Сказ о том, как я Чубайсу звонил.

В июне одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года от Рождества Христова, почти через год после переизбрания Ельцина, жаркое солнце стремительным домкратом обрушивалось с небес и, разбиваясь вдребезги об улицы Балтийска и корабли с лопающейся краской, с шипением тонуло в Гданьском заливе. Зелень жухла и земля превращалась в пыль, носящийся повсюду и проникающий куда угодно. Шёл седьмой месяц жизни без каких-либо денежных выплат со стороны капиталистической России. Настроение было в таком глубоком минусе, что его синус давно пересёк определённую законами математики отрицательную единицу, устремившись в бесконечность. В это время, очевидно, в целях поддержания боевого духа и демонстрации собственной незаменимости, политработники, которые, как бы их не называли, всегда таковыми оставались, затеяли очередную борьбу с неуставными взаимоотношениями в армии и на флоте. В связи с этим везде были расклеены объявления с длинными и горбатыми номерами пресс-центра Министерства Обороны с предложением бесплатно, что было очень актуально, звонить по любому поводу, связанному с этим вопросом. Как обычно, расклеив бумажки, замполиты посчитали свою миссию выполненной и забыли о ней. А пожелтевшие бумажки продолжали висеть, храня в себе страшный «геморрой» всему Балтийскому Флоту…..

В один из таких душных дней, а точнее, в пятницу, после тринадцати часов, когда весь экипаж спал, в ожидании послеобеденного построения, дежурный по БПК «Адмирал Чабаненко» капитан-лейтенант Сотник, предварительно раздевшись до трусов, но, не снимая снаряжения с пистолетом и повязки, загорал, сидя в кресле на правом юте. Полуоткрытые глаза лениво смотрели в никуда. Через четыре часа была смена и «сход» до утра понедельника. На субботу у нас с командиром зенитно-ракетного дивизиона Генкой Бречка было запланировано рытьё дренажа какому-то ново-русскому жуку, поэтому немного подремать было не грех.

Взгляд упёрся в творение замполитов.

- Море, тащи телефон! – крикнул я рассыльному, сидящему в рубке дежурного.

На корабль со стенки было заведено два телефонных номера, командиру и старпому, запараллеленных с дежурным. Именно по этому телефону я и решил позвонить в Москву. Ответили на удивление быстро. Дежурному по пресс-центру капитану в течение нескольких минут рассказал всё, что я думаю о Министерстве Обороны, Военно-Морском флоте, жаре и отсутствии денег. А также, сделал несколько антропологических открытий, связанных с происхождением правительства и командования Вооружённых Сил. Как ни странно, меня спокойно выслушали, не вешая трубку. Наверное, заняться в арбатском военном округе было нечем. После чего капитан объяснил, что вопрос не по окладу и предложил коммутировать с Министерством Финансов.

- А чего, валяй, - ответил я.

Прошло несколько минут ожидания и приятный женский голосок, мгновенно вызвавший к жизни среди раскалённого воздуха образы героев Бунина, Мопассана и прошлогоднего «Плейбоя», отобранного накануне у матросов в посту «Дозор», произнёс:

- Приёмная министра финансов господина Чубайса…….

- Да ну, только и смог сказать я... Это, который рыжий?

- Ну рыжий, волосы такие, сам-то какой? – ворвался в сказку грубый мужской голос.

- Брюнет, наверное, а ты кто?

- Не ты, а Вы. Чубайс Анатолий Борисович, министр финансов Российской Федерации.

Не знаю, может быть, звёзды в этот день светили в мою сторону и во всех гороскопах выпал джокер с моей физиономией, но министр заинтересовался моим звонком. Я ему рассказал всё и про всех. Этот монолог невозможно передать, а тем более, изложить на бумаге. Сейчас, спустя много лет, понимаю, что во время великих чисток меня не стали бы даже расстреливать, а просто утопили бы у стенки семьдесят пятого причала. Но тогда всё прокатило. Чубайс выслушал меня, потом сказал:

- В понедельник деньги будут. Не знал, что вы, флотские, такие борзые. Запиши номер, звонок за счёт министерства. Не заплатят, звони, – и повесил трубку.

А я сидел и не понимал: то ли я звонил, то ли мне всё привиделось от дикой жары и постоянных раздумий, где взять денег... И только пожелтевший лист бумаги длинным горбатым номером ехидно скалился в мою сторону...

На следующий день, в субботу, отработав почти целый день, мы с Генкой балдели, попивая пиво в открытой кафешке около дома, благо были соседями. Всё тело ныло и замирало от счастья, представляя завтрашний выходной…..

Всю идиллию разрушила жена, увидевшая нас из окна и прибежавшая с сообщением, что меня срочно вызывают в штаб бригады. Это было благословенное, безмобильное время, и выловить человека было весьма проблематично.

- Пусть идут они в ж… Пусть сначала заплатят, мгновенно, - ответил я и продолжил пить пиво.

Дома меня встретил очередной звонок, дежурный предупредил, что комбриг с замполитом собираются ехать ко мне и ждут уазика. И, вообще, с обеда творится какой-то бардак и суета... Постоянно всплывает моя фамилия, обвешанная разнообразными «лестными» эпитетами, очевидно, характеризующими мою уникальность для Военно-Морского Флота, планеты Земля и Вселенной в целом. Дело начинало принимать нехороший оборот… Жена причитала и спрашивала, что я натворил в этот раз. Именно в этот момент я и вспомнил про телефонный звонок и всё выложил.

- Да ну? Ну всё, Сотник, тебя выгонят из армии и будешь ты всю жизнь ямы копать…

- За ямы хотя бы платят. Не реви. Надо…..нажраться!

- Это как?

- Как-как. Ротом. У меня всё равно выходной, что хочу, то и делаю.

Проникнувшись суровой необходимостью, жена пошла на кухню готовить закуску, я позвонил Бречке, и мы пошли в магазин……

Приехавший через час капитан I ранга Нистрян застал двух пьяных каплеев, плюнул и сказал, что завтра пришлёт за мной комендантский взвод…

Весь следующий день я скрывался уже от вызовов в штаб флота, ломая голову, чем умудрился я насолить Балтийскому Флоту и что же такое смог натворить Чубайс, чтобы заварилась такая каша… В голове прокручивались картинки с иллюстрациями дантевского ада, и увольнение из Вооружённых Сил казалось неизбежным. Слишком многим за семь лет своей, почти непорочной службы успел насолить и попортить крови. Наступала расплата…

Утром понедельника, заходя на территорию военно-морской базы мы подивились скоплению «Волг», расталкивающих нас своими сигналами и едущими к крайним причалам.

- За тобой, Андрюха. Вот ты и дорумынился, нафига звонил. Нужны мы этому Чубайсу….

- Да, Гендос, как-то так… А что я ещё мог сказать?

