Глава 38. Поведенческая археология

 

1. Поляризация интересов: глобализм и индивид. Годы 1960-е были временем "Штурма и натиска" Новой Археологии как процессуальной археологии. Она шла от успеха к успеху. Всё было светло и весело. Перспективы казались безоблачными – бесконечно обнадеживающими. "Новые перспективы", как гласило название сборника 1968 г.

В 1970-е гг., по крайней мере, один аспект Новой Археологии действительно вышел за ее пределы широко и масштабно – это системный подход. Его стали применять не только "новые археологи". И стали применять, не только рассматривая культуру в системном сочетании с экономикой и экологией, но и в территориальном расширении: всякую археологическую культуру – как часть более широкой культурной общности. Особенно повлияла на западных археологов теория мировой системы американского социолога Иммэньюила Уоллерстайна, (I. Wallerstein, род. 1930) развернутая в его книге 1974 г. "Современная мировая система". Уоллерстайн показал, что все страны мира сейчас тесно связаны и взаимозависимы экономически и политически, а также культурно. Все они связаны в одну большую глобальную систему, в которой лидирует центр, а периферийные области вынуждены следовать за ним. Это было первое громкое признание глобализма.

А поскольку есть силы, для которых это состояние представляется не только нормальным, но и желательным, благотворным, то у Триггера (в его "Истории" 1989 г.) оно определяется как высшее развитие империализма.

Рассматривая деятельность Грэйема Кларка, я уже говорил о глобализации – расширении кругозора археологов, включении стран, остававшихся ранее вне круга внимания, поялении представлений о взаимосвязанности разных регионов. В глобализм эта тенденция переросла имено, когда появилось представление о лидирующем центре и периферийных областях, по необходимости зависимых от центра.

Американский археолог-марксист Филип Кол перенес этот принцип рассмотрения на археологическое прошлое в работе 1978 г. "Баланс торговли в Юго-Западной Азии в третьем тыс. до н. э", в работе 1979 г. "Мировая экономика Западной Азии III тыс. до н. э." и 1987 г. "Древняя экономика, передаваемые технологии и мировая система бронзового века". В 1975 – 85 гг. Карл Ламберг-Карловский подключился к этой теме, прибегнув к понятию Ф. Броделя "большая продолжительность" (longue durée) для процессов, охватывающих большие пространства. Он рассматривал мезоамериканскую цивилизацию как часть более широкой зоны. Р. Э. Блэнтон с соавторами описывали как взаимозависимые процессы развитие в трех регионах Мезоамерики, объединяя их в "макрорегиональную общность". Майкл Роулендз в 1984 г. отстаивал необходимость рассматривать проблемы преистории в рамках общеевропейского единства. Я также опубликовал в Германии (еще в 1976 г.) большую статью "Неолит Европы как целое", в которой предлагал ряд понятий, позволяющих объединять большие пространства и периоды в археологическом анализе – в частности понятие "секвенций" (Klejn 1976).

Казалось бы, это было успехом системного подхода. Но это же вызвало размывание представления о культурах как основных системах в пользу более крупного целого, в рамках которого более самостоятельными стали смотреться действия малых групп и индивидов. С другой стороны, к этому времени структуралисты и "новые археологи", занимаясь стилями керамики и искусства в археологическом материале, культурной изменчивостью, пришли логически к проблеме индивидуального стиля. В 1977 г. под редакцией Джеймса Хилла и Джоэла Ганна вышел сборник "Индивид в преистории: Исследования изменчивости в стиле в преисторических техниках". Используя математическую методику Джеймса Дитца, авторы искали и находили возможности выявлять индивида через стилистические детали археологического материала. На индивида и его роль в создании культур ориентировал археологов эмергентизм - Эрнст Вале в своих работах 50-х – 60-х годов. Это было совершенно не в русле Новой археологии. Мы еще будем далее рассматривать это тенденцию.

 

2. Кризис Новой Археологии. Да и в целом для Новой Археологии годы 1970-е были временем тревоги, сомнений и перелома. "Новые археологи" были еще молодыми, полными сил и невероятно активными, но что-то шло не так гладко. Уже в 1972 тон деклараций был чуть более скромным. Вместо "Новых перспектив" 1968 года - "Археологическая перспектива" – название Бинфордовского сборника 1972 г. К середине 1970-х стала чувствоваться тревога, некоторое беспокойство. Эпистемологический (гносеологический) оптимизм Бинфорда, уверенность в доступности прошлого познанию по археологическим материалам начала казаться несколько преувеличенной.

Сыграла свою роль и критика Новой Археологии со стороны археологов традиционного толка. Особенно неотразимы были удары по наивной убежденности "новых археологов", что они в археологических материалах и их изменчивости имеют дело непосредственно с культурными системами прошлого и динамикой их развития. А ведь перед исследователями были только мертвые и неподвижные археологические источники, сугубо современные, и от них до динамики культурных систем прошлого пролегал долгий путь исследования со многими ловушками и подвохами. "Новые археологи" и сами начинали это понимать. Их на это наталкивали трудности и разногласия интерпретации.

Но это означало, что оптимистический энтузиазм изучения культурного процесса был преждевременным. Прежде, чем изучать по археологическим источникам культурный процесс ПРОШЛОГО, нужно было не только описать и классифицировать археологические источники, но и установить характер и закономерности отражения в них культурных систем прошлого, то есть выяснить, как происходило само формирование археологических ИСТОЧНИКОВ. А это означало полную переориентировку теоретического мышления "новых археологов", всей стратегии исследований – от изучения культурного процесса к изучению формирования археологических источников.

Само археологическое исследование буквально на глазах превращалось в гораздо более сложное предприятие. На месте простой схемы 'от описания – к трактовке' вырастала многостепенная археологическая процедура, ведущая от восприятия археологических источников через их сложное препарирование и интерпретацию (соотнесение с закономерностями трансформации былой действительности в археологическом материале) к историческому осмыслению. То есть в повестку дня встала выработка многостепенной процедуры археологического исследования.

 

3. Стивен Дэниелс и признаки отхода от процессуализма у Дэвида Кларка. В сборнике под редакцией Кларка "Модели в археологии" (1972) была напечатана статья археолога из Западной Африки (из Нигерии) Стивена Дж. Х. Дэниелса (перед тем он работал в Северной Родезии). Чтобы соответствовать названию сборника статья называлась "Модель происхождения (обусловленности) археологической информации". Автор задался целью рассмотреть, как неполна археологическая информация, как она теряет многие детали на пути от прошлого к нам. Идея не нова. Еще за восемь с лишним десятилетий до него ее высказал Монтелиус:

"Лишь небольшая часть того, что некогда существовало [1], погребена в земле [2]; только часть погребенного [3] избежала разрушительной руки времени; из этой части не всё вышло на свет снова [4]; и мы слишком хорошо знаем, как мало из того, что вышло на свет, пригодилось нашей науке [5]. Почти все находки прошлых веков разрушены" (Montelius 1988: 5. – Цифры в скобках мои. – Л. К.).

