ЧАСТЬ 3. Дни школЬной жизни 6 страница

Они вальяжно сидели в большом мягком кресле под приличным углом к телеку, поэтому отображаемые на его экране кошмары приносили меньший ущерб здоровью.

По окончании умопомрачительной процедуры весь табор принялся бесноваться под оглушительный рев многомощной аппаратуры. Сбрасывая напряжение, Рулон метался в диско-ритмах. Вдруг его кто-то осторожно дернул за руку. Рулон обернулся и увидел игриво улыбающуюся Майю. Она сунула ему в руку какую-то бумажку и уплыла в сторону. Плохо соображая после недавнего допинга, Рулон с трудом догадался в чем дело. Чтобы внести ясность, он незаметно выскользнул из зала и прочитал записку: «Возлюбленный мой, страстно буду ждать тебя, чтобы утолить свое пламенное желание. Приезжай ко мне вечером». Внизу был приписан адрес.

— Ах, вот даже как? — подумал Рулон. — Да, если бы подобное послание я получил раньше, то не преминул бы воспользоваться этим предложением. Но, слава Богу, я уже не тот ждущий вожделений мальчик.

Музыка стала стихать, и Рулон, чтобы не вызвать подозрений, прошмыгнул на свое место. Он знал, что надо быть равнодушным к подобным казусам жизни, но все-таки мысли об этом тревожили его, еще не удавалось полностью отрешиться.

Интересно, какой мотив заставил ее решиться на такой шаг? Может, она задумала обойти невольничий рынок Марианны, чтоб побольше прибрать к рукам, или это просто интерес ко мне? Нет. Вряд ли действительно сильное чувство будет так беззастенчиво выражаться. Ведь истинная любовь есть истинное целомудрие. Хотя какое может быть понятие у этой извращенной девицы, мало отличающейся от своих сослуживиц на поприще этого вертепа.

Рулон взглянул на Майю, слившуюся в объятиях с каким-то парнем. Девушка сразу же повернулась и, увидев, что он на нее обратил внимание, лукаво подмигнула.

Марианна одернула Рулона и внимательно посмотрела ему прямо в глаза.

— Что это у вас с ней? — шепнула она.

— С кем? — выразил удивление Рулон.

— Знаешь с кем. Поебень затеваете? А то эта подстилка стала частенько о тебе заикаться.

— Ну, если любовь, то это хорошо. Продашь ей меня, — пошутил он.

— Такой поебени я и боюсь. Она вносит раздор в подобное заведение, — на ее лице отразилась ненависть.

— особенно взаимная, — хитровато добавил он.

— Лучше не зли меня, а то горько пожалеешь об этом со своей новоиспеченной подругой.

Резко изменившись, предводительница компании начала травить очередную байку. Моя бывшая дама, по-видимому, была смышленой девочкой и не хотела иметь посредников в своих знакомствах. А может быть, хотела оставить в тайне связь со мной.

Внезапно Рулону в голову пришла гениальная мысль. А что, если продать это приглашение одному из здешних страждущих и узнать по результату этой акции намерения Майи?

Снова включили дьявольский экран, и нача-
лось светопреставление. Марианна вела себя не очень-то скромно, наверное, решив отыграться на его нервах за слишком вольное поведение. Рулон снова стал одуревать и почувствовал, как притупляется мышление. Наверное, чувства для того и отключают разум, чтобы он не мешал им свершать свое темное дело, целесообразное только в отношении природы и приносящее ей в жертву человека. Быть осознанным стало очень трудно.

Но прошло время, и наступил конец. Как и все кончается в этом мире.

В комнате остались Рулон, Марианна и еще
Майя.

«Странно, почему она осталась? Они из-за чего-то повздорили, наверно, из-за меня. Это, право, забавно. Марианна тычет ей какую-то бумажку. А да, это же записка Майи. Видно, эта шельма вытащила ее у меня из кармана, пока я разнежился в ее объятиях, а я и не заметил. Ловко, ничего не скажешь! Да еще говорит, что я ей сам отдал. Вот это номер. Ну, пора кончать этот «бедлам», а то они найдут друг в друге столько изъянов, что не хватит лексикона, чтобы их красноречиво выразить», — мысли Рулона путались и перескакивали с одного на другое.

