Воззрение на первоисточник мира. Смысл религиозных реформ, предложенных Лютером и его единомышленниками, органичен новому мировоззренческому подходу

Смысл религиозных реформ, предложенных Лютером и его единомышленниками, органичен новому мировоззренческому подходу. Основной критический пафос этих реформ направлен в первую очередь против посреднических функций Католической церкви, на которых зиждилось ее мирское могущество. Используя профессиональный язык современного менеджмента, можно сказать, что Католическая церковь позиционировала себя в качестве «эксклюзивного дилера» потустороннего мира и в конце Средневековья являлась мощной корпорацией, постоянно обновляющей ассортимент своих услуг по спасению души и активно формирующей спрос на них. Примером последнего может служить разработанное католическими богословами учение о чистилище. В современной отечественной научной литературе о принятии этого учения сообщается следующее. «В то время как теологи раннего средневековья довольствовались схемой «рай — ад» и не вдумывались в судьбы души в период между кончиной человека и «концом света», когда, согласно евангельским и апокалипсическим обетованиям, состоится Страшный суд, схоласты конца XII и XIII веков пришли к заключению, что у души умершего, если он не тяжкий грешник, имеются шансы к спасению: она может быть очищена от грехов в огне чистилища и помощь церкви может облегчить ее участь посредством заупокойных месс и молитв. Существование чистилища, не предусмотренное Священным писанием и отцами церкви, после длительных колебаний и сомнений было допущено католическими докторами и в середине XI11 в. официально признано папством. Выгоды, которые это учение давало церкви, очевидны...» [18, 328].

Формальным поводом для выступления Лютера стала похожая операция с серьезной финансовой составляющей: масштабная продажа Католической церковью индульгенций, т.е. прощений того или иного греха. Однако заслуга Лютера и его единомышленников заключалась в том, что они от критики частного случая — а продажу индульгенций осуждала в том числе и часть самой Церкви — перешли к критике причин, порождающих подобную практику в целом. Реформаторы были уверены, что епископат, монашество и другие претендующие на посредничество церковные инстанции лишь профанация подлинной связи Бога и человека. Ибо Богу для такой связи посредники не нужны — Он может обратиться к человеку лично, что прекрасно демонстрируется в Библии. Что касается человека, то для ответа на обращение Бога он в посредниках также не нуждается. Необходимость в посредничестве возникает, когда человек по собственному почину ищет связи с Богом и, не зная, каким образом ее осуществить, обращается к «профессионалам» священникам. А это, по мнению реформаторов, не что иное, как рецидив древней магии.

Оценка магической (и ее разновидности — мистической) практики последовательным монотеизмом давалась выше. Во-первых, с последовательно монотеистической точки зрения магия бесполезна, так как доступ в иной мир контролируется Богом и невозможен без Его санкции. В этом смысле древние жрецы и средневековые священники для мыслителей Реформации — наживающиеся на простых людях обманщики. Во-вторых, цель магического действия — попытка влияния на божественное решение (что означает скрытое недовольство этим решением), а это кощунственный вызов Богу. Соответственно, участники этого действия святотатцы. Целенаправленный обман и еретическое, а подчас языческое кощунство — так, начиная с работ Лютера «Свобода христианина», «К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства», «О вавилонском пленении церкви» и других, характеризуется деятельность Католической церкви [43]. Как справедливо замечает А.Г. Дугин, «Лютер критикует остаточный манифестационизм (т.е. остатки древнего мировоззрения. — Г.К.) схоластики в духе раннехристианских авторов, полемизирующих с языческим окружением — вожди Реформации сделали из такого концептуального хода систему» ]29, 200]. Действительно, через сто лет практически непрерывных религиозных войн указанные обвинения в адрес церкви становятся обязательным стандартом. Так, Т. Гоббс в 1651 г. прямо уличает Католическую церковь и ее институты в «чарах» и «колдовстве» [ 17, 461], в корыстном мракобесии. «Мы можем с полным основанием объявить виновниками... духовной тьмы, — пишет он, — папу и римское духовенство и всех тех, кто стремится внушить людям тот ложный догмат, будто существующая ныне на земле церковь есть Царство Божие» [17, 458].

Важно обратить внимание на следующее обстоятельство. Выдвигаемые реформаторами обвинения имеют смысл в том случае, если граница, разделяющая земной мир и потусторонний, воспринимается ими как абсолютная. Бог ее преодолевает чудесным образом, а человек при всем своем желании преодолеть ее не в состоянии. Следует признать, что интуиция потустороннего мира как мира запретного — широко распространенное явление, причем с древнейших времен. Однако абсолютный, не имеющий исключений запрет обнаружить в анналах мировой культуры, наверное, невозможно. Поэтому такой запрет следует рассматривать в качестве оригинальной идеи, находящейся у истоков Нового времени, во многом определившей мировоззренческое своеобразие этого исторического периода. К каким революционным изменениям приводит такая идея, можно увидеть уже на примере Реформации, развитие которой привело к формированию новой христианской конфессии — протестантизма. Протестантизм не является целостным вероучением, однако вероучения в его рамках объединяет снижение внимания к обрядовой стороне культа, сокращение числа таинств, запрет монашества, изменение функций священства, признание авторитета только Священного Писания и личного религиозного опыта верующего.

Глубина произошедшего мировоззренческого сдвига в Западной Европе доказывается тем, что принципиальные изменения, происходящие с XVI в., наблюдаются не только в религиозной сфере. Если обратить внимание на экономику, то в этот период идет интенсивное формирование неизвестного ранее хозяйственного уклада — капитализма.