К кораблю уже пришлось пробиваться сквозь частокол капдва и капразов. Все чего-то ждали. Со своей гадливой улыбкой, в стороне от всех стоял командир Балтийской военно-морской базы вице-адмирал Татаринов и, не теряя времени, кого-то отчитывал. На меня показывали пальцами и шушукались. У трапа метался комбриг, постоянно вытирая пот, а солнце хохотало в белоснежном от жаркого марева небе и бросало вниз солнечные удары. Я шёл к своей Голгофе, размышляя, сколько «голов» смогу унести с собой, когда меня начнут «убивать»……

Как раз в момент моих философских размышлений, когда Нистрян, размахивая руками, бросился ко мне, а Татаринов попытался испепелить взглядом, сзади завизжали тормоза и, обдав меня горячим смрадом, застыл новенький «Опель Фронтера», очень крутой и дорогой по тем временам джип. Из автомобиля медленно вылез типичный бандит середины девяностых, с которыми мне довелось пообщаться. На мощной «бычьей» шее была намотана золотая цепь, способная сдержать среднего волкодава. Из расстегнутой, чуть ли не до пупа, рубахи вылезала густая поросль, а на пальце левой руки сверкнула «гайка», больше похожая на кастет. Правда, тело было упаковано в пагоны генерал майора и представляло из себя начальника финансового управления флота, генерал-майора Леонова.

- Что, сынок, плохо без денег? – тяжёлая волосатая лапа чуть не вдавила меня в асфальт, а в глазах читалось такое, что великие инквизиторы прошлого обмочились бы от страха и трусливо жались бы по углам. Примерно то же самое начал ощущать и я, особенно, когда уши стали воспринимать бессвязные и торопливые вопли комбрига…

Спас меня командир… Выйдя к трапу, он крикнул мне: «Румын, быстро переодеваться, через десять минут построение». А когда я взлетел по трапу, слегка подтолкнул, словно ободряя. Корабль ждал Командующего Флотом, адмирала Егорова… Надевая форму, думал, в каком виде меня начнут изничтожать и, вообще, стоит ли идти, может просто забить на всё, не зря же такую свору нагнали. Сейчас и судовой комитет припомнят…….

Построенным на вертолётке офицерам Командующий рассказывал о том, как тяжело страна переживает наследие коммунистического режима и что трудно всем. Хорошо, что есть смелые офицеры, которые не боятся «прорываться» со своими проблемами на самый верх, хотя так делать не нужно, да и нельзя. Поэтому, на первый раз будем считать, что это были (тут он замялся) непонимание и молодость. «А для экипажа у меня радостная весть. Командование ВМФ, учитывая, что экипаж уже четыре года находится в отрыве от постоянного места базирования, города Североморска, и ваш корабль единственный новостроящийся в России, приняло решение выплатить вам денежное содержание с декабря прошлого года по текущее время. Даже в такое трудное время страна заботится о своих героях…»

Стоя в строю, я просто обалдевал. Смертную казнь отменили, и рыдающий царь привёл мне в жёны собственную дочь…….

- Сука ты везучая, румын, - толкнул меня локтем стоящий рядом Хайдуков.

- А вы иждивенцы, сидите на моей шее, - только и успел сказать я…

Не успев зайти в шестьдесят девятый тамбур, услышали по корабельной трансляции: «Офицерскому составу корабля получать денежное довольствие в кают-компании, мичманам – в кают-компании мичманов.

- Ну и дела, за это надо выпить, - только и сказал мой сосед по каюте, штурман Андрюха Иванцов.

- Ага, и ставите вы…

- А то!

В кают-компанию я пришёл со спортивной сумкой, именуемой в те далёкие годы «мечта оккупанта». Как-то так получилось, что никто не подходил к финансисту, все ждали меня. И я пошёл первым… Обалдевший финик стал накладывать в сумку пачки денег, а Нистрян подскочил и начал орать, что я опозорил весь офицерский корпус и с рук мне это не сойдёт. Но утренние страхи уже улетучились, достав из кармана первую попавшуюся бумажку, я помахал ею перед собой и сказал:

- Это телефон Анатолия Борисовича Чубайса. Деньги у меня есть, сейчас пойду и позвоню. Расскажу, как меня за правду гнобят. Вас куда начнут вызывать? В Главкомат или сразу в Министерство Обороны?

- Ненавижу, - смог прошептать комбриг и бросился из кают-компании. А деньги всё сыпались и сыпались в сумку, доказывая своим присутствием, что дважды два иногда равно пяти…

Экипаж проставился, тогда над нами здорово отыгрались, но что делать, сами виноваты. А с тех пор никто и никогда не видел никаких бумажек с длинными кривыми номерами………

Послесловие:

"...тело было упаковано в погоны генерал майора и представляло из себя начальника финансового управления флота, генерал-майора Леонова.- Что, сынок, плохо без денег? "

"...вице-губернатор Калининградской области Савва Леонов был приговорен в июне 2006 года к 7 годам лишения свободы за получении взятки в размере 250 тыс. долларов. Согласно решению суда, взятку он получил во время руководства региональной аукционной комиссии по продаже квот на льготный ввоз иномарок в Калининградскую область. Согласно версии следствия, высокопоставленный чиновник вымогал деньги от группы частных предпринимателей, занимающихся торговлей иномарками. В итоге, по данным прокуратуры, Леонов получил от коммерсантов вначале 100 тыс. долларов, а затем - в коробке из-под торта - 150 тыс. долларов". (с)

СПРАВКА: До госслужбы генерал-майор Савва Леонов возглавлял финансово-экономическое управление Балтийского флота. (с)

НИИЗ!!!

Как всех нас раздражает монотонное повторение прописных истин, которыми нас постоянно «нагружают» в школе, ВУЗе, семье или на работе. Ну, в самом деле, зачем изо дня в день повторять какие-то правила, учить инструкции, которые и так всем понятны, для чего тренироваться делать то, что никогда не пригодится? Где романтика, необъятный простор? Зачем забивать себе голову и тратить столько времени? Когда-то так же думал и я…….

В октябре одна тысяча девятьсот девяносто пятого года, преодолевая сильный прижимной ветер, БПК «Адмирал Чабаненко» швартовался у семьдесят пятого причала военно-морской базы Балтийск. Пока заводили прижимные, ветер резко усилился и набросился на корабль, стремясь выбросить его назад, в море. Швартовые концы, которые в соответствии с чьим-то «гениальным» решением на период испытаний были стальными, натянулись и запели, как струна. Вся моя ютовая швартовая партия машинально прижалась к переборке. В это время, пронзительно взвизгнув, лопнул капроновый конец на ошвартованном рядом большом десантном корабле. Набирая силу и оря свою победную песню, он звонко щёлкнул по борту и обессиленной змеёй свалился за борт, окатив нас мокрой и грязной водой. В этот момент что-то словно щёлкнуло в моём минёрском мозгу. Перед глазами встала картина лопнувшего металлического конца, летящего на ют……..

На следующий день, после ужина, минно-торпедная боевая часть была выстроена на вертолётной площадке и слушала мои мудрые изречения:

- Вчера все видели, как конец лопнул?

