Лиминальность, низкий статус и коммунитас

Теперь наступило время для тщательного рассмотрения гипотезы, пытающейся объяснить свойства таких по видимости различных явлений, как неофиты в лиминальной фазе ритуала, покоренные автохтоны, малые народы, придворные шуты, блаженные нищие, добрые самаритяне, милленаристские движения, «бездельники дхармы» (dharma bums), матрилатеральность в патрилинейных системах, патрилатеральность в матрилинейных системах и монашеские ордены. Воистину связка невяжущихся социальных явлений! И все же у них есть общая черта: это люди или принципы, которые (1) находятся в промежутках социальных структур, (2) или на их окраинах, (3) или занимают самые низкие положения. Это возвращает нас к проблеме определения социальной структуры. Один из авторитетных источников определений — это «Словарь социальных наук» [12], в котором Э. В. Эйстер рассматривает несколько основных формулировок этого понятия. Спенсер и многие современные социологи считают социальную структуру «более или менее отчетливой расстановкой (расстановки могут быть разных типов) специализированных и взаимозависимых институтов (разрядка Эйстера) и институционально организованных позиций и/или предполагаемых ими деятелей, которые все всегда возникают в естественном течении событий, когда группы человеческих существ с теми или иными нуждами и возможностями взаимодействуют друг с другом (в различных типах и способах взаимодействия) и пытаются совладать с окружающей средой» [12, с. 668–669]. Более аналитическое определение Рэймонда Ферса гласит:

«В обществах, обычно изучаемых антропологами, социальная структура может включать решающие или основополагающие отношения, которые возникают сходным образом из классовой системы, основанной на отношениях с землей. Другие аспекты социальной структуры возникают из участия в других видах устойчивых групп, таких, как кланы, касты, возрастные группы или тайные общества. Другие существенные отношения опять-таки связаны, с положением в системе родства» [22, с. 32].

Большинство дефиниций содержат понятие расстановки положений или статусов. Большинство включает институционализацию и устойчивость групп и отношений. Классическая механика, морфология и физиология животных и растений, а также совсем недавно (благодаря Леви-Строссу) структурная лингвистика были обшарены учеными-обществоведами в поисках концепций, моделей и гомологических форм. Все эти науки разделяют в общем идею суперорганического распределения частей или положений, которое при более или менее постепенных модификациях сохраняется с течением времени. Понятие «конфликта» оказывается увязанным с понятием «социальной структуры», поскольку дифференциация частей становится оппозицией между ними и редкий статус становится объектом борьбы между индивидами и группами, заявляющими свои притязания на него.

Другой параметр «общества», которое я изучаю, определить не так легко. Хиллери рассмотрел девяносто четыре определения термина «община» и пришел к выводу, что «помимо понятия о том, что люди включены в общину, не существует полного согласия на предмет того, в чем сущность общины» [31, с. 1191. Стало быть, поле деятельности, по-видимому, открыто для новых попыток! Я попытался воздерживаться от утверждения, будто коммунитас имеет специфический территориальный локус с определенными свойствами, как об этом говорится во многих дефинициях. По-моему, коммунитас возникает там, где нет социальной структуры. Вероятно, лучше всего определить эту сложную идею словами Мартина Бубера, хотя мне кажется, что к нему, возможно, следует относиться скорее как к одаренному туземному информанту, чем как к ученому-обществоведу! Бубер употребляет термин «община» (community) вместо «коммунитас».

«Община — это жизнь множества людей, но не рядом (и можно было бы добавить: не над и не под), а вместе. И это множество, хотя оно движется к единой цели, на всем протяжении пути сталкивается с другими, вступает в живое общение с ними, испытывая перетекание из Я в Ты. Община там, где возникает общность» [6, с. 51].

