Глава девятая, в которой неприятности лишь усугубляются 5 страница

– Ты говорил, что он ученый, я помню, – кивнула Адиля. И замерла, уставившись на его губы, которыми он ее вот только что целовал. «Ужасно, я же не имею права вообще! Даже думать про такое! Мы друзья!»

– Да, алхимик, – зачем-то сообщил Шаир и замолчал, глядя на нее, поскольку понимание, что Ятима не намеревается сбегать, а вовсе даже наоборот, настигло его только теперь, и он оказался к нему совершенно не готов. Ибн-амир собирался долго и мучительно страдать от неразделенной любви – даже в том случае, если бы им удалось выяснить все насчет их жуткой ссоры и вернуть прежнее товарищество. Теперь же оказалось, что Ятима просто надумала себе, будто у него есть какая-то девушка – и то, что он принял за отсутствие интереса, было лишь сдержанностью и тактичностью малики, выученными с детства. Шаир задумчиво кашлянул и решительно сказал: – Словом, у меня никого нет... кроме тебя, – после чего, в подтверждение своих слов, прижал ее к двери, у которой они все еще стояли, и снова поцеловал.

Адиля, сердце которой забилось, словно крылья пытающейся полететь курицы, сказала себе: «Ну, разочек-то все-таки можно толком поцеловаться, раз у него и девушки нет! Я ведь даже не разобралась, что именно в этом так приятно», – и с удовольствием позволила себе перестать ощущать что-либо, кроме прикосновений Джабаля. В конце концов она даже попыталась – поначалу довольно робко – ответить, потому что не в ее натуре было ничего не делать. Надо же было попробовать, как ощущается, когда она прикасается языком к внутренней части его губы, или вот к языку. Словом, нельзя не отметить, что она быстро увлеклась этим чрезвычайно личным исследованием.

Шаир, вновь ничего не подозревающий о ее внутренних противоречиях, и сам сейчас не испытывающий их ни в малейшей степени, намеревался целовать ее долго и с полной самоотдачей – раз уж ему представилась такая возможность, о которой еще вчера он не мог и мечтать. У него даже немного закружилась голова, когда он до конца и во всей полноте осознал, что главный предмет его мыслей, чувств и переживаний, захвативший их целиком и полностью, сейчас находится непосредственно в его объятьях, и не только не возражает против поцелуев – но даже в них, некоторым образом, заинтересован.

Адиля тем более не собиралась прерываться, решив, что если уж она отвела себе только один поцелуй, пусть он длится столько, сколько возможно. Шаир сперва целовал ее осторожно, потом – с куда большей страстью, слишком уж обрадованный тем, что его порыв не остался безответным, затем – намного нежнее, решив, что не стоит быть излишне напористым для первого раза, однако вскоре снова чересчур увлекся, чтобы отдавать себе хоть малейший отчет в происходящем, и лишь спустя какое-то время, показавшееся ему одновременно бесконечно долгим и невыразимо коротким, понял, что одного поцелуя ему, в любом случае, не хватит – так что все же очень мягко отстранился и посмотрел на Ятиму.

– Ты очень красивая, – наконец сказал он то, о чем думал уже давно, и что теперь мог позволить себе произнести вслух.

«Только не это!» – испугалась Адиля, с которой только в эту минуту случилось понимание, что целовал ее Джабаль, по всей видимости, из чувств совсем не дружеских. Произошло это лишь сейчас, поскольку до сих пор она, слишком погруженная в собственные переживания, в принципе не давала себе труда о его чувствах задуматься. Но ведь шаярская бин-амира не имела ни малейшего права увлекать кого-либо собой, а тем более – Джабаля, который ей самой слишком нравился, и она совсем не хотела, чтобы он переживал из-за нее! И следовало сейчас как-то это недоразумение решить, по возможности быстрее – однако они только-только помирились, и разрушать все снова сделалось отчаянно страшно. Она замерла, приоткрыв рот и не представляя, что ответить, пока не нашарила где-то среди разбегающихся во все стороны мыслей одну, достаточно уверенно сообщающую о том, что молчать в ответ на комплимент неприлично, и, уцепившись за нее, сказала:

– Благодарю, ты тоже.