- Так точно, тащщщ…., - нестройно ответил строй, с опаской поглядывая на меня.

- Поэтому, - продолжил я, - будем готовиться к тому, что конец лопнет у нас.

- А может, не лопнет, товарищ командир? - вылез кто-то из строя.

- Не волнуйтесь, лопнет обязательно. Поэтому, слушай сюда...

Суть идеи заключалась в том, что по моему крику «НИИЗ!!», все должны падать, падать, не раздумывая, не боясь ушибов, синяков или травм. Всё это должно быть доведено до безусловного рефлекса и выполняться без размышлений. Падали все, оба моих лейтенанта, мичмана. Падал я сам…

Надо мной и моими матросами посмеивались, но тренировки продолжались ежедневно и скоро, всё стало приниматься как должное, хотя я был неоднократно обвинён в превышении власти, неуставных взаимоотношениях, и вообще, во всех смертных грехах. Прошли зима, весна, лето. Из тех матросов, кто начинал тренировки вместе со мной, осталось меньше половины. Их место занял новый призыв. Команда «НИЗ!!» так глубоко вошла в кровь, что стоило мне сказать это, заходя на боевой пост, как матросы камнем падали на палубу……

Ноябрь девяносто шестого был злым и холодным. Ветер, обколотый до одури, метался между небом и землёй, не разбирая направлений. Буксиры с трудом разворачивали огромную для Балтийска тушу БПК, пытаясь приткнуть его к стенке. Со второй попытки основной с юта был заведён на пал и мы начали прижимать корму, подтягиваясь на нём с помощью шпиля. И когда ветром отбросило бак, и нос стал быстро отходить от стенки, раздалась скрипучая песня стального троса.

«Шпиль назад!» - заорал я, понимая, что травить конец уже не успеваем... Ещё не видя, но уже зная, что конец лопнул, я одновременно с пением лопающегося троса успел проорать «НИИЗ!!!», падая вперёд, разбивая руки и ноги о минные рельсы. Сознание успело отметить глухие звуки падающих тел, видеть этого уже не успевал. С чем можно сравнить, какими словами описать песню стали, вырвавшейся на свободу? Тогда мне казалось, что она длится вечно и что до конца своих дней буду валяться на мокром и холодном юте и ждать…..

Криков не было, был тяжёлый удар и скрежет, а потом что-то тяжёлое с грохотом рухнуло где-то рядом. Когда я наконец-то открыл глаза и осторожно приподнял голову, увидел перед собой срезанные леера. Все были живы, конец завершил свой полёт, застряв в стальной переборке оборванным концом и свалившись остальной своей частью на палубу. Медленно, как зомби, поднимались мои матросы. Всем было страшно, меня колотило, что-то надо было срочно делать, чтоб привести всех в сознание. Корму с трудом удерживал буксир. И в этот момент я начал материться. Уже не помню что и кому я кричал, кому грозил и кого проклинал, но матросы забегали, заводя другой конец, на котором мы в конце концов закрепились. С ходового прибежали врач, замполит и старпом. Я их не видел, я продолжал орать... Они тоже что-то орали, и похоже, мы даже понимали друг друга…...

Потом мы долго, очень долго курили, перейдя на другой борт. Все были полностью опустошены, но все были живы……..

Больше на моей памяти швартовные концы не рвались. Но очень часто, общаясь с различными начальниками, доказывая свою точку зрения, с трудом гася в душе ярость и желание разорвать их на куски, я командовал себе «НИИЗ!!»….и улыбался, оставаясь непобежденным. И сейчас, когда случается, что всё валится из рук, ничего не получается, говорю себе «НИИЗ!!» и улыбаюсь…..

Р.С.

Прижимной – швартовый конец (трос), который заводится дополнительно с корабля на причал для более надёжной фиксации корабля.

Ют – кормовая (задняя) часть корабля.

Бак – носовая (передняя) часть корабля.

Пал или кнехт – место для крепления швартовного конца (троса), представляющий из себя металлический столбик (грибок со шляпкой, чтоб конец не соскальзывал) диаметром до метра такой же высотой. Бывают разного исполнения. В Балтийске ещё немецкие.

Шпиль – механический вращающийся барабан, на который уложен (намотан) швартовый конец. С его помощью происходит натяжение или травление швартового.

Ходовой пост – место, с которого производится управление кораблём.

 

Как я был акционером МММ.

Весна тысяча девятьсот девяносто четвёртого года в Калининграде была яркой и бурной…..Солнце наступало на остатки зимы по всем фронтам и уже в начале марта жалкие и грязные остатки снега в виде ручьёв и рыхлых куч оканчивали своё существование в водах Преголи. Почки набухали, явно перегоняя рост цен, которые, кстати, к этому времени ещё не достигли ужасающих размеров и не особо пугали. Неподалёку от Южного вокзала, у Бранденбургских ворот постоянно были в наличии вареные раки и фишка Кёнига тех лет – пиво «Остмарк». Северный вокзал удивлял своим ноу-хау, подогретым пивом с корицей. Первая весна практически на юге, после трёх лет, проведенных в Заполярье, наполняла душу какой-то телячьей радостью. У женщин в моду входили юбки с огромным количеством разрезов, превращающих данный предмет туалета в некое подобие набедренной повязки из мультфильма про Чунга-Чангу, и они гордо вышагивали в них по городу, лавируя в поисках подходящего ветра. Мы ещё не понимали, в какой стране живём, «Спартак» безоговорочно всех побеждал и понятие олигарх, мы ассоциировали исключительно с античностью. Все ждали чего-то яркого, необычного, адреналин бурлил и толкал на безумные поступки. Кстати, в феврале этого года я первый раз женился, и это добавляло дополнительного драйва……

Все чего- то ждали. Ждали чуда. И чудо пришло! Оно называлось АО «МММ». Боже, как хотелось разбогатеть и жить красиво, ездить на модные курорты и купить «Мерседес»! И как просто всё это можно было получить……..Разве не чудо, тем более, что у людей получалось. Нам об этом говорил телевизор, кричали билборды на улицах, правда, они ещё не знали, что так называются, выпуски новостей каждый день информировали о повышении курса. Мастистые академики строили непонятные диаграммы, которые лезли всё выше и выше……..

Сейчас я вспоминаю это с какой-то ностальгией. Нет, не о том, что я так и не стал Абрамовичем, а о том времени, о моей молодости, о волшебной весне……О мелодии «Рио-Рита»…

И вот, в начале апреля я не выдержал и купил первую пачку акций. В мае перед днём рождения жены, я его продал, проблем с этим не было, и…….купил жене сапоги, именно те, разговорами о которых она буквально вынесла мне мозг и которые, мне уже начали сниться. Это было подобно цунами. Тёща, всегда скептически настроенная к Мавроди и компании, прямо из-за праздничного стола побежала покупать акции. Весь май и июнь мы покупали. А курс рос, рос и рос….Богатство и счастье были всё ближе и ближе……

А в июне я поехал в командировку в Североморск. На обратном пути у меня было три часа в Питере до пересадки на поезд. К родителям не успевал, решил побродить по городу. В пунктах обмена АО «МММ» толпился народ. Это меня немного озадачило, но ещё больше я поразился, когда из очереди мне предложили купить акции дешевле покупной цены…..Сомнения холодной змеёй начали заползать мне в душу и откладывать яйца в виде огромных сомнений, проваливающихся в глубины сознания. Хрустальный замок мечты тихонько зазвенел, в готовности обрушиться вниз и рассыпаться на множество осколков, из которых уже никогда не удастся составить слово «вечность».

