Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего.

Наиболее величественная по смыслу и значению – первая заповедь: «Я – Господь Бог твой, да не будет у тебя других богов перед лицом Моим» (Исх. 20: 2-3). Эта заповедь, по сравнению с другими, имеет более онтологический, чем этический характер. Она устанавливает между Богом и человеком раз и навсегда личностный тип отношений, т.е. отношений между двумя личностями: «я – ты».

Это – высочайшее достижение богоизбранного народа, дарованное ему в Откровении. Параллельное книге Исхода место во Второзаконии начинается словами: «Слушай, Израиль» (5:2). Установление Самим Богом личностных отношений, при которых слышится как возможная полнота единения и взаимодействия: «Я – твой, ты – Мой», говорит более чем о нравственном союзе. Эти слова свидетельствую о принятии Богом человека и требуют от человека принятия Бога как Бога. Здесь слышится и уважение Богом человеческой личности, потому что только уважение к другой (тем более, по природе вещей, иерархически – подчиненной) личности делает возможным такое отношение, в котором присутствует и принятие, и самоотдача.

Эти отношения определяются самим Богом для человека как зависимые, потому что к этому обязывает само понимание Бога как Господа, то есть личности высшей по сравнению с человеком. Но Бог устанавливает их так, что они приобретают личностно свободный характер. И потому и эта заповедь относится к области нравственной жизни как обращенная к свободе человека. От того, насколько в реальности личной жизни эта заповедь занимает первое место в жизни человека, то есть от того, насколько человеческая личность принимает этот предлагаемый Богом тип личностных отношений, зависит весь строй нравственной жизни, устанавливаемый Декалогом.

Следующая заповедь – «Не делай себе кумира и никакого изображения… Не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь Бог твой» (Исх. 20: 4-5) – возводит нравственное сознание человека на максимальную духовную высоту. Она предлагает, во-первых, понимание Бога как исключительно духовной, а потому и неизобразимой личности, а во-вторых, устанавливает невозможность поклонения кому бы то ни было и чему бы то ни было, кроме Бога. Таким образом, поклонение реальной Божественной Личности – нравственно, а не нравственно – поклонение любой нереальности. Не нравственно также поклонение реальности, но не духовной, не Божественной. Иными словами, не нравственно в жизни духовной совершать подмены.

Следующая заповедь – «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно» (Исх. 20: 7) – умозрительно устанавливает значимость связи меду Богом и Его наименованием. Тем самым значимости этой связи придается нравственный характер, что и понятно, ибо напрасное, суетное, пустое наименование, призывание любого лица, тем более – Божественного лица, когда в этом нет надобности, - дерзко и невежливо. В таких случаях призыв – собственно не призыв, а звук пустой – выражает оскорбительное пренебрежение и к самому лицу. Несерьезное (суетное) отношение человека к этой Личности свидетельствует, что в сознании и переживании человека Божественная личность присутствует мнимо, иллюзорно, что в нравственном отношении глупо и бессодержательно.

Наконец, последняя заповедь закона Моисеева по отношению к Богу – «Помни день субботний, чтобы святить его» (Исх. 20, 8) – дает возможность ветхозаветному человеку ощутить великую нравственную важность в созерцании Бога. день субботний предлагается помнить не для безделья и ничтожного комфорта, как это, наконец, и выродилось в обрядовом применении закона, а для освящения его, что и оказывается возможным в освящении времени, которое в покое субботы истекает в вечность. Это освящение практически может быть осуществлено в делах молитвы, богомыслия, чтения, возводящих души в созерцание живого Бога. Нравственная суть и значение этой заповеди в том, чтобы начатки времени вообще и своего времени в частности посвящать Богу; чтобы суета житейских дел не отняла у человека этого времени; в нем, в этом освященном и посвященном Богу времени, и реализуется живая связь личности и Бога.

Таким образом, вторая половина первой заповеди, а также вторая, третья и четвертая заповеди Декалога раскрывают в положительном или отрицательном значении содержание главной заповеди, которая и в Ветхом и в Новом Заветах определяется через главное слово: «Возлюби Бога» (Втор. 6:5; Мф. 22: 37).

Любые подмены перекрывают возможность такой любви, особенно же «всем сердцем, всею душою, всеми силами», и создают условия для воображаемости любви.

Представленные в Декалоге нормы отношения человека к Богу открывают высокую содержательность духовно-нравственной педагогики. Этому соответствует ясная стройность закона и в установлении норм человеческих отношений и внутреннего мира. Заповеди 5-9: «Почитай отца твоего и мать твою, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего» – не только устанавливают верный строй человеческих отношений. Прежде всего, в них раскрывается высокая ценность человеческой личности. Это особенно становится очевидным при внимательном рассмотрении последней заповеди, десятой: «Не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего…, ничего, что у ближнего твоего» (Исх. 20, 17).