«А ведь ей никто раньше ничего подобного не говорил», – неожиданно осенился Шаир, оценив реакции девушки сообразно своему понимаю происходящего – впрочем, не погрешив против истины. Следом он пришел ко вполне закономерному выводу, что и не целовал ее никто до этого тоже: положение дел для малики ее лет хоть и не обязательное, но отнюдь не удивительное. Представления о жизни в Синских землях он имел весьма примерные, однако справедливо полагал, что в главных особенностях они не расходятся с амиратами, потому, вероятно, Ятиме до сего момента доводилось получать от мужчин приличествующие знаки формального внимания – но не более того – и теперь она в новых и незнакомых обстоятельствах вела себя так, как привыкла. То есть, как если бы они находились в обществе, а не обнимались после поцелуя в комнате, где кроме них не было никого. Все эти мысли вызвали в нем столь неожиданный и сильный прилив нежности, что он невольно расплылся в улыбке, притянул ее к себе и снова коротко коснулся губами ее губ.

«Что я несу! Он же все неправильно понимает! И правильно неправильно понимает, – Адиля зажмурила глаза. – Нет, это невыносимо, нужно срочно что-то делать! Но что?» Она устремила взгляд на Джабаля, пытаясь понять, как можно объяснить, что хотя он ей и чрезвычайно приятен, да что там, даже нравится, она хотела бы с ним дружить – и ей никак нельзя влюбляться, потому что у нее месть. И даже если она выживет в схватке, ей придется возвращаться в Шаярию и снова принимать обязательства бин-амиры. И это уж не говоря о том, что в последнем случае не всякий захочет иметь дело с убийцей.

Шаир, тем временем, размышлял о том, что стоять вот так и обнимать Ятиму, безусловно, очень приятно, однако она сильно переволновалась, наверняка устала – и нужно ее хотя бы усадить. И, возможно, накормить, поскольку время неумолимо двигалось к обеду – а еще не известно, завтракала ли она со всеми этими переживаниями. И сколько вообще ела за последние дни, учитывая, что у него самого аппетит был ни к людям, а Ятима, может быть, терзалась даже сильнее, чувствуя себя виноватой. Даже наверняка. Между тем, еды у него в квартире после трехдневного отсутствия, конечно же, нет никакой, и нужно что-нибудь срочно придумать на этот счет, но сперва все же стоит ее усадить. И, может быть, предложить ей чай, потому что чай у него наверняка был. Так что он, продолжая обнимать девушку за талию, потащил ее обратно к тахте со словами:

– Я ужасно негостеприимно себя веду, извини. Ты чего-нибудь хочешь? Пить? Есть? Чай? У меня точно есть чай.

«Я не заслужила! Он такой хороший, а я… права не имею», – Адиля чуть не отказалась от всего, но тут ее осенило, что пока он будет заваривать чай и они будут его пить, с поцелуями, видимо, на время наступит перерыв. И ей, возможно, удастся подумать, как донести до Джабаля проблему, хотя бы попытавшись немного смягчить удар для его чувств.

– Чай, да. Пусть будет чай, – рассеянно сказала она.

– Хорошо, – легко согласился Шаир, поцеловал ее в висок и усадил на тахту, сунув под спину подушку. Он уже, было, направился за чаем, но потом остановился, неожиданно вспомнив: – Еще джалляб есть. Только орешки кончились.

Адиля ничего не успела ответить про джалляб, поскольку ровно в этот момент дверь в квартиру ловчего приоткрылась, и раньше, чем они успели хоть как-то отреагировать, оба получили по крошечному дротику, воткнувшемуся Шаиру в шею, а Адиле – в плечо. Сразу следом за тем в каждого прилетело по слабому оглушающему заклинанию, от которого Адиля увернуться не смогла, так как сидела, Шаир же отскочил, но в него немедленно метнулось еще три, и два из них все-таки его оглушили.

