Новая метафизика вещей: «четвероякий объект» на смену Четверице

Харман назвал Латура «принцем сетей», имея в виду, что последовательное рассмотрение вещи как заводящей дружбу с другими вещами требует особого благородства со стороны того, кто хотя бы мысленно отпустил вещи на свободу. Сам «волк» Харман такой подход критикует: объяснять свойства вещей из того, что кто-то величественно и машинально отделил мир вещей от мира впечатлений – не слишком ли самонадеянно? Не будем ли мы принимать за вещи их поверхность, или первое впечатление, думая, что вещи умеют догадываться о себе не хуже, чем мы о них? Харман считает, что вещь не только устойчива, но и представительна, она умеет показать себя и заявить, с какими именно ее свойствами нам предстоит общаться. Развивая Хайдеггера, Харман говорит, что даже если мы превращаем все вещи в инструменты обслуживания собственных потребностей, необходимость отметить второстепенные признаки превращает саму вещь в главный признак бытия. Вещь говорит уже не о нашем отношении к миру, а о том, как научился к себе относиться сам мир.

По сути дела, если Латур рифмует вещи, исследуя то, в какую игру они уже давно собирались вступить, то Харман эти же вещи зарисовывает, по бледным контурам угадывая предназначение каждой из них. Целенаправленная графика его мысли помогает раскрыть социальную роль каждой вещи, если удалось зарисовать самое главное, то ясно, что первые отблески, первые же проявления этой вещи и окажутся социально значимыми. Латур любит говорить о значимости, в мире Хармана значимых вещей нет, есть только трепещущие сравнения и уподобления, тяготеющие к свету разума. Но значимым становится то состояние, когда мы поняли, что делать с вещами – ведь тогда вещи разобрались, как быть с нашей в них заинтересованностью.

Завершим раздел спекулятивным рассмотрением четырехчастной структуры мира. Наиболее известные в истории философии четверицы – причины Аристотеля и таинственные хайдеггеровские земля, небо, боги и смертные. Но если начать пристально искать четверицы в философии, то можно обнаруживать их везде; на деле они открыто провозглашаются авторами и потому не требуют для обнаружения изощренного «прочтения». Фактически, всю историю философии можно деконструировать сквозь данную тему. Интерпретация космоса строго через четверицу будет получаться всякий раз при пересечении двух основных дуализмов. Сохраняя структурную ясность дуализма, четверица избегает его парадоксальной монотонности, добавляя в мир некоторую напряженность. Любая четырехчастная онтология должна делать две вещи. Во-первых, она должна ручаться, что два ее основных дуализма достаточно глубоки, чтобы гарантировать схватывание костяка мира. Утверждение, что все в мире либо тигр, либо не-тигр и либо сердитое, либо не-сердитое, покрывает все возможное сущее, но это, очевидно, онтология для дураков. Большинство философий четверицы легко избегают этой опасности, хотя дуализмы одних лучше, чем дуализмы других. Во-вторых, все четвертицы должны объяснить взаимоотношения четырех полюсов и их возможные взаимопревращения. Это у философов получалось не так хорошо. Подходящий пример – проблема Хайдеггера с землей, небом, богами и смертными. Я уже не раз писал, что эти термины не так уж темны, как принято думать. Однако непонятным остается их взаимодействие, неясно толкуемое Хайдеггером в терминах зеркальной игры, свадеб, танцев и песен. Эти описания просто негативны, ведь они только и говорят нам, что эти четверо не одинокие полюса бытия, а как-то перетекают друг в друга. Не хватает позитивного описания их отношений.

 

Заключение

Итак, рассмотрение целого ряда наиболее проработанных и эффективных (пост) неклассических стратегий осмысления вещи и «вещности» дало понять, что наиболее адекватно ее современную концептуализацию описывают несколько характеристик.

Итак, не только само многообразное пространство стратегий (ре) концептуализации вещи, но и его внутренняя специфика – задают направление, цели и задачи данного исследования как комплексного анализа современных возможностей концептуализации вещи и «вещности». Здесь принципиально важно внимание к обстоятельствам: участвует ли вещь в концептуальном построении, которое выводит своим результатом некоторый сложный объект (гибриды, ассамбляжи, сети et cetera); или, напротив – сама предстает для сегодняшней философии преимущественно эффектом и результатом их действия.

