События после второго отшествия и до конца 2-го периода

 

§ 53. После второго отшествия борьба между сословиями возобновилась. Но теперь она приобретает другой характер и вследствие этого приводит к другим результатам. Раньше борьба носила характер самозащиты: плебеи добивались проведения таких мер, которые обеспечили бы их от произвола господствующего сословия или улучшили бы их материальное положение. Главным результатом их усилий был трибунат и законы XII таблиц. Теперь стремления плебеев раздваиваются. Бедные остаются при прежних целях; но богатые и знатные начинают добиваться участия в государственной власти наравне с патрициями. Именно их стремления и придают борьбе сословий новый характер: магистратура и сенат перестраиваются вследствие того, что плебеи получают доступ к политической власти. Интересы бедных плебеев отражаются на борьбе сословий, а затем и на переменах в праве, лишь настолько, насколько удовлетворение их было необходимо для расширения или сохранения политической власти богатых.

 

§ 54. Магистратура*(156)

 

§ 54. Борьба сословий особенно сильно отразилась на развитии магистратуры: она вызвала образование многих новых государственных должностей.

Вскоре после второго отшествия плебеи стали требовать, чтобы им был открыт доступ к консульской должности. Патриции противились этому, ссылаясь на религиозное препятствие: перед всяким серьезным делом консул должен совершать ауспиции, а плебей не может совершать их. Плебеям необходимо было устранить это возражение. С этой целью они стали добиваться, чтобы римское правительство признало за ними jus conubii, т.е. браки патрициев с плебеями признало бы за настоящий квиритский брак.

Вероятно, плебеями при этом руководили следующие соображения. При признании смешанных браков всякий, родившийся от брака патриция с плебеянкой, считался бы патрицием. Патриции едва ли отказали бы такому лицу в праве занимать консульскую должность. А в таком случае религиозное возражение было бы устранено, ибо родившийся от смешанного брака уже не обладал той чистотой крови, необходимость которой для ауспиций патриции противопоставляли претензиям плебеев. После этого патрициям трудно было бы возражать и против допущения к консульству таких плебеев, которые родились от смешанного брака плебея с патрицианкой. Затем уже было легче добиваться того же права и для чистокровных плебеев. Кроме того, плебеи могли рассчитывать, что брачные союзы сблизят интересы патрициев и влиятельных плебеев.

В 309 году плебейский трибун Канулей, после продолжительных препирательств с патрициями, провел в плебейском трибутном собрании постановление, названное по его имени Lex Canuleja, no которому за плебеями признавалось jus conubii по отношению к патрициям, т.е. смешанные браки признавались квиритскими. На плебисцит этот, по-видимому, дано было согласие сената, так что он получил общеобязательную силу*(157).

Одновременно с брачным вопросом Канулей и его коллеги выставили требование о допущении плебеев к консульству. Но здесь они встретили более решительное сопротивление и удовлетворились той уступкой, которую им предложили патриции. Решено было учредить новую должность военных трибунов с консульской властью, tribuni militum consulari potestate*(158). Ее могли занимать безразлично и патриции и плебеи*(159). Консульская власть не отменялась; но сенату предоставлено было каждый год решать, следует ли избрать консулов или военных трибунов с консульской властью*(160). О числе этих трибунов и о их власти мы имеем мало сведений. Из отдельных случаев избрания, о которых упоминают римские историки, видно, что число это колебалось от 3 до 6. Власть этих магистратов существенно не отличалась от консульской; на это указывает самое название магистратуры: consulari potestate. Магистратура эта просуществовала с 310 по 387 г. В первой половине этого срока (до 349 г.) чаще избираются консулы, во второй - военные трибуны с консульской властью.

В том же 310 году, когда избраны были военные трибуны, учреждена была новая должность цензора. Занимать ее могли только патриции. Мотивы к учреждению цензуры заключались в следующем. Ввиду возможности выбора плебеев в должность военных трибунов с консульской властью патриции желали ослабить значение этой должности. С этой целью они решили выделить в особую магистратуру, доступную только патрициям, ту консульскую функцию, которая состояла в совершении ценза и имела важное политическое значение, потому что совершавший ценз, зачисляя граждан в тот или иной класс или трибу, мог влиять на распределение голосов в народном собрании. С другой стороны, учреждение особой магистратуры для производства ценза было необходимо и потому, что консулы и военные трибуны, почти постоянно занятые военными делами, не имели времени для аккуратного исполнения цензорских обязанностей*(161). Цензорская должность, подобно консульской, должна была замещаться двумя коллегами. Срок для занятия цензуры первоначально, вероятно, не был определен; но в 321 г. диктатор Mamercus Aemilius провел закон, Lex Aemilia, который постановил, что цензоры должны оставаться в должности и окончить ценз в течение одного года и шести месяцев*(162).

