ЧАСТЬ 3. Дни школЬной жизни 2 страница

Молодой йог расфиксировал взгляд и старался охватить им 180 градусов пространства, сосредоточился на дыхании и остановил умственную болтовню, которая лезла в голову по поводу всей ситуации.

Через какое-то время они вышли. Рядом с Марианной шел здоровый парень, видимо, не очень жесткий, судя по расплывчатым чертам лица.

— Вот мой свидетель, — кивнула она в сторону Рулона. — Пройдемся, надо поговорить. Пока они говорили, ее компаньон плелся сзади. Парень что-то очень усердно пытался доказать, красноречиво подчеркивая свои слова мимикой и движениями рук. Марианна оставалась спокойной и жесткой. Казалось, ничто и ни­кто не сможет вывести ее из гармоничного, уравновешенного состояния.

Она подозвала Рулона и торжественно вручила парню червонец. Тот удивленно выпучил глаза, не зная, как реагировать.

— И это все? — спросил он, держа в руках деньги.

— А ты сколько хотел?

— Давай еще девяносто.

— Ишь растащило, может быть, ты еще чего-нибудь хочешь? — вызывающе сказала Марианна.

— Пошла ты, змея подколодная, сама притащишь. Я тебе устрою, — разбесился парень.

— Давай устраивай, — ухмыльнулась она и, повернувшись, пошла прочь.

Они зашли за угол дома и остановились понаблюдать развернувшуюся драму. Толпа хулиганов подвалила к оторопевшему от неожиданности парню. Штопор, злорадно ухмыляясь, бесцеремонно залез к нему в карманы и вытащил все деньги, дорогую зажигалку и снял часы. После чего хорошенько вмазал по морде, в кровь разбив нос. Дружки продолжили лупить беднягу. На него обрушился град ударов, и когда он упал, его продолжали лупить пуще прежнего.

— Кричи «Шухер!», — прошептала Марианна.

Рулон, приставив руки рупором, заорал что было сил: «Менты, атас!»

Банда бросилась врассыпную. Девушка подошла к беспомощно лежащему парню. Его одежда и лицо были в грязи и крови. Рулону было его немного жаль, но что поделаешь, будет знать, с кем связываться.

— Ты жив? — спросила Марианна, толкнув его ногой в живот. Он с трудом приподнял свою окровавленную голову и прохрипел что-то.

— Если будешь еще возникать, то приползешь ко мне на карачках, — с презрением изрекла мстительница распростертому у ее ног человеку.

Она повернулась к своему другу и жестом велела следовать за собой. Ее дыхание несколько сбилось от злобы. «Как хищница после охоты», — подумал Рулон, с сожалением посмотрел на парня и пошел следом.

— Что поделать? Приходится быть кидалой, не трахаться же мне со всеми, особенно за эти копейки. Ведь жить-то надо на что-то, а они вот все лезут трахаться. А я люблю собой позаниматься, побыть одна, — сказала она с наигранной усталостью и злобно расхохоталась. — Незачем тратить свою энергию и время на херню.

— Я тоже так думаю, — согласился Рулон, — мать мне говорит, мол, работать пойдешь, а на пенсии отдохнешь. А я лучше сразу пенсию получу. Вот возьму и закошу под дурака. Она мне: «Ты семью должен кормить», а я ведь уже с детства понял, что все это ересь. Я видел, как мать пилила отца и сама мучилась. Отец частенько приходил домой пьяный, особенно по праздникам. Потому мать не любила праздники. Ждет, например, подарков к Новому году, а приходит пьяный муж. Однажды на 8 Марта он вообще чуть ли не на карачках приполз. Стоит, за дверь держится, качается, штаны порваны, рубашка грязная висит на теле, а в руках — три розы. Подарок якобы принес любимой жене. И всегда это оборачивалось скандалом. И все начинают загибаться, как только семейку заводят.

— Я всегда буду одна, — сказала Марианна. — Я самодостаточна, и мне хватает самой себя, а нищету пусть дураки плодят. Дети для родителей — это цветы зла. Из-за них скоро вся Земля подохнет. Слишком много расплодилось всяких свиней.