Я расставил здесь в скобках нумерацию этапов разрушения, чтобы было легче сопоставить с тем, что есть у Дэниелса. Дэниелс тоже представил путь археологической информации с самого ее начала в источниках – как она течет через фильтры, где действуют блокирующие, препятствующие факторы, которые производят тормозящие и разрушительные эффекты. Информация теряет одну часть за другой и то, что раньше было ясно и верно, обедняется и теряется. Нужно установить эти этапы и в каждом определить воздействующие и препятствующие факторы, чтобы познать их активность. Последовательные состояния информации соответствуют состояниям культурного материала как источника. Таких состояний Дэниелс выделил уже не 5, а 7 (рис. 1):

1) потенциальная популяция артефактов, предлагаемая культурной матрицей, то есть те артефакты, тех типов, которые в данной культуре вообще производились и существовали (у Монтелиуса это этап 1);

2) действительно отложившаяся в памятнике популяция – это, конечно, не все бытовавшие артефакты (у Монтелиуса этап 2);

3) сохранившаяся фракция этого количества (этап 3 у Монтелиуса);

4) часть, попавшая в раскопанный объем;

5) обнаруженные при раскопках артефакты - даже если раскопки неплохие, не всё ведь обнаружено (у Монтелиуса этап 4);

6) учтенные данные (учет зависит от качества регистрации);

7) опубликованные данные.

Два последних этапа Дэниелса примерно соответствуют последнему этапу Монтелиуса, но не вполне его покрывают.

Соответственно семи последовательным состояниям источника и его информации Дэниелс наметил 6 этапов преобразования информации между ними, шесть фильтров. Одни из этих фильтров (локализация раскопок, процедуры анализа и сортировки и т. п.) - регулируемые археологом, другие (природные факторы, воздействующие на сохранность и т. п.) – вне его воздействия.

Статья была очень свежей, ясной и, возможно, она произвела впечатление на издателя тома Дэвида Кларка. Уже в 1973 г. он опубликовал в "Антиквити" в высшей степени интересную статью под озорным названием "Археология: утрата невинности". Он намекал на библейскую историю Адама и Евы и дал понять, что традиционная археология тоже должна утратить свою изначальную наивность и познать сложный мир археологического материала и того, что скрывается за ним. Дэвид Кларк выступал здесь в роли этакого искушающего змия. Намек может, однако, получить неожиданный для автора поворот и обозначить наивность самой новой археологии.

Кларк выделил "в любой археологической интерпретации" четыре уровня:

1) деятельность гоминид, а также социальные и природные процессы, некогда происходившие (это примерно то, что Дэниелс называл культурной матрицей);

2) выборка результатов этих процессов и следы их, отложившиеся в какое-то время (это соответствует отложившейся популяции у Дэниелса);

3) та часть этой выборки, которая сохранилась до открытия (сохранившаяся фракция у Дэниелса);

4) та часть сохранившейся выборки, которая была открыта раскопками и сборами (из трех последних состояний источника на схеме Дэниелса тут у Кларка представлено только среднее).

Таким образом, последние этапы пробега информации не столь разработаны у Кларка, как у Дэниелса. Но теорий о деятельности фильтров между ними у Кларка не три, как ожидается, а больше. Три теории Кларка между его четырьмя уровнями это:

а) предепозиционная и депозиционная теория занимается закономерностями производства артефактов культурной матрицей и закономерностями их отложения в культурном слое или могилах – проще говоря, она имеет дело с тем, что происходит с элементами материальной культуры до их отложения и во время отложения;

б) постдепозиционная теория занимается закономерностями изменения артефактов в памятниках после отложения – она изучает процессы, которые действуют на остатки прошлого в земле;

в) теория обнаружения занимается правилами разведок и раскопок, обеспечивающими адекватность открытия, и устанавливает, какие нарушения этих правил к каким примерно искажениям информации могут вести – она создает базу для оценки раскопок и собирания памятников.

К этому списку у Кларка добавлено еще две теории в конце списка:

г) теория анализа того, что обнаружено и стало данными науки, соединяет данные с помощью моделей, припасенных археологией, - она имеет дело со способами извлечения информации из добытых памятников;

в) теория интерпретации, которая от этих анализируемых данных заключает к ненаблюдаемым прямо древним структурам и процессам; она позволяет археологу понимать данные, полученные из археологические источников – извлекать из этих данных выводы о процессах и событиях в прошлых обществах и их среде (Clarke 1973: 15 - 17).

Таким образом, Кларк попытался построить заново общую теорию археологии и вместо того, чтобы направлять ее полностью на культурный процесс, начал шаг за шагом прослеживать ход информации от источника (от археологического материала) к конечному пользователю информации – к исследователю.

Дальнейшего развития, однако, это направление исследований у Дэвида Кларка не получило. Другие темы набрали слишком большую инерцию, и по ним публикации выходили еще три года, а к их исходу Кларк неожиданно умер.

4. Бинфорд: "два контекста исследований" и "соединяющий аргумент". В творчестве Бинфорда первый, еще очень слабый, росток будущего отхода от процессуализма пробился уже в 1968 г. (а перепечатана была эта статья в том же 1972 г. в сборнике "Археологическая перспектива"). В споре с Уилли и Сэблоффом Бинфорд различал два контекста исследований: а) "объяснение археологических источников" – "разумеется, современных явлений", и б) объяснение прошлого" – "функционирования и эволюционной динамики прошлых культурных систем" (Binford 1972: 118). Поскольку объяснение по Гемпелю и Бинфорду подразумевает непременно подведение под универсальный закон, стало быть, в статье имеются в виду две серии законов – объясняющие источники и объясняющие функционирование и динамику культуры. Что значит: объяснить функционирование и эволюцию культуры? Это значит: объяснить ее облик и трансформации. А что значит: объяснить источники? Это значит: объяснить их формирование. Тогда можно заключить, что в изложении Бинфорда имплицитно подразумеваются два ряда законов:

а) законы, воздействовавшие на живое общество прошлого и формировавшие культуру, особенно материальную культуру (они, надо полагать, и сейчас действуют); и

б) законы, соответственно которым происходили и обычно происходят отложение и последующая трансформация остатков материальной культуры, их превращение в археологический материал.

Нужно знать второй ряд законов (б) для того, чтобы производить надежную реконструкцию прошлого, а первый ряд (а) - для того, чтобы понимать реконструируемые явления (это тоже, конечно, сказывается на реконструкции).

В своем "Введении в теоретическую археологию" (Клейн 2004: 238) я так и изложил это изменение взглядов Бинфорда. Теперь заметил, что я напрасно осовременил его тогдашние взгляды.

Между тем, законы второго ряда (б) не занимали заметного места в концепции Бинфорда – его Новая Археология изучала культурные системы непосредственно по археологическим остаткам. В той же статье содержится достаточно четкая формулировка этой идеи: "Для археолога объяснение начинается, когда наблюдения, сделанные по археологическим источникам, связываются посредством законов культурного и поведенческого функционирования с прошлыми условиями и событиями" (Binford 1972: 117). То есть, у Бинфорда источник связывают с прошлыми культурами не особые законы формирования источников, а непосредственно законы функционирования культур! Он игнорировал тот факт, что остатки отражают прошлые культурные явления неадекватно. Он даже резко отвергал это в полемике с Чжаном Гуанчжи. Значит, у Бинфорда в той статье есть представление о двух контекстах исследования, но различения двух рядов законов еще нет.

Еще и в 1972 г. (когда эта статья 1968 г. была перепечатана в его томе безо всяких комментариев) он оставался на своей ранней позиции, согласно которой всё дело было только в том, чтобы хорошо установить отношения между наличными материальными остатками и прошлой динамикой. Очень прямые корреляции.

