Часть 1. Поездка в крезаторий 5 страница

— Вы что, ребята, думали, я сюда на отдых приехал? — спокойно спросил он.

— ФСБ, — прочитал один из дураков.

— Ты верно догадался, свинья. Сейчас я вызову сюда своих ребят. Они вас отвезут, куда следует, и там с вами закончат, — обрадовал Рулон мужиков.

— Послушай, старик, извини нас. Мы по глупости, не знали, во что ввязываемся. На, забери все деньги, — упрашивал Рулона тот, что еще мог говорить.

Он полез шарить в карманах. Рулон понял, что больших денег от этих забулдыг не получит, а из-за копеек мараться не стоит.

— Ладно, мужики, валите, на хуй, отсю-
да. Передайте педерасту, что вас послал,
что я решил здесь жить, пока мне не надоест. А если он захочет прийти в гости, я его встречу так же, как вас, а может, и хуже, — закончил свою речь Рулон.

Две избитые жизни медленно поволоклись прочь, оставив после себя множество кровавых следов. Рулон зашел в квартиру, закрыл дверь, спрятал в сумку пистолет без пуль и липовые корочки и пошел умываться. В ванной он посмотрел в зеркало и обратил внимание на хищный блеск в глазах. Слушая звуки текущей воды, он успокоился и подумал: «Если бы в каждом из нас не сидел черт, жизнь была бы скучна».

Вскоре Рулон прошел в зал и вернулся к работе. Интуитивно он почувствовал, что сегодня опасности больше не будет. Он сосредоточился на главном.

Рулон понимал, сколько потребуется усилий для того, чтобы довести начатое дело до конца. Он не хотел ложиться спать до тех пор, пока четко не ощутит, что начало положено.

«Именно после драматического пробуждения Чучика начинаются диалоги. Бог говорит свою речь, затем Ангел и Черт. Потом должна быть сцена хуевой молитвы идиота. Чучик должен стоять на коленях и смотреть вверх, представляя Бога на облаках, в то время как Бог будет восседать прямо перед ним, за ним, со стороны зрителя. После молитвы Бог, Ангел и Черт обсуждают состояние Чу­чика и выносят свой приговор. Наступает время Черта. Черт должен будет исполнить свой разрушительный танец вместе с самками, одетыми в черное. Самки, которые вначале танцевали за Богом, должны теперь будут стоять за кулисами с двух противоположных сторон. Перед танцем Черт демонстративно кланяется перед Богом и созерцает одобрительные жесты Бога. Потом он начинает свой дикий танец. В какой-то момент самки в черном, которых можно обозначить словом «ведьмы», выбегают из-за кулис. Они танцуют вместе с Чертом вокруг Чучика. Чучик должен весь трястись от страха. Хотя нет, все самки, которые вначале были черными и белыми, теперь должны быть черными. Самки просто олицетворяют энергию. В разные моменты она может быть положительной или отрицательной. Поэтому самки должны будут быстро переодеваться и в разных сценах быть то белыми, то черными, то добрыми феями, то злыми ведьмами. Аспекты, т.е. положение планет, определяют, в каком виде влияние безличной космической энергии достигнет Чучика. В танце в какой-то момент Черт должен будет удалиться, предоставив ведьмам закончить начатую расправу. Все должно выглядеть натурально зверски, но с элементами хореографии».

Рулон вспомнил, что одна из самок, с которыми он познакомился днем, сказала, что работает хореографом, и он решил: «Вот она мне и поможет с постановкой танцев. Баба вроде бы понятливая и на фигуру ничего, и мордочкой вышла. Сработаемся. И не таких воспитывали. Главное — в рот почаще давать, чтоб жизнь слаще казалась».

Рулон стал перебирать в памяти всех самок, с которыми познакомился за день, думая о том, кто из них может быть танцовщицами или актрисами. «В любом случае этого будет мало. Понадобятся профессиональные актеры. Нужно будет срочно заняться рекламой. Завтра дам рекламу в местной газете».