Бубер точно указывает на спонтанную, непосредственную конкретную сущность коммунитас в противоположность нормативной, институционализированной, абстрактной сущности социальной структуры. Однако коммунитас становится явной или доступной, так сказать, только посредством ее противоположения или ее гибридизации с аспектами социальной структуры. Подобно тому как в гештальт-психологии изображение (figure) и фон (ground) являются взаимными детерминативами или подобно тому как некоторые редкие элементы никогда не встречаются в природе в чистом виде, а существуют лишь как компоненты химических соединений, так же и коммунитас можно понять лишь через ее отношения со структурой. Компонент коммунитас важен именно потому, что он неуловим. Здесь весьма уместно вспомнить притчу Лао-цзы о колесе в колеснице. Спицы колеса и его ступица (т. е. центральный блок колеса, поддерживающий ось и спицы), к которой спицы прикреплены, будут бесполезны, по словам Лао-цзы, если в центре не будет отверстия, бреши, пустоты. Коммунитас с ее неструктурным характером, представляющая «самую суть» человеческой взаимоотнесенности (то, что Бубер назвал das Zwischen-menschliche), можно было бы вообразить в виде «пустоты в центре», которая тем не менее необходима для функционирования структуры колеса.

Подобно другим ученым, занимавшимся концепцией коммунитас, я вынужден был обратиться к метафоре и аналогии вовсе не случайно и не из-за отсутствия стремления к научной строгости. Дело в том, что коммунитас обладает экзистенциальными качествами, в ней человек всей своей целостностью взаимодействует с целостностями других людей. Структура, напротив, обладает познавательными качествами; как показал Леви-Стросс, это, по сути, ряд классификаций, модель для размышлений о культуре и природе и для упорядочивания общественной жизни человека. У коммунитас есть также аспект потенциальности; она часто находится в сослагательном наклонении. Отношения между целостными существами порождают символы, метафоры и сравнения; продуктами таких отношений скорее являются искусство и религия, чем правовые и политические структуры. Бергсон увидел в словах и писаниях пророков и великих художников создание «открытой нравственности», которая сама была выражением того, что-он назвал elan vital, или эволюционной «жизненной силой». Пророки и художники имеют склонность к лиминальности и маргинальности, это «пограничные люди», которые со страстной искренностью стремятся избавиться от клише, связанных со статусом и исполнением соответствующей роли, и войти в жизненные отношения с другими людьми — на деле или в воображении. В их произведениях можно увидеть проблески этого неиспользованного эволюционного потенциала человечества, который еще не воплотился в конкретную форму и не зафиксирован структурой.

Коммунитас прорывается через щели структуры в лиминальность, через ее окраины — в маргинальности, из ее низов — в приниженность. Почти всюду к ней относятся как к сакральному или «блаженному», вероятно, потому, что она нарушает или отменяет нормы, управляющие структурными и институционализированными отношениями, и сопровождается переживаниями небывалой силы. Процессы «уравнивания» и «обнажения», на которые обратил наше внимание Гоффман, часто приводят своих субъектов в состояние полного аффекта. Все природные инстинкты человека, безусловно, высвобождаются с помощью этих процессов, однако теперь я склонен думать, что коммунитас — не просто продукт биологически унаследованных стремлений, вырвавшихся из-под культурных запретов. Скорее это продукт специфически человеческих качеств, которые включают рациональность, волю, память и которые развиваются с опытом жизни в обществе, — так, у талленси только зрелые мужчины проходят через испытания, побуждающие их к установлению алтаря bakologo.

Дело в том, что между людьми существуют родовая связь и обусловленное ею чувство «принадлежности к человечеству», которые не являются эпифеноменами какого-либо стадного инстинкта, а представляют собой продукты «людей в их целокупности, во всей их полноте». Лиминальность, маргинальность и низшее положение в структуре — условия, в которых часто рождаются мифы, символы, ритуалы, философские системы и произведения искусства. Эти-три культурные формы снабжают людей набором шаблонов или моделей, являющихся на определенном уровне периодическими переклассификациями действительности и отношений человека к обществу, природе и культуре. Однако это нечто большее, чем классификация, поскольку они побуждают людей к действию, так же как и к размышлению. Каждое из этих произведений многозначно и многосмысленно, и каждое способно привести людей на множество психобиологических уровней одновременно.