В результате здесь предполагается успешно ответить на разноуровневые вопросы. Во-первых, относительно явно прояснить – что же, все-таки, наиболее полно характеризует концептуальные особенности классических и современных построений? Во-вторых, необходимо определить, можно ли действительно утверждать о реконцептуализации вещи, как о чем-то целостном: о том, что приходит на смену (и вступает этим в оппозицию) некоторой (предположительно, не менее целостной) классической концептуализации?

Методологически кажется наиболее целесообразным при ответе на поставленные вопросы проследить, прежде всего, сложившиеся взаимоотношения вещи с другими ключевыми онтологическими категориями и основными концептами в рамках сегодняшнего философского дискурса (имя, знак, объект, предмет, ценность, субъективность, единичность, мир, тело, желание, производство – список далеко не полон). Кроме того, сходу очевидна неизбежность некоторой ретроспективы – наряду с синхроническим сопоставлением уже в современности не только самих концептов, но и философских/не-философских средств концептуализации вещи.

Реконцептуализация вещи как глобальная тенденция современной философии: за/против наличия сего.

Теперь я посмотрел на современные концепции вещи, тщательно проверил их и узнал, что это такое: знать, что такое вещь. Этим я оправдал или скорее всего не оправдал основной тезис-дифферанс своей концепции. Потому полез дальше копать различие по новой ветке возможных подходов к концептуализации.

Материализация вещи или все же ее виртуализация: соотнесение концептов вещного и виртуального в максимально широкой современной перспективе.

И, хотя намеренное дистанцирование этого рассмотрения от достижений аналитической философии может казаться стратегическим промахом – как минимум вероятно, что уже историческое распределение внимания представителей интеллектуального авангарда Европы и США сегодня указывает на необходимость акцентирования именно континентальной философии в ее работе с вещью и всем тем, от чего вещь, предположительно, онтологически отличается.

ЗАМЕТКИ/КОММЕНТАРИИ:

различие через амбивалентность вещи в смысле произведенного и произведенного.

Object (Nature) - Subject (Society)

Fig. 1. The subject–object schema.

Valuable and detailed accounts of the stance toward the subject–object schema in the work of Husserl, Heidegger and Wittgenstein are to be found in Kusch (1989) and, with special reference to the analysis of self-consciousness, Tugendhat (1986). Kusch brings out the way in which, e.g., Heidegger’s opposition to the schema was an expression of his rejection of the individualistic and transcendental tendencies in Husserl. The relevance of this for my argument is that rejecting an individualistic and transcendental version of the subject–object schema doesn’t imply rejecting it in every sense. There could still be important work for it to do in the context of, say, an anti-individualistic and naturalistic analysis of knowledge.

ЦИТАТЫ/ОТРЫВКИ:

Хотя ДГ не уточняют статус материи, которая участвует в «машинном производстве» (материя как поток hyle вводится в первой части в подразделе «Машины» – с.62 русского перевода) и является самим бессознательным, такое уточнение позволит наметить некоторые дополнительные варианты понимания «капитализма». Общие мотивы обращения к «материалистической психиатрии» понятны, поскольку они позволяют уйти от «образа мысли как мышления образами», то есть мышления как «признания» (заметим, что признание и «распознавание» является не только базовой проблемой ненавистной для ДГ спекулятивной диалектики, но и с другой стороны кибернетических и синергетических моделей, всей проблемы «искусственного интеллекта» как такового: понимать и знать – уметь распознавать, признавать). Первоначальные варианты психоанализа пронизаны эйдетикой («скрытая мысль сновидения»). Она может быть общественной или индивидуальной, но сути дела это не меняет – она строится как трансцендентальная логика «признания», «распознания», что ограничивает всю логику производства бессознательного и производства социального. Некоторые параллели (прежде всего, обращение к текстам Райха, Лоуренса и Шребера) позволяют решить, что материя материалистического бессознательного отождествляется с «высокоэнергетической» материей, с материей «бесконечных внутренних ресурсов» (ср. также отождествление тела без органов с «когитальным телом», чистым интенсивным телом – что уже недалеко до шизофренической эзотерики). В некотором смысле, можно было бы спросить, почему ДГ не удовлетворяет простое семиотическое «производство», то есть размножение означающего. Однако, в любом случае, материи в стиле new age так же недостаточно для бесконечного производства, то есть для инфинитизации экономии, как и «производства» знаков. Отметим также, что означающее привязано к деспотическому режиму и не может от него освободиться, а такой режим предполагает исходный дефицит, жесткую кодированность потоков.