Несмотря на то, что цензоры не имели ни военной, ни судебной власти, магистратура эта с течением времени приобрела первостепенное политическое значение благодаря тому, что цензорам было предоставлено право назначения сенаторов, и тому, что они присвоили себе т.н. regimen morum, наблюдение за нравами граждан: лиц, поступивших противно добрым нравам, они могли вычеркивать из списка сенаторов, переводить из высших триб (сельских) в низшие (городские) и таким образом уменьшать их политическую правоспособность.

В 333 г. сенат признал необходимым удвоить число квесторов с той целью, чтобы одна часть их в качестве казначеев могла сопровождать главнокомандующих в походе, а другая оставаться в городе и для заведования казначейством, и для расследования уголовных дел (в качестве quaestores parricidii). Плебейские трибуны, однако, соглашались допустить проведение закона об этом в народном собрании только в том случае, если два новых места будут замещаться исключительно плебеями. После некоторой борьбы, причем трибуны, по обыкновению, своей интерцессией не допускали ни набора войска, ни созыва собраний, состоялось соглашение в том смысле, что на все четыре квесторских места могут быть избираемы безразлично и патриции и плебеи*(163).

Казалось бы, плебеи должны были смотреть с чувством удовлетворения на ход дел: с 309 г. они успели приобрести одинаковое с патрициями право на занятие двух магистратур, из которых одна давала консульскую власть. Но плебеи не были довольны. Их право на две магистратуры имело только теоретический характер, так как народное собрание почти никогда не избирало плебеев; даже в первые выборы, тотчас по признании за плебеями права на избрание в квесторы, оказались избранными только одни патриции*(164). Причина этого заключалась не в одних избирательных маневрах патрициев, но также и в равнодушии бедных плебеев к честолюбивым стремлениям богатых собратьев, которым они не оказывали поддержки на выборах*(165). Недовольная плебейская знать решилась поэтому снова потребовать доступа к консульству и притом так, чтобы было обеспечено избрание из плебеев по крайней мере одного консула. Но чтобы достичь этой цели, надо было заручиться поддержкой плебейской массы; а для этого надо было сделать что-либо существенное для удовлетворения ее нужд. Нужды бедных плебеев были все те же, что и сто лет тому назад: недостаток земли и обременение долгами. Попытки удовлетворить нужду в земле были делаемы несколько раз, но безуспешно, причем иногда препятствие ставили сами плебейские трибуны, разумеется, в интересах богатых владельцев общественных земель*(166). Задолженность плебеев особенно усилилась вследствие войны с вейентами и галльского нашествия. Плебейская знать решила требовать удовлетворения этих нужд бедных плебеев, но таким образом, чтобы вместе с тем шло и требование консульского места. В 377 г. (u.c.) два плебейских трибуна С. Licinius и L. Sextius обнародовали проект закона, который они намеревались провести в плебейском собрании. В этом проекте были соединены совсем разнородные статьи: одни имели в виду улучшение экономического положения, другие - удовлетворение политического честолюбия плебеев. Трибуны настаивали, чтобы все статьи голосовались вместе, а не каждая отдельно, основательно опасаясь, что статья о консульстве иначе не пройдет. Содержание проекта нам известно не вполне точно. Ливии передает его таким образом. 1) В статье, касавшейся долгов, постановлялось, чтобы из капитального долга вычтено было то, что было уплачено в виде процентов, а уплата остальной части капитала была бы произведена равными частями в течение трех лет*(167). Некоторые из современных писателей под процентами здесь понимают не обыкновенные проценты, а те, которые брались сверх дозволенных законом. Но для вычета незаконно уплаченных процентов едва ли нужно было издавать закон. Правильнее предположить, что вычитались обыкновенные проценты: потому-то проект трибунов и представлялся мерой чрезвычайной. 2) В статье о размере земли (de modo agroram) постановлялось, чтобы никто не владел более чем 500 югерами земли*(168). Некоторые писатели полагают, что проект запрещал иметь в частной собственности более 500 югеров. Правильнее подразумевать здесь ager publicus, ибо, во-первых, на это указывает выражение "владел" (possideret): известно, что пользование государственной землей называлось possessio agri publici; во-вторых, закон Гракха, который был только повторением Лициниева, касался государственной земли. 3) Третья статья постановляла, чтобы впредь избирались не военные трибуны с консульской властью, а консулы, и притом, чтобы один консул был непременно из плебеев*(169). Сведения Ливия по второй статье дополняет другой писатель, Аппиан. Он говорит, что на общественных землях запрещалось отдельному лицу пасти более 100 штук крупного и 500 штук мелкого скота и предписывалось для обработки земли держать, кроме рабов, известный процент свободных людей*(170).

