Глава 36. Новая археология (процессуализм).

Аналитическое направление

 

1. Второе направление Новой Археологии. В начале 1990-х годов английские археологи решили учредить мемориальные лекции памяти Дэвида Кларка – раз в два года должны съезжаться археологи Британии в Кембридж на лекцию (Memorial Lecture), прочесть которую приглашается известный археолог. Мне была оказана честь выступить с первой такой двухгодичной лекцией – по сути, докладом. Я получил это приглашение за два года до лекции, так что имел время подготовиться. Тему я выбрал "Принципы археологии" – как станет ясно из дальнейшего, близкую интересам Кларка. Лекция состоялась в 1993 году в театре Кембриджского университета. Зал был полон, все в черных мантиях. После лекции торжественный прием у главы старейшего колледжа Питерхауз, в котором учился и работал Кларк.

Дэвид Кларк из Кембриджа еще при жизни стал культовой фигурой среди молодых англичан, их признанным лидером. Для массы археологов старого толка, адептов традиционной археологии, он был типичным "новым археологом" – теоретиком, оперирующим абстракциями, математическими методами и малопонятным наукообразным жаргоном. Его и его сторонников противники объединяли с Бинфордом. И с полными основаниями: хоть Бинфорд и старше Кларка на 9 лет, главные их работы выходили (ну, как сговорились!) одновременно:

1962 год – первая громкая статья Бинфорда "Археология как антропология" и первая же статья Кларка "Матричный анализ и археология";

1968 год – сборник Бинфордов "Новые перспективы в археологии" и монументальный труд Кларка "Аналитическая археология";

1972 год – сборник статей Бинфорда с его автобиографическими заметками и сборник под редакцией Кларка "Модели в археологии";

1977 год – книга Бинфорда "За построение теории в археологии" и сборник под редакцией Кларка "Пространственная археология".

Вот уж кто, эти двое, ворвавшись в археологию, мчались по ней, как равносильные рысаки на бегах – ноздря в ноздрю, в конном спорте это называется "в мертвом гите". Принципиальный критик Бинфорда Дон Баярд из Новой Зеландии выпустил в 1971 г. пародию на обоих - "Новые аналитические археологические перспективы: логогенетическое исследование природы археологических теоретических теоретиков" под авторством д-ра Люиса Д. Л. Бинкларка. Сочинение было составлено из реальных фрагментов Бинфорда и Кларка, поставленных вперемежку.

Но, как уже упоминалось, сам Бинфорд в 1972 г. протестовал против причисления Кларка к Новой Археологии. Многие установки британских "новых археологов" были ему чужды. Он считал, что британцы слишком привержены некоторым традициям старой археологии. Словом, если это и была Новая Археология, то какая-то другая Новая Археология. Я определяю ее как аналитический вариант (или аналитическое направление) Новой Археологии

Аналитическое направление родилось в Англии, названо так у меня по книге Кларка "Аналитическая Археология", а почему Дэвид Кларк так назвал свою книгу, увидим немного дальше. Это выраженно европейское направление, с корнями в европейских школах, с традиционными интересами – типы и археологические культуры, преемственность и реконструкция исторических событий. Оно более понятно европейским археологам, чем Бинфорд и его радикальные ученики.

Направления эти (гемпелианское и аналитическое) имеют немало общего, но всё же они столь отличны друг от друга, что можно было бы рассматривать их как самостоятельные течения. Думаю, что они оказались под одной шапкой не только, а может быть, и не столько из-за общих черт, сколько потому, что появились на сцене одновременно и потому что имели общих противников. Когда они были еще слабы, они стремились друг к другу, чтобы получить поддержку, и приветствовали общее название – оно помогало ощутить, что их уже много.

2. Жизненный путь Дэвида Кларка. Дэвид Леонард Кларк (David Leonard Clarke, 1937 – 1976) – ныне один из самых известных археологов мира. Он стоит рядом с Бинфордом как европейский лидер Новой Археологии. Его монументальные труды – это классика археологии, и странно сознавать, что он прожил только 39 лет и что, работая в Кембридже и заложив свою школу, так и не стал профессором. Все эти мемориальные лекции, каждые два года собирающие британскую археологическую элиту на торжественные сессии, совершаются в память ассистента Кларка. Он ни разу в жизни не руководил крупными раскопками, его вклад – в теории. Британцы отмечают, что, изучая керамику III тыс. до н. э. (кубки), он работал скорее в континентальной (то есть, прямее говоря, немецкой) музейной традиции, чем в островной раскопочной манере британцев (Fletcher 1999: 858).

Фамилия его часто называется вместе с именем, потому что совпадает по звучанию (и русскому написанию) с фамилией Грэйема Кларка (они различаются только в английском написании одной непроизносимой буквой – Clark и Clarke). Легче различать их по имени.

Окончив хорошо известную в Англии школу (Далвич колледж), где Дэвид увлекался естественными науками, он ушел армию. Служил два года офицером-связистом в части, стоявшей в Германии. Возможно, этот юношеский опыт как-то повернул его к континентальным интересам. В октябре 1957 г. он поступил 19 лет в Кембриджский университет на отделение антропологии и первобытной археологии, а со второго года сосредоточился на археологии. Он специализировался на преистории Европы. В Англии, как и во всей Европе, была непроходимая пропасть между античной и первобытной археологиями. Они изучались на разных кафедрах, и Грецию до-эллинского периода (Микены и т. п.) изучала по традиции классическая археология. Дэвиду Кларку уже в студенческие годы претило это разделение, и он включил в свою индивидуальную программу по первобытной археологии до-эллинскую археологию из программы классической кафедры. В 1960 г. он сразу же по окончании учебы был принят в аспирантуру (Research Student, "студент-исследователь" называлось это в Кембридже).

В Кембриджском университете он, студент колледжа Питерхаус, учился у Грэйема Кларка (не только заведующего кафедрой археологии, но и члена того же колледжа – они жили и питались в одном комплексе зданий). А Грэйем Кларк в это время раздавал своим студентам задания по разным категориям первобытной керамики Англии – урнам, пищевым сосудам и т. д. Дэвиду Кларку достались кубки. Кубки до него уже классифицировал по форме на три вида лорд Эберкромби на рубеже веков, но Дэвид Кларк показал, что такого четкого деления, как у Эберкромби, нет, что нужно учитывать гораздо больше признаков, и получается много их разнообразных сочетаний, промежуточных форм, четкие разграничения расплываются. Чтобы выделить устойчивые группы из такого материала, нужно выявить наиболее повторяющиеся сочетания, сопряженность признаков, "корреляцию" – как у Сполдинга (точнее не корреляцию, а сопряжение, потому что для математика корреляция – это разновидность сопряжения, сопряжение числовых характеристик). Нужно построить корреляционные поля, то есть координатные сети или матрицы, на которых отразятся все парные взаимосочетания всех учтенных признаков (рис. 1), и можно будет выявить наиболее густую сочетаемость (рис. 2). В 1962 г. статья 24-летнего автора "Матричный анализ и археология применительно к британской керамике кубков" появилась в самом престижном археологическом журнале Британии "Трудах Преисторического Общества", где редактором был его руководитель Грэйем Кларк. А в 1965 г. молодой Кларк (рис. 3) выступил с ней на международном конгрессе в Риме. К этому времени он уже построил график связей между выявленными группами (рис. 4) и получил их генетические взаимоотношения (рис. 5).

Тут уже был зародыш его дальнейшего увлечения точными методами и математикой.