Ошеломленная бин-амира все-таки вскочила и попыталась установить щит, но ее внутренний огонь внезапно оказался столь тусклым и едва различимым, что защита, привычная с детства, создаваемая хоть сквозь сон и не вставая с постели, не удалась. Тем временем, вслед за дротиками и заклинаниями, в квартире появились и те, кто их выпустил. Навей было трое: первым шел самого мрачного вида коричневый тип с бежевой полосой на лбу, а следом за ним – невысокий вертлявый кирпичного цвета навь с козлиной бороденкой и здоровенный, словно сахирская башня, иссиня-черный ифрикиец в красных пятнах. Он сжимал в руке длинную тростниковую трубку для дротиков.

– Это чего еще за девка, а, Хмурый? – поинтересовался вертлявый. – Нам про девку не говорили ничего!

– Ты оружие сперва у ней забери, придурок, – низким голосом недовольно проговорил коричневый, – а потом уж выясняй, чего за девка.

Сам он, не мешкая, направился к Шаиру, который, опершись о стол, безуспешно пытался прийти в себя после оглушающих заклятий. Ифрикиец направился следом и привычно зашел сзади и заломил руки ловчего, чтобы тот не мог сопротивляться, пока его разоружают. Шаир, впрочем, и без того не мог, внезапно с ужасом обнаружив, что у него практически пропала магия.

У вертлявого получилось хуже. Как бы там ни было, а выучка боевого сахира – не мелочь, и он получил удары в коленку и в живот, после чего Адиля выхватила катану и вакидзаси и перешла в наступление. Ифрикиец выругался и, отпустив Шаира кинулся к «челоуэчей деуке», ибн-амир же, от души стукнув коричневого под дых, первым делом отправил сигнал тревоги янычарам.

К сожалению, на этом успехи наших героев и закончились.

– Хватай ее, Молчун! – взвизгнул вертлявый и выпустил в Адилю два оглушающих заклятья подряд. Та осела на диван, и ифрикиец легко обезоружил ее, после чего, на всякий случай, вывернул обе руки назад, не без оснований полагая, что от «деуки» можно ожидать еще чего-нибудь нехорошего.

Хмурый управился безо всякой магии, просто-напросто со всей силы огрев Шаира локтем по затылку. Все еще оглушенному ибн-амиру одного удара от здорового, словно буйвол, навя, вполне хватило, чтобы больше не сопротивляться.

– Явь смертная! – прошипел Хмурый. – Если они так продолжат, придется их вырубить и на себе волочь.

– Да я им сейчас руки переломаю, да и все! – взбеленился козлобородый навь.

– Заткнись, Шустрый, раз уж сделать ничего нормально не можешь, – рявкнул на него коричневый. – Зато теперь точно знаешь, что боевой сахир и малика твоя девка. Доволен?

Шустрый скривился, однако возражать Хмурому, бывшему у них, по всему, за главного, не решился.

– Артефакты снимай, ловчий, – тем временем скомандовал тот Шаиру. – Все цацки-бряцки-украшения. И рукава выверни. И без глупостей!

– А то мы твоей девке чего-нить подрежем, – не смолчал Шустрый и принялся поигрывать джамбией.

У Шаира потемнело в глазах, ибо даже представить, что с его драгоценной Ятимой может произойти нечто дурное, он не мог. Ибн-амир принялся стягивать цепочку с кулонами, путаясь в застежке, поскольку руки у него затряслись. Он снял браслеты, вытряхнул рукава и принялся стаскивать кольца, которых хватало на его руках, когда Адиля снова выкинула фортель и выбила джамбию из рук Шустрого ногой:

– Не лезь ко мне с этой штукой! – звенящим голосом выкрикнула она.

Тут уж главный не выдержал и швырнул в нее заклятье, которое окутало ладони бин-амиры и опасно зависло вокруг них:

– Еще хоть одно лишнее движение – и у тебя отморозит когти, да так, что новые никогда не вырастут! А если этого окажется мало, то и пальцев лишишься! Тебя это тоже касается! – последнюю фразу он выплюнул в лицо Шаира. – Если эта девка тебя хоть немного волнует, конечно.

Ибн-амир в упор уставился на Хмурого взглядом, более всего подходящим охотящейся кобре, и поинтересовался с ледяной вежливостью:

– Может быть, достойные нави расскажут, что им понадобилось от скромного ловчего? Дабы он мог выполнить их требования со всем подобающим тщанием?