Если говорить об истории, как ни странно, можно предположить, что материю шизоанализа следует искать не столько у Платона, Канта, Гуссерля или даже Спинозы, сколько у Аристотеля – автора, практически полностью исключенного не только из проекта «Капитализма и шизофрении», но и из всего текста Делеза, исключенного именно по причине своего платонизма, умеренного и, казалось бы, лишенного тех интересных возможностей, которые содержатся в Платоне (возможностей симулякра как неистинного подобия).

Значимой может оказаться та концептуализация материи, которая у самого Аристотеля занимает достаточно странное положение, выпадая из оппозиции материи-формы, вернее уточняя ее изнутри. Это уточнение вводится Аристотелем, прежде всего, в Метафизике E (1026b и далее), где анализируется вопрос невозможности науки о «привходящем» (symbebekos). Привходящее есть нечто «близкое к несущему», однако вовсе не является несущим в том смысле, что оно «удалено от идеи». В действительности, привходящее определяется как то, что случается в мире вещей, которые иногда ведут себя не так, как обычно, то есть это некоторый эффект, который ускользает от того, что происходит всегда или обыкновенно (то есть от собственно области науки). Привходящее оказывается эффектом любого «производства» в эйдетическом смысле (пример с постройкой дома, которая дает бесчисленное множество привходящих свойств). И в то же время оно указывает на некоторое фундаментальное несовершенство, которое однако не имеет причины или исходного дефицита, недостатка. Привходящее выключено из порядка причин (не может быть никакого учения привходящего, как и любого умения привходящего, hexis). Как указывает Аристотель, существование привходящего, то есть необычного акцидента, обеспечивает материя: «так что причиной привходящего будет материя, могущая быть иначе, чем она бывает большей частью» (1027 a 10).

Хотя «материя» - hyle – и названа «причиной» (aitia), ясно, что она не может быть причиной в полном смысле слова, то есть не может служить для познания того, причиной чего она является (невозможно познавать привходящее из такой причины); напротив, она выступает в качестве того, что лишает «привходящее» всякой определенности, задавая ее на фундаментальном уровне именно таким отсутствием. Материя, предполагая необходимый зазор в самой вещи, зазор между вещью и ее эйдосом (причем такие вещи и составляют подлунный мир), именно за счет зазора определяет бесконечное количество привходящего, которое, однако не может быть вписано в какой-то порядок причин и следствий. Привходящее как «эффект» в то же время отличается и от собственно стоического эффекта, поскольку последний связан не с фундаментальным сопротивлением материи, а с поверхностью тел. Гилетическое привходящее не привязано ни к поверхности, ни к эффектам смысла. В то же время привходящее напрямую связано с «софистическими эффектами» (эффектами несуществования). Наиболее общий образ гиле дается представлением о вещи, которая «недостаточно хорошо собрана», уже существует в отчасти сломанном виде, то есть о вещи, которая имеет некоторый «зазор» в своем онтологическом устройстве (устраняемый в эйдетической экономии Аристотеля, но не до конца): вещь как некий композит всегда «гуляет» внутри себя, обладает неким люфтом между собственно «эйдосом» и «материей», и этот люфт обеспечен материей – которая проявляет себя в качестве беспричинной причины привходящего. Или в качестве некоей «а-каузы» привходящего, «гуляния», «виляния», которое оказывается причиной движения, не обладающего умопостигаемым характером.

Значимый комментарий к этой концепции материи можно найти и в «Физике»: именно материя оставляет вещи вне самих себя, то есть направляет их «вовне» себя именно тогда, когда оставляет их им самим. Материя не позволяет выполнить хайдеггеровский завет Gelassenheit. Ее черты проявляются в странном эффекте, который Аристотель описывает как воздействие времени на материю: «И в каком-то отношении вещи подвергаются воздействию со стороны времени – как мы имеем обыкновение говорить: «точит время», «все стареет от времени», «все со временем забывается», но не говорим: «научился», или «сделался от времени молодым и красивым», ибо время само по себе есть скорее причина уничтожения: оно есть число движения, движение же лишает [существующее] того, что ему присуще. Отсюда ясно, что вечные существа, поскольку они существуют вечно, не находятся во времени…» (Физика 221a 30 – 221b 4).

