Битва. Кровь и сталь. Мы остаемся в живых

 

– Я надеялся, что ты придешь, – сказал Шаба. – Когда тебя отправили на канал, я испугался, что это конец. Не могу передать, как я рад, что ты здесь.

Шаба, изможденный и высохший, лежал на кушетке и с трудом шевелил губами. Левая рука его была неподвижна. Болезнь совсем лишила его сил.

– Тогда сними с меня наручники, – усмехнулся я.

Писец провел нас через весь город. Мы пробирались сквозь руины огромных зданий, потом долго шли по узким крутым улочкам. Мы с Билой Хурумой шли по пятам за писцом; за нами следовали остальные. Кису вел рабынь, связанных караваном, Тенде шла сама, Айари тащил на веревке Тургуса. Следом шагали аскари.

Дорога вела нас вверх, становясь все круче. Мы приблизились к развалинам древней крепости. У входа, где когда-то были ворота, всех, кроме меня, попросили подождать. Оказалось, что люди Шабы – их оставалось еще с полсотни – завалили вход камнями так, что сквозь них мог протиснуться только один человек, а сверху соорудили частокол. Меня провели внутрь. Люди с копьями окружили меня, скрутили руки за спиной, защелкнули наручники и лишь тогда подвели к древнему каменному ложу, на котором лежал Шаба – географ Ананго.

– Шаба умирает, – сказал мне по пути писец. – Не говори с ним долго.

– Прости, друг мой, – с усилием прохрипел Шаба. – Надеюсь, ты понимаешь, что наручники – необходимая мера предосторожности.

На шее Шабы на тонкой цепочке висело кольцо – золотое, тяжелое, слишком большое для человеческого пальца. Кольцо с серебряной пластинкой.

– Не боишься открыто носить кольцо? – усмехнулся я.

Шаба поднял правую руку. На ней красовалось другое кольцо – выполненное в форме клыка. Я уже видел его в Шенди и знал, что оно наполнено кандой. Крохотная царапина, нанесенная его острием, могла бы мгновенно лишить жизни кайлуака.

– Ты плохо обо мне думаешь, Тэрл Кэбот? – спросил Шаба.

– Ты предал Царствующих Жрецов. Ты похитил кольцо из Тахари.

– Я – писец, ученый. Ты должен понимать, как важно для меня это кольцо.

– Еще бы, – ухмыльнулся я. – Оно приносит богатство и власть.

– Ни богатство, ни власть меня не интересуют, – сказал Шаба. Тонкие линии татуировки на смуглом лице изогнулись в улыбке. – Только ты вряд ли в это поверишь.

– Конечно не поверю!

– До чего же трудно представителям разных каст понимать друг друга, – вздохнул Шаба.

– Может быть.

– Я взял это кольцо по двум причинам. Во-первых, без него я не смог бы пройти по Уа. Я рассчитывал, что кольцо выручит нас при встречах с враждебно настроенными туземцами. Так и вышло. Теперь на реке меня считают чуть ли не волшебником. Если бы не кольцо, ни меня, ни моих людей давным-давно не было бы в живых.

– Ты должен понимать, что хранить кольцо опасно.

– Я прекрасно знаю об этом. – Правой рукой он указал на стены древней крепости.

Я проследил за его жестом и у подножия лестницы увидел неглубокий ров, наполненный озерной водой, где кишмя кишели голубые свиньи. Эта рыба не слишком опасна, когда в одиночку плещется в реке или озере. Но накануне полнолуния большой луны Гора голубые свиньи сбиваются в косяк и становятся чрезвычайно агрессивны и свирепы. Они готовы разорвать на мельчайшие кусочки любое существо, которое окажется рядом. Люди Шабы на веревке спустили в ров ногу тарска. Вода вспенилась, забурлила, и в мгновение ока от тарска не осталось даже костей. Веревку и ту еле успели выдернуть. Через ров был переброшен деревянный наплавной мостик. Ров сам по себе являлся препятствием, но настоящей защитой он мог служить только во время полнолуния, ведь после нереста голубые свиньи успокаиваются и возвращаются в озеро. Я не сомневался, что этот ров издревле служил им местом нереста – они всегда мечут икру в неглубоких водоемах, в лагунах или на речном мелководье.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я вдруг понял, почему Шаба и его люди обосновались именно здесь.