Однако есть одно новшество. В 1972 г. (статья в сборнике Кларка, перепечатана в собственном сборнике статей Бинфорда) он добавил к этому представлению еще одно. Критикуя традиционалистские взгляды, он излагал их так: традиционалист имеет представление о древней культуре и знает, что эту культуру мы не можем "прямо ощущать или наблюдать". Мы наблюдаем только археологический материал. Но традиционалистам известно, что у нас есть "соединяющая аргументация". Это, говорит он словами Джеймса Дица, представление о том, что "конфигурации, которые археолог наблюдает в своих материалах, являются отражением конфигураций древней культуры, которая эти материалы породила". Бинфорд трижды в коротком контексте повторяет слова "bridging argument" – 'соединяющая аргументация', 'соединяющий аргумент', буквально 'мостящая аргументация', 'мостообразущий аргумент' (Binford 1972: 249). Правда, это о концепции традиционалистов, его противников. Но как раз эту часть их концепции он не критикует и явно принимает. Критикует он простоту представляемых традиционалистами конфигураций и способы их установления.

Для сближения с позициями Дэниелса и Кларка не хватает только понимания, что bridging argument означает не короткий мостик в один пролет через обычную речку, а неимоверно длинную переправу через Стикс – реку смерти.

 

5. Экспериментальная археология и этноархеология. Между тем, еще полемические выступления гиперскептиков (особенно Хокса, с его "лестницами непознаваемости" в 1954 – 1956 гг., и его секретаря Мэри Смит в 1955 г.) вызвали стремление археологов найти более прочную опору в своих реконструкциях прошлого. Поскольку сомнению подвергались именно надежность археологических источников и возможности их адекватного понимания, одни археологи обратились к математическим методам описания и классификации, к статистике и комбинаторике, другие – к поискам законов отражения истории в материальной культуре.

Общий интерес к этим темам был выражен в появлении множества методических работ на границе между археологией и этнографией, а также технических опытов. И там и тут построены особые отрасли, это экспериментальная археология (Coles 1973, 1979; Ingersol et al. 1977) и этноархеология.

Экспериментальная археология – это попытки экспериментальным путем создать объекты, подобные археологическим памятникам и таким образом понять, как они возникали. Эксперименты в археологии иногда применялись и до Новой Археологии, но очень спорадически. Два обстоятельства стимулировали их умножение и объединение в особую субдисциплину: 1) восприятие археологии как науки, как точной науки, стоящей близко к естественным наукам; и 2) сомнения и беспокойство относительно способности археологических источников информировать о прошлом. А это как раз и были споры Новой Археологии с ее противниками.

Эксперименты издавна проводились в археологии, из наиболее известных можно назвать появившуюся в 1957 г. книгу Сергея Аристарховича Семенова "Первобытная техника", в 1964 переведенную на английский, и знаменитые путешествия Тура Хейердала в 1947 – 1970 гг. Эксперименты проводились над строительством зданий древними техниками, выплавкой металлов, изготовлением керамики. Возводили также сооружения и следили за тем, как они разрушаются и превращаются в археологические памятники. Но в 1973 вышла в Лондоне обобщающая книга Дж. М. Коулза (J. M. Coles) "Археология экспериментом" (в 1979 г. новое издание под названием "Экспериментальная археология"). В 1977 г. появился американский сборник под редакцией Д. У. Ингерсола и др. "Экспериментальная археология". Стали созываться международные конференции по этой тематике. Одним словом, экспериментальная археология превратилась в особую отрасль.

Этноархеология – это исследование этнографической действительности для вычленения ближайших подобий археологическим материалам. Вычленение и наблюдение за материальной культурой, функционирующей в живой культурной системе первобытного типа, должно помочь в установлении законов, позволяющих выявить и реконструировать прошлое по археологическим источникам. Этноархеология состоит из двух ветвей – срочной археологии (urgent archaeology) и живой археологии (living archaeology).

Срочная археология раскапывает свежие памятники и поэтому легко доступные для проверки, т. е. утраченные поселения сразу после того, как они были покинуты их недавними обитателями, когда эти обитатели еще живы и могут быть опрошены.

Живая археология или археология акций есть, по сути, ориентированная на археологические интересы этнография. Эта отрасль археологии возникла еще до того, как у "новых археологов" появился этот интерес. Работа Клайндинст и Уотсон (Mary R. Kleindienst and Patty J. Watson) 1956 года "Археология акций: археологический инвентарный список живой общины" появилась еще до Новой Археологии, а первая статья Ричарда Гулда (Richard Gould) "Живая археология: нгататджяра западной Австралии" появилась в 1968 г.

Ричард Гулд (рис. 2), антрополог и археолог, учившийся в Калифорнийском университете, жил много месяцев с аборигенами Австралии и Калифорнийскими индейцами толоуа. Он изучал, как они делали орудия, и даже делал попытки именно там раскапывать местонахождения и спрашивать о них индейцев. Он надеялся найти дома и начал раскапывать части деревни, где было много мусора. Он не нашел ничего. Когда он спрашивал, почему, индейцы смеялись: "Вам же не нравилось бы жить в собственном мусоре, вот так и они".

В 1970-х работы его пошли потоком: 1971 – "Археолог как этнограф", 1977 – "Этноархеология или откуда приходят модели?", 1978 – "Исследования в этноархеологии", а в 1989 в Кембридже вышла обобщающая книга "Живая археология".

70-е годы были вообще очень богаты работами по этноархеологической тематике. Можно еще назвать книгу Дж. Йеллена (C. Yellen) "Археологические подходы к современности: модели для реконструкции прошлого" (1977 г.) и сборники под редакцией Доннана и Клюлау (Chr. B. Donnan and C. W. Clewlow Jr.) "Этноархеология" (1974 г.) и под ред. Крамера (C. Kramer) "Этноархеология: выводы из этнографии для археологии" (1979 г.).

Джон Йеллен, обучавшийся археологии в Гарварде, работал два года в Ботсване, Южная Африка, где он наблюдал бушменов!канг. Он зачерчивал планы их домов, прослеживал, какой деятельностью в них занимались и что от нее осталось. Оказывается: только кости от мяса да камни для раскалывания орехов. Всё остальное было унесено с собой. Вдобавок то, что осталось, было перемешано и перепутано современными детишками, игравшимися на этом месте.

Из этого археологи могут многому научиться.

Скорее противникам Новой Археологии эти отрасли много обязаны своим существованием, археологам и антропологам из круга скептиков. Они не только спровоцировали оптимистов археологического познания на обращение к этнографии, но и сами обратились к этнографическим аргументам, чтобы поддержать свой скептицизм. Такой была статья 1967 г. Карла Хейдера (Carl G. Heider) об Австралии. В этой статье автор доказывал, что археолог будущего ни в коем случае не сможет реконструировать по нынешнему набору каменных орудий аборигенов, что реально делали люди племени.

Однако Новая Археология воздействовала благоприятно на эту деятельность, ибо эта археология требовала более строгой логики заключений. В этих отраслях науки по их собственному определению задач создавалась теория археологии, к которой призывала Новая Археология.

6. Бинфорд: этноархеология нунамиутов. Бинфорд обращал всё большее внимание на эту проблему и начал обсуждать ее всё более основательно. Когда он в 1965 – 71 гг. вел дебаты с Франсуа Бордом о палеолите (являются ли разные фации мустье различными территориальными группами населения или функциональными позами), он в конце спора начал подыскивать этнографические аргументы, хотя еще не так давно в споре с Чжаном Гуанчжи он отрицал значение этнографических аналогий. Он видел, как выглядело распределение находок на палеолитических стоянках мустьерских охотников. Он хотел узнать, как это выглядит у сегодняшних охотничьих племен и о чем говорят разные типы распределения. Это, конечно, было отходом от процесуальной археологии, но отходом только на практике, не в теории.