Из этого содержания проекта видно, в какой сильной степени он грозил интересам патрициев. Поэтому неудивительно, что сенат решительно отказался одобрить проект. Но и Лициний и Секстий, которые 10 лет подряд были избираемы в трибуны, с не меньшей решительностью и настойчивостью повторяли свои требования, подкрепляя их беспрерывными интерцессиями, которыми они почти совсем приостановили правильное течение государственной жизни.

В надежде отклонить опасность патриции сделали уступку в менее важном требовании. В Риме существовала духовная коллегия Duoviri sacrorum libris Sibyllinis inspiciendis. Эта коллегия занималась вопрошением оракула по книгам Сивиллы о мерах, которые нужно было предпринять в тех случаях, когда наступало или грозило наступить какое-нибудь народное бедствие. Как и все духовные коллегии, она находилась в руках патрициев и могла своими толкованиями влиять на политическую жизнь. Плебеи потребовали, чтобы, при увеличении числа членов этой коллегии с двух до десяти, пять мест были предоставлены им. Патриции согласились на это*(171) и таким образом создали прецедент, который облегчил плебеям доступ в более важные по политическому влиянию коллегии авгуров и понтифов.

Однако, несмотря на эту уступку, энергические трибуны Лициний и Секстий, избранные на эту должность в десятый раз, снова выставили свои требования. Патриции наконец уступили: в 387 г. сенат согласился на внесение проекта в народное (плебейское) собрание*(172), которое и приняло все три статьи, получившие название Leges Liciniae Sextiae или, короче, Leges Liciniae.

Но патриции и в данном случае постарались ослабить успех плебеев так же, как при введении военных трибунов: они потребовали, чтобы заведование судом, которое до сих пор принадлежало консулам, было предоставлено особому магистрату, который бы избирался только из патрициев. Плебеи согласились на это умаление консульской власти*(173). Новый магистрат считался младшим коллегой консулов и был назван praetor (консулы прежде также носили это название).

После Лициниевых законов в римском обществе стало складываться убеждение, что борьба сословий приходит к концу. В ознаменование этого примирения сенат постановил, чтобы т.н. ludi Romani maximi продолжались один лишний день. Этому воспротивились плебейские эдилы, на обязанности которых лежало устройство этих игр*(174). Патриции, пользуясь этим предлогом, заявили, что они возьмут на себя обязанность устройства игр, если будет учреждена еще должность двух эдилов, замещение которой будет предоставлено исключительно им. Плебеи должны были согласиться, и таким образом возникла новая магистратура - курульные эдилы (aediles curules)*(175). Этим эдилам, кроме компетенции, общей с плебейскими эдилами (полицейский надзор в широком смысле), предоставлено было право гражданского суда по тяжбам, возникавшим из торговых сделок, совершавшихся на рынке.

Последующие моменты стихавшей сословной борьбы не создали ничего нового в области магистратуры, кроме только того, что плебеи довольно быстро получили доступ ко всем политически важным должностям, как светским, так и духовным. В результате оказалось, что они даже имели некоторые преимущества перед патрициями: они имели исключительное право замещать должности плебейских трибунов, эдилов, одно консульское место и одно цензорское (последнее право в силу Lex Publilia Philonis 415 г.). Им остались недоступны только политически неважные должности фламинов и сакрального царя.

 

Сенат

 

§ 55. Образование нобилитета. Lex Ovinia. После отшествия в течение более ста лет в сенате не замечается существенных перемен. Но в конце 2-го периода происходят перемены в составе сената. Они были вызваны изменениями в римском обществе, о которых и следует предварительно сказать для лучшего понимания юридических перемен в составе сената.