Рулон врубил аппаратуру. Теперь все стало, как в немом кино. Аккомпанемент тяжелейшего диско, на сцене две дикие кошки — черненькая и беленькая. Рычат, выгибают спины, вот-вот бросятся друг на дуга и раздерут рожи отращенными, холеными в безделье ногтями. Чувствовалось, что Майя — девочка ничего, бывалая, но все-таки она не решалась на рукопашную с пантерой. Рулон наслаждался происходящим зрелищем. Майя послала ему воздушный поцелуй и исчезла под вой поп-музыки и проклятия своей патронессы.

Майя понравилась ему. Хоть что-то оригинальное среди этой заморенной толпы. Он почувствовал опасения, как бы хозяйка не выместила оставшуюся злобу на него, и поглубже забрался в уютное кресло. Так оно безопаснее. «Да, в Средневековье такие бои устраивали из-за дам, а теперь наоборот. Что поделаешь, эмансипация! Но это закономерно, ведь вещи в развитии превращаются в свою противоположность», — размышлял он.

— Что, Дон Жуан, тихо радуешься здешним дуэлям? — воскликнула Марианна, водрузившись возле Рулона. — В нашем балагане это не редкость.

— Ты отказалась от ее услуг?

— Нет. Просто выдала инструкции на будущее, чтобы не брала на себя лишнего.

— А ко мне она как, серьезно?

— Ты наивен, у легкомысленных людей не бывает серьезных намерений и твердых решений.

— И что, здесь все такие?

— Пожалуй, конечно, кроме нас. Они не привыкли задумываться над жизнью, а значит, неразборчивы в методах ее проведения. Им лишь бы получить сиюминутные радости, а будущее их не волнует. Такими легко управлять, оперируя их слабостями. Но при этом надо уметь ставить каждого на свое место, а то сядут на шею. Ведь подобным людям чужды нравственные понятия.

В дверь постучали.

— о, наконец-то Роза, — оживилась Марианна.

Вскоре она привела молодую цыганку в длинной черной юбке, красно-зеленой кофте, со множеством блестящих и звенящих предметов. Каждое ее движение создавало переливчатый звон, и все это эхом отражалось внутри. Гармоничный макияж притягивал внимание к лицу. Отрешенный взгляд пронизывал насквозь. Создавалось впечатление, что она глазами перебирает его кишки, и тянущее чувство в животе усиливалось, когда он думал об этом. Марианна представила ее своему дружку.

— Вот это — Рулон, я тебе о нем говорила.

— Да, я вижу, вы с ним великолепная пара, столько дополняющих противоречий. У вас будет крепкая любовь.

— Роза неплохо гадает, — пояснила Марианна, прерывая поток ее речи. — Может предсказать судьбу, если хочешь.

— Какой же смысл гадать, если она обо мне все знает? — спросил Рулон.

— Смотрите, какой благородный, — фыркнула прорицательница.

— В отличие от меня она пользуется не логическим, а мистическим методом, — подтвердила Марианна.

— Зачем же тогда гадать? Можно и так предсказать, — заметил он.

— Приметы нужны, золотой, приметы, без них ничего не скажешь.

— Ну если вы сильны в приметах, тогда поведайте, отчего линия жизни на руке в начале ровная, а в конце разветвляется и исчезает?

Она затараторила, произнося целую массу лишних слов. Но из всего этого все же удалось понять одну интересную вещь. Роза говорила, что в начале жизнь человека протекает более естественно, а под старость эта естественность пропадает вследствие накопившихся при существовании предрассудков, заблуждений, привязанностей, что и приводит к кончине.