Бинфорд – человек действия. Уже на рубеже 1970-х, следуя примеру некоторых своих коллег и учеников (Клайндинст и Уотсон, Ричарда Гулда), он начал этнографические полевые исследования среди эскимосов нунамиутов, охотников за северным оленем карибу, и среди индейцев навахо. Он наблюдал за их поведением, желая понять, как на деле возникают археологические комплексы при кочевом или бродячем образе жизни. Бинфорд сопровождал нунамиут во всех их передвижениях; регистрировал, чем они занимаются на каждом месте, и описывал, что именно они на каждом месте оставляют после каждого вида своей деятельности.

После середины 70-х результаты этих экспедиций и соображений стали появляться в публикациях Бинфорда и его учеников. О нунамиутах - статья Бинфорда в соавторстве с Часко "Демографическая история нунамиутов: стимулирующие факты" (1976), о навахо - статья Бинфорда и Бертрам "Частоты в остеологии и процессы изнашивания" в сборнике Бинфорда и группы его учеников "Для построения теории" (1977). В 1978 г. вышла книга Люиса Бинфорда "Этноархеология нунамиутов: исследование примера процессов археологического формирования" (1978) (имеется в виду формирование археологических источников).

В книге описывался забой скота (овец и оленей), какие при этом получаются отходы и где они оказываются, где хранится мясо и где отлагаются отбросы от хранения, как мясо потребляется и каковы следы этого процесса. Затем прослеживаются все эти действия и следы по сезонам – отдельно для весны, лета, осени и зимы. Бинфорд всё еще стремился доказать свою правоту относительно "структурных поз" в споре с Бордом.

Эта серия публикаций продолжалась и в 80-е годы. Бинфорд выпустил еще книги "Кости: древние люди и современные мифы" (в 1981) и "Фаунистические остатки из Класиз Ривер Маус " (в 1984).

Бинфорд описывал технику нунамиутов как чрезвычайно скудную. Они починяли всё, что позволяло починку, использовали каждое орудие до последней возможности, транспортировали всё, что могли, к следующему месту. Так что то, что оставляется на месте (выброшено или потеряно) ни в коем случае не отражает того, какие операции производились на этом месте! Никаких целых орудий, никакого цельного набора, жалкие обломки и пищевые отходы.

Прямой аналогии мустьерским комплексам эти остатки не представляли. Там как раз на каждой стоянке обнаруживался полный набор самых разнообразных орудий, а также обильные следы их производства на месте. Бинфорд увидел в этом важную смену психологии от неандертальцев мустьерской культуры к Homo sapiens sapiens – начиная с верхнего палеолита. Неандертальцы еще не освоили перспективного мышления, не готовились к тому, что их ожидало на следующей стоянке. Все орудия они бросали сразу же по использовании, а на следующей стоянке изготавливали их заново. Кроманьонцы же, обладая перспективным мышлением современного человека, все изготовленные орудия несли с собой на новое место, и оставляли мало следов для археолога. Нунамиуты, конечно, принадлежат к современным людям.

Таким образом, Бинфорд всё-таки извлек из путешествий к нунамиутам некоторые точки опоры для понимания своих мустьерцев. Это тоже было некоторым отходом от принципов процессуальной археологии. Но решительный шаг в этом направлении сделал не он.

 

7. Поведенческая археология Майкла Шиффера. В 70-е годы Майкл Шиффер (рис. 3) из Аризонского университета, ученик Бинфорда, концептуально поднял эту проблему до ранга наиболее важной, передвинул ее в центр археологической теории. Его поведенческая археология предназначена изучать всякое поведение людей – как они живут, действуют, создают культуру и, самое важное, как они, соответственно снашиванию и выбрасыванию элементов культуры из жизненной циркуляции, направляют их в отходы или в состояние упокоения. Это значит – как они накапливают культурный слой, создают могилы и погребения, и т. д. Шиффер вводит именно законы второго ряда в ядро теории археологии.

По моему мнению, эти изменения указывают поворотный пункт в истории Новой Археологии. Может быть, будет более точно сказать, ее конец, потому что с этого времени в США лидировала не Новая Археология (как она реализовалась), не процессуальная археология (как она именовала себя). Ядро концепции сдвинулось с культурного процесса на поведение людей и артефактов, приводящее к формированию археологического источника. Это определило формы, в которых культурный процесс был связан с социальными и природными изменениями, будучи фиксирован в остатках и следах, чтобы предстать перед археологом.

Майкл Брайан Шиффер (Michael Brian Schiffer, род. 1947) на 12 лет младше Бинфорда, учился у него и его ученика Джеймса Хилла в Чикаго, затем как раз когда Бинфорд перевелся в университет штата Нью-Мексико, Шиффер оказался рядом – в штате Аризона. Из числа горных штатов Юго-Запада США, с одной из наиболее сохранившихся индейских общин, Аризона славилась университетом, в котором особенно интенсивно развивались исследования по культуре индейцев, в частности и археологические. Молодой Шиффер принял участие в большой экспедиции под руководством "обращенного" в Новую Археологию старика Пола Мартина.

Вероятно, на Шиффера как-то повлияло изменение настроений в окружении Бинфорда, разделение исследований на "два контекста", интерес к этноархеологическим проблемам. Так или иначе, он первым сформулировал концепцию, переводящую законы второго ряда в центр теории археологии – одновременно с "утратой невинности" Дэвида Кларка. И наиболее четко.

В 1972 г. в местном журнале "Кива" он опубликовал статью "Культурные законы и реконструкция прошлых образов жизни", где высказался о законах особого рода – законах формирования источника, об их значении для реконструкции прошлого. В том же году в главном археологическом журнале США "Америкен Антиквити" появилась его статья "Археологический контекст и системный контекст". Идею Бинфорда о "двух контекстах" он первым обратил в средство отхода от процессуальной археологии. Он рассуждал так: когда артефакты еще функционировали (производились, использовались, сохранялись), они включались в систему поведения людей. Тогда они существовали в системном контексте. Они составляли часть системы поведения. После того, как они были выброшены или навечно упокоены в отложении (в культурном слое или в могиле), они оказались в археологическом контексте. На пути из первого контекста во второй они прошли через серию трансформаций. Это и есть формирование археологического источника.

Процессы этих трансформаций Шиффер называет процессами С – А (система – археология). Большей частью это процессы депозиции. Когда археолог раскапывает местонахождение, это процессы А – С. Еще во время эксплуатации памятники могут получить вторую жизнь, новую функцию - это процессы С – С. Наконец, во время депозиции они могут быть разрушены (при распахивании, строительной деятельности и т. п.) – это процессы А – А.

В этой статье Шиффер рисует путь материалов из жизненного контекста (который он называет системным) в археологический контекст: обзаведение заготовкой – изготовление – употребление – выбрасывание – упокоение в отбросах. Одна схема для материалов длительного пользования (рис. 4), другая - для материалов разового употребления (рис. 5).