В высших слоях римского населения, приблизительно в V в., образовалась из патрициев и плебеев новая общественная группа - nobiles. Произошло это таким образом. Граждане, которых народ почтил избранием в магистраты, все равно, будут ли они из патрициев или плебеев, становились в общественном мнении выше прочих граждан и делались общеизвестными, знатными, почему римляне и называли их nobiles. Совершенно естественно, что и семьи их, и вообще их ближайшее потомство пользовались сравнительно большей известностью и в этом смысле также назывались nobiles. Другими словами, знатность, nobilitas, была фактически наследственна. Но постепенно она сделалась наследственной и юридически: путем обычая выработалось правило, что гражданин, занимавший какую-нибудь т.н. курульную магистратуру, а равно и все его потомки, хотя бы они такой должности и не занимали, принадлежат к nobilitas*(176). Внешний отличительный признак и привилегию знатных составляло т.н. jus imaginum, т.е. право держать у себя дома и носить при похоронных процессиях восковые изображения тех предков, которые занимали курульные должности.

У этой новой общественной группы оказались общие и притом важные интересы. Почти все nobiles были владельцами крупных участков общественной земли и денежных капиталов; все они, как стоявшие более или менее близко к власти, принимали живое участие в политических вопросах, отчасти в видах общегосударственной пользы, еще более из личного честолюбия. Такая общность интересов, при сравнительной малочисленности знатных граждан, сплотила эту группу, а сплоченность, в свою очередь, облегчала осуществление естественного стремления сохранить выгоды положения исключительно для членов нобилитета. Это-то стремление и объяснит нам перемены в составе сената.

Порядок избрания в сенаторы был изменен законом Овиния (Lex Ovinia), время издания которого можно определить только приблизительно: после 387-го и ранее 442-го года. Содержание закона у Феста передается таким образом: "ut censores ex omni ordine optimum quemque curiati (следует читать jurati) in senatum legerent"*(177). Таким образом, право избрания в сенаторы от консулов было передано в руки цензоров, которым предписан был самый порядок избрания: они должны были прежде всего избирать в сенаторы из всех разрядов (ordines) бывших курульных магистратов, если их репутация не была ничем запятнана (optimum quemque). Такими разрядами были: consularii, praetorii, aedilicii, т.е. бывшие консулы, преторы и курульные эдилы*(178). Позднее, именно около 540 г., в силу plebiscitum Atinium, к обязательным кандидатам причислены плебейские трибуны и (вероятно) эдилы*(179), а при Сулле и квесторы.

Мотивы к изданию закона Овиния и Атиния будут понятны после сказанного о нобилитете. Сенат давно уже был влиятельнейшим органом государственного устройства. Поэтому nobiles стремятся обеспечить себе преимущественный доступ туда, чего и достигают с помощью обоих законов. Передача выбора в руки цензоров объясняется, вероятно, желанием сделать пополнение сената менее зависимым от случайных политических веяний, влиянию которых консулы, как избираемые ежегодно, подвергались более, чем цензоры: последние, как известно, набирались через 5 лет и притом, по обычаю, из наиболее почтенных консуляров.

 

Народное собрание

 

§ 56. Перемены в куриатном и центуриатном собрании. Со времени второго отшествия" народное собрание подверглось значительным изменениям, значение которых сводилось к двум главным результатам. 1) Компетенция его (предметы ведомства) распространилась на все важнейшие вопросы государственной жизни, как это видно будет в систематическом очерке. Формально народное собрание к концу 2-го периода есть суверен, т.е. ему принадлежит верховная власть в государстве. 2) Народное собрание демократизировалось. Это видно из того, что появляются новые виды собраний (по трибам), где все граждане пользуются одинаковым правом голоса, и из преобразований, которым подверглось центуриатное собрание. С первым результатом мы познакомимся в систематическом очерке, а второй должен быть изложен здесь.

Куриатное собрание к концу 2-го периода утрачивает почти всякое политическое значение. Важнейшие предметы ведомства, каковы, например, избрание магистратов, объявление войны, уголовный суд, отошли к другим видам народных собраний. Остались акты из области гражданского права (именно arrogatio и testamentum calatis comitiis) и Lex curiata de imperio, который обратился в простую формальность после прекращения розни в интересах патрициев и плебеев. Неудивительно после этого, что граждане постепенно перестают посещать куриатное собрание, которое, впрочем, продолжает существовать много веков в виде собрания 30 ликторов, представлявших собой 30 курий.