И Рулон стал дальше представлять развитие действий в спектакле. «Когда ведьмы достаточно человека запиздят и зачморят, нужно будет его отправить на каторгу в каменоломню. К примеру, они его швырнут куда-то и скроются, закончив танец. В следующей сцене Чучик должен уже таскать тяжелые камни. Вот что происходит с мышами, которые не имеют правильной настройки. Они срабатываются до костей. А тут еще надсмотрщик поможет Чучику ощутить все пре­имущества его положения, все радости земной жизни. Надсмотрщика будет играть здоровый мужик, который должен будет Чучика подгонять плетью или пинать сапогами. И вот Чучик жалуется на судьбу».

 

Человек:

Я проклят Богом навсегда.

Вся жизнь моя — одна беда.

Как только утром просыпаюсь,

 

«Жалость к себе — это одно из самых распространенных мышиных состояний. Чучик не принимает ситуацию, и его поле раскисает. Это путь к медленному умиранию. Жалость съедает нас изнутри», — подумал про себя Рулон. Он вспомнил множество примеров из своей жизни, подтверждающих это правило. «Привычка к самосожалению чаще всего взращивается с самого детства и поощряется родителями, особенно добренькими мамочками, которые даже не представляют, какой неоценимый вред наносят формирующейся психике ребенка. Состояние пассивной беспомощности, обреченности есть проявление психического заболевания. Бог с помощью различных жизненных ситуаций учит человека, пытается вылечить его», — подумал Рулон и продолжил писать свою пьесу.

 

Бог:

Уж если в заключеньи кто-то,

То это есть духовный опыт.

 

Ангел:

Молись, стремись душою к Богу,

И станет легче хоть немного.

«Таков закономерный исход. Когда кто-то жалеет себя, его энергополе расплывается и его защитная функция ослабевает. В такое энергополе очень легко может проникнуть болезнь. — заметил про себя Рулон. — И если мы находимся в свинском состоянии, нам никто не будет помогать». Рулон представил, как Чучик таскает камни, кашляет. Ему становится все хуже. Он просит тирана.

 

Человек:

Послушай, что-то мне хреново,

И нету сил уж никаких.

Похоже, нынче нездоровый

Ты слышишь кашель, то не чих.

 

«В другом месте, может быть, это и прокатило бы, но не здесь, — радостно подумал Рулон. — Пора узнать правду про себя».

 

Тиран пинает его под зад и говорит:

Давай, скотина, шевелись,

А то тебе же будет хуже.

По мне — так вешайся, топись

Иль в речке, или в грязной луже.

 

«В состоянии жесткого поля человек действительно лучше понимает что к чему, — весело подумал Рулон. — Правильное поведение одних, заставляет задуматься других. Таким образом, Чучик приближается к некоему подобию молитвы, правда, еще смешней, с самосожалением».

 

Человек:

О, Боже, я несчастней всех,

Унижен, превращен в ничто.

Да за какой же это грех?

Скажи, о Господи, за что?

 

«Бог продолжает учить Чучика и вместе с ним косвенно всех актеров и всех танцовщиц, которые будут участвовать в постановке, и всех зрителей, которые будут смотреть эту пьесу, — подумал Рулон. — Косвенное обучение порой единственно возможное. В данном случае Бог учит использовать ситуацию».

 

Бог:

Страх — отец сознания,

Терпение — мать воли.

 

Ангел:

Достигнешь понимания

И попадешь на волю.