Рулон восхищенно смотрел на ее гармоничное лицо, в котором не было ни сентиментальности, ни жалости. Он подумал о том, что Марианна является великим исключением из всей массы серых людей.

— Вот бы всем это объяснить, — воскликнул он.

— И не надейся, — осекла его подруга. Ее взгляд выразил насмешку. — Большинство людей дурные, они никогда ничего не поймут. Они созданы для того, чтобы страдать и жить тупой жизнью, вечно сетуя на нее. Ну что, будешь со мной в духовной элите? — высокомерно спросила Мэри, испытывающе посмотрев на Рулона.

— Конечно! — уверенно сказал он. — Как быдло, я жить не хочу. Уж лучше сразу сдохнуть, чем так жить.

— Ну, молодец! Правильно рассуждаешь, — злорадно рассмеялась наставница. В это время они уже подошли к подъезду ее дома. Хозяйка открыла входную дверь и, обернувшись, напоследок сказала, сверкнув глазами, — я еще научу этому тебя.

 

Девиз идиотов (PLUS)

 

Следующий день был ознаменован новыми событиями.

Сидя на уроке русского языка, Рулон медитировал, направив свой неподвижный взгляд на школьную доску. Молодая училка что-то писала, громко стуча и шаркая мелом. Было холодно. Кто-то ночью, узнав о похолодании, заботливо разбил камнями стекла в школе. Досталось и этому кабинету. Одно окно было полностью разбито, другое — потрескалось так, что в любой момент могло рассыпаться. Все сидели в верхней одежде. Только Рулон ходил в школу раздетый и потому был в своем костюмчике. Он сидел, засунув руки в карманы своего пиджачка, чтобы хоть немного согреться.

Училка была чем-то недовольна и истошно орала на всех. Нервно тряся указкой, она набрасывалась то на одного, то на другого. Теряя самоконтроль, она поспешно вытирала руки, вымазанные мелом, о свою синюю длинную юбку, еще больше веселя учеников своей рассеянностью.

— Что, тебе муж не в ту дырку попал? — вспомнив, что училка недавно вышла замуж, громко на весь класс заорал Уразов.

Его голос прозвучал так нагло и напористо, что училка даже не нашлась что сказать и, покраснев, выбежала из аудитории. Весь класс покатился со смеху.

— Пусть погреется, — сказал Чипуштанов, злорадно потирая руки.

В классе началось веселье. Чипуштанов вытащил из кармана маленькие карты, и тут же за последней партой собралась группа азартных игроков на деньги. Стоял шум и гам.

Совсем заебунев, Рулон пошел отлить в туалет. В туалете было тихо и спокойно. Рулон не спешил, он рассматривал «наскальные рисунки», порнуху, маты и всякие надписи. Одна особенно ему запомнилась: «Хорошо, когда собака — друг, плохо, когда
друг — собака».

На стенах туалета до потолка виднелись свежие следы крови. Видимо, кого-то на потолок за­гнали ножом. Были видны следы ботинок на перегородке между унитазами. «Вон как карабкался», — подумал Рулон. Он так и сидел, наслаждаясь тишиной, но вдруг, как назло, в сральник ввалилась группа хулиганов. Это застало его врасплох. Он испуганно смотрел на наглых пацанов, которые тут же окружили беднягу. Они пристали к нему и стали издеваться.

— Ну что, говно, есть будешь? — глумливо спросил Буля. Кто-то съездил Рулону по морде. Двое пацанов схватили его и заломили руки за спину так, чтобы он не мог двигаться. Буля вынул нож и стал щекотать его по горлу. Резкая
боль пронзила все тело Рулона, отражаясь на его лице.

— Что, страшно умирать? — злобно спросил Буля.

— Умирать не страшно, жить страшней, —
произнес Рулон свою знаменитую фразу.

Все весело заржали.