В перспективе эйдетического выполнения вещи «работа времени» представляется негативной. Время создает «энергию распада». Однако сама эта негативность обеспечена материей, которая предполагает возможность порождения множества привходящих свойств, того, что выполняется вне любого умения и любой науки, вне hexis и episteme. Например, в процессе старения вещь приобретает некие привходящие черты, становится блеклой. Естественно, это не единственный вариант обнаружения «привходящего».

Гилетическая игра предполагает зазор на уровне индивидуума, который встроен в эйдетическое движение. Однако говоря об использовании материи или особой материи, затребованной «бесконечной экономикой», следует указать на то, что искомая материя может быть получена как именно концептуальная деструкция этого режима существования материя, «высвобождающая» возможности гилетической игры, производящей бесконечное количество «привходящего». Материя сама по себе предполагает «раскодирование», ускользание от онтологического кода эйдетического типа. Вопрос в том, как именно организовать это движение, если его организация не может быть выполнена ни путем «инженерного дизайна», восходящего к классическим вариантам экономии утилитаристского толка, ни путем исследования внутренних потенций материи (поскольку у привходящего нет ни потенций, ни причин). Привходящее оказывается чистой силой, которая одновременно является бессилием, де-конституцией; негацией, которая порождает неопределенные эффекты, которые необходимо именно сохранить в своей неопределенности и бесконечности.

Оттолкнуться можно от естественного значения русского слова «вещь». В словаре В. Даля эта категория определяется как «нечто, предмет, отдельная единица, всякая неодушевленная особь; в обширном смысле, все, что доступно чувствам» [1, с. 189]. В словаре СМ. Ожегова читаем, что вещь - это «1. Отдельный предмет, изделие; 2. То, что принадлежит к личному движимому имуществу; 3. О произведении науки, искусстве; 4. Нечто, обстоятельство, изделие» [2, с. 82]. Ближе к философскому значению слово «вещь» определяется в «Советском энциклопедическом словаре»: «...предмет материальной действительности, обладающий относительной независимостью и устойчивостью существования» [3, с. 216]. В наиболее полной «Философской энциклопедии» понятие «вещь» прямо отождествляется с категорией «предмет»: «Отдельная часть, единица существующего; все то, что может находиться в отношении и обладать каким-либо свойством» [4, с. 356]. Сегодня обыденное употребление слова «вещь» куда как расширило эти академические рамки. Один только восклицательный знак придает анализируемой категории тысячи значений: здесь «Вещь!» - это явление и ситуация, произведение искусства и удачное словцо, нечто наличное и видимое лишь в сложном контексте. В других языках «вещь» также подразумевает это расширенное толкование. Например, английское «The Thing» помимо обычного значения вещи, предмета, понимается и как дело, факт, случай, обстоятельство, художественное произведение, существо, создание, нечто необходимое, а также как степень оценки и сравнения. По-немецки «Das Ding» помимо известных значений также несет в себе смысл дела, события обстоятельства, превосходной степени (Das ist ein ding! - Вот это вещь!).

Литература:

1. Аристотель. Собрание сочинений в 4 томах. М.: Мысль, 1976-1984.

2. Аберкромби Н. Социологический словарь. М.: ЗАО «Издательство Экономика», 2004.

3. Барт Р. Мифологии. М.: Академический Проект, 2008.

4. Барт Р. Система Моды. Статьи по семиотике культуры. М.: Издательство имени Сабашниковых, 2003.

5. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. М.: Немецкий культурный центр имени Гете, 1996.

6. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М., 1995.

7. Беркли Д. Сочинения. М.: Мысль, 1978.

8. Бодрийяр Ж. Общество потребления. М.: Республика, 2006.

9. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2009.

10. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция. М.: Рипол-классик, 2015.

11. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1999.

12. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М., 2005.

13. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988

14. Гегель Г. Ф. В. Феноменология духа. М.: Академический Проект, 2008.

