Терентьич выглядывает из трюма и проверяет, как гребут бурлаки. Кричит на тех, что на палубе.

ТЕРЕНТЬИЧ. Робим, лешие проклятые! Греби, заваливай! Греби! Песню бурлатскую запевай!

Пила дергает Терентьича за ногу.

ТЕРЕНТЬИЧ. Да, что же тебе еще надобно, клещ ты этакий?

ПИЛА. Что такое «искушанье»?

На палубе поют песни.

ТЕРЕНТЬИЧ. Да, на что вы мне такие бестолковые попались-то, а? Это такое чуйство, когда хочется, а нельзя.

ПИЛА. Почему нельзя?

ТЕРЕНТЬИЧ. О, каналья какая. Значит, есть 7 смертных грехов: гнев, лень, чревоугодие, зависть и другие разные грехи. Еще есть заповеди, и их нельзя нарушать. Не ври, не воруй, не убивай, и главное – не ленись! Бог любит работящих и послушных. Ребя, мне некогда с вами возиться. Коли вы такие лодыри, вас ждет острог и кара небесная.

С этими словами Терентьич убегает обратно на палубу. До «подлиповцев» только и доносятся команды: «Греби» и «Валяй». «Подлиповцы» сидят в трюме.

ПИЛА. Сысойко, а я девять медведей зарубил. Таки на мне целых девять грехов, а?

ИВАН. Тятька, хватит ерунду молоть. Это, кажись, только для людей правила.

ПИЛА. Ишь, Ванька! Желторотый, а голова у тебя золото.

СЫСОЙКО. Пила, у меня в башке такой шум, как будто там пчелиный улей.

ПИЛА. Ребя, лоцман Терентьич – тоже голова, как и я. Идем робить.

СЫСОЙКО. Пила, но мы-то думали, что у нас будет «богачество», а тут что? Шишь!

ПИЛА. Ничего, не сразу я колдуном стал. В Перми точно будет баско! Погнали робить.

Подлиповцы уходят робить и тоже поют.

Картина 4

Дом в Усолье, где живет Авдотья. Ночь. Авдотья спит в сенях, которые скрыты от основного дома плотной шторой. В остальных комнатах почивают другие крестьяне. Заходит пьяная Матрена. Лицо ее накрашено: губы красные; глаза черные. Наклоняется над спящей Авдотьей и что-то ей шепчет.

МАТРЕНА. Как же баско с мужичком гулять, да вином баловаться! Он мне денюжку дал, а я еще вина взяла, а потом с другим мужичком пошла. Он такой холеный оказался, такой богатый. Он мне тоже денюжку дал. Так я всю ночь гуляла.

АВДОТЬЯ (сквозь сон). Сгинь, пигалица! Мне вставать с петухами завтра.

Авдотья отмахивается от Матрены.

МАТРЕНА. Я еще пойду. Мне шибко гулять понравилось. Мужички в Усолье добрые. Не чета окаянному Пиле. Тот ни разу мне денежку не дал, а эти так и дают за добрые дела. Хорошие мужички.

АВДОТЬЯ (садится на кровать и тихо говорит). Шалава ты подзаборная! Когда Пила тебя оставлял, я и подумать не могла, что ты курва обыкновенная! Я думала, что ты мне помогать будешь, а по тебе желтый билет плачет.

МАТРЕНА. А ты, обалдуйка и тетеря деревенская. Варишь эту свою дурацкую соль, а работники на твою юбку смотрят, а ты хоть бы что! Ущемленка ты, Авдотья.

АВДОТЬЯ. Собирай свои вещи и вали отсюда, лярва!

МАТРЕНА (падает на колени перед Авдотьей). Авдотьюшка, миленькая, прости меня, родненькая! Это от вина все у меня в голове перемешалось! Это я обалдуйка и тетеря, а не ты.

АВДОТЬЯ. Лучше бы хоть раз в дом хлеба принесла.

МАТРЕНА. Авдотьюшка, так ведь ты хлебушком заведуешь.

АВДОТЬЯ. Матрена, на варнице рабочие жалуются, что ты пристаешь к ним. Хозяева дома уже подозревают тебя том, что ты потаскунья, но я все время им говорю, что ты просто тронутая пигалица; и тебя истерзали беды. Прикрываться умершей дочерью уже нету смысла. Матрена, у тебя есть хоть что-то святое?

МАТРЕНА. Ты, голубушка, все святое, что у меня есть только ты, родненькая!

АВДОТЬЯ. Иди ты, Матрена, куда подальше.

Авдотья ложится спать и отворачивается к стене. Матрена сидит на полу.

МАТРЕНА. Корова у меня была.

Молчание.

МАТРЕНА. Корова у меня была, слышишь?

АВДОТЬЯ. Ее увели, - сто раз уже слыхивала эту сказкочку.

МАТРЕНА. Корова была моим святым. Корова – это Бог. Она мне еду давала и не ругала меня, как остальные. Корова была тихая и молчаливая. Лизнет, бывает, руку, - мне щекотно.

АВДОТЬЯ. Матрена, корова не может быть для человека Богом, - это дребедень бодяжная. Хватит нести околесицу.

МАТРЕНА. Коровка только молоко давала нам и все. Помычит, травку пожует, да спит. Славная коровка, значит Бог.

АВДОТЬЯ. Иди спать, а то весь дом разбудишь.

МАТРЕНА. Не веришь ты мне, Авдотья, а все, потому что ты разиня и охламонка.

Авдотья молчит.

МАТРЕНА. Я тебе правду-матку режу, а ты хоть бы хны. Правду про тебя в варнице мужики ба̀ют.

АВДОТЬЯ. Что про меня в варнице говорят?

МАТРЕНА. А вот и не скажу.