— А это мы сейчас проверим! — Буля открыл окно и, схватив его за грудки, наклонил в оконный проем. — Давайте его из окна выбросим.

Кореша навалились на Рулона, схватили за ноги и в таком подвешенном состоянии, держа его вниз головой, чтобы он не упал с третьего этажа, стали глумиться и хохотать над ним.

— Умирать не страшно?! Сейчас посмотрим, сука, — кричали они наперебой.

Перед глазами Рулона-мученика был гладкий асфальт и несколько крупных камней прямо под головой. Сперва наш герой сильно пересрался. Он боялся, что хулиганы не удержат его и он пиз­данется головой о землю. Кровь приливала к голове, но Рулон регулярно делал асаны и уже привык ко всяким положениям.

— Ребята, не надо, за что? — закричал он, но потом, сделав вдох и разом выдохнув, заметил, что страх внезапно рассеялся. Юный йог вошел в отрешенное состояние.

— Было бы за что — убил, — злобно заорал Буля и дико захохотал.

Рулон спокойно подумал, что он еще жив и поэтому пугается, а если бы умер, то уже бы не мучился и было бы хорошо. Увидев, что он не реагирует, хулиганы удивились и еще больше разбесились, они втащили его и стали бить. Их злобные рожи беспорядочно мелькали у Рулона перед глазами, все тело гудело от боли. Вконец озверевший Буля схватил его за горло и стал душить.

Жить страшнее? Сейчас тебе сделаю, падла! — приговаривал он.

Его огромные руки, вымазанные синими чернилами, крепко сжимали горло жертвы. Рулон вдохнул напоследок и забалдел. Оттого, что его душили, в голове все поплыло и он отключился. Очнулся он уже в грязном унитазе. Туда засунули его голову и спустили воду, чтобы освежить и привести в чувство. Увидев, что жертва ожила, хулиганы обрадовались возможности продолжить веселье.

«Жизнь – это страдание, - подумал Рул, - вот сейчас я отключился, упал в обморок и страдания исчезли. А сейчас я очнулся, и они вернулись ко мне. Бесполезно верить в жизнь, что она создана для счастья. Это самообман. Эта жизнь создана не для нашего наслаждения, она создана для страдания. Именно страдания являются результатом той жизни, которую мы ведем. Надежды, ожидания чего-то от жизни только продлевают мучения, - думал Рул, отдыхая в унитазе, - страх смерти, вмонтированный в нас природой, делает нас рабами, заставляет цепляться за самую хуевую житуху, но я не должен ее бояться, я должен искать смерти своих иллюзий».

— Рулон, я слышал, ты не куришь? Это нехорошо. Сегодня я буду учить тебя курить, — сказал Буля.

Его голос, словно издалека, доходил до сознания еще не совсем очнувшегося Рулона.

— Давайте зафотаем, как он курит, и на «доску почета» его повесим! — заорал Седой.

— Точно, давай, — подхватили другие.

Рулона повели в подъезд дома, где жил Седой. И там, сунув зажженную сигарету ему в рот, сфотографировали. А затем заставили курить. Рулон затянулся. С непривычки начала кружиться голова. Вскоре он совсем забалдел и осел на пол. Его схватили и потащили за ноги по снегу, затащили в школу, потом подволокли к учительской, там и бросили.

Рыжий пацан из хулиганов заглянул в учительскую. В тесной и душной комнате сидело несколько учителей (5—6 человек). Кто-то заполнял журнал, кто-то готовился к уроку, листая потрепанную книгу. Завуч сидела за обшарпанным столом и о чем-то нервно спорила по телефону. Очевидно, ей было плохо слышно из-за стоявшего здесь шума. Она еще больше разбесилась, когда увидела заглядывающую рожу известного хулигана. Но хулиган, оказалось, заглянул по делу, он сказал, что Рулон пьяный в школу пришел и с ним нужно разобраться. Почему он пьяный учится?