В 1973 г. к этим статьям добавилась статья "Культурные формирующие процессы археологического источника: применение на Джойнт Сайт, юго-восточная Аризона" (статья не напечатана, хранится в архиве микрофильмов Аризонского университета). В 1975 г. дальнейшее продвижение указала статья "Археология как поведенческая (бихевиорная) наука" в журнале "Америкен Антрополоджист" и там же совместная статья с Джеферсоном Ридом и Уильямом Раджем "Бихевиорная археология: четыре стратегии". А в 1976 году вышла книга Шиффера "Поведенческая археология" ("Behavioral archaeology"), сразу ставшая широко известной. В ней он продолжил и развил свои положения о двух контекстах археологического исследования и движении материалов из одного контекста в другой (рис. 6) и воздвиг из всего этого целостное здание археологии, отличающееся от процессуальной археологии Бинфорда.

Шиффер считает главной задачей археологической реконструкции найти устойчивые соответствия между, с одной стороны, явлениями прошлого (элементами прошлой культуры, а также видами событий истории, одним словом, между поведением древних людей) и, с другой стороны, их отражениями в материальной культуре, а еще точнее – в археологических источниках. Эти соответствия он называет, по примеру Джеймса Хилла (в работе 1970 г. "Броукен К пуэбло"), " коррелятами ". Если корреляты устойчивы, то противоположные концы каждого коррелята связаны некими закономерностями. Это и есть законы формирования археологического источника – наши законы второго ряда. Облик и функционирование этих законов определяются преобразованием информации на пути от прошлого к современности, от системного контекста к археологическому, ее постепенным разрушением и рядом утрат.

В исключительных случаях, когда стихийная катастрофа настигала населенный пункт, он мог сохраниться почти полностью – как Помпеи, накрытые при извержении Везувия в один день 79 г. н. э. слоем пепла, который был сцементирован ливнем. Не раз археологи острили, что несчастье для людей оказывается благом для археологов. В этих исключительных случаях археологу остается только описать и обобщить раскопанные материалы. Помпеи – это то состояние, в котором памятник должен был бы представать перед археологом. Но он - как правило - не предстает таким.

Шиффер приходит к заключению, что "археологические остатки – это испорченное отражение культурной системы прошлого". Иначе говоря, "структура археологических остатков – это испорченное отражение структуры материальных объектов в культурной системе прошлого" (Schiffer 1976: 12, 42). Оно испорчено, потому что во время депозиции различные факторы воздействуют на него. Эти факторы Шиффер называет трансформами (или преобразователями), потому что они трансформируют, обусловливают превращения. Они делятся на две группы: а) культурные факторы, как то: отбор при выбросе, намеренное упокоение, вторичные раскопки и т. п. – они называются трансформами К (в английском C-transforms – от "culture" 'культура'), и 2) естественные, природные факторы, как разложение, ржавение, сгнивание, распад, рассеяние – эти называются у Шиффера трансформами П (в английском N-transfotrms – от "nature" 'природа'). Учитывая археологические трансформы обоего рода, исследователь приходит к коррелятам, а с их помощью получает вывод о реконструкции (рис. 7).

Почему Шиффер назвал свою книгу "Поведенческая археология" ("Behavioral archaeology")? Мы знаем бихевиорную психологию (behavioral psychology) и в разных смежных науках бихевиористское течение. Это направление было подготовлено исследованиями Эдварда Торндайка на животных, а провозглашено Дж. Уотсоном перед Первой мировой войной и разрабатывалось в межвоенное время. Оно следует принципу: не пытаться понять сознание людей или уловить их мышление, это обманчиво и безнадежно; достоверному изучению доступно только их поведение, которое можно увидеть, услышать и ощутить. Шиффер не имел в виду прямо провести бихевиористский принцип, но что-то от бихевиористского настроения всё же в его позиции есть. Он рассматривает артефакты как имеющие определенные позиции в системе поведения людей прошлого. Он хочет познать эти позиции и с ними древнюю систему поведения (артефактов и людей). Подобно Бинфорду (и бихевиористам), он не претендует на познание других сторон культурной жизни. Не в этом отличие "бихевиорной археологии" от учения Бинфорда.

Если в "Бихевиорной археологии" Шиффер иллюстрировал трансформирующие процессы примерами из своих раскопок, то в книге 1987 г. "Археологический источник и процессы формирования" Шиффер разработал и конкретизировал всякие виды трансформирующих процессов. В книге описаны и сопровождены фотоснимками всевозможные казусы разрушения артефактов в земле и на земле, древних и современных, их реутилизация после выбрасывания и т д.

Шиффер – очень активный и энергичный человек, истинный преемник Бинфорда. Он основал долговременную серию ежегодников – "Успехи в археологических методах и теориях" (1978 – 1986), где увидели свет объемные обзоры по важным проблемам источниковедческого анализа. Триггер проследил деление этих книг по темам. Оказалось: 39% об открытии фактов и хронологии, 47% по экологии, демографии и экономике, 8% по социальным проблемам и только 6% по идеологии, религии и древним знаниям.

Не успела иссякнуть серия "Успехов" началась другая серия – сборники "Археологический метод и теория" (198? - …), в 1992 г. вышел третий том.

Шиффер как бы распространяет вокруг себя некий фермент. Очень много статей о бихевиорной археологии и формировании археологических источников написано Шиффером в соавторстве с другими археологами – Джоном Хаусом, Уильямом Раджем, марксистом Рэнделом МакГуайром и др. Есть и работы о формировании источников, вышедшие, видимо, не из круга Шифера, но одновременные с его работами, например, книга М. Шэкли (M. Shackley) "Археологические отложения" (1975 г.). Это было общее веяние семидесятых.

Слабая сторона здания, построенного Шиффером, - это что мир идей выпал из археологического исследования, в то время как идеи людей также участвуют в формировании археологических источников.

На этой стадии прежняя Новая Археология стала сознавать, что археологические источники не то же самое, что культура прошлого (наименование "археологическая культура" в этом смысле некорректное, обманчивое). Но все эти исследователи (среди них и "бихевиорные археологи") верят, что археологические источники содержат всю информацию, необходимую для полной реконструкции исчезнувшего общества, что это можно делать, не прибегая к другим источникам информации.

Шиффер же с 90-х годов занялся историей электричества, электроники и радио.

 

8. Мусорная археология Уильяма Раджа. Майкл Шиффер определил археологию по-новому: "Археология переопредляется как изучение человеческого поведения и материальной культуры независимо от времени" (Schiffer 1976: IX). То есть, по Шифферу, в археологию входят не только преисторические, античные и средневековые памятники, но и "промышленная археология" и этноархеология, в частности ее разновидность – срочная археология.

Еще одна отрасль близка к срочной археологии, по существу, почти идентична ей. Эта похожая отрасль – мусорная археология (garbage archaeology). В Аризонском университете преподавал Эмил Хори. Он говаривал: "Если хочешь лучше знать некое общество, взгляни на его отходы". Он подразумевал преисторические общества. Но его обиходный совет возымел неожиданные следствия. Аризонские археологи избрали современные отходы своим предметом исследования. У них был образец – социолог, Уэбермен, секретно изучавший мусор поп-звезд, как Боб Дилан, и установивший, что их поведение отличается от их представлений о себе. Боб Дилан сказал, что никогда не читает, что о нем пишут, это ему безразлично, но его мусор содержал много поп-журналов.