Другой вид собрания, возникший еще в 1-м периоде, собрание центуриатное, сохраняет свое политическое значение и даже становится важнее, так как ему присваивается решение важнейших вопросов, каковы, например, перемены в государственном устройстве, суд по важнейшим уголовным делам, выбор высших магистратов. Но центуриатное собрание подверглось существенным переменам.

Одна перемена относилась к auctoritas patrum. Выше было сказано (§ 45), что всякое постановление центуриатного собрания, чтобы иметь обязательную силу, должно было получить auctoritas patrum, т.е. утверждение патрицианской части сената. В 415 г. по инициативе диктатора Публилия Филона (Publilius Philo) были изданы три закона, названные Leges Publiliae Philonis*(180), один из которых постановлял, чтобы впредь при издании законов patres давали свою auctoritas (или, разумеется, отказывали в ней) обнародованному проекту раньше, чем он подвергнется голосованию в центуриатном собрании*(181). То же самое относительно избрания магистратов постановил Lex Macnia (год издания точно не известен, во всяком случае, после 455 г.)*(182). Какое значение должны мы придавать этой перемене и какой потребностью она могла быть вызвана? Ливии находит (1, 17), что она отняла всякое практическое значение у auctoritas patram. Вероятно, в его время эта последняя действительно была простой формальностью. Но в конце 2-го периода едва ли это было так. По крайней мере, из кратко передаваемого им содержания закона Публилия этого не вытекает. Скорее можно предполагать, что первоначально оба закона имели в виду только ослабить зависимость решений собрания от патрицианских сенаторов, а не уничтожить ее совершенно. Если patres отказывали в auctoritas после голосования, то при новой попытке провести то же предложение необходимо было повторить всю длинную процедуру, которой сопровождалось издание закона или выбор кандидата. Если же отказ предшествовал голосованию, т.е. патрицианские сенаторы заявляли, что они не одобряют проекта или известного кандидата, то оставалась возможность заблаговременно войти с ними в соглашение относительно перемен в проекте или замены кандидата*(183). Таким образом, значение рассматриваемых законов заключалось в том, что они ослабили зависимость центуриатного собрания от патрицианского сословия. Отсюда нетрудно сделать заключение и о потребности, вызвавшей их: после политического уравнения сословий не было причины сохранять за патрициями привилегию контроля над народным собранием. Насколько контроль был необходим, он мог осуществляться сенатом в полном его составе. Законы Публилия и Мэния сделали только первый шаг к устранению патрицианской привилегии. Дальнейшее обращение ее в пустую формальность, вероятно, совершилось путем обычая, причем важный, хотя и косвенный толчок в этом направлении был дан законом Гортензия, который освободил постановления плебейского трибутного собрания от контроля сената (см. об этом ниже, § 57 в конце).

Вторую перемену, также с демократической тенденцией, составляет т.в., реформа центуриатного собрания. Сведения, сообщаемые о ней источниками, чрезвычайно скудны*(184). Из гипотез, которые пытаются дать связный очерк реформы, следует признать наиболее удовлетворительной ту, которая была создана еще в XVI в. ученым монахом Пантагатом (Pantagathus) и в настоящее время принята многими авторитетными исследователями римской истории*(185). Сущность ее состоит в следующем. Центурии были приведены в связь с трибами таким образом, что в каждой трибе было установлено по 2 пехотных центурии от каждого из 5 классов: одна centuria senioram и одна junioram; следовательно, в каждой трибе было по 10 центурий. Так как во время реформы число триб достигло своего высшего предела, т.е. 35, то при новом распределении центурий число их, сравнительно с Сервиевым временем, увеличилось, именно оно равнялось 350, и притом в каждом классе их стало поровну, именно по 70. Центурии всадников и прочие внеклассные центурии, по-видимому, были сохранены. Кроме того, решение, какая центурия будет голосовать прежде всех (т.н. centuria praerogativa), было предоставлено жребию, тогда как прежде право первой подачи голоса составляло привилегию всаднических центурий.