В эти же годы он получил именную аспирантскую стипендию, гарантировавшую ему еще три года свободных занятий, женился на библиотекарше Стелле Мур и завершил (в 1964 г.) свою диссертацию по кубкам. В 1966 г. он получил в Кембридже пост руководителя занятий по археологии и антропологии – он отвечал за индивидуальные занятия со студентами и аспирантами. У многих он был тьютором (личным куратором, чем-то вроде тренера).

Он унаследовал от своего руководителя очень многое, в частности, и ориентацию на экономику, но прежде всего – его географические интересы. Эти интересы очень четко отличают Аналитическую Археологию от учения Бинфорда. Ранний Бинфорд был ориентирован большей частью на демографию и остеологию. Но географические интересы Дэвида Кларка отличались от интересов Грэйема Кларка. Старый Кларк использовал старую, традиционную географию – ареалы распространения, обычные карты, картографирование находок на основе древних ландшафтов и т. п. Молодой Кларк обратился к Новой Географии – кембриджской школе, которая прежде археологии получила название Новой. Сосредоточившись на географии человека, она проделывала разнообразные операции, математическую обработку карт, преобразовывала очертания стран и регионов, чтобы выпукло показать варьирование социальных факторов. Основные теоретические труды этого направления – "Локационный анализ в географии человека" Хэгитта (1965 г.) и "Модели в географии" Чорли и Хэгитта (1967 г.) - заметно повлияли на Дэвида Кларка, но литературу по теориям он начал штудировать еще года за два до выхода этих трудов.

Как нетрудно видеть, это развитие Кларка идет в том же направлении, что и Мальмера, только проходя те же этапы позже. Определенно, не без учитывания опыта Мальмера. Немало было вычитано Кларком из книг Мальмера, включая "изарифмический метод". У Мальмера его главный труд вышел в 1962 г., у Бинфорда и Кларка это был год публикации первых важных статей. В 1966 г. Дэвид Кларк выступил в Кембриджском клубе с докладом "Археология как дисциплина", в 1967 г. подготовил, а в 1968 издал свой монументальный том "Аналитическая археология", в котором его матричный метод оброс огромным количеством других точных методов и теорий.

В спокойной и солидной атмосфере британской археологии том прозвучал как взрыв. "Бомба Кларка", – назвали раздел об этом событии Малина и Вашичек в своих книгах (чешской и английской). "Его «Аналитическая археология" была бомбой»", - вторит им Тимоти Чемпион (Champion 1991: 130). Обозреватели отмечали этот том как "одну из наиболее важных книг за несколько десятилетий". Можно подумать, что Кларк сразу заслужил статус и возможность преподавать и заниматься исследованиями. Ан нет, в Кембридже он не получил оплачиваемого места на кафедре, а лишь право подменять в чтении лекций сотрудников кафедры на время их отпусков или болезней. Это положение продолжалось пять лет. Те пять лет, которые в мире гремела его книга и в которые вышел еще и его двухтомник по кубкам.

А в колледже в 1970 ему дали более тяжелую нагрузку – он стал Старшим Тьютором, то есть отвечал за успеваемость всех студентов колледжа (как археологов, так и других), что отнимало у него массу времени. Тем не менее, он сумел в 1972 г. подготовить новый том по теории – сборник "Модели в археологии", где поместил и большую свою статью. Том был создан по образцу "Моделей в географии" Чорли и Хэгитта, вышедших за пять лет до того.

В 1973 г. Грэйем Кларк ушел по старости с поста заведующего кафедрой археологии в Кембридже, и был объявлен конкурс на этот пост. Это была единственная кафедра, к которой Дэвид Кларк стремился. Он отказался подавать на конкурс в Гарвард, отказался и от места в Шеффилде. Он хотел унаследовать своему учителю. Дэвид Кларк подал заявку, но избран был Глин Даниел. В том же году освободился и меньший пост – читающего ассистента, сроком на три года. Это место Кларк получил (рис. 6).

В 1975 г. он получил руководство долговременными раскопками неолитического городища близ Кембриджа, а в следующем, 1976 г. планировалось и некоторое его повышение в статусе – была подана заявка на присвоение ему звания "лектора" (это равно нашему доценту). Тут Кларк тяжело заболел, в больнице был даже не в силах вставать с кровати. Но выздоровел и был выписан домой. На следующий день тромб, образовавшийся в артерии от долгой неподвижности, оторвался и закупорил легкое. В день смерти Кларка пришло утверждение его в звании лектора. Он не дожил до сорока. Вся его скромная университетская карьера продолжалась десять лет. Официальная лекторская – три года. Но учеников он воспитал множество, среди них есть известные археологи – Роберт Чэпмен, Эндрю Шеррат, Стивен Шеннан, Роланд Флетчер, Нормен Хэммонд, Ян Ходдер.

Грэйем Кларк изучал мезолитическую эпоху, а также неолит и бронзовый век Европы. Дэвид Кларк создавал также труды по мезолиту, но его постоянный интерес был в британских культурах кубков неолита и бронзового века. Монументальные тома его теоретических книг общеизвестны. Но менее известно, что в то же самое время он создал не менее монументальный двухтомный труд по британским культурам кубков, главным образом по керамике, с детальной классификацией или типологией керамики. Отдавая в 1972 г. распоряжение послать мне эти два тома 1970 г. (они, кстати, не дошли), Кларк писал мне (письмо от 14 авг. 1972 г.): "Пожалуйста, имейте в виду, что анализ кубков имел место между 1963 и 66 годами и ныне, пожалуй, устарел. Я теперь провожу более удовлетворительные анализы данных". Конечно, у Дэвида Кларка были и совсем другие интересы в этой сфере. Бинфорд хотел иметь типологию без типов, и в целом он не очень интересовался типологией. Для Кларка типология чрезвычайно важна, не менее, чем для Мальмера, так что тип и культура находятся в центре его теоретических интересов. Это так не только в двухтомнике "Культуры кубков Великобритании и Ирландии" (1970), но и в главной книге Кларка, в его "Аналитической археологии" (1968).

3. Мираж "аналитической машины". Собственно, вся книга построена в соответствии с классификационным (или типологическим) подходом: исследователь движется по пути классификатора в индуктивной процедуре – от меньших ячеек ко всё большим, обобщая их. Чтобы следовать принципам Кларка, нужно вернуться от гипотетико-дедуктивной процедуры, которую требовали Бинфорд и его сторонники, к индуктивной процедуре, вполне традиционной для археологии. Сначала Кларк рассматривает признаки, элементарные ячейки археологического материала, потом переходит к типам и анализирует, как типы строятся из признаков, далее показывает, как типы складываются в археологическую культуру. На каждом уровне он анализирует возможности выделить бóльшие и меньшие ячейки этого уровня. Например, на уровне культур: с одной стороны – субкультуры, с другой группы культур, которые он именует технокомплексами.

Поскольку он рассматривает каждый уровень по одним и тем же принципам, один из его критиков (швед Муберг) сказал, что книга Кларка – это многократное повторение горсти одних и тех же правил на протяжении почти 200 страниц. Да, структура построена так, но, во-первых, в том-то и суть новации, что всё многообразие уровней приведено к общему знаменателю и охвачено одной структурой, а во-вторых, книга Кларка – более, чем это. Есть в этом томе свои недостатки и просчёты, но есть много ясных и свежих мыслей.