Здесь есть диалектика, поскольку непосредственность коммунитас сменяется опосредствованностью структуры, в то время как в rites de passage люди высвобождаются из структуры в коммунитас лишь затем, чтобы вернуться к структуре оживленными опытом и переживаниями коммунитас. Не вызывает сомнений, что ни одно общество не может адекватно функционировать без этой диалектики. Преувеличение структуры может привести к патологическим проявлениям коммунитас извне или против «закона». Преувеличение коммунитас в определенных религиозных или политических движениях уравнительного типа может вскоре смениться деспотизмом, сверхбюрократизацией или другими видами структурного ужесточения. Потому что, подобно неофитам-африканцам после обрезания, или бенедиктинским монахам, или членам милленаристских движений, люди, живущие в общине, рано или поздно начинают требовать чьей-либо абсолютной власти — будь то со стороны религиозной догмы, боговдохновенного вождя или диктатора. Коммунитас не может продержаться сама по себе, если материальные и организационные нужды людей должны удовлетворяться адекватно. Максимализация коммунитас влечет за собой максимализацию структуры, каковая; в свою очередь, порождает революционные стремления к возобновлению коммунитас. История любого большого общества богата примерами таких колебаний на политическом уровне. В следующей главе разбираются два важных примера.

Я уже упоминал ранее о тесной связи, существующей между структурой и собственностью, независимо от тою, кто владеет, наследует и управляет этой собственностью — частное лицо (лица) или общество. Так, большинство милленаристских движений пытается упразднить собственность или все обобществить. Обычно это удается лишь на короткое время — до срока, установленного для прихода тысячелетнего царства или получения наследства. Когда пророчество не исполняется, собственность и структура возвращаются, а движение институционализируется или же распадается и его члены растворяются в окружающем структурном порядке. Я подозреваю, что сам Льюис Генри Морган страстно желал наступления всеобщей коммунитас. Например, в заключительных звучных фразах «Древнего общества» он говорит следующее:

«Голая погоня за богатством не составляет конечного назначения человечества, если только прогресс останется законом будущего, каким он был и для прошедшего… Гибель общества должна стать конечным результатом исторического поприща, единственной целью которого оказывается богатство, ибо такое поприще содержит в себе элементы своего собственного разрушения. Демократизм в управлении, братство в общественных отношениях, равенство в правах, всеобщее образование будут характеризовать следующий высший социальный строй, к которому неуклонно стремятся опыт, разум и знание» [44, рус. пер., с. 329].

Что это такое «высший строй»? Здесь Морган явно впадает в ту же ошибку, что и Руссо, смешивая коммунитас, которая является параметром всех обществ в прошлом и настоящем, с архаическим, или первобытным, обществом. «Это будет возрождение, — продолжает Морган, — в более высокой форме свободы, равенства и братства древних родовых общин». Однако, как подтвердит сейчас большинство антропологов, нормы обычного права, а также различия в статусе и престиже в дописьменных обществах не допускают большой личной свободы и выбора — индивидуалист часто рассматривается как ведун; не существует также подлинного равенства, например, между мужчинами и женщинами, старыми и молодыми, вождями и рядовыми членами; что же касается братства, то оно даже само по себе часто подчинено резкому разграничению статусов между старшими и младшими братьями. Принадлежность к соперничающим группам в таких обществах, как у талленси, нуэров и тивов, не допускает даже племенного братства: такая принадлежность вверяет человека структуре и тем конфликтам, которые неотделимы от структурной дифференциации. Однако даже в простейших обществах различение между структурой и коммунитас существует и находит символическое выражение в культурных особенностях лиминальности, маргинальности и приниженности. В различных обществах и в разные периоды в каждом обществе один или другой из этих «бессмертных антагонистов» (если заимствовать термин, которым Фрейд пользовался в другом смысле) становится главенствующим. Вместе же они составляют «человеческое условие» отношений человека со своим ближним.