меня угостить, да боишься кобыльей головы. К чему его сердить?

Кобыльей головой Ксения называла мужа Евдокии, которого не любила. Он был грубияном и пьяницей.

Уча людей правдивости, блаженная Ксения нередко открывала и тайны тех, кого она навещала. Милость Божия осеняла Ксению настолько, что даже те, к кому она просто заходила или у кого трапезничала, были счастливы и успешны в делах.

И торговцы, и извозчики – все старались ей чем‑нибудь услужить; особенное благополучие посещало тех, кому сама блаженная Ксения давала что‑либо.

 

* * *

 

Блаженная Ксения несла подвиг добровольного безумия сорок пять лет. Но пришел конец и ее земному странствованию.

Около 1803 года, на 71‑м году она почила.

Тело ее погребли на Смоленском кладбище. Именно там, где юродивая ночами носила кирпичи, помогая по ночам строить церковь в честь иконы Смоленской Божией Матери.

На могильной плите есть такие слова: «Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».

На могиле Ксении со временем была воздвигнута каменная часовня, которая и по сей день служит одной из святынь Петербурга, привлекающей многочисленных богомольцев.

Один из них – ветеран Великой Отечественной войны, рассказавший следующее.

Шли бои за Прагу. В подвале одного из домов откуда ни возьмись около наших солдат оказалась высокая худая старуха в белом платке на голове, плечи ее тоже были покрыты белым платком. В руке – посох.

К общему удивлению, она заговорила по‑русски:

– Уходите отсюда, а то погибнете. Сейчас сюда ударит снаряд!

– Кто ты? – спросили опешившие солдаты.

– Я Ксения Блаженная. Бегите!

Сказала и исчезла.

Солдаты решили на всякий случай уйти из подвала. И правильно сделали: в него тут же угодила бомба.

Прошло сорок с лишним лет. Один из тех солдат увидел по телевизору передачу о Ксении Петербургской, узнал о часовне на Смоленском кладбище и поехал в Санкт‑Петербург, чтобы заказать благодарственный молебен святой Ксении за свое чудесное спасение.

По одному из многочисленных преданий, первые слова, которые произносила блаженная Ксения Петербургская, появляясь где‑либо, были:

– Вот, я вся тут.

Юродивая несла в себе свет любви и веры. И этого оказывалось достаточно, чтобы помочь нуждающимся.

 

«Стены Иерихонские падают…»