Но что означает название? Кларк не назвал свою книгу ни "Типология", ни "Классификация", или, если угодно, "Обработка материала". Хотел ли он в терминах элементарной логики сказать, что применяет только анализ, а не синтез? Ни в коем случае. У него синтеза даже больше, чем анализа. В названии он выражает свою неопозитивистскую философию. Подобно Сполдингу, Кларк хотел открывать типы в путанице признаков и применять тут математические методы. Он использовал ту же философскую опору, от того же источника, что и Бинфорд, да и Сполдинг, от неопозитивизма.

Образцом для подражания была "Аналитическая биология" Зоммергофа (Sommerhoff), общим методологическим ориентиром – неопозитивизм Брейтуэйта, Карнапа и Нагеля (на них есть ссылки), а самоназванием неопозитивизма было "аналитическая философия". В системе взглядов неопозитивизма все научные знания делятся на "синтетические" и "аналитические". "Синтетическими" считаются знания, сводимые проверкой к эмпирическим, чувственным данным. "Аналитические" – те, которые не зависят от эмпирических и которые можно проверить только логическим или языковым анализом - "аналитической философией" (как мы увидим, лингвистический позитивизм Витгенштейна особенно привлекал Кларка). "Аналитические знания" – это как бы грамматика науки. В них указаны допустимые преобразования одних научных высказываний в другие. То есть в "аналитических знаниях" зафиксирована регламентация того, как делать выводы из эмпирических данных и как проверять выводы, сводя их к эмпирическим данным. Такие правила должны обеспечить преобразования фактов (археологических объектов), автоматически ведущие к выявлению общностей и закономерностей, машинообразно, устраняя субъективность.

В неопозитивистской философии науки очень распространенным было представление, что, в общем, возможно выработать такую логическую процедуру, которая автоматически поведет от материала к выводам, причем совершенно однозначно, всегда в одной и той же форме. От описания до интерпретации. Этот замысел был выдвинут еще до появления компьютеров. Эта идеальная логическая процедура получила у неопозитивистских философов науки название " аналитической машины ".

Вот что было основой для названия труда Кларка. Как многие ученые, увлеченные неопозитивистскими идеями и применяющие термин "аналитический" в этом смысле, Кларк хотел реализовать этот идеал в археологии.

Кларк был не единственным, кто пестовал такие цели. Первыми были американцы. А. Л. Крёбер (в 1940 г.), А. Кригер (в 1944), а затем и Э. Сполдинг (в 1953 и 1960) предложили подобные концепции. Предприятием подобного рода была и "аналитическая типология" Лапласа (1957 г.). Но в "Аналитической археологии" Кларка (1968 г.) концепция этого рода была разработана особенно четко и детально. Позже, уже после его смерти, его ученики выпустили сокращенное издание его "Аналитической археологии" и сборник его работ "Аналитический археолог" (1979).

Сполдинг сожалел, что машинообразность не удается распространить на выдвижение гипотез: "Нет машин для производства полезных идей" (Spaulding 1973: 351). Гарден за год до Кларка предлагал "рассматривать дескриптивный код как машину для автоматического (и если не находится лучшего, то случайного) производства типов" (Gardin 1967: 28). Кларк неоднократно именует свою систему правил "аналитической машиной": "В сущности, эта процедура основана на подаче постоянного потока контекстных и специфических наблюдений в "аналитическую машину"…" (Clarke 1968: 641, см. также 647).

По представлениям всех этих ученых, археологическое исследование начинается с максимального расчленения материала на минимальные, элементарные объективно различимые единицы с их специфическими характеристиками – свойства (Кларк называл их " признаками "). Можно измерять их распространение и сочетания в материале. С помощью корреляции (точнее сопряжения) выявляют их устойчивые, постоянно повторяемые сочетания – типы. Тесно связанные между собой типы организуются в археологические культуры. Изменения этих культур, их преобразования, переведенные на язык исторической интерпретации, суть исторические события.

Кларк видел задачу формализации в том, что нужно освободить этот кристаллизационный процесс от субъективизма и предвзятых идей. Это означало построить из логических операций некий алгоритм, некую "аналитическую машину", способную быть целостной, рациональной и подконтрольной, чтобы надежно и однозначно переводить хаотическую смесь эмпирических наблюдений в историко-культурные реконструкции.

Между тем, ставится под вопрос принципиальная возможность получать желаемые результаты от этой "аналитической машины". Сам Кларк (Clarke 1968: 568) отмечал, что прообраз аналитической машины есть уже у Свифта в "Путешествиях Гулливера". Там лапутянский профессор построил машину из деревянных брусьев, соединенных на станке проволокой. На них были нанесены все слова местного языка, беспорядочно перемешанные. Ученики профессора держались за сорок ручек со всех сторон машины. От их поворота расположение слов менялось. Студенты шесть часов в день записывали результат. Профессор надеялся таким путем дать миру полную сводку наук и иcкусств. Кларк не заметил, что ирония Свифта обращена против главной идеи аналитической машины. Конечно, Кларк был убежден, что индукция и корреляция дают средство преодолеть беспорядочность. В наше время эта идея подверглась критике не только в свете философской проверки (см. Клейн 1975), но и с точки зрения специфики археологии.

В кругу Борда тоже издевались над иллюзиями аналитиков: рисовали Бинфорда и его сторонников, вкладывающих каменные орудия в компьютер того времени (огромную машину), машина работает (аж трясется!), а в конце процедуры из машины выходит восстановленный неандерталец (рис. 7).

Еще У. Тэйлор (Taylor 1948: 124 – 147) ввел важное различение – между ' эмпирическими типами ', которые появляются на выходе из такой аналитической машины, и требуемыми ' культурными типами ', которыми бы отражались "мысленные шаблоны" и социальные нормы. Он предупреждал, что 'эмпирические типы' не превращаются сами собой в 'культурные типы', но что для такой идентификации необходимо специальное преобразование первых, как и добавочная информация о культурном значении (внешняя информация).

Позже среди элементарных характеристик исследователи начали различать непосредственно наблюдаемые 'свойства' и культурно значимые 'признаки' (Deetz 1967: 83 – 103; Бочкарев 1975). Также были выявлены огромные различия между археологическими культурами, что касается их исторически информативного значения. Так, за некоторыми археологическими культурами стоят, например, целые 'этносы', 'государства' и 'религии', за другими же только 'стили' или только чисто 'этнографические культуры' (т. е. как бы оживленные археологические культуры, даже не связанные с языковой общностью и с собственным именем). Опять же, за иными ничего вообще – эти были всего лишь островками хорошей сохранности и хорошей изученности между лакунами и белыми пятнами (Kilian 1960; Монгайт 1967).

Индуктивная процедура начинается со 'свойств', ведет неизбежно только к 'эмпирическим типам' и далее к 'археологическим культурам' неопределенного содержания. Для перевода в 'культурные типы' нужно начинать не с физических 'свойств', а с 'культурных признаков'. А как выделить культурные типы? Физические свойства сами собой в них не превращаются. Сполдинг был уверен, что самые часто встречаемые сочетания позволяют выявить культурные значения, что устойчивые свойства и оказываются культурными признаками, но это не так. Устойчивыми свойства могут оказаться и по физическим причинам. А как же узнать среди них признаки? Они могут быть распознаны только через сравнение 'культурных типов', которые в свой черед могут быть установлены в процессе познания исторически и культурно продуманных археологических сообществ – так сказать, 'исторических культур' в их развитии. То есть идти надо сверху, от археологических культур. А как же получить культуры, если не обобщением и комбинированием типов, а типы обобщением признаков? Это и есть главный вопрос моей "Археологической типологии".