Выйдя на перрон Южного вокзала, первым делом я побежал в обменный пункт. Там всё было лениво, на столе растекалась сморённая духотой барышня с подтёками туши на перегретом лице. Дома, невзирая на истерику жены, уклоняясь от попыток уничтожить меня физически, я собирал акции, билеты и всё, что имело отношение к МММ. Как на грех, в жарком июльском мареве материализовалась тёща и присоединилась к своей дочери. Полуживой я вырвался из дома с карманами, набитыми ценными бумагами…..

Люди в очереди смотрели на меня вытаскивающего из карманов разноцветные бумажки, как на идиота, а я всё доставал и доставал……

Дома я не ночевал и не появлялся неделю, предпочитая отсиживаться на корабле. А потом случился большой пребольшой облом……Люди на улицах пытались всучить друг другу акции, хотя бы за начальную цену, начались стихийные митинги, Эйфория превращалась в трагедию. Впереди корячились залоговые аукционы, не выплаты зарплат по полгода и дефолт…..Теща, кстати, не успела «скинуть» свои акции. Так благодаря Мавроди я приобрёл, по крайней мере на какой-то период, непререкаемый авторитет у своих уже бывших калининградских родственников и прилично заработал. Подходил к концу первый год моей жизни на бывшей земле Ордена……

Кранец ОМАБ.

В апреле 1994 года большой противолодочный корабль (БПК) «Адмирал Чабаненко» продолжал ждать выхода на первый этап ЗХИ (заводские ходовые испытания) в достроечном ковше прибалтийского судостроительного завода (ПСЗ) «Янтарь» на окраине города Калининграда. Нынешняя краса и гордость Северного Флота на тот период представлял из себя нечто апокалипсическое, по крайней мере, внешне. Часть вооружения, в том числе и мой «Удав», ещё не была установлена, навигационные РЛС застряли где-то в центральной России, технологическая окраска медленно сползала и надстройки радовали глаз свежими пятнами грунта и сурика, напоминающими кетчуп. Сроки возвращения на Север постоянно сдвигались, Заполярье начинало казаться чем-то нереальным и страшно далёким. Матросы, так и не добравшиеся до Североморска, щеголяли надписями «Северный флот» на ленточках бескозырок…... Народ пускал корни на западных территориях и уже были сыграны первые свадьбы. Казалось, так будет всегда. Калининград, завод и ожидание хоть каких-то перемен…..Тем не менее, на корабле был экипаж, который в условиях завода и постоянного пребывания на нём пролетариата, пытался сохранять себя как воинскую единицу. Те, кто прошёл завод, меня поймут. Дисциплина резко шла вниз. Пьянки, самоволки, воровство. Время не вселяло оптимизма. В воздухе носились слухи о прекращении строительства и разделки корабля на металлолом, тем более, что три новых заложенных корпуса нашего проекта резали почти на глазах. Корабль был цехом, в котором что-то непрерывно сверлили, варили, уносили и заносили. Экипаж участвовал во всех этих мероприятиях в самых разнообразных и невероятных ролях. Каждый вечер всех собирали, считали, искали недостающих и приводили в чувство невменяемых. Время было весёлое, и по территории завода бродили наши патрули. Никакие меры воздействия не помогали. Помог бы выход на ходовые, но когда он будет, никто не мог сказать. Весна вступала в свои права, и кривая воинской дисциплины стремительно опускалась всё ниже и ниже оси абсцисс. Нужен был выход…..

Как-то, вернувшись из штаба бригады, старпом в сердцах сказал, что на трапе надо установить пулемет, а ангар превратить СИЗО. Если бы он только знал…..

В пятницу вечером командир минно-торпедной боевой части (БЧ) капитан-лейтенант Бучин сменился с дежурства по кораблю и ушёл на сход до понедельника. До обеда воскресенья старшим в боевой части остался я, командир группы управления, тогда в звании старшего лейтенанта. В наряды на эту смену расписан я не был, и ничего не предвещало никаких осложнений. Но, как всегда, приключения приходят совсем не с той стороны, где аккуратно подстелена соломка и обвехованы все мели. После развода нового суточного наряда ко мне не прибыли с докладом сменившийся и заступивший дежурные по БЧ. Связавшись с помощью банана «Каштана» с постом «Дозор», я передал своему вахтенному, чтобы оба эти красавца немедленно были у меня. В ответ услышал подавленное: «Тащ, все пропали…..».

- Как пропали, на Луну улетели?

- Нет, в кубрике один дежурный, и больше никого…..

Поначалу я не сильно напрягся и позвонил в рубку дежурного. Ответил заступивший дежурить Генка Бречка.

- Были мои на разводе?

- Нет, Бучин сказал, что он им что-то поручил, что он сам их проверил, всё в порядке.

Проверил и проверил. В ужасное безмобильное время узнать, что же придумал Бучин, было невозможно, поэтому заморачиваться не стал, решив, что, на ужине отловлю и покажу своим красавцам Южную Родезию. Но Южную Родезию, заодно с Гондурасом, я увидел сам, когда в столовой команды матросы боевой части не появились. «Пытки» дежурного по боевой части результатов не дали. Старшина второй статьи Жиляев был близок к истерике после моей дружеской беседы на предмет исчезновения матросов и что-то твердил о каком-то эксперименте. Делать было нечего, пошёл к старпому. От замполита со старпомом тут же узнал много интересного и поучительного о себе, своей службе, а в особенности о Бучине и снова, но уже о нас обоих вместе взятых. Было такое ощущение, что они это долго копили в себе и, наконец, смогли выговориться.

Через десять минут экипаж был построен по большому сбору на вертолётке и объявлены поиски. На территорию завода ушли патрули, охрана ПСЗ была предупреждена, корабль проворачивался снизу доверху. Три часа поисков результатов не принесли. Восемнадцать человек растворились в воздухе.

Надо было докладывать оперативному бригады о факте массовой самовольной отлучки, тянуть уже было нельзя. Старпом ходил мрачнее тучи, казалось, военно-морская академия становилась недосягаемой. Калининградское небо медленно падало на корабль, готовясь прессом раздавить всех нас, пытавшихся вдохнуть жизнь в нашего неуклюжего, пока железного ребёнка….Мне было проще, за неполные четыре года офицерской службы ещё не приобрёл, что можно было бы потерять. Хотя, тоже было жаль, а главное, непонятно. Как могли пропасть сразу восемнадцать человек?!