- Вся судьба человека уже описана на его ладони, - сказала Роза, но человек не подозревает об этом, он думает, что все решает и делает сам, однако все уже заранее известно, что он решит, что сделает и что получит. Им управляют планеты, он всего лишь пешка, марионетка планетарных влияний. И, если бы ты это знал, мой яхонтовый, и изучил бы свою судьбу, то избавился бы от многих обольщений собой и миром, ты был бы зрячь и тогда, быть может, смог бы что-то изменить. Но сейчас ты еще дурак, - посмеялась Роза, - и ты не знаешь, что руководит тобой и что нужно сделать, чтобы тебе стало лучше. Ты сам роешь себе яму страданий, не желая сделать себе лучше, губишь себя, мой милый.

Марианна насовала провидице большую кошелку подаренного ей барахла, за что получила от нее солидное денежное вознаграждение. Теперь наконец стал ясен способ реализации плодов всех этих афер с днями рождения, работорговлей и прочим, перечисление коих может стать довольно долгим.

— Ну не буду вам мешать, мои яхонтовые, — хитро улыбаясь, говорила скупщица плодов обмана, уплотняя туго набитый мешок, — побегу к своим ромэнам, упивайтесь ласками, пока молоды! — пожелала она на прощание.

Хотя у Рулона было мнение о несколько ином предназначении юности, но он не стал его высказывать. Марианна подошла и села рядом, сдувая упавшие на лоб волосы. Хотя Рулон очень старался, он так и не заметил, куда она спрятала деньги, что ей удавалось делать фантастически ловко.

— Ну, как тебе мои соплеменники? — спросила Марианна.

— Весьма занятные люди. Прямо на все руки мастера, — выразил Рулон свое мнение.

— Главное — всем хорошо. Мне не надо забивать голову проблемами продажи, а им — поиском источников этого дерьма.

 

 

Звезда востока

 

Утром в выходной Рулон проснулся у бабушки. Отец, который бесился всю ночь, стал выпрашивать деньги на опохмелку. Рулон подумал: «Вот они дети, зачем только бабушка его родила. Все, что она слышала от него, это «Сука!
Жрать!» и «Старая сука, дай рубль», вот и все.

Хорошо, что люди не живут тысячу лет, а то бы бабушка мучилась с сыном еще девятьсот с лишним лет. И ведь все мучаются. Нет, хватит, на хрена все это, буду Просветлевать, чтобы
больше никогда никем не рождаться. Я ведь сын своего отца и тоже не подарочек для своей мамаши. Пусть и она поймет, что рождение —
горе».

Позанимавшись два часа йогой, Рулон пошел в церковь, где он должен был встретиться с Марианной. В церкви была толпа народа. Какие-то старухи цыкали на него, мешая проникнуться истинным состоянием. Рулон помолился. Он ничего не просил у Бога, просто ощутил единение с ним и благодать. «А чего просить, — подумал он, — я — сытый, в тепле, а остальное все зависит от меня. Главное — быть в Боге».

Выйдя, он встретил Марианну, шикарно разодетую, в темных очках.

— Ты что не зашла в церковь? — спросил Рулон.

— Потому, что вместо молитвы пришлось бы ругаться со старухами, что я, видишь ли, не так одета, нету на мне платка.

— А, точно, туда в платке заходить нужно, — вспомнил он, — интересно, почему? Вот мужикам, наоборот, простоволосо.

— Потому, что шапка для мужика — способ утверждения значительности, а для женщины ее амбиции связаны с волосами. Чтоб в церкви мужики не гордились своими козырьками, а бабы — распущенными волосами, их заставляют это убирать. Вот какой психологический ход.

— Разумно, — заметил ее компаньон.

— А для меня Бог всюду. Главное — это прочувствовать, пережить. Вон видишь, нищие сидят. Ты сколько бы им денег дал?

— Ну, копеек 10, — сказал Рулон.

— Вот ты какой лицемер, — бросила подруга.

— Почему? — недоуменно спросил он.

— Да потому, мой милый, что ты идешь на компромисс. Все отдать — тебе жалко себя станет, ничего не дать — неудобно, жалко нищего, вернее, себя, тогда ты ставишь себя на его место и решаешь дать 10 копеек. Хитрый дурак, нужно дать все или ничего. Хватит жалеть себя.

Он выгреб все и отдал нищему.

