Добрый вечер, золотая женщина

женщины сузились в пристальном взгляде.

– Бур рыт, том зон. Кысь да кыдзи нэ татчö тэ сюрин? *, – спросила она с удивлением. В говоре женщины чувствовалось влияние иного языка, но смысл был вполне понятен. Женщина, бесспорно, принадлежала племени биаров.

– Я родом из Уудоры…, – продолжала она на языке Кабыра. В чуме воцарилась тишина. Дети вытаращили глаза и смотрели то на юношу, то на мать. Молодуха возле очага, стоя на коленях, теперь не сводила глаз с сына охотника. Но на входе в чум послышалась возня, а затем в клубах белого морозного пара внутрь жилья ввалились продрогшие пастухи. Раздевшись и присев на корточки возле очага, они вскоре почувствовали в происходящем нечто странное. В чуме стояла непривычная тишина – никто не говорил и не двигался. – «Что случилось?» – прервал тишину надтреснутый, грубый голос прибывшего мужчины. Смуглый, темноволосый, черноглазый мужчина средних лет и среднего телосложения обвёл пытливым взглядом поочерёдно всех присутствующих. «Вот он говорит на языке нашей мамы», – указывая рукой на Кабыра, вымолвил старший мальчик из троих детей. Мужчина изучающее, долго разглядывал сына охотника, а затем стал о чём-то расспрашивать хозяйку чума на непонятном Кабыру языке. Чем дольше они говорили, тем оживлённее становилась их беседа, и тем чаще они поглядывали на юношу. Потом мужчина обратился к жене с какими-то расспросами… «Расскажи нам, милый юноша, кто ты, откуда, и как случилось, что ты оказался здесь?» – обратилась, наконец, женщина-уудорчанка к Кабыру с просьбой на понятном языке. Кабыр долго и подробно говорил им о себе, службе, случившемся. Женщина переводила сказанное на яранский язык, иногда прерывая сумбурный рассказ юноши. Когда Кабыр закончил повествовать о себе, яраны снова долго и бурно обсуждали что-то. Наконец, после еды, уже поздно вечером, все улеглись спать, где кому досталось место. Лишь юноша да женщина – мать троих детей всё не укладывались. Кабыр поддерживал огонь в очаге, а женщина чувственно, увлечённо вела рассказ о своей нелёгкой судьбе, семье, жизни среди лесных яранов. Из сказанного уудорчанкой Кабыр узнал, что его, сына охотника, соплеменники уже не ищут. Сослуживцы в стойбище, через которое проходили подводы Пама с товаром, ведомые Тотемом на Ижму, узнали от местных пастухов о следах не яранского человека, которые прерывались на болоте, затоптанные следами волчьей стаи, где ещё валялись и обглоданные кости. Служивые Пама с прискорбием приняли это трагическое известие и решили на первом же капище – кумирнице верования биаров помолиться за упокой души погибшего сына охотника. Женщина говорила, что вскоре после встречи с людьми Пама её семья ушла из стойбища в поисках новых пастбищ для оленей, так как пастбища вокруг стойбища родственных яранских семей истощились. Женщина говорила, что нередко встречающиеся кочевые семьи лесных людей бывали смешанными в основном представителями яранов, печора да биаров уудорских, вымских, а иногда и вогульских. Она же сама была выходцем из семьи охотников-рыболовов с верховий реки Мезени. Река Мезень исходила с невысоких гор с названием Съимаиз. Отсюда невдалеке исходили и другие реки: Вымь, Кэдва, Цильма, Ухта. Именно в истоках рек сих и сошлись культуры разных племён и языков… Узколицые, высокорослые, светлокожие, светловласые биары приморья Еджыд Саридз** да круглоголовые, русые, чаще приземистые, коренастые зыряне-вымичи смешивались с черновласыми, темно-глазыми, смуглыми яранами да скуластыми вогулами. Разные культуры жизни, верования, языки… не издревле мешали создавать новые семьи, мирно жить, торговать… растить детей. Из беседы с женщиной-уудорчанкой Кабыр также узнал, что хозяйка чума и дочь жили одни и оторвано от остальных по очень странной причине.