«Черт продолжает глумиться, хотя и осознает, что пришло время Ангела. Да, конечно, смену положительных и отрицательных аспектов нужно будет как-то ярче отобразить. Прежде всего, конечно, музыка. Когда танцует Черт с ведьмами, она будет давящей, пугающей. Когда танцует Ангел с феями, музыка будет легкой и возвышенной. Одежда будет характерной. Это само собой. И еще свечи будут особенным образом гореть на сцене. Во время Черта они должны быть расставлены квадратом или оппозицией. Так они будут олицетворять противостояние или резкую угловую конфронтацию планет. В астрологии эти аспекты называются квадратура (90) и оппозиция (180) между натальной и транзитной планетами. Во время Ангела свечи будут гореть, расставленные треугольником или шестиугольником. Это наиболее гармоничные конфигурации планет: 120 — трин и 60 — секстиль. Конечно, мало кто из зрителей знает эти космические законы, но все же кое-кто может задуматься или хотя бы подсознательно почувствовать закон цикличности. В целом спектакль должен производить трансовый эффект» — так размышлял Рулон, все больше и больше погружаясь в визуализацию будущего события. Он понимал, что от силы его концентрации зависит успех пьесы и театра вообще.

«Итак, свечи зажигаются тригоном. Играет красивая возвышенная музыка. Получив благословение у Бога, Ангел начинает свой танец. Все самки превращаются в фей. Они выбегают на сцену плавными танцующими движениями в белой одежде, конечно, эротической. Они танцуют вместе с Ангелом возвышенными и гармоничными движениями. Вскоре Ангел возвращается к Богу, а феи продолжают танцевать. На этот раз они переносят Чучика к целителю. Целитель должен будет провести с ними ритуал, красивый магический ритуал», — и Рулон ярко представил, как этот ритуал должен выглядеть в древнерусской традиции знахарства.

Потом он придумал интересный поворот сюжета. «Во время сеанса исцеления дочь знахаря будет помогать подносить магические предметы и снадобья. В конце концов они влюбятся друг в друга. Все это нужно будет показать в действии, во взглядах, вздохах и т.д. Актеры нужны яркие, энергичные, без комплексов, проявляющие сильные эмоции. Чучик первым признается в любви».

 

Человек:

Ты — воплощенье доброты,

Мой ангел и моя звезда.

С тобою все мои мечты!

Все остальное — ерунда!

 

«Ну и она ему, конечно же, отвечает взаимностью. Такую поебень актеры любят играть», — заметил Рулон.

 

Девушка:

Я знаю, милый, дорогой,

Что искренни твои слова.

И я мечтаю навсегда

Соединить наши сердца.

 

Стихи у Рулона всегда писались легко. Он не понимал, за что интеллигенция так уважает Пушкина или Есенина. Ему казалось, что подобное рифмоплетство — одно из самых простых занятий. «Другое дело, вложить в стихи глубокий философский смысл или передать через поэзию одухотворенное состояние. Но это удавалось только великим мистическим поэтам, которые не имеют такой известности, как дебильный поэт Маяковский. Сильное эмоциональное переживание может значительно повлиять на ход событий. Но нужно помнить, что такие эмоции кратковременны и могут смениться противоположными», — подумал Рулон.

 

Бог:

Когда большое устремленье

И есть воззванье к небесам,

Дарует сила провиденье,

То, что подобно чудесам.

 

«Благодатные времена продолжаются. И снова танцует Ангел, распространяя светлые вибрации на человека. Свечи горят треугольником. На сцене появляются молодые феи в прозрачно-белых одеяниях как олицетворение любви и красоты. Парочка сидит на сцене. Они смотрят друг на друга влюбленными глазами. Затем девушка, танцуя, снимает с себя драгоценности и преподносит Черту. Она выкупает Чучика из тюрьмы. Черт, несколько колеблясь, дает согласие. Пара вновь усаживается. Вокруг кружат феи. Ангел проводит обряд венчания. Они становятся супругами, и все возвращаются на место: Ангел — к Богу, а феи — за ку­лисы, переодеваться в черное, — весело подумал Рулон. — Сколько раз я своим знакомым говорил, что не нужно жениться. Но каждый раз они лезли в это дерьмо».

Рулон вспомнил стих, который когда-то написал на эту тему.