— Молодец, свинья, — оценила его Марианна, — но ведь у тебя в кармане было еще не все, что у тебя вообще дома, например.

— Да, конечно, — согласился он.

— А все вообще, вплоть до жизни, ты готов ему отдать?

— Нет, вот жизнь я не готов отдать за нищего.

— А за Бога? — спросила она.

Рулон глубоко задумался, представил, как он самоотверженно отдает свою жизнь Богу, Богу, которого он чувствовал в сердце и любил всей душой. У него возникло возвышенное благоговейное состояние. Он закрыл глаза и заплакал от нестерпимого восторга, который стал переполнять его.

Марианна громко захохотала.

— Слепая скотина, неужели ты не понимаешь, что Бог и в этом нищем тоже, — громко закричала она и толкнула его в плечо.

Рулон широко открыл глаза, недоуменно уставился на нищего. «И в нем, и в нем», — повторял он, как бы начиная что-то понимать.

— Да, конечно, как же я не понял сразу, — сказал он. — Но я этого еще не ощущаю. Что же делать теперь?

— А ничего делать не нужно. Ведь Бог и в тебе, значит, все на своих местах. Сперва получи это переживание, этот опыт, а потом поймешь, что делать, — надменно произнесла Марианна. — Ну хватит зависать, пойдем.

Они пошли в метро.

— Ну что, ты заплатишь за свою даму? — спросила она, манерничая.

Юный мистик вспомнил, что отдал все свои деньги нищему, и понял, в каком глупом положении он оказался.

Марианна, видя его недоумение, расхохоталась.

— Ну что, дурак, теперь сам проси милостыню, может, кто подаст.

Рулон стал просить и скоро выпросил два пятачка. Она взяла пятачок.

— Поздравляю, я думала, ты дурак. А ты дурак. Дурак, больше не действуй, не подумав как следует, даже если ты молишься. Ведь это должен быть не минутный порыв, а принцип всей твоей жизни. А этот порыв, оказывается, не согласуется с остальной твоей жизнью. Так и будешь то побираться, то все отдавать, то грешить, то каяться. Все это ересь, мой милый.

По дороге он рассказал своей спутнице, что делал с ним Солома. Она весело смеялась.

— Ты просто комик жизни, — сказала она. — Хорошую он тебе устроил практику. Ложную личность совсем скоро искоренят из тебя. Повезло тебе со школой, ничего не скажешь. Тут как-то ко мне приходил один мазохист, хотел, чтобы я с ним устроила то же самое, что с тобой в школе, за большие бабки. Правда, он не был осознан, не работал над собой в этот момент. А то бы тоже начал Просветлевать. Дорвался ты до бесплатного, радуйся, что с тобой все это делают за просто так. Ну ничего, что это по сравнению с мировой революцией? Вот на зоне в малолетке практики похлеще. Там быстрее можно Просветлеть, однако там мо­гут убить, если узнают, что ты сучил, например, или фуфлыжил, утопят тебя в параше, например, или запекут в глине на медленном огне, а могут и крысу в жопу посадить, а лучше вывезут на кладбище, отрубят ноги по щиколотки и заставят танцевать на могиле на этих култышках, а потом сдерут кожу и заживо похоронят, тогда не успеешь Просветлеть. Гитлер вот в концлагере перед газовой камерой проводил всех голыми по зеркальному коридору, и люди, тощие, бритые, изуродованные, не могли себя узнать. Вся ложная личность у них исчезала, и чистенькими они отправлялись на перевоплощение. Хватит им в мирской суете погрязать, незачем. А знаешь ли ты, кого люди больше всего любят?

— Нет, — сказал Рулон, — никогда не думал об этом.

— Ну их ты должен хорошо знать. Это же Сталин, Гитлер, Мао Цзэдун. По­медитируй на досуге. Если хочешь, чтоб тебя любили, сам должен стать таким, как они.

— Хорошие примеры для подражания, — сказал Рулон. — Есть чему у них поучиться.

— Учась у всех, учитель вырастает, — сказала Марианна и засмеялась.