– Вы ждали нас?

– Разумеется, – сказал Шаба. – Не знаю, что бы мы делали, не появись вы сегодня.

– Голубые свиньи… Но это могло защитить вас на четыре-пять дней, не больше!

– Этого оказалось достаточно, – ответил Шаба. – Вы же пришли!

– Значит, – сказал я, – за вами гнались кюры.

– Да, – подтвердил Шаба. – Я так думаю. Конечно, мы не видели их – только следы. Но я боюсь, что они уже здесь, в городе.

– Твой человек проявил недюжинную храбрость, придя за нами.

– Это Нгуми, – сказал Шаба. – Он действительно храбрец. Он ведь мог и не вернуться.

– Не знал, что среди писцов встречаются такие смельчаки.

– Отважные люди есть во всех кастах, – ответил Шаба.

– Ты сказал, что похитил кольцо по двум причинам, – напомнил я, – но назвал только одну.

– Взгляни-ка. – Шаба указал на стол в изголовье ложа. Там оказался кожаный футляр цилиндрической формы и четыре пухлые, потрепанные записные книжки в кожаных переплетах.

– Вижу.

– За время путешествия я составил карты Уа и записал все мои наблюдения. Эти карты и записи бесценны, хотя вы, воины, можете этого и не понять.

– Для географов они действительно представляют ценность, – согласился я.

– Огромную ценность! И не только для географов, но и для всех цивилизованных людей.

– Возможно.

– Эти карты, эти записи, – взволнованно произнес Шаба, – открывают совершенно новый мир. И дело тут, друг мой, не только в примитивной выгоде торговцев, охотников, земледельцев и лекарей! Мои открытия нужны людям, которые жаждут знаний и стремятся разгадать тайны природы. При первом взгляде на эти карты любой, кто что-то смыслит в географии, поймет, что он стоит перед дверью в мир несметных богатств. Это не просто карты и записи – это чудеса и сокровища! И это, – Шаба пристально посмотрел мне в глаза, – вторая причина, по которой я взял кольцо.

– Не понимаю, – признался я.

– Я не надеялся уцелеть в этом походе, – сказал Шаба, – не рассчитывал вернуться домой. Но я рад, что добрался сюда и нашел исток Уа.

– И что же?

– Я взял кольцо не только затем, чтобы облегчить себе путь, но и для того, чтобы ты – или кто бы то ни было – пустился за мной в погоню. Мне был нужен человек, который донесет мои бумаги до цивилизации.

– Да ты просто сбежал! – сказал я. – Ты меня испугался. Шаба улыбнулся:

– Не странный ли маршрут я выбрал для побега? Нет, друг мой, это было не бегство. Это была исследовательская экспедиция.

– На деньги кюров?

– На эти деньги я закупил снаряжение и нанял людей. Неужели ты возражаешь против того, чтобы деньги кюров послужили благородному делу?

– Твоя беспристрастность делает тебе честь, – усмехнулся я.

– Не думай обо мне слишком плохо, Тэрл, – сказал Шаба. – Такой шанс выпадает раз в жизни. Если бы я сбился с пути, то тем самым сбил бы с пути всю мою касту, а может быть, и все человечество. – Он с грустью посмотрел на меня. – Как, по-твоему, поступили бы с кольцом Царствующие Жрецы? Вдруг оно не имеет для них никакого значения? Но для меня оно бесценно! Подозреваю, что Царствующие Жрецы вообще не позволили бы людям воспользоваться кольцом.

– Может быть. Их логика остается для меня загадкой.

– Так или иначе, – продолжил Шаба, – я выкрал кольцо. С его помощью я прошел вверх по Уа до самого ее истока. С его помощью я заставил тебя пуститься за мной в погоню. Ты – тот самый человек, который донесет мои труды до цивилизованного мира.