Что-то прокричав напоследок своему собеседнику, судя по общению, надоевшему мужу, завуч швырнула трубку телефона и, резко поднявшись, вышла в коридор. Увидев Рулона, она стала орать на него, но к этому времени он уже стал приходить в себя и сказал, что они наврали, что он не пил, а просто сердце что-то заболело и ему стало плохо. Увидев, что он трезвый, завуч отвязалась от него и направилась в столовую.

Рулон кое-как поплелся на следующий урок. С трудом поднявшись по лестнице на третий этаж, он ввалился в класс. Начался урок истории. Рулон кое-как пришел в себя и рассказал Марианне обо всем. Та искренне веселилась, слушая его историю. Он тоже посмеивался над своим рассказом.

— Весело! Если на все это смотреть со стороны и не жалеть себя. А главное — ведь 99 процентов страданий не физические, а психологические, — стала объяснять Марианна, — и если не обижаться, не жалеть себя, не ставить на место слабого и дурного, то жить будет веселей и лучше.

Рулон поставил себя на место Були, представил, как он повеселился бы, и ему стало тоже радостно, он негромко засмеялся.

Седоволосый препод гневно посмотрел на нарушителя дисциплины и пригрозил указкой, помахав ей в воздухе. В этот момент он как раз рассказывал о Сталине. Рулон слушал о том, с какой силой вождь коммунизма руководил массами.

«Всегда буду себя ставить на место сильного и удачливого», — мысленно сказал он сам себе.

Тут его мысли прервала Марианна.

— Значит, умирать не страшно?! — ехидно сказала она. — Ну, это ты здо­ро­во завернул. Если бы все так думали, то и рабов бы не стало, и в ГУЛАГе никто бы не сидел. Вот оно — решение всех проблем. Да, умнеешь потихоньку, поз­дравляю!

В этот момент в класс постучали, и вошел ученик из параллельного класса. Он держал в руках огромный портрет в резной деревянной рамке, покрытой золотистой краской. Препод указал пацану место на стене над доской среди портретов политических деятелей. Пацан проворно притащил табуретку, влез на нее и повесил на свободное место изображение нового вождя государства.

— Почему так быстро они сменяются?

— Значит, не подходят для целей космоса. Перед приходом Сталина тоже быстро менялись вожди. И теперь Черненко, Андропов, Горбачев-двурушник. Скоро еще кто-нибудь появится. Может быть, новый Сталин, только наоборот. Дай Бог, наступил бы капитализм, тогда воровать больше бы не пришлось. Можно было бы спокойно торговать, — пояснила Марианна.

— Что такое торговля? — спросил Рулон.

— Это узаконенное воровство, когда человек сам отдает тебе деньги, добровольно наебываясь, — ответила Марианна. — Я бы открыла экологически чистый бордель из резиновых баб. Есть же кукольный театр, значит, должен быть и кукольный бордель.

Рулон недоуменно посмотрел на Марианну.

— А почему кукольный? — спросил он.

— А потому, что только раньше делали все вручную, а теперь везде людей заменяют машины. Так удобнее, и к тому же такого еще не было. Значит, любопытное дурачье побежит таращиться. Как это они еще чего-то не знают? Тупые свиньи! — Марианна взяла в руки зеркальце и стала рассматривать свое миленькое личико.

— Здорово бы, чтоб ты историю вела, а не этот грымза, — сказал Рулон.

Он подумал, что тогда бы все внимательно слушали, никто бы не бесился, потому что это было бы истинное обучение.

— о, чего захотел! Тогда бы жизнь на Земле прекратилась! — засмеялась Марианна.

— Почему? — недоуменно спросил Рулон.

Его удивило, как это знание может прекратить жизнь на Земле.

— Но я бы их научила, как жить, так, что половина захотела бы сразу умереть. А остальные перестали бы рожать детей, поняли бы, как это херово для них. И жизнь бы кончилась, а это ведь не входит в планы космоса, нужно чтоб человечество своими страданиями кормило чертей. Для этого они людям дали свой разум, чтоб он мучил их. А они еще думают, что что-то могут решать, бестолково рядятся по телевизору, безмозглые свиньи!