Здесь опять представляется вопрос: какое значение и какие мотивы должны мы приписать этой реформе? Выше уже было замечено, что реформа имеет демократическую тенденцию. Это доказывается, во-первых, тем, что число центурий, а следовательно, и голосов во всех классах было уравнено, так что преобладание богатых было устранено; во-вторых, тем, что centuria praerogativa определялась жребием. Первый поданный голос оказывал нравственное давление на остальных граждан и увлекал за собою колеблющихся. Поэтому класс, который имел право первой подачи, имел лишнее средство влиять на исход народного решения. Вследствие реформы это средство сделалось доступным для всех классов. О мотивах реформы сведений не имеется. Вероятно, она была вызвана общим стремлением народной массы принимать более деятельное участие в политических делах; а это стремление объясняется, в свою очередь, тем, что эта масса за два с половиной века республиканской жизни успела приобрести достаточное политическое развитие, чтобы понимать более крупные задачи Римского государства.

Время совершения реформы точно неизвестно. Вероятнее всего, что она была произведена в начале VI в.

§ 57. Трибутные собрания. Во 2-м периоде рядом с центуриатным собранием начинают играть видную роль собрания по трибам. К сожалению, сведения, которые дают наши источники о возникновении и первоначальном развитии этого вида собраний, таковы, что позволяют решать эти вопросы только гипотетически. История трибутных собраний обозначается изданием трех законов: одного из Leges Valeriae Horatiae 305 г., одного из Leges Publiliae Philonis 415 г. и Lex Hortensia 467 г. Затруднение возникает вследствие того, что наши источники приписывают всем трем законам одинаковое содержание, именно, по их словам, все три закона предписывали, чтобы плебисциты, т.е. постановления плебейского собрания по трибам, были обязательны для всего римского народа*(186). Совершенно невероятно, чтобы римское правительство считало нужным дважды издавать новые законы, совершенно тождественные по содержанию с прежним, тогда как ему было достаточно просто принять меры к исполнению первого закона. Вследствие этого все новые исследователи истории трибутных собраний пытаются выяснить, в чем разнились эти три закона по содержанию, пользуясь для этого сопоставлением разных побочных обстоятельств, современных и следовавших за изданием законов. Понятно, что эти попытки вызвали множество гипотез, которые все согласны только в том одном, что после 467 года плебисциты были общеобязательны, но в остальном представляют большое разнообразие. Так как излагать их все нет возможности, то мы остановимся на гипотезе Моммзена, которая нам кажется наиболее удовлетворительной*(187).

Основная мысль Моммзена состоит в следующем. 1) Надо различать два вида трибутных собраний (это делают не все исследователи): патрицианско-плебейское, где собирался весь римский народ, без различия патрициев и плебеев (почему это собрание и называлось comitia tributa), и сословное плебейское собрание, где собирались только одни плебеи (почему оно и называлось concilium plebis tributum). 2) Законы Валерия Горация и Публилия относятся к первому, а закон Гортензия ко второму виду собраний. Посмотрим, как Моммзен развивает эту основную мысль.

Что закон Валерия Горация относился не к чисто плебейскому собранию, это подтверждается следующими соображениями: во-первых, известно, что и после 307 года постановления плебейского собрания не признаются за общеобязательные, если их предварительно не одобрил сенат; во-вторых, во время издания рассматриваемого закона рознь между сословиями была еще слишком велика, чтобы патриции могли согласиться на подчинение их плебейским постановлениям. Напротив, что закон относился к патрицианско-плебейскому собранию по трибам, подтверждается тем, что в источниках, начиная с 307 года, нередко упоминается об этом собрании под председательством патрицианского магистрата, вначале только для выборов и суда, а позднее и для издания законов. Свидетельство Ливия, что закон говорил о плебейском собрании, Моммзен объясняет недоразумением этого писателя: во времена Ливия уже забыли о политическом значении терминов "populus" и "plebs"; то и другое слово употребляли безразлично для обозначения низшего класса народа. Неудивительно поэтому, что Ливии, найдя у римского летописца приведенные выше слова о законе Валерия Горация, не придал значения тому, что там стояло слово "populus", и заменил его словом "plebs".

Относительно закона Публилия Филона мы имеем очень мало даже косвенных данных. Главным доводом против отнесения его к плебейскому собранию служит то, что иначе издание Гортензиева закона, который, несомненно, относится к плебейскому собранию, не имело бы смысла. Моммзен предполагает, что закон Публилия установил право преторов созывать патрицианско-плебейское трибутное собрание (comma tributa) для издания законов. Прежде преторы этого права не имели. Между тем немного лет спустя после Публилиева закона, именно с 422 года, мы начинаем встречать в источниках сведения о том, что преторы проводят проекты в comitia tributa. Если и в этом случае Ливии говорит о плебисцитах, то это надо объяснить тем же непониманием разницы между "populus" и "plebs".