 

Мудрец нам говорил всегда: «Любовь бессмысленна, глупа».

Но так уж повелось давно, что тянет муху на говно.

Средь тех, кто слушал мудреца, никто не слышал до конца.

И находили вновь и вновь в мечтаниях свою любовь.

И благостный навоз мечты подкармливал любви цветы.

И все бы было хорошо, но почему-то снег пошел.

Приходит лютая зима, банальный быт, куча дерьма.

И бывший ангелоподобный воняет падалью отборной.

Воочию истина видна — любовь глупа, любовь слепа.

Казались парой идеальной без знанья истины реальной.

Потом у них глаза открылись, страданием опохмелились.

А счастья полные штаны теперь другим заполнены.

А та, что мило улыбалась, беззубой мымрой оказалась.

А тот, что выглядел героем, стал пьяницей, убитым горем.

Не чудо из чудес случилось, а просто все, как есть, открылось.

Любовь — это красивый сон, который сотворил гормон.

 

Рулон всегда тяготел к объективному искусству и при случае любил его проявлять в таких поучительных стихах. «Вот теперь самый пик иллюзии, когда Чучик становится полным дураком», — подумалось Рулону.

 

Человек:

Я счастлив стал, как никогда.

Из ада прямо в рай попал.

Теперь мы вместе навсегда.

Птицу удачи я поймал.

У нас прекрасная семья,

Ведь мы друг другу так нужны.

О, видит Бог, как счастлив я.

И видит Бог, как мы дружны.

 

«Этот монолог в самый раз прочитать идиотским голосом. А вот для роли Бога придется поискать актера хотя б с зачатками мудрости, чтобы его комментарии происходящего звучали весо-
мо», — задумывал Рулон.

 

Бог:

Тот, кто удачей ослеплен,

Не может ничего понять.

Черт:

А та, в которую влюблен,

Ужасной стервой может стать.

 

Ангел:

Ах, если был бы он умен,

Не стал бы он детей рожать.

 

«Настало время развенчать всю мышиную поебень, сука. Сколько можно про эту хуйню стихи писать. Пора посмотреть фактам в лицо, ядрена корень, — разбушевался в мыслях Рулон. — Сейчас я им запущу безличный комментарий от информбюро».

 

Голос за сценой:

Немного времени прошло,

И счастье глупое ушло.

И начались уже проблемы.

Такое продолженье темы:

Жена давай его пилить,

 

 

Рулон вспомнил, как это обычно бывает в жизни. Когда люди представляют себе семейную жизнь, они видят только секс, отдых, развлечение. Их воображение рисует умилительные сцены с маленьким ребенком. Им кажется, что впереди их ждет счастье. Когда они сталкиваются с реальными проблемами, выясняется
их полная неподготовленность. Каждый
человек до заключения брака пытается показать себя лучше, чем он есть. Но когда брак уже заключен, все говно начинает
выходить наружу. После непродолжительного медового месяца наконец-то выясняется, кто есть кто. Обманутыми оказываются оба.

 

Жена:

Давай-ка, дорогой, вперед,

В каменоломню ты ступай.

Чтобы не вымирал наш род,

Чтоб каждому достался рай.

Супружеский исполни долг,

Ведь ты теперь уже папаша.

Какой с тебя иначе толк,

Ступай, кормилица ты наша.

«Раз впрягся, так тащи повозку, срабатывайся до костей, исполняй внушенную тебе программу, свинья», — размышлял Рулон, попивая кофе, чтобы не заснуть. Кофе он пил густой и без сахара подобно тому, как пьют лекарства, не обращая внимания на его вкус, но оценивая его химическое влияние на организм. Он решил дописать первую часть пьесы этой ночью, чтобы под конец ощутить состояние законченности. Тем более Рулон с диким восторгом предвкушал финальную сцену.