Эта заповедь меньше всего показывает греховность материального ущерба, который можно нанести другому лицу; здесь речь идет лишь о том нравственном ущербе, который можно нанести себе, когда слишком действенным становится обратный принцип: «пожелай». Ибо область пожеланий – это то пространство личностного бытия, где постоянно действует несозидательный принцип работы помыслов, который разрушает цельность человеческой личности. «Не жалай» – это аскетическое созидательное нравственное сознание и делание, возвращающее цельность (а значит – простоту и чистоту). В свете этого созидания понятны цельность и ценность человека, реализующего себя как личность почтительную (и, прежде всего, к старшим, к родителям), как личность, знающую вообще ценность человеческой жизни (не убивай); как личность, уважительно относящуюся к созданному богом телесному составу (е прелюбодействуй); как личность, не унижающую себя и посягательством на имущественные права ближнего (не укради); и наконец, личность, осознающую всю «порчу» жизни во лжи, особенно лжи, опорочивающей другого. И все это переживание не просто опирается на упрощенное знание типа: «Иначе и с тобой может стать то же самое». Даже если и не станет, - человек, реализующийся против заповедей, обмельчает, унизит и опошлит себя.

Таков нравственный ветхозаветный закон. Иногда встречается не только непонимание, но и унижение этого закона. Оно особенно неуместно, когда совершается как бы с высот новозаветной благодатной нравственности. Но это глубоко неправильно. Данный Богом в ветхозаветные времена Декалог не только не заслуживает к себе пренебрежительного отношения; напротив – в нем видно подлинное нравственное величие. Но нравственный ветхозаветный закон не ограничивается Декалогом, хотя Декалог и составляет центральную и наиболее существенную его часть; вся прочая детальная проработка, предложенная Богом Моисею, абсолютно зависит от этого центрального мотива, но и там может быть сгущено до двух заповедей: «возлюби Бога» и «возлюби ближнего», о которых сам Господь Иисус Христос сказал, что «в них весь закон и пророки» (Мф. 22: 40).

Дальнейшие указания закона, включающие в себя многочисленные нормы ритуального и поведенческого характера, преимущественно же регламентирующие область человеческих отношений как личностного, так и социального характера, представляют собой величественное нравственное строение, важное не только в историческом смысле.

Ценность его в том, что это первая Писанная объективная, то есть богооткровенная нравственная система, в которой бывшие прежде в предании разрозненные, а порою искаженные нравственные представление народа, осуществлявшего свое поклонение Богу истово и напряженно, - были даны в виде полном и совершенном, по понятиям того времени. Много позже Христос своим нравственным учением раскрыл недостаточность и несовершенство Ветхого Закона, ибо недостаточными и несовершенными были способности нравственного понимания человека до пришествия Христа; человек должен был опытно осознать и пережит недостаточность и несовершенство собственное, а потому и закона. Закон Ветхий – по общему осознанию новозаветному – был лишь тенью нового нравственного закона; но все же тенью этого закона, а не какого-либо другого. Будучи прообразом Нового Завета, Ветхий Закон указывал на подлинные этические нормы и нравственно готовил человечество к принятию Нового Закона и нового нравственного сознания.

Источники христианской этики: Новый Завет.

Как отмечалось в прошлой теме, новозаветная, евангельская этика предполагает наличие ветхозаветного нравственного закона. Но отличия Нового Завета от Ветхого как источников этического учения даже внешне весьма значительны. Укажем здесь на то, что прежде всего бросается в глаза. Если в Ветхом Завете своды нравственно-правовых требований, заповедей, законов представлены достаточно компактно – преимущественно в виде Декалога и его «обрамления» в книгах «Исход» и «Второзаконие», то Новый Завет весь пронизан нравственной тематикой. Поэтому в качестве источника христианской этики, строго говоря, следует рассматривать все Новозаветное Писание.

И все же, по-видимому, допустима градация текстов Нового Завета по степени «концентрированности» в них нравственной тематики. Сужая круг текстов, мы должны выделить здесь прежде всего Четвероевангелие и послания св. апостола Павла. Далее, в Евангелии – Нагорную проповедь Христа (Мф., гл 5-7). В Нагорной проповеди традиция нравственного богословия выделяет прежде всего так называемые заповеди блаженства (Мф. 5: 3-12). В нынешней лекции мы имеем возможность затронуть лишь два последних уровня источников новозаветного нравственного учения – Нагорную проповедь Христа и, в ее пределах, заповеди блаженства.