15. Геллнер Э. Слова и вещи. М., 1962.

16. Гидденс Э. Устроение общества: Очерки теории структурации. М., 2003.

17. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М., 2000.

18. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.

19. Гуссерль Э. Избранные работы. М.: Территория Будущего, 2005.

20. Гуссерль Э., Деррида Ж. Начало геометрии. М.: Ad Marginem, 1996.

21. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург, 2007.

22. Делёз Ж. Лукреций и натурализм // Делёз Жиль. Логика смысла. М.: Ad Marginem.

23. Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. М.: Астрель, 2010.

24. Деррида Ж. О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только. Мн.: Современный литератор, 1999.

25. Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Ad Marginem, 2000.

26. Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон +, 1995.

27. Жижек С. Вещь из внутреннего пространства // Художественный журнал, № 32. М.: 2000. С. 25-35.

28. Жижек С. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии. М., 2014.

29. Жижек С. Устройство разрыва. Параллаксное видение. М.: Издательство «Европа», 2008.

30. Жижек С. Хрупкий Абсолют, или почему стоит бороться за христианское наследие. М., 2003.

31. Жинкин Н. Вещь // Логос. 1998. № 1. С. 68-102.

32. Кассирер Э. Философия символических форм. М.: Академический Проект, 2011.

33. Кожев А. Введение в чтение Гегеля. СПб.: Наука, 2013.

34. Кожев А. Диалектика реального и феноменологический метод у Гегеля // Кожев А. Идея смерти в философии Гегеля. М., 1998

35. Коркюф Ф. Новые социологии. М., 2002.

36. Корнев В. В. Философия повседневных вещей. М.: Юнайтед Пресс, 2011.

37. Кралечкин Д. Материя и бесконечное производство // URL: http://censura.ru/articles/schizomatiere.htm

38. Лакан Ж. Семинары. Книга 5: Образования бессознательного (1957/58). М.: Гнозис, 2002.

39. Лакан Ж. Семинары. Книга 7: Этика психоанализа (1959/60). М.: Логос, 2006.

40. Лакан Ж. Семинары. Книга 11: Четыре основные понятия психоанализа (1964). М.: Логос, 2004.

41. Лакан Ж. Семинары. Книга 17: Изнанка психоанализа (1969/70). М.: Логос, 2008.

42. Латур Б. Нового времени не было. Эссе по симметричной антропологии. СПб.: Издательство Европейского университета, 2006.

43. Лейбниц Г. В. Сочинения в 4-х томах. М.: Мысль, 1982–1989.

44. Неретина С. С., Огурцов А. П. Реабилитация вещи. СПб., 2010.

45. Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль, 1993.

46. Лосев А. Ф. Вещь и имя. Самое само. М., 2008.

47. Луман Н. Самоописания. М.: Логос, 2009.

48. Мерло-Понти М. Око и дух. М.: Искусство, 1992.

49. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб.: Наука, 1999.

50. Платон. Собрание сочинений. В 4-х томах. М.: Мысль, 1990–1994.

51. Райбекас А. Я. Категории: вещь, свойство, отношение. Красноярск: Красноярский университет, 2000.

52. Рикер П. Кант и Гуссерль // Интенциональность и текстуальность (сборник). Томск, 1998. С. 175-185.

53. Смирнов А. В. Генеалогия повседневности. СПб.: Петербургский институт печати, 2012.

54. Соссюр де Ф. Курс общей лингвистики. М.: Едиториал УРСС, 2004.

55. Социология вещей. Сборник статей. М.: Территория будущего, 2006.

56. Спирин В.А., Попонов М.А. Медиа-философия Маршала Маклюэна. СПб.: Издательство СпбГУСЭ, 2009.

57. Топоров В. Н. // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Избранное. М.: Прогресс, 1995.

58. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.

59. Уемов А. И. Вещи, свойства и отношения. М., 1963.

60. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. СПб., 2007.

61. Хайдеггер М. Исток художественного творения. М., 2008.

62. Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск: Водолей, 1998.

63. Харман Г. Четвероякий объект: Метафизика вещей после Хайдеггера. Пермь, 2015.

64. Хархордин О. В. Куда идет теория практик: поворот в материальности // Социологические исследования. 2012. № 11. С. 20-35.