«Итак, Черт начинает свой танец. Он танцует неистово, бешено. Свечи расставлены тау-квадратом. Черт обрушивает на Чучика свои вибрации. Чучику мерещится то образ жены, то образ тирана. Они появляются перед ним с разных сторон. Он шарахается из стороны в сторону».

 

Человек:

Не знаю, кто из них ужасней,

Моя жена или тиран.

Она казалась мне прекрасной,

Но понял я, то был обман.

 

«За все иллюзии надо платить страданием. А если нет правильного отношения к страданию, тогда оно увеличивается. Многие наивно полагают, что есть люди, которые не страдают, которые живут в роскоши, любви и т.д. Но это так кажется только со стороны. На самом-то деле существует такой механизм, как регулировка порога чувствительности. Если какой-то Чучик живет в излишне комфортабельных условиях, он рассвиняется, и его порог чувствительности повышается. Это приводит к тому, что малейшая неприятность, такая, как порез, ожог или открытая форточка, кажется Чучику катастрофой. В то время как для человека, прожившего много лет в бараках или казармах, ставшего уже толстокожим, голод, холод, побои, издевательства кажутся неотъемлемыми составными его жизни. Благодаря низкому порогу чувствительности такой человек будет испытывать ту же долю страдания, что и Чучик, привыкший к изысканным наслаждениям в момент, когда у него не будет возможности их испытать. Богатые тоже плачут, идиоты глупые», — подумал Рулон.

 

Надсмотрщик:

Ну что, свинья, опять ты здесь,

Опять попал ты в лапы мне.

Сейчас собью твою я спесь.

Работать будешь ты вдвойне,

 

«Такое испытание Чучик не потянул, слишком серьезно отнесся к себе и впал в самосожаление. А, зря», — сказал сам себе, как автору пьесы, Рулон, но потом решил, что этот Чучик будет полезным примером для других.

Человек:

Теперь я вижу, кто я есть.

Я не способен быть другим.

Я потерял и ум, и честь,

И личности смывая грим,

 

«Можно даже, чтобы слово «умри» шепнул Черт соблазнительным голосом, приглашая совершить глупость. Самое смешное, что Чучик продолжает висеть на сцене. Тем временем Бог, Черт и Ангел обсуждают случившееся», — Рулону явно понравилась финальная сцена.

 

Бог:

Да, он не знал, что все игра,

И то, что все в моих руках.

Решил, что на тот свет пора.

Пред жизнью испытал он страх.

 

Ангел:

Он к Богу обращаться мог бы,

Зачем он так поторопился.

 

Черт:

Да, этот оказался дохлым,

Поэтому самоубился.

 

Закончив писать первую часть пьесы, Рулон
вы­глянул в окно. За окном он увидел ранний рассвет в питерском дворике. Он заметил, что увлеченный работой, так же, как после тантры, всегда чувствует подъем энергии. Рулон не беспокоился о том, что он мало поспит. Зная о том, что у него достаточно сил, он решил встать, как всегда, рано. Чувство удовлетворенности перешло в состояние покоя и безмолвия. Перед тем как лечь спать, он сел на постель и углубился в это гармоничное состояние. Насладившись медитацией, Рулон наконец лег и быстро уснул.

Во сне он видел всевозможные варианты постановки сценария. Но каждый раз он был неудовлетворен. На другой стадии сна он увидел необычайные просторы, горы, моря, реки. Неописуемое чувство восторга переполняло его. В этом чувстве было что-то знакомое. И сами места со сказочно красивой природой ему казались до щемящей боли в сердце знакомыми. Потом все это исчезло, и сон вступил в самую глубокую стадию. Перед пробуждением Рулон видел еще какие-то несвязные обрывки сна.