Следовательно, весь ход познавательного процесса получает обратное направление, и преобладание индуктивной процедуры теряет свое главное оправдание! Ведь подразумевалось продвижение от 'свойств' через 'эмпирические типы' к 'археологическим культурам', но, вероятно, требуется нечто противоположное: от 'исторических культур' через 'культурные типы' к 'признакам', и уже от них к 'свойствам'. Только при этом операции продвижения первой серии получают смысл и становятся полезной основой дальнейших исследований.

Чтобы найти выход из этих противоречий, требуется теоретический анализ. Однако его в книге Кларка нет! Эмпирически стимулированный набор методов, навеянный практикой и благими намерениями, даже если методы хороши, без теоретического обоснования натыкается на непреодолимые трудности и остается в тумане.

 

4. Редукционизм. В соответствии с аналитической программой свой археологический анализ Кларк начинает с разбора взаимоотношений артефакта и признака. Признаки начали выделять еще таксономисты, комбинируя их в типы или классы. У Рауза и Форда эти разработки достигли большой детальности, но с теоретической глубиной эта проблема поставлена у Кларка, и именно у него наиболее отчетливо видна связь этой постановки с "аналитической философией".

Выделение "аналитических знаний", конечно, облегчает формализацию и математизацию исследований. Но смысл деления всех знаний на "синтетические" и "аналитические" также в том, что мировоззренческая мысль не попадает ни в те, ни в другие, оценивается неопозитивистами как бессмысленная и изгоняется из науки. Все науки уподобляются физическим, которые игнорировали подобные явления. Устраняется специфика биологических, социальных и гуманитарных исследований. Эти идеи (сциентизм) были заметны у Гардена и Мальмера, они просматриваются и в глубине "Аналитической археологии" Кларка. О степени зрелости археологии он судит по ее сопоставимости с физикой (Clarke 1972).

Операциональным выражением этой тенденции является редукционизм – стремление сводить сложные явления к простейшим без остатка. Это тоже методологический рецепт неопозитивизма. В основе его – представление о мире как о конгломерате простейших единичных фактов, характерное для разных толков позитивизма, но преимущественно ранних – от логического атомизма Рассела и раннего Витгенштейна до логического позитивизма Карнапа.

Рассел сформулировал идею так: "…то, что обычно назвали бы "вещью", есть не что иное, как пучок сосуществующих качеств – таких как краснота, твердость и т. д." (Russell 1943: 97). Его ученик Витгенштейн развернул это представление в серию четких афоризмов:

"1.1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей…". Фактами Витгенштейн именует отношения между объектами. "1.2. Мир распадается на факты… 1.21. Любой факт может иметь или не иметь места, а всё остальное останется тем же самым... 2.062. Из существования или несуществования какого-либо одного атомарного факта нельзя заключить о существовании или несуществовании другого атомарного факта". Поскольку в этом конгломерате единичных фактов отсутствуют общие контуры, структура реального мира налагается на эти факты логикой, языком. "5.6. Границы моего языка означают границы моего мира" (Витгенштейн 1958).

В "Аналитической археологии" Кларк явно следует этим курсом, определяя "археологический признак как логически независимую характеристику с двумя и более состояниями, действующую как независимая переменная в рамках особой системы знаний" (Clarke 1968: 138). Он поясняет: "Данные (нашей) дисциплины – это информация, получаемая о признаках … артефактов, охватывая как признаки их контекста, так и их собственные признаки" (Ibid., 14 – 15). То есть признаки суть отношения между объектами. "Признаки" Кларка очень напоминают атомарные факты Витгенштейна.

"Значимые признаки, - указывает Кларк, - должны быть разбиты на логически неделимые и независимые переменные" (Ibid., 137). Из этой независимости вытекает их равенство: "Все признаки изначально равны по значению, по весу и по рангу всем другим признакам…" (Ibid., 142). Наконец, "сохранившиеся факты" или признаки "суть по необходимости факты и признаки, избираемые из огромного ряда тех, которыми обладает каждый простой артефакт" и – как следствие – "все сохранившиеся факты зависят от наблюдателя" (Ibid., 15). То есть от его языка и мышления.

Таким образом, логический атомизм повторен у Кларка изоморфно – деталь за деталью. А это значит, что критику логического атомизма Рассела и Витгенштейна, развернутую в исследованиях философов (Гёделя и др.) необходимо перенести на методологические основы "Аналитической археологии" Кларка. Принципы логической неделимости простейших фактов, их взаимной независимости (в системе они ее не имеют!), их полной обусловленности произволом наблюдателя, их достаточности для полного описания исследуемой действительности – все они были полностью дискредитированы и выбиты из арсенала аналитиков на поздних этапах неопозитивизма и постпозитивизма.

Логический атомизм не был принят и в физике. Эйнштейн выступил против Рассела, рассматривающего вещь только как пучок качеств. "В противоположность этому я не вижу никакой "метафизической" опасности в том, что вещь (объект в физическом смысле) вместе с принадлежащей ей пространственно-временной структурой принимается в систему как самостоятельное понятие" (Einstein 1955: 39 – 40).

К тому времени, когда Кларк реализовал неопозитивистский редукционизм в своей "Аналитической археологии", этот принцип был уже оставлен самими неопозитивистами. Правда, позже прошла частичная реабилитация редукционизма как плодотворной методологической доктрины, однако эта реабилитация ограничена и не замыкает исследование в чисто аналитических операциях. Этот новый редукционизм не стремится свести все сложные явления к сумме простейших, устраняя специфику законов каждого уровня, а требует выводить сложные явления, с их особыми законами, из более простых явлений.

Редукционизм аналитической археологии не знает этих ограничений и оговорок. Поэтому наряду с успехами он приносит Новой Археологии и провалы. С задачей синтеза целостных структур из полученных элементов аналитическая археология не справилась. Для построения осмысленных систем нужны иерархия и отбор признаков, а ведь аналитическая археология отвергла предварительную оценку признаков. Предлагаемые ею процедуры оказались не в силах имитировать или заменить ту интуитивную типологию археологов, которая работает и подтверждается практикой. Некоторые "новые археологи" констатируют это (Whallon 1972).

 

5. Вариабельность. Все "новые археологи" отвергли жесткую классификацию и работу с традиционными типами. Но если Бинфорд отшатнулся к отрицанию типов вообще, то Кларк предпочел усовершенствование понимания типов.

Для того рода операций группирования, который предпочитался Кларком, можно также увидеть неопозитивистские идеалы, сформулированные наиболее авторитетно в позднем творчестве известного венского философа, эмигрировавшего в Англию, Людвига Витгенштейна. В его "Логико-философском трактате", опубликованном вскоре после Первой мировой войны он еще придерживался, как и его учитель, Рассел, логического атомизма, а в 50-е годы он сформулировал концепцию лингвистического позитивизма – по его мнению, естественный язык дает человеку модели мира. Отправляясь от изменчивой, гибкой, пластичной многозначности слов живого обиходного языка, Витгенштейн пришел к выводу о неопределенности понятий, о невозможности фиксировать жестко и точно реальные значения терминов. Каждому слову или выражению соответствует целый спектр значений, и края этого спектра размыты. Значение так свободно варьирует от одного употребления к другому, что крайние могут и не иметь ничего общего между собой. Главный вывод: бессмысленно искать общее, некую "сущность" вещей.