65. Хорнборг А. Артефакты имеют только последствия, но не агентность: по направлению к критической теории всемирной экологической истории (перевод Рыженков В.). Швеция, 2016.

66. Archer M. Being human: The problem of agency. Cambridge: Cambridge University Press, 2000.

67. Blumer H. Symbolic Interaction: Perspective and Method. Berkeley: University of California Press, 1986.

68. Bogost I. Alien Phenomenology, or What It’s Like to Be a Thing. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2012.

69. Brassier R., Grant I. H., Harman G., Meillassoux Q. Speculative Realism // Collapse Vol. III: Unknown Deleuze + Speculative Realism. London: Urbanomic, 2007. P. 307-449.

70. Braver L. A Thing of This World: A History of Continental Anti-Realism. Evanston: Northwestern University Press, 2007.

71. Bryant L. The Democracy of Objects. MI: Open Humanities Press, 2011.

72. DeLanda M. A New Philosophy of Society. London: Continuum, 2006.

73. DeLanda M. Intensive science and virtual philosophy. London: Continuum, 2002.

74. Descola P. Beyond Nature and Culture. Chicago: University of Chicago Press, 2013.

75. Gad C., Jensen C.-B. Consequences of Post-ANT // Science, Technology, and Human Values. 2010, № 1. P. 55-80.

76. Grant I.-H. Philosophies of Nature After Schelling. London: Continuum, 2006

77. Haraway D. When Species Meet. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2007.

78. Harman G. Guerilla Metaphysics: Phenomenology and the Carpentry of Things. Chicago: Open Court, 2005.

79. Harman G. Prince of Networks: Bruno Latour and Metaphysics. Melbourne: Re.Press, 2009.

80. Harman G. The current state of speculative realism // Speculations: A Journal of Speculative Realism. 2013, № 4. P. 22-28.

81. Harman G. The importance of Bruno Latour for philosophy // Cultural studies review. 2007, №. 1.

82. Harman G. Quentin Meillassoux: Philosophy in the Making. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2011.

83. Hornborg A. Artifacts have conclusions, not agency: Toward a critical theory of global environmental history // European Journal of Social Theory. 2016. P. 1-16.

84. Hornborg A. The Power of the Machine: Global Inequalities of Economy, Technology and Environment. Walnut Creek: AltaMira, 2001.

85. Ennis P.-J. Continental Realism. Winchester: Zero Books, 2011.

86. Latour B. Aramis or the Love of Technology. Cambridge: Harvard University Press, 1996.

87. Law J. Actor network theory and after. Oxford: Blackwell Publishers, 1999.

88. Malm A., Hornborg A. The geology of mankind? A critique of the Anthropocene narrative // The Anthropocene Review. 2014, № 1. P. 62–69.

89. Marder M. The Event of the Thing: Derrida’s Post-Deconstructive Realism. Toronto: University of Toronto Press, 2009.

90. Studies in Symbolic Interaction: A Research Annual. 1984.

91. Meillassoux Q. Philosopy in the Making. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2011.

92. Morton T. Ecology without Nature: Rethinking Environmental Aesthetics. Cambridge: Harvard UP, 2007.

93. Morton T. Realist Magic: Objects, Ontology, Causality. MI: Open Humanities Press, 2013.

94. Spencer-Brown G. Laws of Form. New York, 1979.

95. The Oxford Handbook of Material Culture Studies. Oxford: University Press, 2010.

96. The Speculative Turn: Continental Materialism and Realism. Melbourne: Re.Press, 2011.

97. Zizek S. Less Than Nothing: Hegel and the Shadow of Dialectical Materialism. London: Verso, 2012.

98. Zizek S. Organs without Bodies. On Deleuze and Consequences. London, 2004.

[1] Понятие модальности в ESP означает предрасположенность актанта к изменению предиката. Например, это могут быть модальности «желать», «мочь», «знать», «делать». Понятие отправителя и получателя сообщения означает в ESP функции актантов. Так, например, при Пастере гигиена служит отправителем, ее нарративная функция заключается в том, что она провоцирует действие, заставляет кого-то действовать. Ссылаясь на актанта-гигиену, другие акторы ведут себя как субъекты, которым дал задание отправитель (отправивший на поиски некоторого объекта).