В восемь часов зазвенел будильник. С бешеной яростью Рулон сбросил одеяло и встал с одной мыслью: «Жизнь — это бесконечная борьба». Он пошел в ванную комнату, включил холодный душ и, сжав зубы, обливался им несколько минут. Рулон зарычал, как дикий зверь, и вылез из ванной. Он включил быструю современную музыку, открыл все окна и дверь на балкон. Рулон это делал всегда, не обращая внимания на времена года и изменение погоды. Он считал, что ритуал — это свято. Как всегда, Рулон начал свой неистовый танец, который в итоге перешел в интенсивную силовую разминку, включающую в себя многочисленные приседания, отжимания и многое другое. При этом темп его тренировки соответствовал скорости современной дискотечной музыки. Рулон прорабатывал каждую группу мышц до состояния предельной усталости. Потом переходил к следующей группе, оставляя предыдущую на время. Упражнения шли по кругу, и темп увеличивался с каждым кругом. Даже после самого неимоверного мышечного напряжения Рулон не отдыхал. Он просто продолжал бешено танцевать. Затем снова переходил к силовым упражнениям. Параллельно Рулон рычал, бесился, отрабатывал удары руками и ногами. Так продолжалось два часа. Под конец тренировки с него уже градом тек пот.

Рулон поставил разогреваться сковороду и стал принимать контрастный душ. Это было приятно. Когда текла горячая вода, мышцы расслаблялись, когда холодная — опять напрягались. При этом вырабатывалась полезная энергия.

Закончив омовение холодной водой, Рулон вылез из ванной и пошел устра­ивать завтрак. Попутно он достал записную книжку и, глядя в свои вчераш­ние записи, прикидывал, кому стоит позвонить. Поставив сковороду на плитку и
вклю­чив кофеварку, Рулон перебирал на внутреннем экране образы вчерашних самок, оценивая, на что они годны. Потом он позвонил нескольким и, прощупывая настроение, сделал им несколько неожиданных предложений, нарисовав при этом радужные перспективы. Кому-то он предложил быть актрисой, кому-то — танцовщицей в его театре. Позвонил самке-хореографу, намекнул, что очень неравнодушен к ней. Нескольких самок Рулон с ходу, после непродолжительной беседы припахал искать зал для театра. Кофеварка вскипела, и сковорода совсем раскалилась. Рулон бросил в нее сливочное масло и, когда оно растаяло, высыпал туда вчерашний сваренный рис. Туда же он бросил порезанную колбасу, разбил пару яиц и накрошил зелени. Закрыв сковороду, он налил свой кофе. С утра кофе особенно нравился ему. Жизнь в таком бешеном темпе развила в нем зверский аппетит и страсть к активизирующим препаратам. Когда он чувствовал спад энергии, любил пить какой-нибудь бальзам прямо из бутылки. Бальзамы и настойки были единственными алкогольными напитками, который он употреблял. И это было нечасто. В это утро он чувствовал себя активным, и потому кофе было достаточно.

Рулон набрал номер одной из самок. Трубку подняла мать.

— Позовите Приму, — сказал Рулон.

— А кто это? — послышался глупый вопрос.

— Ваш будущий зять, — недолго думая, сморозил Рулон.

— Ну хорошо, сейчас приглашу, — смущенно выдавила тетка.

Прима, послушав мать, быстро поняла, кто звонит.

— Привет, — радостным голосом пропела самка.

— Привет, — сказал Рулон и продолжил: — Прима, выручай. Я тут один замучился. Даже еду приготовить себе не могу. Не говоря уж о том, как по ласке соскучился. А у тебя такой голос нежный и ласковый.

Говоря это, Рулон помешивал содержимое сковороды, смотрел, чтобы ничего не пригорело.

— И что ты хочешь? — заигрывая, спросила самка.

— Такой любви, от которой рождаются здоровые и умные дети, — пошутил Рулон.

— Это не по мне. Рожать мне пока в лом. Да и любовь мне ни к чему, — уверенно сказала самка.

«Это моя клиентка», — подумал Рулон.

— Тогда давай займемся сексом, от которого сносит крышу и уносит в безд­ну, —сказал он.