Мусорный проект, начатый в 1972 г. и опубликованный в 1974 г., осуществлялся под руководством Уильяма Л. Раджа (William L. Rathje, род. 1945, рис. 8), который, будучи почти ровесником Шиффера (Радж старше на два года), оказался вместе с ним преподавателем Аризонского университета в Тусоне (Tucson). Перед тем он учился в Гарварде, а до мусорного проекта изучал майя. Он сказал: "Все археологи изучают мусор, отходы. Проект Мусор лишь немного более свежий, чем у большинства (археологов)". Более 600 домов были взяты под наблюдение. Сначала жители были опрошены, как они живут. Потом их мусор регулярно собирали, регистрировали и классифицировали (рис. 9). Результаты оказались тоже неожиданные. Только 15% жителей признали, что пьют пиво, и никто не указал число более 8 банок в неделю. Мусор, однако, показал, что более 80% потребляют пиво и 54% используют более 8 банок в неделю. Публикация Раджа (рис. 10) дает нам много информации о человеческом поведении. Он показывает, например, что когда цены на мясо растут, больше мяса выбрасывается, а когда цены падают, мясо используют более экономно. Объяснение нужно еще найти.

В 1981 г. в сборнике под редакцией Ричарда Гулда и Майкла Шиффера "Современная материальная культура: археология нас самих" вышла статья Майкла Шиффера в соавторстве с Теодором Даунингом и Майклом МакКарти "Не выбрасывать излишки, не нуждаться: этноархеологическое изучение повторного использования в Тусоне".

Шиффер, Радж – это всё одна компания и одна кампания.

9. Археологические источники у Л. С. Клейна. Собственно, идея методологического осмысления археологических источников с точки зрения зависимости их познавательных возможностей от их формирования не нова. Это ведь то, чем уже с конца 1930-х, а особенно с 1950-х годов занимались немецкие археологи Эггерс, позже Гахман (см. главу 33), а следом за ними датские археологи (Кристенсен), – вопрос о внутренней критике археологических источников. В отличие от Шиффера, немцы говорили о том, что информация на пути от прошлых культур и событий к современному исследователю через археологические источники не только уменьшается ввиду утрат, но и многократно искажается. Искажены, например, пропорции керамики и металлических орудий в хозяйстве: керамика ломалась и, битая, накапливалась в отложениях, а металл шел в переплавку. Но американцы совершенно не читали немецких археологов

В Советской России начала 1970-х я также работал над вопросом о формировании археологических источников, развивая разработки Эггерса, и над проблемой исследовательской процедуры ("план археологического исследования" у англоязычных археологов). Что толкнуло меня к этим вопросам? Советские археологи жили под постоянным прессом идеологии. Прибегание к строгим методам было для нас выходом – помогало избегать навязанных догм. Ведь мы не могли принять того, что строгие методы не позволяли принять, не правда ли? Мы бы, мол, и рады, но вот методы не позволяют! А я всегда был свободомыслящим.

Марксистские догмы для археологии были: археологический источник содержит историческую информацию, которую нужно лишь открыть в нем, и она отражает прошлую реальность, которая должна соответствовать марксистским законам истории. Я не мог сказать ничего об этой доктрине открыто, это было запретно. Но можно было по отдельности отрицать небольшую часть этой доктрины, и другую часть, и третью – и каждую, или, по крайней мере, сомневаться в ней. Это я и делал.

Какую информацию содержит археологический материал и как она отложена в нем? Есть ли в нем историческая информация? Просто ли ее открыть? Информация – двусторонний процесс. Что мы распознаем, зависит не только от того, что содержится в источнике, но и от нашей подготовленности к распознанию. Когда там что-то на чужом языке, нам не известном, мы ничего не сможем распознать и содержимое информации равно нулю. Я выступил с идеей, что не только археологический источник, но и исторический источник не содержит никакой исторической информации. Он содержит только отпечатки и следы в материале, отпечатки и следы, которые, будучи соединены с нашими знаниями могут произвести некоторую информацию!

Какую информацию? Поначалу тоже не историческую, а просто информацию о прошлом. Цезарь перешел Рубикон. Собственно, здесь только сказано, что человек переправился через реку. Нужно знать, кем был Цезарь и что означал Рубикон для Рима, чтобы заключить, каким историческим деянием это было - что это было практически объявлением войны. Таким образом, только когда информация о прошлом переосмыслена историком, она превращается в историческую информацию. Так что археологические источники – это не только нечто иное, чем письменные источники, но и те и другие – не исторические источники, а, так сказать, предисточники.

Ленинская теория отражения, особенно в трактовке марксистских идеологов 30-х годов, учила, что действительность отражается прямо и зеркально в идеях общества. Нам внушали, что, разумеется, буржуазная идеология ее искажает ради удержания власти, но пролетарская идеология дает полное и адекватное отражение. В учебниках 50-х – 60-х годов можно найти приложение этой теории к историческим наукам. Я построил другую картину отражения действительности в исторических и археологических источниках и излагал ее в своих лекциях по введению в археологию – они читались всем первокурсникам факультета в конце 60-х – первой половине 70-х годов.

Случай позволил мне изложить в книге мое видение проблемы. Вообще-то меня не включали в издательские планы факультета. Но с тогдашними политическими кампаниями то один, то другой исторический сюжет становились запретными. Случилось так, что в 1977 г. чья-то вполне выдержанная политически книга вдруг оказалась непригодной и вылетела из плана. По факультету бросили клич: у кого есть готовая к печати рукопись, чтобы заткнуть образовавшуюся дыру. Рукописи ни у кого не было, у меня тоже. Но в издательстве работали мои бывшие сокурсники. До конкретной редакционной работы над рукописью оставалось чуть больше полугода. С согласия моих сокурсников я положил в издательство "рыбу" – наспех собранные листочки разных машинописных текстов, перенумеровал их, накрыл страницей с заглавием книги – "Археологические источники", - и эту машинопись в издательстве приняли. А я тем временем полгода превращал свои лекции в текст книги и вовремя подменил им "рыбу" в издательстве. Рукопись сходу пошла в работу.

Вот так в 1978 г. появилась моя первая книжка – "Археологические источники" (на два года позже, чем первая книга Шиффера, но я получил книги Шиффера только в 1979). В этой книге – с моими собственными рисунками – я проследил многостепенный и многотрудный путь археологической информации от прошлой исторической жизни вплоть до публикации археологического исследования. На таблице были наглядно показаны различные преобразования, которые информация претерпевает на этом пути – преобразований было так много, что рисованная таблица заняла три страницы книги (рис. 11). Я сформулировал также принципы эшелонированного (по этапам) исследования и отстаивал формирование археологии как источниковедческой дисциплины. 6 500 экземпляров были проданы в несколько недель (в Питере за несколько дней). Рецензии и отклики выходили и 20 лет спустя. Через четверть века в Петербурге вышло второе, расширенное издание в серии "Классика археологии". По-видимому, книга оказала некоторое воздействие на российскую археологию.

В 1975 г. в тезисах "К разработке процедуры археологического исследования" я выделил 14 шлюзов и фильтров на пути информации от прошлой действительности к археологу и построил на этом концепцию глубины и сложной структуры археологического факта, из чего вывел и многоступенчатость процедуры археологического исследования. В 1978 г. это было изложено в статье "Три процедуры археологического исследования", а подробно развито в работах 1999 – 2004 гг. ("О глубине археологического факта", "Введение в теоретическую археологию" и др.).

С начала 1970-х годов меня заинтересовала и предшествующая часть потока культурной информации – та, что относится уже не к формированию источника, а к самому культурно-историческому процессу. В 1972 и 1981 гг. (повторно в 1997) я сделал попытку раскрыть традиционную загадку археологии – загадку смены культур. Я использовал теорию коммуникации. Рядом исследователей культура представлена как информационная система. Если так, то культурно-исторический процесс может быть представлен как передача информации от одного поколения другому, от другого следующему и так далее, это значит, она может рассматриваться как система коммуникации, но растянутая во времени. Как и всякая система коммуникации, эта система должна обладать всеми качествами такой системы и подчиняться тем же правилам, что и другие коммуникационные системы, системы связи.