Я взглянул на карты и записные книжки.

– Да, – сказал Шаба, – этим я расплачиваюсь за кражу. Этим – и еще жизнью. – Он помрачнел; лицо его исказилось от боли. – Храни их пуще ока, мой друг.

– Почему ты сбежал из дворца Билы Хурумы? – спросил я. Шаба и его люди пустились в путь на трех галерах, а Била Хурума снарядил в погоню огромную флотилию.

– Ему я причинил особенно много зла, – с грустью произнес Шаба. – И все же я думаю, что мой побег спас ему жизнь.

– Не понимаю, – удивился я. – Каким образом?

– Била Хурума, мой покровитель и защитник, стоял между мною и Мсалити. Мсалити уже однажды покушался на его жизнь, подкупив Джамбию, охранника. Джамбия погиб от укусов остов, а ты отправился на канал.

– Да.

– До тех пор пока я оставался во дворце, жизнь Билы Хурумы была в опасности. Как только я бежал, Мсалити стало незачем убивать его. Но при этом я знал, что Била Хурума последует за мной.

– Разумеется. Мсалити пришлось рассказать о кольце убару и вместе с ним отправиться на поиски, в надежде потом самому завладеть кольцом.

– Не думаю, что Била Хурума преследует меня из-за кольца, – улыбнулся Шаба.

– А из-за чего еще? Шаба промолчал.

– Никакая другая причина не заставила бы его прийти сюда, – уверенно продолжил я. – Он же понимает, что могущество кольца сделает его абсолютно непобедимым.

– Возможно, – усмехнулся Шаба.

– Скажи, – попросил я, – почему ты считаешь, что причинил зло Биле Хуруме? – Мне это казалось совершенно нереальным. Все равно что сокрушаться о том, что обидел ларла, который идет по твоему следу.

– Я использовал его в своих собственных целях, – сказал Шаба.

– В каких?

Он вытянулся и закрыл глаза. Боль терзала его.

Я не сводил глаз с кольца.

Шаба с трудом разлепил веки.

– Меня не интересуют твои записи и карты, – сказал я. – Я пришел за кольцом. Сними с меня наручники и отдай кольцо.

Внезапно сверху, с крепостной стены, донесся страшный крик. Рывком обернувшись, я успел заметить, как один из людей Шабы пошатнулся и рухнул вниз, на камни. И тут на фоне ярко-голубого тропического неба возникла огромная косматая фигура кюра. В правой лапе зверь сжимал обагренную кровью пангу. Над стеной показалась верхушка гигантского бревна. По нему карабкался другой кюр. В следующее мгновение он спрыгнул внутрь крепости. Воинственные вопли кюров слышались уже со всех сторон; одна за другой показывались клыкастые морды с горящими глазами…

Внезапно один из кюров пронзительно вскрикнул – в грудь его вонзилось острое копье аскари. Кису, с рейдерским копьем наперевес, бросился к другому кюру, только что спрыгнувшему со стены.

– Сними с меня наручники! – завопил я, обращаясь к Нгуми, писцу, который привел нас сюда.

В крепость прорвались еще с десяток кюров. Для своего веса они были ловки и проворны. Некоторые на мгновение приседали с пангами в зубах и упираясь передними лапами в землю.

Я заметил, как Мсалити выхватил нож и скользнул куда-то в сторону.

Аскари бросились вверх по каменным ступенькам. Один из них отбросил от стены бревно, но появившийся кюр страшным ударом огромной панги смел со стены сразу четверых аскари. Я видел, как кюры огромными лапами раздвигают частокол у входа в крепость. Аскари пытались сдержать их натиск. Айари, малыш Айари бросился им на помощь…

– Да освободите же меня! – взревел я, в ярости пытаясь сбросить наручники.

Писец растерянно взглянул на Шабу.

– Освободи его, – слабеющим голосом велел географ. Два кюра с пангами в зубах на четырех лапах двинулись к нам.