У нее дома они сели смотреть видео и жрать мороженое.

— Вот посмотри, какой здоровый телевизор мне притащили ухажеры.

— Да, впечатляет, — сказал Рулон.

— Теперь мы будем медитировать.

— А зачем тогда ты включила видик? — спросил он.

— А как же без него, мой милый. С его
помощью ты и будешь медитировать. Знаешь, как устроен телевизор. По экрану лучик бегает быстро-быстро и создает изображение. Это просто блики света, понял? Вот теперь смотри на фильм, как на блики света, а на слова, музыку — как на колебания воздуха. Это подлинное видение реальности.

Рулон пытался так смотреть, сперва получалось плохо, но скоро он почувствовал себя, как бы в центре головы, смотрел из глаз, как из окон, и тогда он увидел мир истинно, как учила Марианна. Свое тело он стал ощущать как скафандр, сковывающий сознание, внутри которого сидит он.

Фильм был про зону. На середине фильма она выключила телевизор.

— А что, разве мы не досмотрим этот фильм? — спросил Рулон.

— А дальше нечего смотреть. Вранье дальше, что якобы добро побеждает то, что называют в этом фильме злом. Все равно, как если бы волки перестали есть овец. Смешно и противно. В фильмах, дай Бог, только первая часть реальна, остальное — мура о том, что мышиная возня торжествует. Дурость. Так людей зомбируют. Вот видел, как на зоне живут, а теперь пойми, что вся наша жизнь — это большая зона.

— Где же тогда решетка? На границе, что ли, — предположил он.

— Нет, мой милый, в твоей башке. Твой мозг закован в кандалы социальных представлений, инстинктов и всей остальной дряни. Ты должен вырваться из этой тюрьмы, разрушить ее стены.

— Да вот и мой брат, — сказал Рулон, — насмотрелся фильмов про десант. Придурок. Так и пошел в десантники. Долго готовился, прыгал с парашютом и все такое. Попал в учебку, и его там траву заставили красить и лес подметать. Он спросил: «А когда приемам будут обучать, прыжкам и т.д.?» Ему говорят: «Десантник десять минут орел, остальное время лошадь». И в Афган отправили. Там он от голода пух, у собаки сыр отбирал. А «деды» его зарыли как-то в песок и на голову нассали. Потом он заболел тифом, хорошо, что не убили совсем.

— Вот теперь ты понимаешь, как страшны иллюзии, — сказала Марианна.

— Да, я осознал это, когда от него узнал. Я молился Богу и просил разрушить все мои иллюзии заблаговременно, чтоб со мной не случилось такого же горя. Бог появился в моем видении и сказал: «Сам не держись за них, и они растают. Это то, чего нет, и тогда увидишь ты реальное». И я стал запрещать себе мечтать, разрешил мыслить только трезво и конструктивно, да и то только, когда надо, и я снова стал видеть небо, цветы, деревья не так, как все, урывками. Долго смотрю, смотрю и ни одной мысли, просто вижу, — при этих словах он прослезился.

— Теперь я спокойна за тебя, что ты не умрешь за иллюзии, как Павка Корчагин.

Пока Рулон со своей нежной подругой беседовали о просмотренном фильме, к ней на хату пришли ее подружки, которые, увидев дружка хозяйки, встретили его веселым смехом, вспоминая, что Марианна рассказывала им о нем. Рулон, поняв, что они знают его школьные приключения, тоже глупо заулыбался.

— Я не буду вас знакомить, — сказала хозяйка, — так как очень скоро вы и так слишком близко познакомитесь, — эта реплика Марианны вызвала дружный смех.

Рулон понял, что они что-то затевают, но не мог понять, что именно. Подружки были красивые, но их энергетическое состояние было гораздо слабее, чем у Марианны. Они не были такими же властными и в то же время обворожительными, как она, не имели таких царственных манер и умения себя подать, как могла она. Подружки уселись на диван и кресла, установилось напряженное молчание. Все глядели на него, как будто ждали, что он должен что-то сказать или сделать.

