Год от В. И. Ночь с 11-го на 12-й день месяца зеркала Арция. Мунт

 

Нельзя сказать, что Пьер Тартю спал спокойно. Про горбуна не было ни слуху ни духу, а окаянный мириец как сквозь землю провалился. Может, убрался из Арции, а может, что-то затевает? То, во что байланте превратил красавца Жореса, впечатляло. Тартю знал, что Александр Тагэре не мстил, но это не означает, что не станут мстить за него. Рогге теперь шарахается от собственной тени, Жорес Аганнский – калека, в городе опять нашли ифранца с ножом в спине, а добрая половина южной армии под командованием Эжена Гартажа ушла в Оргонду.

Новоявленный король никогда не был храбрецом, хотя за спинами ифранских воинов и Белых рыцарей чувствовал себя не то что вовсе в безопасности, но достаточно спокойно, к тому же его охраняли судебные маги с Кристаллами. Если Кэрна рискнет пробраться во Дворец Анхеля, его схватят, должны схватить! Он – байланте, но он не Проклятый, ему не пройти сквозь стену и не справиться с пятью сотнями воинов. А вдруг предательство или потайной ход, про который Кэрна знает, а охрана – нет?! Этот бешеный был ближайшим другом короля, дворец ему – родной дом. Мирийцы – почти атэвы, а атэвы говорят, что нет радости в мести, если она коротка.

Рафаэль средь бела дня изуродовал, но НЕ УБИЛ сына Элеоноры и вырвался из города с какими-то странными людьми. Сначала атэв на белой лошади, потом – монах… Кто они? Маги? Воины? Бродяги? Как нашли друг друга, куда делись, когда вернутся? В том, что Кэрна вернется, Пьер не сомневался, а вдруг он уже тут? Вдруг охрана спит или подкуплена?

Король почувствовал противную тошноту. Нельзя так распускаться. В собственной спальне ему ничего не грозит. В собственной?! Дворец Анхеля пугает… Столько комнат, переходов, тайников.

Король протянул руку к шнуру звонка и яростно его затряс, однако призыв пропал втуне. Ни дежурный лакей, ни охранник не появились. Король дернул шнур еще раз, но тот, видимо, перетерся (не забыть наказать старшего лакея!) и оказался в руках. Отшвырнув бархатную змею, Пьер Тартю встал, натянул поверх шелковой золотистой рубахи парчовый халат и, как был, в ночном колпаке распахнул дверь спальни.

В тускло освещенной прихожей, опираясь на алебарды, клевали носами ифранцы, а в креслах у стены вальяжно развалились циалианский рыцарь и синяк с Кристаллом. Все спали непробудным сном! Горло Пьера перехватило сначала от возмущения (негодяи!), потом от страха (опоили!). Король трясущейся рукой толкнул спящего гвардейца из новых и, как ему говорила мать, надежных, но тот, не открывая глаз, отмахнулся, как отмахивается корова от надоевшей мухи. Тычок вышел внушительным, Пьер отлетел к противоположной стене, а стражник продолжил дрыхнуть как ни в чем не бывало.

– Стража! – довольно-таки громко крикнул король, но ответа не последовало, а потом внизу раздались шаги, тяжелые и уверенные. Тартю показалось, что он умрет прямо сейчас, не сходя с этого места; он бестолково подскочил к спящему циалианцу, затем отпрыгнул к противоположной стене и наконец решил укрыться в спальне, но та оказалась заперта изнутри. Ничего не соображая (тот, кто пробрался внутрь, мог быть и врагом!), Пьер начал колотить в дверь кулаками и ногами. Шаги приближались. Чужак шел неспешно, но не таясь. Словно у себя дома. Пьер закричал еще раз. Ничего, только страшные шаги. Ближе, ближе…

Ноги Тартю приросли к полу, по хребту тек холодный пот, сердце провалилось вниз, у него даже не хватило сил закрыть глаза, и он видел, как в глубине ярко освещенной анфилады появились две фигуры в доспехах. Рыцари шли спокойно и устало, и Пьер вдруг понял, КТО это. Король жив, король вернулся, нужно бежать, но ноги не слушались. Упасть на колени? Умолять о прощении? Александр простит, он такой, но слова застряли в горле, удалось выдавить лишь какое-то жалкое хрюканье, а Тагэре, не глядя, прошел мимо. Мелькнул четкий профиль, спутанные темные волосы, синий плащ. Александру не было дела до сжавшегося в комок сына Анжелики Фарбье, но маркиз Гаэтано остановился.