"Философские изыскания, - пишет Витгенштейн в "Голубых и коричневых тетрадях", - одержимы идеей, будто для достижения ясного значения общего термина нужно найти общий элемент во всех применениях этого термина" (Wittgenstein 1964: 19). А часто нет такого элемента.

Витгенштейн выдвинул идею "семейных сходств". В языке он установил своеобразные семьи слов. Он заметил, что в группировке, в поисках схожих слов было бы ошибочно искать всегда и во всех направлениях те же самые элементы, чтобы по ним выявить связи и группы. С одним словом рассматриваемое слово может состоять в одной связи (по одним элементам), с другим словом – совсем в другой (по другим элементам), и оба эти слова могут не иметь ничего общего друг с другом. Их единственная связь – косвенная, через то слово, с которого мы начали рассмотрение. В эту сеть может быть включено много слов. Сеть оказывается построенной так, что у ее звеньев нет общих свойств, но связывают ее "контакты", то есть ее звенья часто связаны общими контактами или косвенно связаны. Благодаря этим связям, а не наличию общего для всех элемента они составляют группу – "семью".

Это, - поясняет Витгенштейн, - "как при прядении". "Крепость пряжи заключается не в том факте, что какое-то одно волоконце проходит через всю ее длину, а в переплетении многих волокон" (Wittgenstein 1964: 32).

За словами стоят понятия, а за понятиями реальность. Эту реальность Кларк усмотрел в археологическом материале. Он иронизирует по поводу традиционной археологии:

"делали список признаков, интуитивно исходя из предрассудка, что это дает "наилучшую" группировку, и затем помещали объекты, обладавшие этими признаками, в такую-то группу, а не обладающие – вне группы". С этими группами обращались "как с твердыми и массивными кирпичами… Преисторики, видимо, всё еще полагают, что для того, чтобы определить группы, необходимо, чтобы каждый член внутри группы обладал всеми опознавательными признаками. На практике этот идеал никогда не был продемонстрирован в археологии.." (Clarke 1968: 35, 37 – 38).

Кларк обнаружил, что в археологии преобладает другая группировка признаков, при которой каждый объект обладает многими, но не всеми признаками своей группы, а каждый признак не является ни достаточным для причисления объекта к данной группе, ни необходимым.

Но еще раньше те же формы группирования материала были обнаружены и применены в биологии. Это так наз. нумерическая таксономия или числовая таксономия - книги Е. С. Смирнова ("Таксономический анализ" 1969 г.), также Р. Р. Сокала и П. Х. Э. Снита ("Принципы числовой таксономии" 1963 г.). Заслуга Кларка в том, что он применил этот принцип к археологическому материалу. Он установил, что культурный материал построен как раз в соответствии с этим принципом.

Таким образом, он различил два принципа группирования признаков в материале (рис. 8). Когда группы очень стандартизированы или (как в биологии) однозначно определены генами, все члены каждой группы получают одни и те же признаки – в одной группе один набор признаков, в другой группе – другой набор. Наличие такого набора объединяет группу и отличает ее от других групп. Но каждый член группы обладает этими особыми признаками данной группы (на рис. 8 верхний левый угол). Это названо монотетическим принципом (от греч. моно- – 'одно-' и тезис – 'набор', 'состав').

Однако есть другой род группирования. Группа обладает таким специфическим набором признаков, но он не ограничен строго и не стабилен. Не каждый член группы имеет все признаки этого набора. Часто он имеет большинство ее признаков, но не все. Есть много членов группы, даже не имеющих большинства ее признаков, но что-то немногое из этого набора они имеют (на рис. 8 правый нижний угол). Принадлежат ли они к этой группе? С другой стороны, даже наиболее выразительные представители этой группы имеют что-то немногое, некоторые признаки, из наборов соседних групп, и количество этих признаков может постепенно нарастать, если двигаться от, так сказать, логического центра этой группы к ее логическим окраинам. Как же тогда отличить эту группу от соседних групп? Где провести границы? Далее, есть объекты, показывающие редкие комбинации признаков – что-то от одной группы, что-то от другой, большинство же вообще от никакой, уникальные. К какой группе они принадлежат? Как вообще определить принадлежность к группе?

Тут как раз и встречаются ситуации, когда часть признаков объекта имеет аналогии на одном схожем объекте, часть на другом, и эти схожие с ним объекты не имеют ничего общего друг с другом. Но они, несомненно, связаны.

Такое группирование организовано по политетическому принципу (от греч. поли- - 'много'). Именно так построено, по Кларку, большинство нашего материала, потому что в пре- и протоистории не было стандартизации, а сама культура предоставляет большие возможности для контактов, влияний, многообразных смешиваний, когда признаки переходят от одной группы к другой.

Конечно, можно просто нарезать относительные, условные границы в материале, наложить их на материал и построить условные, относительные типы. Мальмер удовольствовался этим решением. Но Кларк хочет исходить из реального материала, заложить в свою аналитическую машину реальный материал. Он симпатизирует Сполддингу, не Форду. Здесь должны быть применены статистика и корреляция. Кластеры (т. е. сгущения признаков, центры их роения) как результаты этих операций как раз и представляют наши типы.

На обычных корреляционных таблицах только две серии признаков (например, ширина и высота) могут быть коррелированы друг с другом. Если мы построили стереометрическую модель, мы можем добавить третью серию (например, поперечный разрез). Но как добавить четвертую, пятую и т. д.? Здесь и Кларк приходит к многомерной статистике, совершенно абстрактной, но он приходит к ней с другой стороны, по сравнению с Бинфордом.

А что плохого в том, что Кларк, подобно Витгенштейну и биологам, констатировал разницу в распределении признаков по объектам и предложил учесть это явление? Само по себе это не только не плохо, это замечательное достижение в понимании археологического культурного материала. Без него теперь невозможно заниматься проблемами группирования в археологии. Здесь я должен добавить, что для меня книга Кларка была исходным пунктом, когда я работал над типологией. Учитывая и обобщая существующую терминологическую традицию, я интерпретировал различие между монотетическим и политетическим группированиями как различие между классами и типами, между классификацией и типологией. Только я исходным пунктом сделал не признаки или свойства, а культуры.

Но Кларк не просто заимствовал плодотворную идею, он и здесь следует Витгенштейну гораздо полнее и детальнее. Как и философ, он абсолютизирует текучесть явлений и извлекает из этого выводы об условности всех выявляемых типов, а это противоречит установке на повышение объективности.

6. Системная концепция культуры у Кларка. Кларк создает крупные культурные структуры по принципам теории систем. Общая теория систем была к этому времени новым научным направлением, зародившимся в биологии (его создатель Людвиг фон Берталанфи), она рассматривала сложные явления, где целое больше, чем сумма частей и где каждая часть получает новые свойства, которых не было в отдельном существовании.

Системный подход вошел в моду во второй половине ХХ века. В археологии тоже. Даннел в 1971 г. выпустил книгу "Систематика археологии", Ирвинг Рауз в 1972 г. дал своему введению в преисторию подзаголовок "Систематический подход". Много писал о системном подходе в 1975 – 76 гг. В. М. Массон, обильно используя терминологию системного подхода ("субсистемы", "гомеостаз", "обратные связи" и т. п.). Но у Рауза и Даннела это был не системный подход, а просто внедрение систематичности (упорядоченности) и систематики. У Массона же всё сводилось к переодеванию старых представлений в модные одежды (любое сложное образование называлось "системой", подразделение – "субсистемой", разновидность – "моделью" и т. д.). В Новой Археологии было реальное освоение системного подхода.