Тогда еще не было разработано набора критериев, по которым деятельность коммуникационной системы (радио, телефона) можно было проверять (или я не нашел такой разработки в литературе). Пришлось разработать самому. Я исходил из того соображения, что должны же существовать некие условия, которые необходимы для нормального функционирования системы связи. Каждая система связи имеет каналы передачи, каждая должны повторять сообщения не раз ("Алло! алло!") и т. д. Когда эти факторы в хорошем состоянии (достаточны по объему, протяженности, в достаточно полном наборе и т. д.), система функционирует нормально. Когда они повреждены или вовсе отсутствуют, есть обрывы в функционировании или система полностью отказывает.

Остается только установить, какие социокультурные явления соответствуют этим коммуникационным факторам, чтобы транспонировать эти правила на исследования культуры и выразить это в числах и формулах. Например, что здесь каналы передачи? Я полагаю, семья, школа, двор, фабрика или завод, магазин. Где, например, дети остаются дольше в семье, традиционная информация передается лучше следующему поколению, и общество формируется более традиционным. Где они покидают семью рано, чтобы жить самостоятельно, там общество более мобильно.

Эти мои соображения опубликованы только тезисно и только по-русски, они были почти не замечены российскими археологами и остались совершенно не известны западному читателю. Практически не известна там и моя книга "Археологические источники". Эта книга переведена только на словенский, так что этот перевод доступен только очень малому числу читателей. Жаль.

 

10. Бинфорд: Теория Среднего Уровня. Еще публикуя свои этноархеологические исследования о нунамиутах, Бинфорд неизбежно должен был не только организовывать их для доказательства своей идеи "структурных поз", но и продумывать методологические проблемы, навеваемые этим ходом исследований. Он всё больше начинал задумываться о пропасти между "двумя контекстами" и о "мостообразующей аргументации".

Некоторые признаки этого видны уже в его книге "Этноархеология нунамиутов". Книга эта вышла в 1978 г., но, видимо, в основном была написана раньше - публикация ее сильно задержалась из-за трудоемкости обработки материалов экспедиций 1969 – 72 гг. Даря мне книгу, Бинфорд надписал ее: "Это моя самая амбициозная попытка развить методологию".

Что же в ней есть методологического, кроме самой идеи этноархеологии? Бинфорд начинает с того, что археологи исследуют археологический источник, но он – современный объект, "и любое наблюдение, которое я как археолог делаю с помощью раскопок на археологическом местонахождении, является современным наблюдением… Я должен аккуратно спроецировать мои современные наблюдения на прошлое…" (Binford 1978: 1). Чтобы это сделать, нужно установить "условия, которые производят археологические факты" (Ibid., 2). История археологии характеризовалась сменой взглядов на эти условия. Значительную часть своего введения Бинфорд посвящает изложению того, как старые представления о том, что археологические факты характеризуют качества и действия мастера-изготовителя, сменились пониманием того, что мастер действовал по нормам культуры. Далее, появилось представление, что культура эта изменялась под воздействием природных условий, к которым она должна была адаптироваться. А затем эти традиционные взгляды стали уступать место новым представлениям, что культура системна, что на процесс ее эволюции воздействуют многие факторы и условия, и что системность ее позволяет их выявить многомерным анализом, в частности выявить и "структурные позы".

Но в конце этих рассуждений, не выходящих за пределы процессуальной археологии, у Бинфорда проскальзывают необычные для Новой Археологии мысли. Он пишет, что надеется "открыть некоторые из связей между действовавшими живыми системами и статическими археологическими продуктами, произведенными динамикой ситуации" (Ibid., 6). Далее он вопрошает, "является ли формирование археологических остатков как побочного продукта адаптивного поведения процессом, оперирующим и в современном мире". Он отвечает утвердительно на этот вопрос (Ibid., 12). При этом отмечает, что "мы можем прямо испытать характер связей между археологическим побочным продуктом и поведением" (Ibid., 11). Необычность этих мыслей в том, что Бинфорд прибегает к этнографии, что он пользуется эмпирическим методом, что занимается формированием источников. Но всё еще весь пафос обращен на утверждение адекватности "двух контекстов". Расстояние между ними мыслится коротким, а формирование источников зависит только от поведения людей прошлого – как они выводили вещи из обихода.

В 1977 г., всего через год после выхода "Поведенческой археологии" Шиффера Бинфорд выпустил под своей редакцией сборник "Для построения теории в археологии" (можно перевести и "За построение…). Подзаголовок определяет конкретное содержание тома: "Очерки о фаунистических остатках, ресурсах акваторий, пространственном анализе и системном моделировании". Книга эта, вышедшая на год раньше "Этноархеологии нунамиутов", видимо была написана позже: в ней есть новации, отсутствовавшие там. В теоретическом введении к тому Бинфорд разделывается не столько с противниками Новой Археологии, сколько с не угодившими ему "новыми археологами", в том или ином вопросе не оправдавшими его ожиданий.

"В отсутствие прогресса относительно применимой теории нет новой археологии, только в лучшем случае антитрадиционная археология. С нетерпением я ожидаю "новую археологию", но то, что пока что представлено под этим термином, это анархизм неопределенности, оптимизм и продукты крайне различного качества. … Если же дискуссионная среда 1960-х стимулирует только дальнейшие споры, тогда окажется, что "новая археология" была ошибкой, приведшей всего лишь к общественному возбуждению на сравнительно темном поле" (Binford 1977: 9).

Бинфорд вдруг почему-то решил (или осознал), что Новая Археология не заменила традиционные теории новыми. Это нетерпимое положение он решил исправить и предложил развивать теории не на одном, а "по меньшей мере" на двух уровнях. Первый – это общая теория археологии. Она трактует процессы изменения культурных систем, их функционирования и развития (эволюции). Это то, что американцы именуют культурным процессом и чем, собственно, Новая Археология и занималась всё это время. В этой работе Бинфорд говорит об Общей теории как-то мельком. Всё внимание он уделяет "идеям и теориям (теория среднего ряда), относящимся к формирующим процессам археологического источника" (Binford 1977: 7).

Теперь можно видеть, как Бинфорд тоже переместил второй ряд законов в центр своих исследований, не только на практике (создавая этноархеологию), но и в теории. Он помещает теорию, построенную вокруг этих законов уровнем ниже теории культурного процесса (т. е. общей теории археологии), но уровнем выше теорий, выдвигаемых относительно частных проблем археологии (о них он здесь вообще ничего не говорит). Поэтому он назвал ее Теорией Среднего Ряда (Middle Range Theory). В русской терминологии это Теория Среднего Уровня. Он строит свою концепцию Теории Среднего Уровня на утверждении, что события прошлого недоступны для нас; они не наблюдаемы, и заключения из них не могут быть прямо подтверждены нынешними археологическими фактами. Эти современные факты нужно связать с событиями прошлого. Общие теории антропологии не имеют дело с этими фактами, они объясняют общий ход культурного процесса. Нужно иметь особую теорию, теорию среднего уровня, которая будет выполнять эту задачу – связывать статические факты современности с динамикой событий прошлого.