Взгляд зеленовато-золотистых глаз, казалось, прожигал насквозь. В мирийце не осталось и следа прежней дурашливости, он стал старше, жестче и сильнее. Будь Кэрна вне себя от ярости, и то Пьеру не было бы так жутко. Так боги разговаривают с букашками, желая соблюсти какие-то одним им ведомые законы.

– Тебе нечего делать на троне, Пьер Тартю. Арция не для тебя. Уходи, пока не поздно. Если ты наденешь краденую корону, то кончишь плохо. Это я тебе обещаю. Слово Кэрны.

Не дожидаясь ответа, Рафаэль повернулся и пошел за своим королем.

Шаги стали удаляться, Пьер понял, что рыцари прошли к лестнице Анхеля и поднимаются наверх.

 

Эстель Оскора

 

То, что я затеяла, было величайшей глупостью. От Эстель Оскоры в Тарре ожидали злодейств, а я расчувствовалась, как последняя идиотка… Мало мне прошлых ошибок, я опять взялась за старое. Да какое мне дело до того, что на душе у свалившегося мне на голову горбуна? Мало ли что он наговорил приютившей его лесной ведьме, я-то тут при чем?! Я сама по себе, и у меня свои заботы. Нам с Эрасти предстоит ни много ни мало спасти этот спятивший мир от гибели, а может быть, и не только его.

Александр Тагэре нам нужен, это так. Раз против него играют циалианки, он наш союзник; вылечить его, помочь вернуть корону – это да, это необходимо. Хотя бы для того, чтобы заставить эту бледную погань сделать ответный ход, но подарочки ко дню рождения? Я уже подарила арцийцу жизнь – другое дело, что она больше нужна нам, чем ему. Нет, сын Шарля не сдастся, не опустит оружие, сделает то, что должен, но ему плохо, и даже не потому, что он проиграл битву. Он устал, изверился, потерял многих, кого любил, не находит себе места из-за страха за детей и какого-то Рафаэля. А я, дура, идиотка несчастная, сентиментальное чудовище, хочу, чтоб этот человек был счастлив. Хочу, и все тут!

И еще эта безмозглая дрянь, которая его бросила! Хотела бы я на нее посмотреть, на нее и на ее прекрасного рыцаря! Наверняка какая-нибудь курица и смазливый, спесивый болван с голубыми глазками и губками бантиком. Ненавижу!

Я взглянула на арцийского короля. Спит, ну и славно, до рассвета времени хватит, заодно вспомню то, чему меня учил Астени. Осень, говорите? А у нас весна будет, и кошка не ходи! Задуманная мной выходка отливала всеми оттенками глупости и была никому не нужна, но я от своей затеи не отказалась бы ни за какие сокровища, хотя сокровища мне были без надобности. Пусть на них драконы сидят, как куры на яйцах, они без этой пошлятины никуда, а мои сокровища – это моя свобода. И еще моя память, моя любовь и мои друзья. Все остальное ничего не стоит, никому не нужно и всегда в избытке.

Рене меня бы понял, а Роман с Эрасти еще бы и помогли. Но я и сама справлюсь, должна справиться. Я сильна, я дочь Тарры, при мне талисман Астени – значит, цветы у нас будут, а Александр пусть гадает, как такое вышло. Ему полезно.

Я шла по болотам, вслушиваясь в затихающее, предзимнее бормотание растений и стараясь услышать нужный мне голосок. С непривычки это было трудно, но ужасно приятно, куда приятнее, чем убивать. Магия жизни, простая и незамутненная, как же она меня тянула. Как бы я хотела заняться именно ей, но путь Хозяйки, Хранительницы мне заказан, потому что я должна сделать то, что за меня не сделает никто. Но поразвлечься-то я могу? Поиграть в эльфийку? Нигде не сказано, что Эстель Оскора не может между убийствами вырастить пару цветочков…

Всяческой травы здесь было море разливанное – трехцветные фиалки, белые, нежные звездчатки, голубые и лиловые печеночницы (хотела бы я знать, какой осел так их обозвал), прорва разных колокольчиков, ландыши, лягушатники, ятрышники, рябчики, или как там они называются… Пройдя через десятки чужих миров, я частенько путала названия. Травы, деревья, зверье везде называли по-разному, хотя они чаще всего были одинаковыми. Те же кошки… Я их встречала везде, и везде они вертели своими хозяевами как хотели. Правда, иногда кошек ненавидели – особенно мужчины, которым не везло с женщинами, – но на общем процветании кошачьего племени сие никак не сказывалось, хоть и приносило несчастье, а то и смерть некоторым его представителям.