Кларк рассматривает культуры как динамические системы и прослеживает их динамику. Он пишет, что культура находится в состоянии подвижного равновесия - гомеостаза. Понятие введено биологами для живых систем. Оно означает, что система движется, функционирует, даже изменяется, но только в мелочах, в основном же остается той же самой, остается стабильной, на том же месте. У нее есть для этого специальные устройства, которые внимательно наблюдают воздействия среды и, когда появляется что-нибудь опасное для равновесия, они немедленно реагируют и исправляют ситуацию. Кибернетика(наука об управлении и самоорганизации динамических систем) называет эти исправительные меры негативными обратными связями. Обратные – потому что это ответы на какие-то воздействия, негативные – потому что они реагируют уменьшением или прекращением опасных движений.

Весь путь развития культуры Кларк обозначает как " траекторию ". Разумеется, мы не можем ее видеть, но нашими раскопками, которые выхватывают лишь некоторые моменты этого пути развития культуры, мы получаем разные точки на этой траектории и можем интерполяцией реконструировать весь путь.

Величайшую загадку археологии – я имею в виду смену культур, внезапное замещение одной культуры другою – Кларк объясняет следующим образом. На пути развития есть такие места, где культура чувствует себя удобнее и может оставаться там подолгу в стабильном состоянии. Кларк называет такие места ' бассейнами равновесия '. А есть много мест, где она ощущает неудобство – эти места она проходит быстро, проскакивает. Это можно пояснить механической моделью: шар, катящийся по волнистой поверхности. На наклонных участках он равномерно катится (стабильное движение по инерции), на вершинах волн долго удержаться не может (неустойчивое положение), а, попав в ямки, приходит в состояние покоя, из которого вывести ее может только сильный толчок. Это и есть бассейны равновесия. Такие бассейны на ее траектории и образуют состояния, в которых культура надолго успокаивается, проскочив неудобные положения быстро. Такое устойчивое состояние и воспринимается археологами как новая культура.

Тут есть нечто схожее с идеей Эрнста Вале – с теорией латентного развития культур, но у Вале еще и механизм имел объяснение, правда, внешнее – в посмертном существовании культуры, а у Кларка механизм не объяснен, но зато источник изменений – сугубо внутренний.

Системный подход позволил Кларку придать своим типологиям ориентировку на реконструкцию культурного целого, поставить вопрос о функционировании получаемых образований в живой культуре, обратить археологов от изучения деталей к целостному изучению культур как отражения жизни обществ прошлого. В этом, конечно, сказывается воздействие функционализма.

Слабость этой трактовки Кларка – та же, что у Бинфорда. Кларк рассматривает культуру как динамическую систему, что в общем может быть верным, однако он подразумевает не только этнографические культуры, но и археологические, а вот это уже неверно. Даже материальная культура в живом, функционирующем состоянии вряд ли может восприниматься как целостная система – она представляет лишь материальную фракцию системы культуры, и функционирование ее можно правильно понять лишь при учете других фракций, нематериальных. Скажем, чтобы понять функционирование оружия, нужно знать его употребление в бою, виды боевых операций, способы защиты и т. д. Археологизированная же культура - это мертвая фракция некогда живой культуры, оторванная от своих нематериальных контрагентов, которые утрачены. Системой ее можно считать только в том смысле, что она, хотя и фрагментирована, но как-то сохраняет следы упорядоченности, что можно как-то восстановить по фрагментарным кусочкам этой мертвой системы траекторию продвижения живой, динамической системы. А эта мертвая система не является ни цельной системой, ни динамической.

Восстановив по фрагментам траекторию развития культуры, Кларк объясняет все извивы траектории как реакции культуры на изменения природной среды или на стимулы (вызовы) других культур. Он забывает, что имеет дело не с развитием живой культуры, а с его проекцией на археологический материал. Следовательно, изменения траектории могут быть вызваны не давними воздействиями природной и социальной среды на живую некогда культуру, а гораздо более поздними факторами – изменениями археологических источников после их выхода из обращения и после отложения (истлеванием одних материалов, перемещениями других и т. д.).

 

7. Модели в археологии. Таким образом, археология обращена на изучение сложных систем. Кларк очень хочет ее сделать строгой наукой, но таковой ее в нынешнем состоянии не считает. Для изучения сложного материала он предлагает применять модели. "Не приходится отрицать моду на модели, пишет он, - особенно в примитивных дисциплинах, образующих ряд промежуточных форм между искусством и наукой" (Clarke 1972: 1). В этот ряд он включил и археологию. На деле модели начали применять как раз более строгие науки – кибернетика, биология, социология. Но, по справедливому замечанию Кларка, важно не то, что модели стали модными, сколько то, почему они стали модными.

Что такое для ученого модель? В одной работе приведено 30 синонимов этого термина: "аналогия", "гипотеза", "схема", "макет", "имитация" и т. д. Как раз в тех более строгих науках, где их применяют давно и плодотворно, у них более ограниченное значение. Модель там это некий реальный или идеальный объект, преимущественно системный, с четкой структурой и контролируемым поведением, схожий с другим, интересующим нас, объектом и изучаемый вместо него потому, что тот слишком сложен или недоступен. Именно изучение механизма неимоверно сложных систем со скрытыми механизмами, ставшее необходимым в середине ХХ века (в генетике, кибернетике, астрофизике, мировой экономике) и потребовало применения моделей.

Биолог Эшби уподобил изучение таких систем наблюдению за пропусканием материала сквозь Черный Ящик (Black Box) – имеется в виду закрытый от нас ящик, темный внутри. Мы видим, что входит в него, и наблюдаем преобразованный материал, который выходит из него, а как он преобразуется внутри, не видим и не понимаем. Механизм, скрытый внутри, нам неизвестен и недоступен. Мы можем лишь строить догадки, о том, из чего состоит такой механизм и как он действует. Более того, мы можем строить подобные механизмы снаружи и, пропуская через них материал, добиваться наибольшего сходства с тем, что выходит из Черного Ящика. Это не дает полной гарантии тождества, а лишь вероятность совпадения с искомым механизмом.

Чтобы не работать вслепую, и применяются модели. Поскольку модель предусматривает сходство с исследуемым объектом в каких-то важных отношениях, вероятность совпадения со скрытым механизмом увеличивается. Модели могут быть вещественными или знаковыми, изоморфными (схожими по форме) или изофункциональными (схожими по действию), иномасштабными, наглядными и т. д. Именно с этим разнообразием и связано обилие синонимов.

В археологии термин "модель" стали применять в конце 50-х годов английские гиперскептики (с 1959 г. Пиготт, с начала 1970 и Даниел), но не в исследовательских, а в критических целях. Они стали так называть крупные концепции, теории, интерпретации в археологии, чтобы подчеркнуть их недостоверность, условность. Диффузионизм – модель, стереотип мышления, бронзовый век – тоже модель. Вероятно, поэтому Новая Археология первоначально избегала применять этот термин. Грэйем Кларк применил его в ином, естественнонаучном смысле еще в 1957 г., но мельком. Бинфорд стал его применять в 1968, но тоже не очень интенсивно. У Кларка в книге 1968 года есть уже целый раздел "Модели" и термин широко применяется. Настоящий ажиотаж с этим термином начался позже. Большой том появился в 1972 г. – "Модели в археологии", где Кларк был редактором и первым автором. Этот том должен быть интересным каждому археологу, даже враги Новой Археологии это признали. В следующем году появился толстенный том под редакцией Колина Ренфру и с подзаголовком "Модели в преистории".