Рулон почувствовал себя неудобно и сказал, чтоб снять это напряжение:

— Давайте досмотрим фильм.

Тут все разразились радостным смехом, как будто ждали этой фразы именно для того, чтоб приколоться над ним.

— Разве мы тебе неинтересны? — спросила одна из них с длинными серебристыми волосами, красиво окаймляющими ее смуглое лицо.

— Ну вообще-то интересны, — промямлил он, — но ведь нужно чем-нибудь нам заняться.

Все снова весело рассмеялись. Рулон стал опять глупо улыбаться.

— А нам Марианна рассказывала про тебя, — начала говорить другая, пыш­но­грудая красотка, ярко раскрашенная, клево прикинутая в эротический на-
ряд, — что ты уже целый месяц практиковал аскезу и сразу готов броситься на любую бабу.

Рулон удивился, что они знают о задании Марианны, которое он выполнял.

— Ну, это была практика, а вообще-то я йог и всегда контролирую себя.

Все снова захохотали.

— он центральный раджа-йог Удмуртии и Центрального Казахстана, — добавила хозяйка.

— Так ты мусульманин? — спросила красотка с каштановыми волосами и большими глазами.

— Нет, — ответил Рулон, — с чего вы взяли?

— Ну, нам Марианна сказала, что мы все вместе будем твоими женами, а так много жен только у мусульман.

Рулон недоумевал.

— А я думал, вы подруги Марианны?

Все снова захохотали.

— Марианна сказала, а мы решили, что ты будешь осуществлять тринадцатый подвиг Геракла — дефлорацию сорока девственниц.

— Так вы что, девственницы? — спросил Рулон.

Все громко захохотали.

— Нет, сорок девственниц мы не нашли. Поэтому тебе придется довольствоваться пятью далеко не девственницами.

— Как же я буду совершать подвиг Геракла?

— Ну, ты же тантрик, — сказала одна девица с каштановыми локонами в шикарном голубом костюме.

— Пришло время тебе становиться мужиком, а не подкаблучником. Тантрик не может быть подкаблучником, — добавила Марианна. — Ты должен делать много баб сразу и никому не подчиняться, не привязываться, не быть сентиментальным. Ты должен быть жестким и агрессивным, всеми командовать очень властно и активно. Иначе лучше тебе быть аскетом.

Все ободрительно кивнули головами. Кто-то незаметно включил телевизор с эротико-порнографическими сценами. Подружки начали строить глазки Рулону, облизываться и показывать кончик языка. Иногда, проходя мимо него, кто-нибудь из них гладил себя по бедрам или груди. Марианна наблюдала за реакцией своего гостя.

— Я очень буду стараться, но как же я так буду вести себя с тобой? — спросил он.

— Ну, я не в счет. Таких, как я, ты больше не встретишь. Главное — чтобы
ты это в себе вырабатывал, культивировал такое состояние, такое ко всему отношение.

— Я чувствую в этом силу, и я буду это делать. Мне это нравится.

— Ну-ка, покажи нам, как ты будешь это делать, — попросила Марианна.

Рулон сперва растерялся, не зная, что делать, а затем злобно зарычал и выругался, как это делал отец. Все весело рассмеялись.

— Ну вот, уже неплохо для начала. А теперь начнем, — произнесла хо­зяйка.

Потушила свет и включила светомузыку. Самки вместе с Марианной начали танцевать страстный эротический танец, а затем стали показывать стриптиз, но не разделись полностью, а остались в легких эротических одеяниях, слегка прикрывающих их сочные тела.

Секрет стриптиза заключался не в самом процессе раздевания, а в состоянии, в котором это делается и в котором созерцается это действо. Должно быть внутреннее взаимодействие между танцовщицей и зрителем. Постепенное приоткрывание того, что человеку кажется запретным, помогает поднять энергию, а уже его дело, куда ее направить: на
секс или на тантру. Они стали раздевать Рулона, трясь об него своими телами, целуя и лаская его языками. Он сохранял жесткое, со-
бранное состояние, сосредоточась в аджне, отключив внутренний
диалог и наблюдал за вибрациями энергий, которые проходили по
его телу. После месячной аскезы сексуальная энергия особенно хорошо ощущалась в теле. Когда все были достаточно возбуждены, Марианна сказала, что теперь нач-
нется «веселая карусель».