— Да ты поэт, — не без иронии заметила самка.

— А ты приходи сегодня в восемь, я тебе стихи почитаю. Только гитару захвати, — поторапливал самку Рулон.

— откуда ты знаешь, что я на гитаре играю? — удивленно спросила Прима.

— А хрен его знает, откуда я все знаю. Ну приходи, будем песни петь и кофе пить. Записывай адрес, — упрощая отношения, Рулон говорил с самкой как со старой знакомой.

Записав адрес, самка пообещала прийти.

«Может, что из нее и получится, — подумал Рулон и начал есть. — Самки — это хорошо. Их нужно пристроить. Но их будет мало. Нужны профессионалы или хотя бы самоотверженно настроенная молодежь, склонная к актерскому искусству, фигляры, иначе говоря».

Съев содержимое сковороды и допив свой кофе, Рулон пошел мыть посуду под струей теплой воды. Он напевал песенку смешным приблатненным голосом:

 

Отчего, красавица, ты плачешь?

По щеке твоей бежит слеза.

Ты сама не знаешь, чего клянчить,

Посмотри-ка правде в глаза.

Ты мечтала о любви красивой,

И со мной связала ты судьбу.

Думала, что будешь счастливой.

Я видел такое счастье в гробу.

Принципы менять я не буду.

Мне свобода дороже любви.

Ты уйдешь, я сразу забуду.

Зря себе ты душу не трави.

Не гоняюсь я за престижем,

Но имею я все, что хочу.

Слава Богу, Богом не обижен,

Золотом тебе я плачу.

 

После этого Рулон собрался, оделся и пошел по делам. Выходя из квартиры, он увидел женщину, подтирающую кровь на площадке. Изобразив полную неосведомленность, Рулон спросил:

— Что тут случилось?

Ему было интересно знать мнение народа.

— Да тут драка была. Потом приехала милиция и всех увезла, — сказала женщина, уверенная в своей правоте.

— А из-за чего дрались-то? — спросил Рулон, закрывая дверь.

— Да наркоманы грибами обожрались и одурели совсем, — пролепетала
тетка.

— Так они местные? — продолжал выяснять Рулон.

— Да нет, это чужие пацаны. Наших-то я всех знаю, — договорила тетка, когда Рулон вошел в лифт и за ним закрылась дверь.

Он вышел на улицу. И на него обрушился целый мир звуков: пение птиц, крики детей, рев машин. Яркий солнечный свет освещал ему путь. Рулон шел по улице, где мелькало много людей. Они ему казались просто пестрой массой. Сегодня он не искал в толпе самок, а если они попадались ему на глаза, они его трогали не больше, чем голубое небо над головой или зелень деревьев. Очень редко какая-нибудь самка могла задержать его взгляд, если у него не было решения с кем-либо знакомиться. По дороге Рулон зашел в несколько редакций местных газет и дал рекламу:

«1. Предлагаю интересную и хорошо оплачиваемую работу молодым актерам и актрисам.

2. Открывается новый молодежный театр с хорошими перспективами.

Заинтересовавшиеся могут позвонить по телефону...»

Во всех объявлениях Рулон оставил свой телефон.

«Теперь из этой квартиры меня никто не выгонит», — подумал Рулон.

Потом на глаза ему попался какой-то университет. Он решил зайти и посмотреть, что за мероприятия проводятся в этом здании. Он подошел к стене, на которой висело много афиш. Молодежь зазывали на дискотеки, в школы танцев, школы каратэ и джиу-джитсу, концерты, КВН, всевозможные кружки. Были там и театральные студии.

«Значит, такой интерес существует», — решил Рулон.

Из религиозных афиш он нашел только фестиваль Иисуса.