Но Кларк принял и толкование Пиготта, трактуя схему "трех веков" Томсена как первую археологическую модель (Clarke 1968: 11). Он пишет: "В сущности, модели – это гипотезы или наборы гипотез, которые упрощают сложные наблюдения тем, что предлагают строгую предсказательную систему, структурирующую эти наблюдения…" (Ibid., 32). Он согласен с тем, что наши генерализации всегда формируются на "мысленных моделях" и принимает идею, что с развитием науки она прошла три уровня моделирования – от изобразительных моделей (карты, диаграммы) через аналоговые модели (исторические или этнографо-антропологические параллели) к символическим моделям (математические формулы). В своей "Аналитической археологии" он употребляет термин "модель" как равнозначный с терминами "схема", "гипотеза", "взгляды", "представления", "вариант" и т. д.

Исходя из этого, он и сформировал сборник 1972 г. Несмотря на то, что в сборнике участвуют только "новые археологи", а слово "модели" присутствует в названии каждой статьи, нет впечатления концентрированности. Практически словом "модель" обозначается всё, что угодно: "структура", "гипотеза", "аналогия", "тип", "вариант" и т. д. Нечто общее всё же есть: в сборнике богато представлены теоретические разработки и примеры применения корректной идеализации археологических явлений для их математической обработки.

Сознавая неудобство этой пестроты в трактовке моделей, Кларк разделил все модели на два вида: регулирующие (control models) и операционные (operational models). Регулирующие модели и представляют собой "взгляды", "теории" и т. п. Они коренятся в философии археолога, определяют его стратегию исследования и выбор операционных моделей. "Операционные же модели – это экспериментальные аналогии или гипотезы, выведенные из них, которые археолог сопоставляет с выборкой из археологической действительности, чтобы проверить доброкачественность связи между гипотезой и выборкой" (Clarke 1972b: 10). Это и есть модели в собственном смысле – такие же, как в естествознании. Операционные модели Кларк делит на искусственные и готовые. Первые делит на вещественные и абстрактные, в которые входят изобразительные, математические и системные. Готовые делит на абстрактные (структурные аналогии) и вещественные (аналогии по материалу). Он приводит богатый перечень примеров, все их уравнивает и даже предпочитает модели, взятые из мира природы: их легче формализовать и представить в математической форме (Clarke 1972b: 42). Такое уравнение, однако, противоречит требованиям моделирования.

 

8. Пространственная археология. Много моделей и методов заимствовано из Новой Географии. Географические примеры, среди них "Модели в географии" (под редакцией Хогетта и Чорли), предшествовали археологическим трудам. Незадолго до смерти он собрал статьи своих учеников в сборник сугубо географического направления, под названием "Пространственная археология", отредактировал их, но опубликован этот том уже после его смерти ("Spatial Archaeology", 1977), так что это направление получило и такое название.

Кроме уже упомянутых методик - изарифмического метода, введенного в археологию Мальмером, изучения конфигурации поселений, как у Чжана и Уилли, и анализа "ресурсов района" ("catchment area") из репертуара Хиггса, - здесь получил развитие еще ряд пространственных подходов. Это общее рассмотрение пространственных отношений в археологии – выявление территориальных структур, их отображение на картах, их социальное и экономическое истолкование, а из частных методов - локационный анализ.

Под локационным анализом понимается установление закономерностей локализации населенных пунктов – их расположения на местности и расстояний друг от друга. Географы разработали ряд теорий, и археологи стали их применять. Это теории фон Тюнена, Вебера, Кристаллера и Чисхолма.

1. "Теория изолированных поселений". Немецкий экономист фон Тюнен (von Thünen) еще в 1826 г. в книге "Изолированное государство" выдвинул идею, что деятельность людей развивается вокруг "изолированных" поселений – центров активности. Вокруг них складываются концентрические зоны землепользования и прочей хозяйственной деятельности (рис. 9), причем эффективность ее убывает с расстоянием от центра. Так, в сицилийских деревнях вблизи поселения располагаются виноградники, подальше, за их пределами – оливковые плантации, еще дальше - пшеничные поля, а дальше всего - лесные угодья. Лёш и Чисхолм в 1968 г. разработали эту идею в нормативную теорию "районов использования ресурсов" (catchment areas), а Вита-Финдзи и Хиггс применили ее к археологии.

Но фон Тюнен прилагал эту идею только к идеализированным поселениям и ограничивал чистое применение условиями: 1) поселение принимается за изолированное, без поступления ресурсов извне своего микрорайона, 2) вся окружающая земля принимается за одинаковую, без неравномерностей распределения ресурсов и без существенных преград, 3) люди принимаются за руководимые исключительно рациональными экономическими интересами, без воздействия политических и идеологических факторов. А это практически неосуществимо (рис. 10).

Кларк и его ученики знали эти ограничения, но действовали, как если бы их не было.

2. "Теория внешних связей". Немецкий экономист Альфред Вебер в работе 1909 г. "О состоянии индустрий" выдвинул идею, дополнительную к идее фон Тюнера. Но вместо того, чтобы рассматривать поселение как изолированное, он предложил рассматривать его в его внешних связях и исходить из того, что расположение его выбирается так, чтобы минимизировать необходимые передвижения. Таким образом расположение его зависит от расстояния до внешних ресурсов, веса передвигаемого материала и сравнительных затрат на все передвижения. Эту теорию оптимальной локализации археологи также использовали. Местонахождения рассматриваются в ней исключительно с точки зрения внешних связей, игнорируя внутренние факторы.

3. "Теория центрального места". Немецкий же географ Вальтер Кристаллер (Walter Christaller) решил отобразить в своей схеме 1933 г. отношения между микрорайонами разных поселений, функции этих поселений и их сеть. Таким образом, он еще больше, чем Вебер удалился от идеализированной модели изолированного поселения. Он рассматривал сеть поселений помещенной в недифференцированный ландшафт и ввел иерархию поселений: одни поставляют ресурсы и услуги другим. Цель его работы – определить оптимальное размещение всей сети.

Поскольку концентрические круги при плотном заселении территории теснят друг друга, они сжимаются в сеть гексагональных территорий – сотовую схему (рис. 11). Рисуя такую сотовую схему железного века Британии, Кларк отмечает, конечно, что реальное размещение поселений не совсем совпадает с центрами идеальной сети гексагонов (рис. 12), но это из-за действия искажающих факторов – вот дело археолога и показать, что это за факторы. Метод сигнализирует об их наличии.

В 1941 г. Лёш детализировал схему иерархии "центральных мест" Кисталлера и перечислил следующие ее черты: 1) концентрацию поселений в секторах, чередующихся с менее заселенными секторами; 2) увеличение размеров поселений с удалением от центральных крупных поселений; 3) меньшие поселения располагаются на полдороге между более крупными. Здесь можно построить гексагоны, у которых поселения находятся не в углах, а посредине каждой стороны. Тогда за основу будет приниматься не наиболее удобно покрываемая из центра площадь, а кратчайшее расстояние для транспортирования (рис. 13).

В археологи эта теория широко применяется, в частности у Ходдера. В сборнике 1972 г. он представил сеть римско-британских поселений, наложенных на такую идеальную схему и подправленных под нее (рис. 14). На другой иллюстрации (рис. 15) у него представлена реальная сеть поселений, которая лишь оформлена как схема Кристаллера-Лёша (второго типа). В другой работе в том же томе у него на одном рисунке представлено реальное взаиморасположение многовального городища, деревень и усадеб, а на другом рядом – схематическое представление их взаимоотношений по схеме Кристаллера – Лёша (рис. 16).