Сандер, впрочем, против кошек ничего не имел, и меня это устраивало. Конечно, будь моя воля, я бы предпочла рысь, но сейчас это излишняя роскошь, а вот ищу я, похоже, впустую. Что ж, прости меня, Тарра, но я своего все равно добьюсь!

Некогда в Арции имелась Академия, и тамошние ученые с полным основанием утверждали, что у коровы не может родиться жеребенок, а на ветке яблони вырасти слива. По-своему они были правы, но мне были нужны нарциссы, которые в здешних краях не росли. И мне некогда было за ними тащиться за тридевять земель, а посему я остановилась на гусином луке, который был того же роду-племени, хоть и отличался от королевского цветка, как кошка от тигра.

Я достала кинжал Астени и уколола себе руку. Пролить мою кровь трудно, но я могла распоряжаться ею, как хотела. Этой капли хватило бы, чтобы сжечь какой-нибудь городок или прикончить небольшую армию, а я пустила ее на цветочки. В конце концов, это моя кровь, что хочу, то и делаю. Кстати, превратить человека в жабу или свинью намного проще, чем одно растение в другое. Растение легко убить, разбудить, заставить расти или цвести, но вот переделать… Эти зеленые создания такие упрямцы. Капелька крови в темноте начала светиться алым, раздуваясь в прозрачную алую сферу. Магия крови всегда завораживает… Любопытно, Роман смог бы превратить лук в лилию другим способом? Наверняка бы смог. Эльфы уговорят зеленую братию на что угодно. Может, попробовать? Но Астени мне не объяснил, как это делается, а гадать некогда.

Алая сфера достигла нужного размера, оторвалась от руки и повисла в воздухе, ожидая приказаний. Я произнесла нужное Слово, и светящийся шар опустился на землю. Сквозь прозрачные стенки я видела, что там происходит. Сначала исчезла, словно бы растаяла, и так почти полностью засохшая трава, затем из черной земли появились острые росточки, и это было замечательно. Чего я только в своей жизни не вытворяла, но вот цветы пока не воспитывала.

Гусиный лук рос как на дрожжах, вслед за листьями появились цветочные стрелки и раскрылись желтенькие звездочки. Извини, дорогой, но тебе придется побелеть. Кажется, я перестаралась, или растение оказалось на редкость жизнелюбивым, но под красной сферой шевелилась целая охапка весенних цветов. Ладно, пусть будет! Больше – не меньше. Я сосредоточилась, начиная трансформацию. На стебельках осталось по одному цветку. Лишние отпали, зато уцелевшие увеличились в размерах и посветлели. Вроде получилось! Это были именно нарциссы, возможно, неизвестный садовникам сорт, ну да не беда. Зато не тюльпаны, не маки, не гвоздики и не какие-то странные белые и красные штуки с непристойными середками, которые очень ценятся в некоторых мирах.

Я устала, но была совершенно счастлива, глядя на выходцев из весны, казавшихся сквозь истончившуюся стенку розовыми. Может, их такими и оставить, ведь красиво… Нет, чего доброго, «новорожденный» углядит в этом кровь и прочие нехорошие вещи и в очередной раз обвинит себя во всех смертных грехах. Пусть будут белыми. Когда мы победим, я всю Арцию засажу розовыми нарциссами, а также сиреневыми, голубыми, зелеными и черными. Всем назло! А пока белые, и только белые! Нарциссы Тагэре для короля Тагэре. Какая я все же умница! Если Александра не развлекут нарциссы, мне останется лишь с визгом броситься ему на шею, хотя еще вопрос, в его ли я вкусе. Впрочем, я женщина занятая…

Я хотела одного – быть рядом с Рене, а меня обманули, оторвали от него, заставили сначала превратиться в чудовище, потом вмешаться в дела, о которых, будь моя воля, я б и слышать не желала. Я вернулась домой. И что же? Развалившаяся Арция, спятивший Проклятый, какие-то Пророчества – и никаких известий о пропавшем императоре. Никаких… Не хочу, не могу думать о том, что все – и мой уход, и мое возвращение – окажется бессмысленным и мы так и останемся на разных берегах вечности. Я найду его, найду! Но сначала поставлю на ноги сероглазого короля, не могу же я его бросить…