«Иисус давно умер. Они, похоже, не в курсе», — подумалось Рулону, и ему захотелось пройтись по коридору. Он заглядывал в разные кабинеты и спрашивал, как пройти в туалет. Затем он проходил мимо туалета, заглядывал в следующие кабинеты и опять задавал этот простой вопрос. Открыв одну дверь, Рулон увидел перед собой молодую самку, сидящую перед компьютером. Рулон понял, что она секретарша, поскольку из ее небольшой комнатки направо есть еще одна дверь. Та дверь была закрыта, и на ней было написано «ДЕКАН».

— У меня есть к вам небольшая просьба. Вы мне не поможете? — вежливым и приятным голосом спросил он.

Секретарша повернулась к Рулону вместе с вращающимся креслом таким об­разом, что ее длинные и стройные ноги стали очень заметны.

— Что вы хотели? — спросила она, блеснув глазами.

— Вы не поможете мне напечатать текст? Я организую театр, и мне нужно набрать актеров. Хотелось бы сделать симпатичную афишу, — быстро и четко проговорил Рулон.

— Давайте попробуем, — ответила самка и принялась устанавливать нужную программу.

Через некоторое время Рулон подошел поближе и положил одну руку на
спин­ку кресла.

— Диктуйте! — сказала она.

— Заголовок: «Театр магических мистерий», — продиктовал Рулон.

— Заголовок наберем большими буквами, — эмоционально включившись, предложила самка.

— Да, конечно. А как тебя зовут? — между делом спросил Рулон.

— Катя. А вас? — радостным голосом спросила самка.

У Рулона промелькнула мысль: «А черт его знает, как меня зовут? Как назовусь, так и зовут».

— Степан, — гордым голосом сказал Рулон.

— А вы режиссер? — спросила самка.

— Нет. Я администратор и сценарист по совместительству, — послышался ответ.

Далее Рулон продиктовал текст афиши: «Приглашаем молодых и талантливых актеров и актрис для работы в нашем театре. Наш театр имеет спонсоров и большие возможности в плане заключения контрактов с киностудиями. Звоните по телефону...»

Рулон продиктовал свой телефон.

— Кстати, Элен, ты тоже звони, если что. Всегда приятно будет с тобой поговорить, — сказал Рулон длинноногой секретарше.

Ее чувственные губы расплылись в счастливой улыбке, а карие глаза засверкали надеждой.

— Давайте я вам рисунок подберу. У меня несколько файлов с рисунками, — предложила Катя.

— Давай, — согласился Рулон.

Катя перебрала множество вариантов, пока Рулон не остановился на одном рисунке Валеджио, в котором сочетались элементы мистики и эротики.

— Это подойдет. Хорошо бы еще вывести в рамку, — сказал Рулон.

Катя подобрала наиболее подходящую рамку и вскоре уже вывела экземпляр афиши на принтере. Рулона устроил вариант афиши, и он, недолго думая, спросил:

— У тебя бумаги много?

— Да, — сказала Элен.

— Делать тебе все равно нечего. Я пока пойду куплю что-нибудь к чаю, а ты повыводи мне афиши, — предложил Рулон.

— А если заметит декан? — спросила самка.

— А ты сразу, что напечатаешь, прячь в пакет. Если увидят, скажешь, что вывела одну штуку, — успокоил Рулон самку.

— Ладно, попробую, — согласилась она.

Рулон вышел на улицу. На улице было много лотков, ларьков и магазинов.

«Подольше погуляю, побольше сделает», — подумал Рулон и пошел в большей супермаркет.

Там он ходил, изучая товары народного потребления. Он сравнивал цены этого супермаркета с ценами в ларьках этого и других городов, где ему пришлось не так давно побывать. Рулон думал о том, что в нашей стране для тех, кто делает бизнес с умом, открыты все пути, даже те, которые должны были бы быть закрытыми. А вот те, кто не делает бизнес или делает через жопу, скоро уже не будут ходить в такие большие магазины. Жизнь всех расставляет по местам. Справедливость не нужно искать. Она существует изначально. Людям важно научиться жить в соответствии с космическими законами.