4. Полигоны Тиссена. Все предшествующие схемы идеализированы - построены на идеализации картины и соответственно вводят ограничивающие условия, а нарушения рассматриваются как сигналы о несоблюдении этих условий. Есть и метод, построенный на реальном распределении и исходящий из него. Это построение полигонов Тиссена (Thiessen). Эти полигоны построены вокруг реальных центров и учитывают реальные расстояния до других центров. Границы полигонов проходят на полдороге между центрами. Эти полигоны не гексагональны: сколько центров располагается вокруг центра, избранного для отсчета, столько и граней у описывающего его район полигона.

Построение полигона Тиссена проходит три этапа: 1) все центры соединяются прямыми с ближайшими центрами; 2) каждая из этих прямых делится пополам; 3) через все эти деления проводятся перпендикуляры к ним до пересечения с соседними перпендикулярами. Получаются прямые, описывающие полигон вокруг каждого центра (рис. 17).

Ходдер и эту схему наложил на сеть римско-британских поселений (рис. 18). Схема эта дает примерный охват принадлежащего поселению района, ограниченного другими такими же районами – разумеется, и это при равномерности прочих факторов. Искажения будут внесены наличием естественных преград, посторонних воздействий и т. п.

5. Демографический состав и модули. Для анализа распределения обитания внутри поселка Лоури исходил из количества иждивенцев, зависимых от каждого работающего. Поскольку они тоже требуют ресурсов и услуг, то число работающих должно быть рассчитано и на них, а у тех опять же иждивенцы. При этом к самому территориальному распределению применяются методы фон Тюнена, Вебера и Кристаллера.

Дэвид Кларк взялся за поселение раннежелезного века, раскопанное в конце XIX – начале ХХ века Глэстонбери (рис. 19), рассмотрел его по четырем фазам и, расклассифицировав его постройки на круглые жилища, мастерские, дворы, зернохранилища и хлевы, вычленил теоретически модульную усадьбу большой семьи (рис. 20). Затем он представил поселок как состоящий из разнообразных типов построек (рис. 21) и, наложив на этот план свой модуль, свел все постройки (для последней фазы существования поселка) в шесть больших усадеб (рис. 22). Это дало возможность рассчитать население поселка, описать его хозяйство, социальную структуру (центральная усадьба оказалась больше других, но того же устройства) и т. д.

 

9. Общая теория. Везде не без основания принято, что Кларк написал общую теорию археологии.

Кларк думает, что задача археологии – это объяснение закономерностей, которые наблюдаются в археологическом материале. Он считает, что это превращает археологию в номотетическую обобщающую дисциплину о материальной культуре, в дисциплину, схожую по ее структуре с социальной антропологией и по содержанию принадлежащую к ней тоже. Он полагает, что она не была вполне точной наукой, но тем не менее стоит близко к точной науке.

Наиболее полная "общая (или центральная) теория археологии", как она понимается Новой Археологией, была разработана в книге Кларка "Аналитическая археология" (1968). По Кларку, эта теория предназначена четко устанавливать природу археологических явлений, объекты и отношения между ними, синтезировать общие закономерности, которые проявляются в археологических данных. Теория Кларка разделена на три части:

а) логическая схема археологического исследования (процедура) – в смысле гипотезно-дедуктивной установки, хотя общий путь Кларка остается индуктивным;

б) ключевой принцип классификации – на политетической основе с числовой таксономией;

в) объяснительная модель изменения культуры – на уровне общей теории систем, с представлением о культуре как о кибернетической системе взаимодействующей со средой.

Эти три части в основном независимы одна от другой. В книге Кларка, как и в Новой Археологии в целом, недостает ядра теории.

 

10. Обсуждение аналитической археологии. Реакция на выступление Кларка была гораздо более сильной, чем на "крестовый поход" Бинфорда. Во-первых, потому, что Бинфорд появился на окраине традиционной американской археологии – не в Гарварде, Йейле, Колумбийском или Калифорнийском университетах, а Кларк вырос в самом центре британской науки – в Кембридже. Во-вторых, потому, что Бинфорд выступал со статьями, заметками и сборниками статей и заметок, а Кларк выступил с колоссальными монографиями, охватывавшими всю систему археологии. В-третьих, Бинфорд не был конкурентом ведущим фигурам американской археологии в занятии руководящих постов, а Кларк был. С другой стороны, сторонникам Бинфорда удалось захватить в свои руки ведущий журнал американской археологии "Америке Антиквити", а ведущий журнал британской археологии "Антиквити" оставался в руках Даниела – противника и соперника Дэвида Кларка.

Даниел был одним из лидеров умеренного диффузионизма, затем возглавил британских гиперскептиков и отстаивал ярко, живо и талантливо как раз те традиции, на которые столь же решительно ополчился Дэвид Кларк. Вражда перешла на личности. Кларк не побоялся противопоставить идее Даниела о происхождении английских мегалитов от французских свое понимание их генезиса – как местной изменчивости. Не называя имени Даниела, он заметил, что это "интересная альтернатива" гипотезе о выведении всего явления "из четырнадцати могил на Луаре". Биограф Кларка Флетчер, хорошо относящийся к обоим, вспоминает, что почувствовал леденящую тревогу при чтении этого "разноса в одной фразе" и деликатно отметил, что этого Даниел "никогда не простил Дэвиду" (Fletcher 1999: 860). Более того, Кларк даже позволил себе, также не называя имени, как-то обронить фразу, немедленно ставшую известной, что против новых принципов может выступать только "пустая душа за цветастым жилетом" ("empty mind behind the floral waistcoat" – можно перевести и как "пустая голова"). Даниел был известен своим пристрастием к экстравагантно ярким одеждам. Он оказался во главе кампании против Новой Археологии вообще и Кларка в частности. А Даниел и стал заведущим кафедрой в Кембридже. Ясно, что Кларку суждено было оставаться ассистентом с надеждой на доцентуру, пока Даниел оставался завом.

Положение Дэвида Кларка также отягчалось еще и тем, что у него не сложились отношения со своим союзником и соперником за лидерство в британской Новой Археологии – Колином Ренфру, кстати, учеником Даниела. Ренфру не стал приверженцем аналитической археологии, а отошел к третьему направлению Новой Археологии. В сборнике Кларка "Модели в археологии", собравшем наиболее интересных "новых археологов" Великобритании, блистает своим отсутствием Ренфру. В сборнике Ренфру "Модели в преистории", вышедшем на следующий год и собравшем более шестидесяти авторов, начисто отсутствует Дэвид Кларк.

Против Кларка сплоченным фронтом выступили "ученые мандарины", как их называл Флетчер: Глин Даниел, Кристофер Хокс, Джакетта Хокс и Стюарт Пиготт, а также А. С. Хогарт. Глин Даниел называл Новую Археологию "новой псевдонаучной археологией" (Daniel 1969: 87). В его "Антиквити" был помещен целый ряд статей и заметок против Кларка. Джакетта Хокс в статье 1967 г. "Deus ex machina" ("Бог с машины" – Hawkes 1967) высмеивала упования молодых на математику и компьютеры, а в статье 1968 г. "Подлинное изучение человечества" осуждала флирт молодых с естествоведческой наукой как позерство, игру, "жалкие заклинания и обряды интеллектуалов". Статья А. С. Хогарта называлась "Здравый смысл в археологии". Хогарт, "с его кровожадным здравым см