— Что это такое? — спросил
Рулон.

— Тебе нужно будет совоку-
питься со всеми по очереди для установления энергетического контакта со всеми участницами ри­-
туала.

Знаток Купэлы начал прово-
дить сношение с каждой самкой.
При ощущении излишнего возбуждения он прекращал половой акт и переводил энергию в верхние чакры, становясь все жестче и хладнокровнее. Он ощутил, что энергия самок слабее, чем у Марианны. С ними не было такого гармоничного объединения, как с ней.

После завершения карусели с четырьмя подружками он услышал голос Марианны.

— А теперь, дорогой, ты будешь нашим Махешварой, т.е. Богом Шивой.

И они образовали то, что называется «Звезда Востока». Марианна совокуплялась с Рулоном сидя на нем сверху, а он полулежал на огромной кровати и ласкал гениталии остальных самок руками и пальцами ног, ощущая, как энергия объединяется в общее поле. Вскоре энергонасыщение его тела стало настолько высоким, что он ощутил какой-то взрыв внутри и почувствовал, как его тело, тела партнерш и все вокруг стало энергией. Энергия вибрировала, гудела и переливалась вокруг радужными цветами. Но вскоре это восприятие исчезло.

Он снова увидел самок, которые издавали сладострастные стоны и томно извивались своими наполненными страстью телами. Марианна сидела неподвижно, ее зрачки были расширены, в глазах была пустота. Видимо, она тоже переживала какое-то необычное состояние. Затем она посмотрела на него своим бездонным взглядом и дала знак к концу практики.

Все сели, прижавшись спинами, и немного помедитировали. Затем, когда вибрация успокоилась, сделали пранаяму на набор энергии, облились холодным душем и занялись каратэ, чтобы прийти в активное жесткое состояние. Как оказалось, подружки тоже владели этим искусством.

— Ну вот, ты и получил первое тантрическое крещение, — сказала Марианна, — теперь становись мужиком, жестким и агрессивным. Смотри, чтобы какая-нибудь стерва не женила тебя на себе. Где ножка завязнет, там и птичке конец, — сказала она (часть текста вырезана цензурой).

Когда подружки ушли, Рулон спросил Марианну:

— Кто они, как их зовут?

— Все это тебе незачем знать, мой прекрасный. Купэла — это работа с энергией, а не личностные отношения. Воспринимай их как Шакти, проявления Вселенской энергии, просто запомни ощущение от каждой из них. Это будет гораздо лучше, чем знать каждую по имени, кто их мама и папа, и прочую мирскую чушь. Мир — это просто поле энергии, и все обозначения, имена, родословные просто выдумки, не имеющие никакого отношения к реальности, которую ты должен постичь в тантре. Когда ты видишь людей, ты должен сразу видеть их сущность, а не то, что они о себе думают или из себя строят. Только тогда ты никогда не обманешься в этой жизни, будешь знать истинную правду.

— Что же такое сущность? — удивленно спросил Рулон.

— Это сила, характер, темперамент — то, что дается человеку от рождения и развивается независимо от формального воспитания. И когда человек попадает в экстремальную ситуацию, то сразу становится ясно, кто он. Все его маски слетают, и перед нами оказывается зверь, сильный, слабый, трусливый, подлый или храбрый, но зверь. Вот кто человек есть на самом деле.

— А как же Душа? — недоумевал искатель истины.

— Душу еще нужно найти, обнаружить в себе, отделить от этого зверя, — ответила Марианна. — Когда ты будешь полностью управлять своими эмоциями и мыслями, как ты управляешь компьютером, ты обретешь то, что называют Душой. Но, пока твои инстинкты и желания движут тобой, ты просто бездумная скотина. Понял? — выкрикнула ему наставница.

Ее ученик понимающе закивал головой.

 

 

КНИГА 2. МИР ПРОСВЕТЛЕНИЯ