В это время ко мне, стоящему на левом юте у трапа и курящему очередную сигарету, подошёл один из матросов: «Там кто-то скулит на правом юте и скребётся». Без всякой надежды пошёл смотреть. Просто потому, что надо было что-то делать. Сквозь вентиляционную задрайку кранца ОМАБ доносилось тихое подвывание. Может, оно было и громким, но звук, проходящий через узенькое отверстие, превращал его в писк. Кранец был в самой корме, около минных скатов и мимо него, как правило, проходили только приборщики юта из числа моих пропавших матросов. «А что если….», - подумал я и загрохотал изо всех сил в тяжелую дверь, заботливо задраенную и закрытую навесным замком.

- Спасите, - послышалось из железного шкафа.

Ключа на корабельной доске в рубке дежурного, разумеется, не было. Пока спиливали замок, старпом с загоревшимися глазами уже объявил очередной большой сбор. Восемнадцать матросов выходили из кранца с квадратными глазами и белыми лицами. Впритирку друг к другу, они простояли почти четыре часа. Всё объяснилось очень просто. Командир БЧ-3 получил от командира задачу рассмотреть кранец ОМАБ для использования в качестве карцера. Провести замеры, узнать, сколько человек он вмещает. Но зачем всё усложнять? Во Фрунзе нас учили, что безвыходных положений не бывает и в военное время значение синуса может равняться двум. Поэтому Серёга, недолго думая, построил боевую часть и сказал, что для производства эксперимента матросам надо зайти в кранец. Затем он его закрыл на замок, пообещав в ближайшее время открыть. Но, как это часто бывает, закрутился, сменился с дежурства и ушел, а мы в поисках пропавших 18-ти человек «весело провели вечер пятницы».

Надо отдать должное старшему помощнику командира Максименко Сергею Алексеевичу. По его команде перед строем были выставлены мои «сидельцы» и экипаж в ясных и простых выражениях выслушал, что ожидает каждого нарушителя воинской дисциплины. Эффект был поразительный. Карцер у нас так и не появился. Но ещё несколько поколений матросов покрывалось потом и вздрагивало при слове «кранец ОМАБ». А Серёга через четыре месяца ушёл на классы, а меня назначили командиром БЧ. В кранце ОМАБа продолжал храниться приборочный инвентарь и имущество швартовой команды. Ему так и не довелось стать тюрьмой. Может это и к лучшему, ведь через год мы всё-таки вышли в море, начав наматывать мили новой истории…..

Р. S. ОМАБ – осветительная морская авиабомба, к моменту заселения экипажа на корабль снята с вооружения.

Кранец – помещение для хранения чего-либо, в данном случае, железный шкаф, встроенный в переборку (корпус) корабля.

Лейтенанты.

Летом одна тысяча девятьсот девяносто пятого года, в то самое время, когда флот вместе со страной разрывали на части и переводили в доллары все, кто обладал хоть какой-то властью, а понятие Родины стало размываться и казаться чем-то нереальным, на прибалтийский судостроительный завод «Янтарь» прибыли два лейтенанта, два выпускника училища Фрунзе. У достроечной стенки, в ожидании выхода на ходовые испытания, дремал большой противолодочный корабль «Адмирал Чабаненко» и вздрагивал, когда во сне перед ним возникали образы разрезанных на металл троих недостроенных собратьев. Раскалённое калининградское солнце плавило асфальт и металл…

Первым приехал лейтенант Павел Козин. Ему я сдал должность командира группы минно-торпедной боевой части, уступил своё место в каюте и перебрался в каюту командира боевой части, соответствующую моей новой должности. Спустя полтора месяца, «транзитом» через Североморск, прибыл второй лейтенант - Андрей Антипенко. Два одноклассника по Нахимовскому училищу, по Фрунзе, встретились снова. Мне тогда казалось, что им гораздо труднее, чем нам, лейтенантам пятилетней давности, отплясывавших танец маленьких лебедей на вертолётке в самый разгар полярной ночи. Было тупиковое время. Во что было верить? Как жить? Какие перспективы? Офицеры «пачками» увольнялись в запас, бандитизм цвёл махровым цветом, а денежного содержания офицера хватало на полуголодное существование. Корабли ржавели у стенок, и в конце туннеля было темно. Но мои лейтенанты не унывали. Они честно делали свою работу, заводя своим задором весь экипаж. Какие же они были разные….

Павел сразу поразил всех какой-то внутренней интеллигентностью, спокойствием и выдержкой. У него была какая-та педантичность и внутренняя уверенность в собственной правоте. Все традиционные флотские подколки в отношении него были неуместны, и как-то само сложилось, что чуть ли ни с первого дня он стал Павлом Михайловичем. Он не мог терпеть и не спускал никому хамства и быдлизма. Когда в девяносто седьмом году, во время погрузки, боезапаса постоянно всем недовольный командир Балтийской военно-морской базы вице-адмирал Татаринов предложил ему повеситься, Пашка подал на него в гражданский суд. Вся штабная свора кинулась кусать его и запугивать, но кончилось всё тем, что Татаринов извинился. Поверьте, это был поступок... С ним было спокойно. Ему верили, и он никогда не подводил. В конце концов, именно он и сменил меня на должности командира боевой части и командовал ею в период перехода на Северный Флот и сдавал все первые задачи, выпавшие на долю корабля в Заполярье…..

Андрюха был проще. И с ним было проще. Вообще, в отличие от педантизма Павла, он обладал бешенной энергией и неуёмностью. Летом девяносто шестого он купил себе гоночный велосипед и решил его модернизировать. Полностью разобранное инженерное сооружение полторы недели пролежало на катерной площадке, пока Андрей о нём не вспомнил. После этого он уже сборке не подлежал и Антипенко с чистой совестью выбросил всё, что осталось, за борт. Примерно с таким же энтузиазмом он приступил к наведению порядка в помещении ракетно-торпедных пусковых установок. Левый борт через неделю блестел, как новенький, свеженарисованные звёзды алели на крышках, всё было подкрашено, промаркировано и уложено. А о правом он забыл, увлёкшись новой идеей. После постоянных втыков от старпома, мне наконец-то удалось заставить его вернуться к правому отсеку, который он с большой неохотой и очень долго восстанавливал.

Вот такие они были молодые, бесшабашные и честные ребята. Им повезло. Сразу после их прибытия на корабль мы пошли в море, а потом началась эпоха, которая на какое-то время приоткрыла океаны… Так и шли они по жизни рядом, неизменно помогая друг другу. Пришло время, и уже Андрюха сменил Павла, став командиром боевой части. Жизнь продолжалась…..

Так получилось, что с девяносто восьмого года втроём нам собраться уже не удалось. Павел ушёл служить в другую структуру, в нулевые несколько раз пересекались, но, похоже, интересы разошлись, и прежней дружбы не получилось. Андрей, уволившись с флота, уехал в Москву. Параллели наших жизней расходились всё дальше и дальше……

Но неожиданно, шестого августа, мы снова встретились …. на похоронах Павла. Так иногда складывается жизнь…..