Говоря это, Марианна злобно сверкала глазами. Ее речь была прервана прогремевшим звонком, возвестившим о конце урока. Все торопливо стали собираться, спеша поскорее покинуть школу. Выйдя на улицу, Марианна помахала ручкой Рулону, и они разошлись по домам. Дома у Рулона было пустынно и тихо. Мать ушла в гости, и ему захотелось пригласить Лену. Он позвонил ей.

— Леночка, здравствуй, никуда не спешишь?

— Нет, а что? — кокетливо спросила она. В ее голосе звучали радостные нотки.

— Тогда заходи, если желаешь, — предложил Рулон.

— Хорошо, приду, — не задумываясь, сказала она. Видимо, она уже была готова к этому вопросу и даже ждала его с нетерпением.

Рулон прошел на кухню и поел немного риса, предварительно хорошенько его посолив. Потом налил себе чай в чашечку с китайским рисунком. И в этот момент раздался звонок в дверь. Рулон несколько удивился, он не ожидал, что Лена придет так быстро.

Открыв дверь, он увидел ее, запыхавшуюся от быстрой ходьбы, с блестящими от радости глазами. Ее лицо было довольно гармоничным и миловидным, но чересчур сильно и несколько неаккуратно намазанным.

Видимо, девушка очень спешила. Рулон сделал вид, что не признал ее сперва, и она немного обиделась, что не произвела желаемого впечатления.

— Что будем делать? — спросила она, садясь в кресло с неестественной раскованностью.

— Если хочешь, послушаем религиозные передачи, — предложил Рулон, решив проверить ее реакцию.

— Ты мне их записал? — спросила она, манерничая.

Рулон утвердительно кивнул.

— Да.

— Так. Тогда я послушаю их дома, — сказала она, намереваясь перевести разговор на другую тему.

Рулон подошел к стенке и выдвинул шкаф с аудиокассетами.

— Какой ты предпочитаешь репертуар? Может быть, классику?

Лена недовольно скривила губы. Он включил что-то из современных блатных и, урезав средние частоты, чтобы музыка не мешала разговаривать, принес два бокала лимонада.

— А под градусом не найдется? — корча из себя девицу легкого поведения, спросила Лена.

«Вот оно желание казаться взрослой, - подумал Рулон, глядя на Лену, - человеку не дают быть самостоятельным, не дают свободно заниматься сексом, и подростки, чтобы доказать свою зрелость начинают подражать взрослым: пить, курить, колоться, - вот откуда берется это зло. Но, если бы детям разрешили быть самостоятельными и заниматься сексом, этого бы не было, - подумал он и спросил ее»:

— Ты что, употребляешь? — удивился
Рулон, испытующе смотря на Лену.

— А кто сейчас не пьет?

— К примеру, я и люди моего круга, — сказал Рулон.

— Ты что, спортсмен? — спросила она, удивленно вскинув бровь.

— Спорт — это мое хобби.

— А я думала, что твое хобби в дру-
гом, — сказала Лена. Она подошла к жур-
нальному столику и поставила на него недопитый бокал с лимонадом.

— В чем же?

— Ну, в этой религии, в философии
там, — она неопределенно развела руками, ибо не совсем разбиралась во всех этих вещах и могла говорить лишь абстрактно.

— Это мое откровение, — задумчиво
произнес юный мудрец. — Ты понимаешь, Лена, у всех есть своя философия.

— Да я и понятия о ней не имею, — вздохнула она и, сложив нога на ногу, откинулась на мягкую спинку, закинув голову назад.

— Это не так. На самом деле ты придерживаешься точки зрения определенных слоев современного общества, только не можешь, вернее, не знаешь, как это научно выразить, — объяснил Рулон.

— Ну и какая же у меня точка зрения? — Лена подняла голову и, приблизив лицо к Рулону, в упор посмотрела на него.

В ее взгляде был скорее не вопрос, а вызов. Рулон понял, что она думает совсем не о том, о чем говорит. Но он продолжал поддерживать начатую тему.

