Заложенная основа и итог кантовского обоснования метафизики

Проходя отдельные стадии кантовского обоснования, мы выяснили, что оно в конце концов приводит к трансцендентальной способности вооб­ражения как основе внутренней возможности онтологического синтеза, т.е. трансценденции. Но есть ли установление этой основы, т.е. ее изначальное истолкование как временности, итог кантовского обоснования? Или его обоснование являет что-то другое? Для установления названного результа­та было вовсе не обязательно стремиться показывать обоснование со­бственно в его внутреннем свершении и его последовательности. Приведе­ния соответствующих цитат о центральной функции трансцендентальной способности воображения в трансцендентальной дедукции и в трансценден­тальном схематизме было бы достаточно. Если же итог не заключается в том знании, что трансцендентальная способность воображения составляет основу, то к чему еще тогда должно привести обоснование?

Если итог обоснования заключается не в его "результате", то следует спросить: что открывает для проблемы обоснования как подведения осно­вания (Begründung) под метафизику обоснование в своем свершении как та­ковом? Что свершается в кантовском обосновании? Не что иное, как то, что основывайте внутренней возможности онтологии осуществляется как рас­крытие трансценденции, т.е. субъективности человеческого субъекта.

Вопрос о сущности метафизики есть вопрос об единстве основных спо­собностей человеческой "души". Кантовское обоснование показывает: обоснование метафизики является вопрошанием о человеке, т.е. антропо­логией.

Но разве при первой попытке изначальнее постичь²⁷⁷ кантовское обос­нование метафизики это возвратное движение к его антропологии не обер­нулось неудачей? Определенно, поскольку оказалось, что предлагаемое ан­тропологией в истолковании познания и его двух источников проясняется Критикой чистого разума в более изначальной форме. Но из этого следует лишь то, что эта разработанная Кантом антропология является эмпиричес­кой и недостаточной для трансцендентальной проблематики, т.е. не чис­той. Что как раз и усиливает настоятельную необходимость [разработки] удовлетворительной для целей обоснования метафизики антропологии, т.е. "философской" антропологии.

То, что итог кантовского обоснования заключается в понимании необ­ходимой связи между антропологией и метафизикой, может быть однознач­но доказано уже через собственные высказывания Канта. Кантовское обос­нование метафизики имеет целью подведение основания под "метафизику в конечной цели", а именно - под metaphysica specialis, которой принадлежат три дисциплины: космология, психология и теология. Но чтобы метафизика как "естественная склонность человека" была постигнута в ее возможности и границах, обоснование как критика чистого разума должно понимать та­ковой в его внутренней сущности. Внутренняя сущность человеческого ра­зума, однако, проявляется в тех интересах, которые всегда движут им как разумом человеческим. «Все интересы моего разума (как спекулятивные, так и практические) объединяются в следующих трех вопросах:

^1. Что я могу знать?

^2. Что я должен делать?

^3. На что я вправе надеяться?»²⁷⁸

Эти три вопроса, соответственно, являются исследуемыми в трех дис­циплинах собственно метафизики как metaphysica specialis. Человеческое знание имеет дело с природой в самом широком смысле наличного (космо­логия); поступок - это деяние человека и касается его личности и свободы (психология); надежда имеет целью бессмертие как блаженство, т.е. едине­ние с Богом (теология).

Эти три изначальных вопроса определяют человека не как природное существо, но как "гражданина мира". Они составляют предмет философии "во всемирно-гражданском плане", т.е. область собственно философии. Потому во введении к своим Лекциям по логике, где он развивает понятие философии вообще, Кант говорит: «Поле, проблематику философии в этом всемирно-гражданском смысле можно привести к следующим вопросам:

^1. Что я могу знать?

^2. Что я должен делать?

^3. На что я вправе надеяться?

^4. Что такое человек?»²⁷⁹

Здесь, наряду с имеющимися тремя, появляется четвертый вопрос. Но если полагают, что psychologia rationalis, как входящая в metaphysica specia­lis дисциплина, уже имеет дело с человеком, не прибавляется ли этот четвер­тый вопрос о человеке к первым трем внешним образом, не является ли он избыточным?

Однако Кант не просто приставляет четвертый вопрос к первым трем, но говорит: «В принципе, все они могут быть причислены к антропологии, т.к. эти три первых вопроса связаны с последним»²⁸⁰.

Этими словами сам Кант однозначно выразил собственный итог своего обоснования метафизики. Тем самым попытка повторения обоснования получает ясное указание на свою задачу. Да, об антропологии Кант гово­рит лишь в общем. Но из выше разъясненного, без сомнений, ясно, что лишь философская антропология может взять на себя обоснование со­бственно философии, metaphysica specialis. Так не должно ли повторение кантовского обоснования в качестве своей подлинной задачи заняться систематической разработкой "философской антропологии", а для этого, пре­жде всего, определить идею таковой?