В данном случае имеет смысл обратиться к наследию отечественной исторической науки, традиционно принимающей в качестве основного социально-экономический параметр. Здесь своеобразие Нового времени видится именно в развитии капиталистических отношений, возникающих в XVI в. [62, 539]. Соответственно, хронологическим рубежом признается время их закрепления в качестве господствующих, т.е. XVII век. «Переход от средних веков к Новой истории, — отмечается в справочной литературе, — был переходом от феодализма к капитализму, совершившимся в результате буржуазных революций» [61/10, 251]. Отечественные историки, по крайней мере

до недавнего времени, не акцентировали внимание на связи идеологов буржуазии с идеологами Реформации. В советской научной литературе даже утверждалось, что «ни реформация, ни гуманизм... не привели к изменению социально-экономического строя общества» [61/10, 253|. Однако вряд ли является случайным тот факт, что капитализм первоначально развивается в странах с преимущественно протестантским населением — Голландии, Германии, Швейцарии, Англии и ее североамериканских колониях (будущих США). За рубежом исследованию мировоззренческого содержания капитализма, сделавшего западную цивилизацию мировым экономическим лидером, посвящено множество работ, ряд которых стали классическими, например «Протестантская этика и дух капитализма» М. Вебера [10].

Что касается такой сферы культуры, как философия, то здесь принято считать фаницей между Средними веками и Новым временем ясно выраженное изменение ее предмета — переход от бого-откровенного знания к научному. Например, известный историк философии Б. Рассел уверен, что на рубеже исторических эпох происходит «падение авторитета Церкви и рост авторитета науки» [56, 5831. В отечественной истории философии в качестве подтверждения этой точки зрения можно привести мнение Г.Г. Майорова. «Ее (средневековой философии. — Г. К.) историю нужно... заканчивать тогда, когда союз между философией и бого-откровенной теологией можно считать в основном распавшимся, — пишет отечественный исследователь. — Последние удары по философскотеологическому альянсу были нанесены в номиналистическосенсуалистической школе Оккама, где окончательно утвердилась идеологически подрывная для средневековья теория «двух истин». Итак, в соответствии с указанным подходом историю средневековой философии следует... заканчивать XIV—XV вв.» [45, 5].

Смысл теории «двух истин», на которую указывает Майоров, заключается в принципиальном противопоставлении земных (естественных и, как правило, рациональных) истин и истин божественных (сверхъестественных, волюнтаристских). Иными словами, человеку невозможно открыть и, что важно, понять божественные истины самостоятельно, путем размышления. Он их должен принять на веру. Его попытки объяснить истинный смысл Божественного творчества, в частности Откровения, трактуются как бесполезная и кощунственная игра ума. Как следствие, тенденцией зарождающейся философии Нового времени является отказ от стереотипов схоластического мышления и поиск тем, находящихся в прямой компетенции человеческого разума.

Распространение теории «двух истин» в конце Средних веков находится в общем контексте абсолютного запрета на потустороннее, о котором уже говорилось в связи с идеологией Реформации. Здесь нелишним будет отметить, что в университете, где обучался один из руководителей Реформации — М. Лютер, учение Оккама было «широко признанным» |4, 424]. Этот факт из лютеровской биографии достаточно полно отражен в справочной литературе, в том числе и отечественной, например: «Лютер Мартин... в 1501—05 учился в Эрфуртском университете, испытал влияние... неосхоластического учения Оккама» |72, 331 ]. Опять же следует отметить, что западноевропейские мыслители, принявшие новые принципы философского мышления и развившие их в XVII—XVIII вв., в большинстве своем протестанты.

Приведенные выше примеры показывают, что формирование нововременного мировоззрения в своей глубинной основе имело строгую монотеистическую логику. Эта логика проявлялась в последовательном смещении акцентов при объяснении личности Бога в сторону ее индивидуализации: если в Средние века упор делался, как правило, на разумный (в конечном счете — интегрирующий с мышлением человека) компонент этой личности, то в Новое время — на волевой. Возникающее при этом представление о Боге как абсолютно свободном существе в конце концов обозначило абсолютную границу в понимании человеком мотивов произвольного божественного творчества (не говоря о невозможности какого-либо влияния на это творчество).

Такова суть принципиального запрета на доступ человека в потусторонний мир, зафиксированного в трудах мыслителей того времени и сыгравшего важную роль в развитии западноевропейской культуры. Этот процесс начался задолго до Реформации, его признаки обнаруживаются уже в позднем Средневековье. То, что в эпоху Реформации процесс принял открытый и даже революционный характер, а также привел к многочисленным жертвам, обусловлено, видимо, рядом исторических обстоятельств. Не последнее место среди них занимают и неоднозначность мировоззрения Средних веков, провоцирующая попытки идейного реванша Древности (в частности, «возрожденческое» движение гуманистов), и консервативная позиция Католической церкви. Тем не менее для немалой части населения Западной Европы — и со временем эта часть только увеличивалась — аутентичным оказалось то эволюционное направление в мировоззрении, которое обозначила Реформация. Важную роль в произошедшей мировоззренческой идентификации сыграли религиозные войны XVI—XVII вв. В результате образовался пул протестантских по вероисповеданию стран, ставших лидерами современной западной цивилизации. На основании этого лидерства можно определить (опять же весьма условно) исходную географию и хронологию нового мировоззрения. Если Древность формировалась в «земледельческом поясе» с 3го тыс. до н.э., Средние века в Средиземноморье с I—II вв., то Новое время заявляет о себе в западной части Европы с начала XVI в.