— Это сложный вопрос, одно только скажу тебе, что у каждого человека она субъективна по причине его индивидуальности.

Лена приблизилась к нему еще ближе, так, что Рулон отчетливо почувствовал ее дыхание.

— Какая же она у тебя?

— Это я расскажу тебе, когда мы получше узнаем друг друга, — сказал он.

— Как это получше? — заинтригованно спросила девушка. Ее глаза за-
­сверкали.

— Я считаю, что человек тогда знает другого, когда ему понятен его духовный мир, его наклонности и стремления, — сказал Рулон.

— А-а, — разочарованно протянула она.

Повеяло холодком. Лена резко поднялась и с какой-то наигранной непринужденностью подошла к шкафу с книгами, без всякого интереса взяла том Гурджиева и стала торопливо листать страницы. Рулон явно почувствовал в ней недовольство и даже обиду.

— А что же ты понимаешь под Знани-
ем? — доброжелательно посмотрев на нее,
спросил он.

Лена смущенно опустила голову вниз.
Рулону очень хотелось ей рассказать, что
мать — единственный хуевый философ, который с детства завнушал ее и сделал дурой.

«Ведь кем бы ни был человек: фашистом, коммунистом, мусульманином или христианином, он, прежде всего, маминист, последователь предрассудков своей умственно отсталой мамы. И именно ее недалекие взгляды и психопатичные реакции являются основой его мировоззрения и поведения, а все остальное занимает в нем лишь небольшое место, - подумал Рул, но ничего не сказал Лене».

Он понимал, что это еще рано, и решил заняться с ней тем, чего она ждала от него, — тантрой, испробовать свою способность. Где-то в глубине Рулон осознавал, что это — оправдание похоти. Где-то в глубине он понимал, что видит сейчас в ней самку и гормон начинает управлять им. Но ум продолжал оправдывать действие гормона йогической
прак­тикой.

Рулон подошел к ней, обнял и начал мацать. Приблизившись губами к ее уху, он
шептал какую-то ерунду о том, что она давно ему уже нравится, о том, что в ней есть нечто особенное и она не такая, как все. В общем, это были банальные слова, произносимые всеми в подобных ситуациях. Рулон хорошо знал основное правило ебни о том, что сначала нужно выебать мозги, а потом уже и тело. Для Лены же, конечно, эти слова были «самыми главными».

Лена размякла и стала податливой. Тоже обняла его и что-то бессвязно лопотала о любви.

«Слова «я тебя люблю» — это нелепый код для честных и безотказных девочек-давалок, — подумал Рулон, — которых так запрограммировала мамочка».

Они приблизились к дивану и, продолжая одаривать друг друга ласками и поцелуями, неуклюже легли на него.

Рулон стал раздевать Лену. Скоро они занялись сексом. Рулон стремился сдерживаться изо всех сил. Усилие было настолько сильным, что от напряжения на шее выступили прожилки. Кое-как у него получилось сдержаться, но тантра с Леной не шла ни в какое сравнение с тем, как это было с Мэри. Ведь сексу Лену не научила ее любимая мамочка, а это очень важная сторона жизни и искусству совокупления нужно учиться несколько лет. Из-за половой безграммотности в жизни людей возникает много страданий.

Разочарованный, Рулон стал говорить, как ему с ней хорошо. Конечно, у него получилось далеко не искренне, но возбужденная и счастливая Лена этого не замечала.

Вдруг кто-то позвонил в дверь. Рулон сидел на диване, слегка напрягшись. Какое-то странное предчувствие беспокоило его.

— Почему ты не подходишь? — наивно спросила Лена, широко раскрыв глаза. Она подошла к зеркалу и стала поправлять прическу. Помада была размазана, пришлось стереть ее носовым платком.

— Чтобы нам не мешали, — неуверенно ответил Рулон.

Тут снова позвонили, но уже как-то по-особенному. Рулон подошел, но никто ему не ответил. Теперь его беспокойство стало настолько сильным, что Лена просто не могла этого не заметить.