Только Lex Hortensia действительно говорил о плебисцитах. До этого закона решения плебейского трибутного собрания были обязательны только для плебеев. Если они иногда и касались патрициев или общегосударственных вопросов, то это вовсе не значило, чтобы по римскому государственному праву они были обязательны для всех граждан. Это значило только, что плебеи сговаривались все действовать известным образом. Например, если трибуны привлекали к уголовному суду плебейского собрания какого-нибудь патриция и собрание осуждало его, патриции не признавали суда и приговора законным. Приговор плебейского собрания был с юридической точки зрения не что иное, как заявление плебеев, что они намерены прибегнуть к самоуправству. Это было нечто вроде теперешнего суда Линча в Северной Америке. Если плебеи хотели придать плебисциту общеобязательную силу, то они должны были предварительно испросить согласие сената*(188). При соблюдении этого условия некоторые плебисциты действительно получали обязательную силу; таковы, например, Terentilia rogatio, Lex Conuleja, Leges Liciniae Sextiae.

Это-то древнейшее ограничение плебисцитов и было отменено Гортензиевым законом в 467 г. С этого времени плебисцит, чтобы быть общеобязательным, не нуждался в предварительном согласии сената и потому мог называться lex, тогда как прежде это слово применялось только к постановлениям всенародного собрания (comitia).

Как объяснить это странное на первый взгляд явление, т.е. что сословному собранию дается право делать постановления, обязательные для всего народа? Внешним поводом к изданию закона послужило возмущение и новое отшествие бедных плебеев на холм Яникул (mons Janiculus). Низший класс плебеев в то время сильно задолжал. Кредиторы его - nobiles - взыскивали долги беспощадно. Плебеи через своих трибунов хотели провести в своем собрании закон, который бы предписал облегчения в уплате долгов; сенат под влиянием нобилей отказывал в своем согласии. Отсюда понятно, что когда назначенный для восстановления спокойствия диктатор Гортензий спрашивал плебеев, при каких условиях они готовы вернуться в Рим, последние потребовали освобождения плебисцитов от сенатской зависимости*(189). Надо думать, что правительственный класс пошел на такую опасную уступку отчасти и потому, что плебейские трибуны, по инициативе которых плебейское собрание только и могло делать постановления, большей частью сами принадлежали к нобилитету и потому не могли идти вразрез с политикой сената. Но во всяком случае, закон Гортензия сильно поднял значение народного собрания в ряду других органов римского государственного устройства. Он привел к этому частью прямо, частью косвенно: прямо - тем, что дал плебейскому собранию возможность действовать самостоятельно, освободив его от контроля сената; косвенно - тем, что, вероятно, под его влиянием контроль патрицианских сенаторов (auctoritas patram после L. Publilia Philonis и Maenia) над центуриатным собранием постепенно обратился в пустую формальность (сравни сказанное в § 56), так что и центуриатное собрание получило возможность действовать самостоятельно.

§ 58. Заключение. Бросая общий взгляд на историю политических событий настоящего периода, мы можем прийти к следующим заключениям.

1) Устройство Римской республики во многих сторонах своих есть результат борьбы сословий. По крайней мере, это можно сказать вполне про систему магистратуры и в значительной степени про народные собрания. Таким образом, борьба сословий оказала на политическую жизнь Рима не разрушительное, а творческое влияние. Такой исход следует приписать замечательной умеренности противников. Вековая борьба их представляет сравнительно ничтожное количество крупных насилий (политических убийств, грабежей и т.п.); большей частью она была ведена законными средствами. Патриции редко доводили свое упорство, а плебеи свою требовательность до безрассудных границ: обе партии умели своевременно уступать. Вследствие этого победа над противником не вызывала уничтожения всего созданного раньше в интересах последнего.