П.С. Андрей Антипенко живёт в Москве. Растит детей и строит дом. Похоже, его неуёмная энергия нашла свой выход и стала служить мирным целям. У Павла растёт сын, пятнадцатилетний Дмитрий, как две капли воды похожий на отца и, по словам своей матери, такой же упёртый, настойчивый и целеустремлённый, как и его отец. БПК «Чабаненко» возвращается из Средиземного моря…..

А значит, жизнь продолжается……….

 

Соломоново решение.

Однажды, давным-давно, около двадцати лет назад, в одной из моих прошлых жизней, которая совершала свой цикл в замечательном городе Калининграде, или, Кёниге, на местном жаргоне, я стал свидетелем уникального способа решения, неразрешимой, на первый взгляд ситуации. Это было смутное, но в то же время очень весёлое время, хотя, возможно сказывалось и то, что и я был то же, почти на двадцать лет моложе…..Мы пили настоящий «Хейнекен» и «Великопоповецкий Козел», а дорогую третью «Балтику», привозимую откуда – то далеко из России, покупали девушкам. В уличной кафешке у Брандербургских ворот всегда были раки, тёплое ласковое море под боком, а голубое небо и жаркое солнце над головой….»Опель-фронтера» являлся признаком крутизны, а советский автопром с улиц вытеснялся потрепанными 123 Мерседесами, привозимыми со всех автосвалок Германии. Именно в Калининграде родилась уникальная фраза, которую в те годы просто не поняли бы ни в одном уголке нашей необъятной Родины: «С долларами в Россию, марки давай»….Именно со 123 Мерином и произошла история, которую я и собираюсь рассказать.

Был у меня сосед, Вовка. Он увлеченно занимался каким-то бизнесом, держал ларьки, перезаписывал видеокассеты, челночил по Польше и Германии, словом, был типичным бизнесменом первой половины девяностых. Однажды, солнечным вечером, возвращаясь с корабля, медленно чахнущего в Прибалтийском судостроительном заводе «Янтарь» в ожидании финансирования на достройку и испытания, во дворе, на лавочке, увидел счастливого Вовку, сидящего на лавочке в обнимку с трейсом «Старопрамена» и бутылкой польского «Хеннесси» в руках.

- Здорово, Вован! Ты что, конкурентов замочил и отмечаешь?

- Да нет, Мерина пригнал.

- Да ладно, ты гонишь.

- Вот же он, красавец, налюбоваться не могу!

Точно, около дома, поблескивая зелёными крыльями, стояло чудо немецкой автомобильной промышленности. Как тут домой пойти. Стали праздновать, пока жёны, как всегда не обломали весь праздник. Так Вовка вошёл в «клуб» счастливых обладателей меринов, а по улицам бывшей столицы Восточной Пруссии стал мотаться очередной зелёный мерседес.

Правда, спокойная жизнь соседа на этом кончилась. Он не спал по ночам, он не мог никуда пойти с женой и детьми. Он всё время боялся. Целый месяц ему пришлось жить между шестым этажом и площадкой двора, где стоял его красавец. Да, у него был гараж, но до него было шесть остановок на трамвае. А калининградский трамвай это вообще, отдельная песня, так даже Баскову не спеть….В семье начались скандалы, вечно злой и не выспавшийся Вовка перестал успевать крутить колесо своего бизнеса, жизнь медленно покатилась под уклон. Всё чаще встречал его хмурым, с запахом перегара и небритым.

-Да продай ты его нафиг, купи жигуль и не парься.

-На жигулях пусть лохи ездят, а я бизнесмен.

Так бизнесмен и чах на глазах, пока в его голову не пришла гениальная идея, круглая в своей простоте как только что народившаяся луна и сияющая как горная высь. Ситуация с покупкой автомобиля повторилась с точностью, пугающей своей детализацией. Такой же тёплый солнечный вечер, тот же Вован на лавочке и тот же джентльменский набор. Правда, нигде не было видно мерседеса….

- Продал, что ли? Давно пора.

-Я лучше родину, чем мерина своего продам….

-Кто б сомневался, все вы, барыги такие.

-Сам ты барыга, садись лучше, ещё одну иномарку обмоем.

-Да ты теперь совсем с ума сойдёшь!

- Не дождётесь. Смотри, на мою ласточку……

Около подъезда стояла ласточка, старый горбатый запорожец, в девяносто четвёртом году являющейся то же, иномаркой.

Вовкина жизнь вошла в нормальное русло. Всю ночь он спал спокойно, утром садился в запорожец и ехал в гараж. Там пересаживался в Мерседес и ездил по своим бизнесменским делам, поддерживая имидж крутого, а домой возвращался на запоре. А мы во дворе звали его Соломоном. Поначалу Вовка обижался, считая Соломона евреем, но когда мы ему рассказали об этом персонаже, проникся важностью и стал принимать подобные обращения благосклонно. Когда я уезжал из Кёнига, у него уже были два магазина с торговой маркой «Соломон» и мечта купить «Опель Фронтеру»….

Стеклянная дверь.

В августе одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года, когда Балтийск, расплавленный солнцем до полужидкого состояния, стекал в Гданьский залив, а ходовые испытания большого противолодочного корабля «Адмирал Чабаненко», в очередной раз были прерваны из-за отсутствия финансирования, которое, очевидно, ушло на выполнение более насущных задач по становлению капитализма в России, в отпуск ушел старший помощник командира корабля. Мы, уже традиционным маршрутом перешли в ставший родным калининградский прибалтийский судостроительный завод «Янтарь» и продолжили подготовку в соответствии с курсами и наставлениями, которых в изобилии производили и производят для надводных кораблей военно-морского флота.

Во всей полу праздничной эйфории, царившей на корабле, в связи с происшедшими событиями, один я, командир минно-торпедной боевой части, свежее произведённый в капитаны третьего ранга, чувствовал себя неуютно. Потому, что именно мне предстояло исполнять обязанности заслуженно балдеющего в отпуске старпома. А как гласит флотская мудрость – должность старшего помощника не совместима с частым пребыванием на берегу. Это мне удалось понять практически сразу…

Но это было только начало. Дружное население пятнадцатой каюты, состоящее из помощника командира по снабжению, или, по корабельному, ПКСа и командира боевой части связи, которое и так не отличалось высокой моральной устойчивостью и дисциплиной, полностью «слетело с катушек». Их пьянки начинались практически сразу после подъёма флага и продолжались, с перерывами, почти до самого вечера. И выступать в роли полицейского и реаниматора всегда приходилось мне. Что мы только не делали – на корабле объявлялась аварийная тревога, с причала раздвижными упорами выдавливался иллюминатор и в каюта заводились по две линии пожарных рукавов. Вышибалась дверь – всё бесполезно. И убрать с корабля их было нельзя, Северный Флот «забыл» о своём «неродившемся» ещё сыне, стоящем даже не под Андреевским, а ещё под Государственным флагом. От командира я получал по полному. На берег сходил в режиме курсанта первокурсника, жизнь превращалась в ад.