У входа послышались крики. Взглянув туда, я увидел, что частокол вот-вот рухнет. Откуда-то донесся вопль рабыни…

Нгуми вставил ключ в отверстие наручника и дважды повернул его.

Я подозревал, что в большинстве своем это были горианские кюры – одичавшие, опустившиеся потомки древних зверей, высаженных с кораблей на планету или спасшихся при крушениях. Но были среди них и корабельные кюры.

– Скорей! – отчаянно завопил я. В этот момент один из кюров поднял переднюю лапу и указал на нас. Огромные звери двигались с ужасающей прытью. Наконец оба наручника разомкнулись. Я увидел, как кюр с пангой в зубах бросился к Шабе, не сводя глаз с кольца. Второй зверь шел на меня. Я швырнул наручники ему в морду, и один из них угодил прямо в огромный круглый глаз.

Внезапно кюр, атаковавший Шабу, отшатнулся, изумленно глядя на собственную лапу, на которой выступила бурая кровь. Панга со звоном упала на камни. Шедший на меня зверь принялся с ревом тереть покалеченный глаз. Порезанная пангой пасть кровоточила. Не теряя времени, я бросился к тому месту, где Нгуми оставил мой пояс и ножны с кинжалом, когда надевал на меня наручники. Я еле успел откатиться в сторону – панга, звеня, обрушилась на камень рядом с моей головой. Краем глаза я заметил, что напавший на Шабу кюр уже свалился замертво. Шаба закашлялся и сплюнул кровавый сгусток. Кольцо с клыком окрасилось в бурый цвет. Кюр обрушил на меня страшный удар, но мне снова удалось увернуться от смертоносной панга. Стол раскололся надвое; футляр с картами и записные книжки рассыпались по земле.

Кюр с рычанием обернулся и на какой-то миг упустил меня из поля зрения. Издав боевой клич «Ко-ро-ба», я прыгнул зверю на спину и, задрав ему голову, вонзил кинжал в сердце. Огромное туловище содрогнулось в конвульсиях. Я соскочил с него и обернулся.

Очередной кюр бросился на Шабу. Тот снова выставил кольцо с клыком. Я увидел, как огромная шестипалая лапа схватила цепь, висевшую на шее у Шабы. В следующее мгновение лапа безвольно разжалась. Зверь пошатнулся и неуклюже рухнул на бок. Я зажал в зубах окровавленный кинжал, ощутив вкус крови кюра, и обеими руками поднял тяжеленную пангу убитого мной кюра.

Я снова оглянулся. Шаба уронил голову на грудь. Одеяло было залито кровью. Нгуми бросился к нему. Шаба с усилием поднял голову.

– Иди! Сражайся за свою жизнь.

– Я не оставлю тебя! – воскликнул Нгуми.

Это были его последние слова. Подобравшийся сзади кюр разрубил его пополам. Одним прыжком я оказался рядом со зверем и мощным ударом панги снес ему голову.

Я посмотрел на убитого Нгуми. У него была такая же татуировка, как у Шабы. У писцов принято разрисовывать лица.

– Помогите! – услышал я. – Они вот-вот прорвутся!

Я бросился ко входу и принялся рубить пангой косматые лапы, раздиравшие прутья частокола. С лезвия капала кровь. Кюры с ревом отпрянули от частокола.

– Развяжите меня! – раздался знакомый голос.

Я подбежал к Тургусу и разрубил его путы. Тот схватил копье убитого аскари и бросился в бой. Затем я освободил от пут сбившихся в кучку, до полусмерти перепуганных рабынь.

– Господин! – жалобно закричала Дженис.

Если бы они и вздумали бежать, им бы это не удалось – вокруг высились крепостные стены. Порой девушки умоляют завоевателей взять их в рабыни, клянутся в вечной преданности и тем самым спасают себе жизнь. Но кюры обычно не интересуются женщинами – разве что в качестве пищи.