— Кто же это? — спросила она.

— Не знаю, мне не ответили, — сказал Рулон с какой-то неестественной безразличностью, отмахнувшись рукой.

— Но ведь ты тоже молчал. Ты что-то скрываешь от меня? — недоверчиво спросила она.

Подобная настойчивость вызвала в Рулоне раздражение, и он неосторожно обронил:

— Лена, разве ты рассказываешь свои тайны малознакомым людям?

— Ты не доверяешь мне? — в ее голосе прозвучала обида.

Рулон сразу взял под контроль свое состояние, он привлек Лену к себе и ласково глядел в ее большие и глупые глаза:

— Если бы я тебе не доверял, то никогда не пригласил бы тебя к себе.

Она сразу успокоилась и прижалась к нему, мгновенно вспыхнув какими-то сентиментальными переживаниями и мечтами. Эти мечты окутывали ее густым туманом, словно она в другом мире. И вот она уже сидит в объятиях не какого-то Рулона, а голубого принца.

«Как в сказке», — подумала она и еще крепче прижалась к нему, все больше уходя в сон. Внезапно резкий звук прервал ее приятные и опасные грезы — это был стук в дверь. Лена резко подскочила. В дверь кто-то громко постучал.

— Кто это? — испуганно прошептала она.

Грохот в дверь неумолимо нарастал. Вместе с ним нарастал и страх Рулона. Изо всех сил стараясь обрести самообладание, Рулон направился к двери.

— Может быть, мать? — растерянно прошептал Рулон, стараясь успоко­ить себя.

Но его предчувствие оказалось вер-
ным. На пороге появилась Марианна.
Словно сверкающий метеор, ворвалась она в квартиру, наполняя ее энергией своих бурных эмоций. Ее внезапный
приход вызвал в Рулоне гамму самых противоречивых чувств.

— Да я вижу, ты не один, мой милый, — сказала она, входя без приглашения в комнату. — Верно все твари
здесь забыли про меня. Это кто здесь
сидит? — небрежно указала ревнивица на испуганную Лену.

Несколько ошарашенный Рулон
встал у стенки, словно пытаясь спря-
таться от правосудия, коим являлась Марианна.

— Э-тт-о Ле-на, — заикаясь пролепетал он, покраснев от неудобства.

Лена удивленно глядела на Рулона, уже не узнавая в нем того романти­ческого принца, образ которого был ей так дорог. Тем временем Марианна про­должала.

Она быстро сняла с себя черную меховую накидку и, оставшись в сверкающем золотистом топике, резким движением закинула ее на спинку кресла.

— Да, я припоминаю, что эту дуру когда-то видела в школе, — развязно произнесла Марианна. — Эй, ты, мразь! — грубо обратилась она к бедняжке. — Если я еще раз тебя увижу с моим чуваком, то от твоей грязной рожи останется кровавый отпечаток. Поняла, болотная крыса? А теперь ша отсюда!

Испепеляя взглядом свою соперницу, Марианна указала ей на дверь. Красная, вся в слезах и в соплях, так низко оскорбленная девочка выбежала из квартиры, бросив на Рулона мстительный взгляд. Она надеялась на его защиту, но он был не в силах что-либо сделать. Демоническая сила Марианны подавила все его джентльменство.

Марианна устало села в кресло, облокотившись на руку, и закинула нога на ногу. Рулон закрыл дверь и осторожно вошел в комнату. Она молчала, внося напряжение в обстановку. Он ощущал, как исходящая от нее энергия вносит смятение в его сердце.

— Так вот на кого ты меня променял, щенок? — по-змеиному прошипела она, не поднимая глаз.

Рулон стоял перед ней, как солдат перед генералом.

— Мы только поболтали. Ничего не было, — сказал он.

В нем еще была надежда на возможность оправдаться. Но Марианну невозможно было обмануть. Ее бездонные глаза пронзали Рулона насквозь, читая мыс­ли, чувства и эмоции, словно в открытой книге. Марианна кинула на него испепеляющий взгляд.