Однажды, совершенно случайно попав домой и «листая» телевизор, я увидел решение…

В ближайшую пятницу, мне удалось убедить командира отпустить на «большой сход» ПКСа и связиста. Как только они прошли заводскую проходную, начались работы по демонтажу входной двери злополучной каюты….

Пришедшему в воскресенье на корабль командиру я с гордостью показал новую, абсолютно прозрачную стеклянную дверь пятнадцатой каюты. Сквозь неё, как в вычищенном до блеска аквариуме можно было рассмотреть всё содержимое запущенного логова.

- Это что?!

- Шоу «за стеклом», товарищ командир. Всё чисто и стерильно. Пусть запираются, а мы будем собираться и глумится…

- Сотник, Вы случайно не идиот?

- Никак нет, товарищ командир, я в июле диспансеризацию прошёл, у меня запись в медкнижке есть.

- А что комбриг скажет?

- Ну что скажет, скажите, что это испытания новой корабельной архитектуры, дверь то есть…

А в понедельник утром на корабль пришли связист и ПКС. Видели бы и слышали вы их…. А потом были столпотворения у волшебной двери, дружеские советы и комментарии. Жалобы, угрозы. Много чего. Вопли командира бригады и флотских политрабочих. Но ведь пить то господа офицеры перестали. Нет, мы все пили, да и сейчас, слава Богу, печень функционирует. Но ведь всё надо вовремя и в меру. А дверь помогла. Слава о ней гремела по всему Балтийскому флоту и как только мы вернулись в Балтийск, многочисленные делегации толпились у нас, как на гастролях парижского варьете. Жизнь продолжалась…

 

Великий Треугольник

Люди всегда обожествляли геометрические фигуры. Солнце и луннопоклонники молились на Великий Круг, катящейся по небосклону, друиды возводили Стоунхендж, а египтяне строили пирамиды. Все религиозные доктрины, так или иначе, были связаны с окружающим миром и страхом, за своё существование внутри него. И только военно-морской флот не боялся никого и ничего. Он поклонялся и продолжает молиться своему, персональному Божеству – Великому Треугольнику. Перед ним трепетали все. Боги Олимпа, ступив на палубу крейсера, и, склонив гордые головы, начинали катать квадратное и перетаскивать круглое под оглушительный хохот Сизифа, забывшего про свой камень. А над всеми ними возвышался Треугольник и, подобно Старшему Брату, неотрывно наблюдал и делал замечания, устранять которые необходимо было незамедлительно.

Итак, кто же такой, этот страшный зверь, Великий Треугольник? Попробуем разобраться. Всем известно, что в мирное время главной задачей военно-морского флота является подготовка к войне. Для выполнения этой великой цели многочисленными научными учреждениями разработаны и продолжают разрабатываться разнообразные наставления, тактические руководства, привила, инструкции и уставы. Календарный год разбивается на два периода подготовки, а каждый период – на задачи, которые возрастают от задач боевых групп, боевых частей и кораблей до группировок разнородных противолодочных и прочих сил. Каждые полгода флот упорно и напряженно учится, занимается различными видами подготовки, наиважнейшей из которых является боевая, (правда, до девяносто первого года она безусловно проигрывала политической), ходит в море, стреляет, ставит мины и высаживает десанты. Одним словом, если «враг нападёт, если чёрные тучи нагрянут», корабли обязаны быть готовыми к отражению врага и нанесению ему полного поражения. Но мы же не наивные люди и прекрасно понимаем, что этой корабельной банде, которая никогда не отличалась благонадёжностью, доверять нельзя. Они же все завалят и погубят. Именно поэтому, многочисленные штабы, отложив в сторону планы нанесения ядерного удара по Оклахоме и высадки морской пехоты в созвездии Плеяд, разъезжают по флотам, военно-морским базам и осуществляют контроль. Контролёров катастрофически не хватает, и штаты штабов увеличиваются и разбухают. Частота проверок увеличивается, а, следовательно, качество боевой подготовки устремляется в горние выси. Вот эти сами проверяющие и являются жрецами великого Божества – Треугольника. Осуществляя проверку, они слепо следует доктрине трёх вершин, святую тайну которых преподают в каждом военно-морском училище нашей необъятной Родины.

Всё начинается с Первой Вершины. Она именуется Журналом Боевой Подготовки, или, проще, ЖБП. В ЖБП записываются задачи, которые подразделение от группы до эскадры должно выполнить в течение года. В нём расписаны все виды подготовки вплоть до занятий, учений и тренировок со спланированными датами проведения. Там выставляются оценки и результаты снятия нормативов и курсовых задач. Словом, всё. Казалось бы. Что может быть проще? Спланируй всё по уму на целый год, заглядывай в журнал, планируй свою деятельность и спи спокойно, ставя отметки о выполнении. Но всё не так просто. Задачи правила ведения этой волшебной книги непрерывно меняются и создание нового ЖБП в середине учебного года не такое уж невероятное дело. В моей биографии не было ни одного ЖБП, которое не было бы переделано. А в две тысячи девятом году на сторожевом корабле «Стерегущий» в течение недели все ЖБП были переделаны три раза, что, судя по всему, является мировым рекордом. Любой проверяющий всегда начинает с ЖБП. Он долго и скрупулезно его изучает и пишет бесчисленные замечания, иначе, какой же он Проверяющий. Всё это время хозяин ЖБП, естественно, не может заниматься ничем, кроме как каяться в своих многочисленных грехах и стремительно устранять указанные недочёты. Но всё когда-нибудь кончается и утомленный, но гордый своей работой, Проверяющий обращает свой, полный трепета взгляд ко второй Вершине…

Она именуется – Отработка. Командир подразделения достаёт огромные гроссбухи со всевозможными планами занятий, тренировок. учений и прочая, прочая, прочая…. Объёму представленного печатного материала могла бы позавидовать библиотека маленького российского городка. А ведь было время, правда, говорят, что такого не было никогда, в котором не было компьютеров и принтеров. Свои библиотеки я молотил на печатной машинке «Москва» с большой кареткой, благодаря обладанию которой считался на корабле чуть ли ни олигархом. Обретя второе дыхание, проверяющий с ретивостью гончей, идущей по следу подранка, увлеченно сличает даты проведения занятий в ЖБП и сборниках, отмечает, каких и по каким темам нет конспектов. Укоризненно качает головой, наполняет каюту сигаретным дымом и требует кофе, чашку за чашкой. А сборников много, они разложены на столе, диване, креслах и палубе. Проверяемый в такие минуты выпадает из мира живых. Он даже не представляет, что происходит в мире, его подразделении и вселенной в целом, он с ужасом пытается вспомнить о том, как хорошо у него подготовлена третья вершина…