Неожиданно сзади появился кюр. В самый последний момент я успел заблокировать удар, но все равно отлетел на несколько шагов. Не давая мне опомниться, кюр снова бросился на меня и рубанул своим клинком по моему. От боли в руках я едва не потерял сознание. Кюр ударил меня в голову, но промахнулся. Со стены посыпался град камней. Я увернулся и ударом снизу распорол зверю брюхо. Он издал страшный рев и попятился, подхватывая лапой вывалившиеся кишки. Я из последних сил взмахнул пангой и развалил ему череп до самой челюсти. Потом я оглянулся и крикнул:

– Кису, берегись!

Кису повернулся – но в этот миг между ним и кюром возникла фигура с копьем. Человек нанес кюру молниеносную серию ударов в брюхо, грудь и глотку. Зверь отступил, и тут на него сзади накинулся аскари и вонзил копье под левую лопатку. Как только кюр обернулся, первый нападающий добил его мощным ударом в спину.

Кису поднял глаза на высокого, крепкого человека, спасшего ему жизнь.

– Благодарю тебя, убар.

С этого момента убар экваториальной империи Била Хурума и мятежник Кису плечом к плечу отражали атаки подступавших кюров.

Панга в моих руках дрожала. Кинжал в зубах резал губы. Я проткнул им тунику так, чтобы кинжал висел на рукояти, утер кровь с лица и присоединился к обороняющимся. Одному из кюров я раскроил череп, другому перебил хребет. По приказу своего командира кюры отступили. Тотчас другие кюры поволокли к входу два длинных бревна. Я перевел дух и проверил, на месте ли кинжал.

– Как вышло, что нас застали врасплох? – спросил я у Айари.

– Они неожиданно напали на часовых, убили их и по мостику перешли ров.

Я огляделся. Острые копья и овальные щиты аскари были идеальным оружием для племенных войн, но кюры без труда разрубали их на части тяжелыми пангами. Вот когда пригодились бы топоры и мощные щиты Торвальдсленда…

– Отрезайте их друг от друга! – крикнул Била Хурума своим аскари. – Атакуйте по пятеро! Один идет вперед, четверо прикрывают!

– Мудро, – кивнул Айари.

– Убар есть убар, – отозвался я.

Первый аскари атаковывал кюра острым копьем, вынуждая его выставить для защиты пангу. Остальные четверо мгновенно набрасывались на зверя сзади и с боков. Нам повезло: это были не корабельные кюры, а одичавшие и отупевшие звери. Бьются они страшно, яростно, беспощадно, но все-таки неумело.

– Их слишком много, – сказал я.

– Много, – проворчал Айари. – Повоюем на славу перед смертью!

– Хорошо сказано, – похвалил я.

Я увидел, как Била Хурума упал на одно колено, а огромный кюр занес над его головой пангу. Не успел я сорваться с места, как крепость огласил воинственный клич Укунгу, и рейдерское копье, со свистом рассекая воздух, пролетело над убаром и вонзилось прямо в сердце кюру.

– Благодарю тебя, мятежник, – сказал Била Хурума, поднимаясь на ноги.

– Мы в расчете, убар, – усмехнулся Кису, выдирая копье из груди мертвого зверя.

– Верно, – ответил Била Хурума, и они снова ринулись в бой плечом к плечу – мятежник и убар.

Командир кюров выстроил свое подразделение цепью. Я почти не сомневался, что это – корабельный кюр, иначе ему не удалось бы держать в узде свору тупоголовых зверей. Выходит, у кюров все-таки сохранилось какое-то понятие о дисциплине и преданности.

– Все кончено, – сказал я. – Они организовались!

Била Хурума собрал вокруг себя своих аскари. Их оставалось не больше сотни, многие были ранены.

Внезапно позади нас раздался треск и грохот. Кюры разрушили частокол и принялись таранить бревнами каменный навал, закрывавший вход в крепость.

– Надо их остановить! – крикнул Айари.

– Это невозможно, – сказал я.

Кюры ворвались в крепость, размахивая пангами, кольями, дубинами. Мы отступили. Я всадил свою пангу в ближайшего кюра, но выдернуть ее у меня не хватило сил.