2) Сложившееся к концу периода государственное устройство Рима с юридической, т.е. формальной, точки зрения мы должны назвать демократической республикой, так как почти все важнейшие вопросы государственной жизни (законодательство, уголовный суд, выбор магистратов, объявление наступательной войны) подлежали бесконтрольному решению народных собраний, причем в трибутных собраниях все граждане пользовались одинаковым правом голоса. Но в действительности и к концу 1-го периода Римская республика оставалась по-прежнему аристократической, с той разницей, что господство родовой аристократии сменилось господством нобилитета. Как в начале республики, так и теперь, направление и внутренней и внешней политики давал сенат, в котором преобладающее влияние патрициев сменилось влиянием нобилитета (см. § 55). Каким образом сенат мог приобрести фактическое господство в государственной жизни Рима, можно видеть из того, что было сказано о нем в § 45. Он держал в своих руках магистратов, через которых и осуществлял свое господство. Магистраты же, руководимые сенатом, могли ограничивать, в интересах нобилитета, народное собрание двояким путем: во-первых, народ мог сойтись в собрание только по их приглашению и решать только те вопросы, которые будут предложены ими; во-вторых, при выборах председательствующий магистрат мог устранять кандидатов, враждебных нобилитету, или ссылаясь на то, что они не удовлетворяют условиям, необходимым для занятия должности, или, если для этого возражения не было никаких оснований, отказывая в т.н. renuntiatio: если кандидат и получал на выборах большинство голосов, все-таки его избрание получало законную силу лишь после того, как председательствующий магистрат renuntiavit, т.е. объявил о результате голосования. Принудить его к этой renuntiatio не мог никто. Поэтому, если он отказывал в ней, получивший большинство голосов не мог занять должности. Наконец, кроме сената и магистратуры, нобилитет поддерживал свое господство и с помощью духовных коллегий, которые также были в его руках: если нужно было воспрепятствовать совершению какого-нибудь акта (например, созыву народного собрания) или уничтожить силу уже совершенного, коллегия объявляла, что он противен воле богов или совершен с нарушением религиозных предписаний и т.п.

Однако это господство нобилитета в настоящем периоде и в начале следующего носит мягкий характер: нобили не держатся узкосословной политики, и влиянию массы, в лице народных собраний, предоставлено достаточное место. Такое мягкое господство аристократии можно объяснить, с одной стороны, тем, что нобилитет в рассматриваемое время пополнялся действительно лучшими римлянами, лучшими и в умственном и в нравственном отношении, а с другой стороны, тем, что и народная масса, благодаря сравнительно высокому экономическому благосостоянию, наступившему на короткое время после счастливых завоеваний в Италии, и традиционной привычке к занятиям политическими вопросами, способна была отстаивать свою самостоятельность и принимать действительное участие в решении политических вопросов, разумеется, в тех пределах, которые установлены были самой организацией народных собраний (отсутствие инициативы, решение в форме утвердительного или отрицательного ответа, без права видоизменять вопрос). Конец 2-го и начало 3-го периода были золотым веком в политической жизни Рима.

 

Систематический очерк государственного устройства*(190)

 

Магистратура*(191)

 

Определение понятия

 

§ 59. Magistrates означает всякую должность, на которую лица определяются по выбору народного собрания, а затем уже, в переносном смысле, и самое лицо, занимающее такую должность. Исключение составляет диктатор, который, несомненно, принадлежал к магистратам, но избирался консулом.

От магистратуры надо отличать промагистратуру. Promagistratu означает такую должность, которая не принадлежит к магистратам, но которой, однако, присвоены магистратские функции. Промагистратура в тесном смысле возникала на одном из двух оснований:

1) магистрат, которого полномочия прекратились вследствие истечения срока, обязан все-таки продолжать исправление своей должности до тех пор, пока ему не будет избран преемник; но он будет осуществлять свои полномочия не как магистрат, a "pro magistratu";

2) если магистрат по отсутствию или болезни не может сам исправлять должности, то он обязан поручить ее другому, который опять будет пользоваться своими полномочиями не как магистрат, a "pro magistratu". Таким образом, промагистратура в тесном смысле устанавливается не народным избранием, а продолжением полномочий магистрата, выбранного прежде (т.н. prorogatio imperii) или поручением со стороны какого-либо магистрата. Однако в более широком смысле промагистратами назывались и те экстраординарные, непостоянные должности, которые замещались по народному выбору, но предназначались для деятельности вне города Рима, каковы, например, были комиссии для раздачи земли.

Дальнейшее изложение будет разделено на две части: общую и особенную. В первой будет рассмотрено все то, что относится более или менее ко всем магистратам, а во второй то, что специально характеризует отдельные магистратуры.

 

Общая часть