Замыкающая вершина именуется Планированием, хотя отдельные реформаторы в последнее время настойчиво выталкивают её на место первой. Полуживой от служебного рвения и осознания своей великой миссии Проверяющий начинает проверять планирование и соответствие его первым двум вершинам. Планирование – это просто Песня! Так как на Флоте совершенству предела нет, планирование с каждым годом становится всё лучше и изощреннее… Уже мало того, что в каждой боевой части, начиная с корабля второго ранга ведется свой суточный план, существует план на год, полугодие, месяц, неделю. Имеет право на жизнь план отработки любой специальной задачи и оргпериода, но это святое, понятно. Стремление упорядочить жизнь, облегчить её и направить на непрерывное совершенствование боевой подготовки, без отвлечения на разную ерунду, заставляет священнослужителей Великого Треугольника совершенствовать и углублять этот вопрос. Разве можно написать план, не имея плана его написания, или совершить подвиг, заранее не прохронометрировав его? Это же полный абсурд.… И все это прекрасно понимают, но почему-то, наверное, в силу природной ленивости и не расторопности, надеются, что их пронесет и минует «чаша сия»… Поэтому жрецам Треугольника работы хватит до тех самых пор, пока хоть один корабль остается на плаву…

Тем, кто остался в живых, пройдя чистилище грозного Бога уже ничего не страшно. Да и у проверяющих сил уже нет, служение культу забирает их почти без остатка. Ну, кому нужны проверки содержания оружия и вооружения, знания экипажа и результаты стрельб? Если Треугольник удовлетворен результатом, значит, на корабле по определению не может быть никаких нарушений, если нет, то удачные стрельбы, прекрасная подготовка личного состава – это всего лишь показуха и обман, благодаря которым экипаж пытается всех обмануть.

Так и крутится Флот в своём колесе, пытаясь, в свободное от службы Великому Треугольнику время, хоть немного научиться воевать…

 

О воспитании…

 

В один прекрасный июльский день, когда душа так рвалась на свободу, и просилась туда, где можно было бы хоть немного позабыть о военной службе, два моих матросика попытались рвануть с корабля. Они и сами не знали, зачем это делают. Может быть, всему виной было жаркое калининградское солнце, размазывающее экипаж по переборкам и железным палубам, подходящий к концу срок службы – кто знает. Где-то далеко-далеко, в глубине души, я их понимал, но оправдать, а тем более оставить без наказания, не мог. Выслушав от старпома кучу нелицеприятных слов в свой адрес, я засел в каюте писать план очередного организационного периода в боевой части и обдумывать план «страшной мести». В голове проносились самые невероятные сцены вроде сажания на кол, убийства путём утопления и прочая мистическая чепуха. Соседи собирались на сход. Прекрасный субботний вечер вступал в свои права, а мне предстояла целая неделя бессходной жизни в чреве железного монстра. Мои размышления о прекрасном прервал сосед по каюте, Андрюха Иванцов, штурман. Вернувшись с берега, он начал хвастаться книжками, которые купил для своей дочки и собрался отправить в Североморск…

Я не знаю, какова была причина прыжка Архимеда из ванны, но если бы я сидел в ней, то повторил подобный кульбит.

- Андрюха, ты гений! Это то, что мне надо!

- А что тебе надо? - штурман посмотрел на меня с опаской, памятуя, что порой меня охватывали совершенно безумные идеи, не всегда приводящие к положительным результатам.

- Вот оно, смотри, - сказал я и сунул под нос две красочные книжки, на одной из которых было написано «Конёк Горбунок», а на другой – «Сказка о царе Салтане».

- А что ты пил?

- Это ты пьёшь! учись, студент, сейчас я тебе покажу, как выносится мозг!

Через десять минут около моей каюты, понуро опустив головы, стояли два «героя».

- Ну что, зайчики, мне с вами сделать? Убить медленно или сразу?

- Тащщщ, мы больше не будем, мы и уйти не успели никуда…

- А не успели, милые мои, потому что серые и не образованные. Нет у вас чувства прекрасного, которое помогает творить чудеса…

- Бить будете, - поднял на меня глаза старшина второй статьи Жиляев.

- Ну что ты, Рома, как можно человека бить, тем более матроса российского… Приобщаться к прекрасному будем.

- Вот тебе, Рома, «Конек Горбунок», тебе, Валера – «Сказка о царе Салтане». Сорок пять минут учите, десять минут перерыв. Минута опоздания – следующий урок на пять минут больше… Учим наизусть. От сих до сих.. Дерзайте, дети мои, и помните, я все вижу.

- Тогда мы пошли?

- Куда пошли? Вот в тамбуре напротив каюты стойте и учите, а я буду бумажки разные писать, журналы заполнять, у меня теперь времени много….

Сначала им казалось, что это смешно. С первого перерыва они опаздывали. По истечении одиннадцати минут, отведенных на перекур, боевая часть была построена по большому сбору, и к возвратившейся парочке прибавился дежурный по боевой части, который честно, за полчаса выучил два абзаца из медицинской энциклопедии, взятой у доктора. На следующие учебные часы он приводил их уже лично.

В двадцать три часа мои «негодяи» пошли спать, а на следующей день, сразу после подъёма флага, стояли у моей каюты и усиленно бубнили себе под нос стихи, потеряв всякое желание острить…

К обеду ко мне пришел заместитель по воспитательной работе и поинтересовался, чем я занимаюсь и почему матросов тираню.

- Повышаю культурный уровень, Анатолий Владимирович, а то в школе их запустили, родителям дела нету, вот и приходится мне заниматься, а то им всякая дурь в голову лезет…

- Ну, ну. Давай, сынок, я тебя проэкзаменую, - зам взял у Жиляева книжку.

Тот четко, иногда спотыкаясь и запинаясь, начал читать стихи…

- Великолепно! Сколько будешь воспитывать?

- До вечерней поверки.

- Понял. Учитесь, сынки, у вас сегодня будет аншлаг.

«Боевая учёба» продолжалась до двадцати одного часа, с перерывами на обед и ужин. За всё это время опозданий и неявок с перерыва больше не было…

А на вечерней поверке уже замполит устроил шоу. Подробно и в красках рассказав о провинностях моих подчинённых, он поведал о примененном методе воспитательного воздействия. Кто-то засмеялся. Оба мои «красавца», стоявшие перед строем, сразу ощерились.

- Ответьте, - подбодрил их Зам.

- Да лучше в табло получить, чем вот так…

А потом они читали на память сказки - те, что выучили, а экипаж слушал…

Больше ни пьянства, ни самоволок у меня в боевой части не было. Я приобрел волшебные книги и частенько показывал их своим матросам вместо кулака. Не скажу, что они падали в обморок, но то, что в шок их это приводило, несомненно. И ещё долгое время на большом противолодочном корабле «Адмирал Чабаненко» нерадивых военнослужащих пугали «Коньком Горбунком». И это было очень действенно и реально… Ведь наша задача не напугать и не покарать, а воспитать и переубедить.