– Держите оборону! – завопил я. – Отходите к стене! Я бросился на кюра, левой рукой ухватил его за косматый загривок и несколько раз ударил врага кинжалом в грудь. В ушах у кюра болтались золотые кольца. Это был, несомненно, корабельный кюр. Он издал предсмертный вопль и обмяк. Я отпустил его, и он рухнул на камни. Я увидел, как Тургус неподалеку от меня ударил другого кюра в грудь острым копьем аскари.

Кюры были со всех сторон, при этом не обращали на меня особого внимания – их больше интересовали те, кто держал оборону у стены. Я вонзил кинжал в брюхо бегущего мимо зверя. Кюр даже не остановился, и я едва не полетел на землю, пытаясь выдернуть свое оружие. В этот момент меня заметил другой кюр. Он попытался достать меня когтистой лапой, но я успел ударить его в голову. Пробить череп кюра ножом очень трудно, однако возможно; главное – правильно выбрать направление удара. Лучше всего бить в глаз, ухо или висок. Я предпочел первое. Кюр с ревом завертелся на месте. В два прыжка я оказался среди своих.

Повсюду лязгало оружие. Мое ожерелье, подарок Билы Хурумы, было залито кровью. Заметив, как какой-то кюр вскарабкался на стену, я взбежал по лестнице, сорвал с шеи тяжелое ожерелье и изо всех сил хлестнул зверя по морде. Тот рухнул наземь с высоты добрых двадцати футов. Я оглянулся и увидел, как два кюра карабкаются по бревну, прислонив его к стене. Я отшвырнул бревно, и оба зверя полетели вниз.

Тут я обнаружил, что один кюр крадется вдоль стены внутри крепости. Я прыгнул ему на плечи и захлестнул горло золотой цепью. Зверь отчаянно пытался сбросить меня, но я накрепко вцепился в него и оказался вне досягаемости панги. Тогда он что было сил ударился спиной о стену. Кости мои хрустнули, острые камни вонзились в спину, но я не выпускал цепь из рук, затягивая ее все туже. Кюр захрипел, панга выпала из его лап. Руки мои были в крови. Зверь пошатнулся и упал. Я снова надел на себя окровавленную цепь. Затем поднял пангу. Кюр был еще жив. Глаза его были выпучены, из груди вырывался свист, на губах вздувались кровавые пузыри. Не так-то легко убить кюра. Я наотмашь ударил его пангой, потом еще раз и еще…

– Прости, приятель, – пробормотал я. Меня шатало, руки мои тряслись. После этой схватки я чувствовал себя не воином, а мясником.

– В атаку! – крикнул Била Хурума.

На какой-то миг кюры оторопели, но тут же сомкнули ряды и отбросили нападающих к стене. Командир кюров проворно выстроил зверей в шеренгу. «Все кончено!» – подумал я, решив, что он готовит последний, решающий удар. Но, к моему изумлению, командир, огромный бурый кюр, вскинул пангу, салютуя Биле Хуруме. Кюры издавна испытывали почтение к людям.

Била Хурума, тяжело дыша, воздел к небу окровавленное копье и прокричал:

– Аскари ходари!

Я вздрогнул. Убар оказал зверю великую честь. В переводе с ушинди его слова означали «бравый солдат» или просто «воин», что еще почетней.

И тут до нас донесся ликующий вопль:

– Я достал его! Оно мое!

Мы обернулись. На громоздившихся у входа камнях стоял Мсалити. С кинжала его капала кровь. Визирь убара торжествующе потрясал цепью, на которой блестело кольцо.

– Он забрал кольцо! – в отчаянии крикнул я.

– Оно мое! Мое! – злорадствовал Мсалити, приплясывая и размахивая цепью.

Я глянул на ложе Шабы. Вокруг него лежали мертвые кюры и изрубленные в куски аскари. Шаба держался за грудь, надрывно кашляя. В его кольце с клыком больше не осталось яда. Этого-то и дожидался Мсалити. Он нанес Шабе не меньше пяти ударов – видно было по ранам, – схватил кольцо и бросился к выходу. И я ничего не мог поделать – между нами стояла шеренга кюров!