— Молчи, предатель! — жестко произнесла она. — Ты, наверное, забыл мой гнев, но я напомню тебе.

Она резко поднялась и плавно, как дикая кошка, направилась к Рулону. Ее глаза метали молнии, голос был подобен раскатам грома. Рулон был готов на все, лишь бы избежать этого гнева.

— Нет-нет, не надо, — раздался чадовский лепет в ответ. — Прости меня, я больше не буду.

— Я предупреждала тебя, но ты не внял мне, — продолжала Марианна.

— она сама мне навязалась, — оправдывался Рулон.

— Ты до глубины души оскорбил меня. С кем же ты связался! Что нашел
в ней?

Теперь в ее голосе звучали больше вопросительные, чем обвинительные нотки. Библейский принцип, изреченный Христом, «Приниженный да возвышен бу­дет» сработал безотказно. Марианна начала успокаиваться. Упав на колени, Рулон порывался обнять ее, но она оттолкнула его ногой.

— Уйди, ты противен, — вставая, воскликнула она.

— Но ведь ты тоже изменяешь мне, — обиженно сказал Рулон.

Он с обреченным видом сел на пол и, положив руки на колени, опустил голову. После продолжительного молчания он услышал ее голос:

— Я всегда остаюсь преданной только Богу. Я так веду себя не потому, что мне это нравится, а чтобы заработать. Я делаю на этом деньги. А эта стерва скорее бы взяла, чем чем-то пожертвовала.

— Но она была добра ко мне, — Рулон все еще делал слабые попытки, чтобы оправдаться, хотя уже понял, что Марианна, как всегда, во всем права.

— И ты это называешь добром? — между тем продолжала Марианна. — А я разве мало одаривала тебя своей лаской? Чего же тебе не хватало, скажи мне, — вкрадчиво сказала она, подходя, и уже смотрела на Рулона нежным взором.

Они замолчали, говорили их сердца. Она обняла его и притянула к себе.

— Ты должен понять, что существует иерархия. Тех, кто ниже, у тебя может быть много, но тех, кто выше, — только один. И ты должен подчиняться начальству. Ничего не делать без разрешения, иначе ты нарушаешь закон и ничего не достигнешь. Над первым начальником может быть второй, но все равно должна быть иерархия. И если это будет нужно, то я сама скажу тебе, с кем и как заняться тантрой. Обычные бабы будут тебя утягивать с пути, мой милый. Они хотят тебя склонить к семейке, поэтому, пока ты духовно не окреп, тебе лучше этим не заниматься. Только тогда, когда ты сам сможешь их вытаскивать из социального болота, ты наберешь себе много учениц и будешь социально подключать их к себе, но пока тебе еще рано об этом думать, не то ты, как твой брат Сергей, подключишься к семейке.

Рулон понимающе закивал головой.

— К тому же в купэле есть такой принцип, который называется «смотри в одну сторону» или «говори по-простецки», еби в одну сторону.

— Как это? — недоуменно спросил он.

— А очень просто. Если ты порешься со мной, то с Леной, например, у тебя может быть только дружба. Если ты порешься с ней и подобными ей по уровню тупыми телками, то со мной тебя сможет связывать только платоническая любовь. Понял закон тантрической иерархии. Давай всасывай лучше великое знание, чтоб больше не оплошаться. Сечешь?

— Да, — задумчиво произнес Рул.

Рулон начал понимать, что она права. Он ощутил, какую великую милость оказывает Марианна, обучая его, и был ей очень благодарен. В этот момент погас свет. Видимо, какая-то поломка на электростанции. Рулон зажег свечу и поставил посреди комнаты. Вдвоем они стали медитировать на пламя. В полуоткрытое окно врывался легкий теплый ветерок и пытался загасить свечу. Рулону было интересно наблюдать за тем, как происходит взаимодействие огня с воздухом: борьба и единение одновременно. Тишину и покой внезапно нарушил какой-то стук.