Она исходит из принципа актуализма, который был давно установлен в геологии. Он утверждает, что в прошлом действовали те же самые законы, которые актуальны сейчас, и проходили те же в принципе процессы, что и сейчас протекают. Нужно только поискать, где их наблюдать, и подумать, как обобщить и выверить результаты, как из них извлечь заключения.

Эта теория важна только для археологии, не для антропологии. Таким образом, археология рассматривается здесь уже не только как антропология. Не как антропология, не как процессуальная… Где вы, добрые старые времена Новой Археологии?

Так у Бинфорда произошел тихий отход от процессуальной археологии. Теперь уже прямые соответствия археологического контекста живому контексту прошлого представляются ему невозможными. Расстояние между ними велико, и его надо перекрывать Теорий Среднего Уровня. На этой почве разгорелся его спор с Ричардом Гулдом.

Хотя Гулд и учился недолго у Бинфорда, он не принадлежал к Новой Археологии. Бинфорд уличал его в эмпиризме, поскольку Гулд искал в археологических источниках прямые аналогии этнографическим ситуациям. В ответ Гулд в статье "Эмпирист дает отпор" заявил, что это как раз великому теоретику не хватает эмпирических данных. Он отозвался без особого почтения "об еще одной стимулирующей бинфордовской идее, которая повергнута в прах из-за того, что нуждается в надежной эмпирической базе" (Gould 1985: 641). Рассерженный Бинфорд разложил по косточкам доводы Гулда и заключил: "Гулду приходится придти к выводу, что утверждения о прошлом невозможны, раз для нас не осталось эмпирических данных, которые мы могли бы увидеть". И Бинфорд наставительно замечает:

"Прошлое ушло, Ричард. Есть только современные статистические данные. Наше дело понять эти современные факты, чтобы надежно сконструировать (вывести, если угодно) "реальный мир" прошлого. Настаивать на том, что "реальный мир" прошлого присутствует в археологических источниках, сущий нонсенс" (Binford 1989: 116).

 

11. "Допущение о Помпеях". Но Бинфорд не принял концепцию Шиффера. В 1981 г. в статье "Поведенческая археология и «допущение о Помпеях»" он выступил с резкой критикой Шиффера. Он убежден, что Шиффер не вписывается в Новую археологию, потому что по натуре он индуктивист. Он ведь воспринимает ситуацию Помпей как идеальную для археолога и уповает на эмпирическое обобщение таких материалов, а обычную реальную картину считает искажением идеала. Приравнивая каждый археологический источник в идеале к Помпеям, Шиффер принимает его существование за момент, в который и произошла катастрофа. На деле это лишь один моментальный снимок в его истории. Он обвинил Майкла Шиффера в том, что тот в своей "поведенческой археологии") не учитывает этого – "хочет найти Помпеи" (Binford 1981: 197, 201). Нельзя сводить памятник к моменту его гибели. Часто это даже не наивысший пункт в его истории. Шифферовские искажающие "трансформы К" - это часто деятельность людей живших на этом месте во время функционирования памятника, из нее и состояло это функционирование. Обычный археологический источник не может содержать "искажения", потому что это означало бы искажать самого себя (Binford 1983: 235).

Те сведения, которые археолог получил обобщением материала – от одного момента существования памятника или от ряда моментов, это лишь начало его работы. Теперь ему предстоит строить теоретические выводы и реконструировать всю историю памятника, его динамику – не только функционирование, но и эволюцию. Как всегда, Бинфорд подчеркивал значение теории.

В книге "Работая в археологии", вышедшей в 1983 г., Бинфорд повторил свои обвинения Шиффера.

В своем ответе Шиффер отметил, что есть разные типы памятников. И вообще, "на деле предпосылка о Помпеях состоит в том, что археолог может трактовать комплексы с днища жилищ любого памятника, как если бы они были Помпееподобными систематическими инвентарями... Игнорируя, не замечая или отбрасывая воздействие и эффекты культурных процессов формирования (источников), исследователи молчаливо подразумевают..., что их комплексы имеют Помпееподобный характер" (Schiffer 1985: 18, 20).

Надо признать Бинфорд уловил слабые места в концепции Шиффера, но это слабости оформления концепции – ну, не истину искажают "трансформы", а первоначальную информацию; неудачным было и возведение Помпей в идеал. Но всё же именно Шиффер первым сформулировал, не без воздействия практики самого Бинфорда, законы формирования источников как центр археологической методологии.

В 1983 г. Бинфорд выпустил также книгу "В поисках прошлого. Декодирование археологических источников". Слово "источник" тут даже вынесено в название. Эта книга является изложением лекций Бинфорда, прочитанных при его поездке в Европу в 1980 – 81 гг. по приглашению Ренфру. Книга содержательная, увлекательно написана, однако новых идей не содержит. На обложке - Бинфорд, который всё еще молодо выглядит, но с седой бородкой (рис. 11). Ему за 50. С этих пор ничего привычно сенсационного из под пера Бинфорда не появится. В 2001 г., когда ему будет под 70, выйдет его книга "Создание опорной системы: аналитические методы для построения археологической теории с использованием этнографической и природной систем данных" – обобщение материалов по 390 этнографическим культурам охотников и собирателей с тенденцией к земледелию и скотоводству – тут предъявлены аргументы "Пост-плейстоценовой адаптации". Это солидный и интересный труд, но без принципиальных новаций.

 

12. Золотой Маршалтаун. Но самая жестокая критика концепции Шиффера и Раджа раздалась из неожиданного угла. В 1982 г. Кент Флэннери разразился еще одной статьей-диалогом в журнале "Америкен Антрополоджист" – "Золотой Маршалтаун: притча для археологии 1980-х". Рикошетом эта критика ударила и по Люису Бинфорду и по всей Новой Археологии, так что это была и самокритика. Этой статьей Флэннери тоже дистанцировался от Новой Археологии.

Флэннери описывает свое возвращение просторным самолетом с ежегодной сессии Общества Американской Археологии из Сан Диего в Детройт, чтобы добраться домой в Ан Арбор, штат Мичиган. В самолете вместе с ним оказались двое участников сессии, и он даже не говорит, что это фигуры вымышленные – он только отказывается называть их имена. Это не нужно, тем более что каждый типичен и представляет большую группу людей.

Один окончил школу в конце 1960-х и преподает ныне в крупном университете Запада США. Он начал как традиционный археолог, изучая пуэбло на Юго-Западе, но у него вместо квадратов по 5 футов получалось не точнее, чем 4 фута 10 дюймов на 5 футов 3 дюйма. Его бывший учитель как-то сказал о нем: "Этот недотепа не смог бы прокопаться и из детской песочницы". Тут молодой человек открыл для себя Философию Науки и как бы родился заново. Теперь он публиковал не раскопки, а только программы раскопок и критиковал раскопки других. "Больше нет пыли, жары, 5-футовых квадратов. Теперь он работал в офисе, генерируя гипотезы и законы и модели, посылая бесконечный поток студентов проверять это раскопками, а сам больше не проводил никакой полевой работы". Его Флэннери называет Рожденным Заново Философом (РЗФ).

Другой знакомец окончил школу в 1978, и Флэннери называет его Дитя Семидесятых (ДС). Его отличительная черта – сплошная амбиция. "Он не имел ни приверженности моего поколения к истории культуры, ни преданности поколения 1960-х теории". Его цели были просты: прославиться и быть хорошо оплачиваемым. Студентом он прослушал курс у профессора Х. Профессор проработал огромную