Командир кюров торжествующе оскалился, поднял лапу и что-то прокричал своим зверям. Тем временем Мсалити спрыгнул за крепостную стену и скрылся из виду. Повинуясь приказу, кюры медленно отступали, не сводя с нас глаз. Командир не хотел больше рисковать своими солдатами. Важнее было сохранить отряд, чтобы обеспечить доставку кольца в условленное место, откуда оно со временем вернется в стальные миры или же будет использовано здесь, на Горе, против людей и Царствующих Жрецов.

Я с трудом поднял с земли пангу и бросился вслед за кюрами. Кису и Била Хурума преградили мне путь.

– Нет! – выкрикнул Кису.

– Не смей! – воскликнул Била Хурума.

– Это безумие, Тэрл! – крикнул Айари. Тургус тоже подбежал ко мне. Он и Кису схватили меня за плечи.

– Отпустите! – вырывался я.

– Сейчас ты ничего не сможешь сделать, – увещевал меня Кису.

– Но они разрушат мост! – выкрикнул я. – Мы не выйдем отсюда!

– Сегодня – полнолуние, – сказал Айари. – Мы можем спокойно перейти ров, и никто нас не тронет. Завтра они вернутся в озеро.

Кюры тем временем отступали. Невероятно, но их командиру удавалось поддерживать железную дисциплину среди этих тварей. Некоторые кюры волокли за собой тела убитых аскари.

Била Хурума поспешил к Шабе.

Отбросив Тургуса и Кису, я бросился к выходу и, взбежав по лестнице, успел увидеть, как кюры отвязали с нашей стороны плавучий мост. Теперь между нами пролегал широкий ров, в котором неистовствовали голубые свиньи.

Я смотрел вслед кюрам. Рядом со мной стояли Кису, Тургус и Айари.

– Кольцо у меня! – кричал Мсалити с противоположного берега рва.

Командир кюров выхватил у него цепь с кольцом и надел себе на шею.

– Я победил! – не унимался Мсалити.

Командир что-то приказал одному из кюров. Тот схватил Мсалити, высоко поднял его над головой и швырнул в ров.

Вода вокруг Мсалити тут же вспенилась и порозовела от крови. Он с воем пробирался сквозь стаю прожорливых хищников. Я выхватил у Кису копье и протянул его Мсалити. Теряя сознание, Мсалити вцепился в древко, и мы вытащили его из воды. За считанные мгновения он лишился обеих ног до колен. Мы сбили прицепившихся к его телу рыб и стали перевязывать страшные раны обрывками одежды, пытаясь унять кровотечение.

Кюры на другом берегу рва выстроились в колонну и двинулись прочь.

При помощи самодельных жгутов мы кое-как остановили кровь.

– Шаба мертв, – произнес подошедший Била Хурума. Мсалити протянул к нему руку:

– Мой убар!

Била Хурума посмотрел на него отсутствующим взглядом и повернулся к аскари:

– Бросьте его рыбам!

– Мой убар! – в ужасе возопил Мсалити.

В следующий миг он скрылся под водой. Стая жадных хищников набросилась на него – и все было кончено.

Внезапно неизвестно откуда появилась Дженис и бросилась мне на шею, захлебываясь в рыданиях. На шее у нее была петля, на лодыжках и запястьях виднелись следы от пут. Во время боя кюры схватили всех рабынь, связали караваном, бросили на землю, спутали им руки и ноги кожаными ремнями и оставили дожидаться страшной участи. После отступления кюров девушек освободили аскари.

– О господин! – Дженис, всхлипывая, прижалась ко мне. – Мы живы, господин, живы!

Я не отводил взгляда от рва. Горечь поражения охватила меня. Все потеряно. Я проиграл…

Колонна кюров скрылась в руинах.

Я обнял Дженис и прижал ее голову к груди:

– Не плачь, милая рабыня!

Но и мне самому слезы застилали глаза.