Коричневый недобро ухмыльнулся и бесцеремонно похлопал Шаира по щеке:

– В гости тебя пришли позвать, парень! А ты такой недружелюбный!

– И кто ж такие замечательные приглашения рассылает?

– Многоуважаемый аль-Гураб. Слышал, небось, про такого?

Ибн-амир, разумеется, слышал, как и всякий, кто хоть раз имел дело с сефидскими преступниками, ибо не слышать о Махиле ибн-Хашиме по прозвищу Ворон было возможно разве что будучи глухим на оба уха, словно старый мул, да и в этом случае о нем наверняка довелось бы прочитать, так что впридачу несчастному следовало бы еще и ослепнуть. Ловчий Джабаль ни слепым, ни глухим не был, посему о наве, возглавлявшем единственную сефидскую хамулу Джанах аль-Гураб, был прекрасно осведомлен. Как и о том, что единственной она стала непосредственно при уважаемом Махиле, соперники которого отчего-то в Сефиде совершенно не заживались.

– Приглашение, от которого нельзя отказаться, – невесело усмехнулся Шаир.

– Пра-а-авильно понимаешь, – довольно осклабился Хмурый. – Очень аль-Гураб тебя видеть хочет: кушать, говорит, не смогу, пока Джабаля мне не приведете. Сам знаешь, лучше с желаниями такими не спорить. Целее будешь. И девка твоя тоже, угу.

Ибн-амир лишь коротко кивнул.

– Вот люблю понимающих навей! – душевно поделился с ним Хмурый и перешел на тон более серьезный: – Значит так, сейчас вы спокойнененько, без дерготни, отправляетесь с нами на милую прогулку, как с приятелями, а в конце так же спокойненько побеседуете и разойдетесь по домам. Всем все понятно? И оправьтесь, а то у вас вид такой, будто вы не то дрались, не то чем поинтереснее занимались, а внимания других навей привлекать не нужно. Мы ж договорились уже?

– Договорились, – хмуро согласился Шаир, который в это время отчаянно пробовал нащупать свою угасшую магию, чтобы попытаться что-то сделать с заклятием, накинутым на Ятиму, и обмирал, находя свой огонь силы едва тлеющим, слабее, чем когда у него только пробились рожки.

Хмурый сгреб все, что ибн-амир положил на стол, и ссыпал в объемистый поясной кошель.

Тут подал голос Шустрый:

– Не боись, ловчий, мы ж не бандиты какие… уличные. Вернем все в целости и сохранности.

Потом они действительно привели себя в порядок, ифрикиец поднял свои дротики и даже подушки на тахте поправил, а Шаир тем временем прикидывал, что вид у комнаты делается уж вовсе обыденный, и догадаться, что с ними тут случилось, не представляется возможным. И если Фанак побежит с помощью сюда, сделать выводы о произошедшем ему будет сложно, если не сказать – невозможно. Страдая об отсутствии возможности оставить хоть какой-то намек так, чтобы не повредить Ятиме, ибн-амир просто не подумал о том, что бандиты, занятые заметанием следов, очень удачно захватили сигнальный артефакт с собой, ведь его перемещение можно было отследить.

На улице они выглядели слишком уж добропорядочно: идет себе компания навей, переговаривается между собой, как старые приятели. Шустрый все время приставал с вопросами то к Шаиру с Ятимой, то к своим подельникам, а Хмурый, в квартире его болтовни не одобрявший, требовал на них отвечать, создавая видимость душевной беседы между бандитами и их пленниками. Ничем не подозрительной для стороннего взгляда.

Люди его всё дери, они действительно попали в изрядный переплет: без магии и без оружия. А уж о гостеприимстве аль-Гураба Шаир думал с ужасом, ибо из таких гостей можно было и не вернуться. И он совершенно не представлял, как быть. Оставалась надежда, что предводитель хамулы таким нелюбезным образом решил нанять ловчего Джабаля для какого-нибудь дела, но довольно слабая. Сейчас ибн-амир смотрел по сторонам, запоминая путь, которым они шли – и насколько он мог понять, их вели в сторону Сакибского квартала. «Что там Крыло Ворона забыло, среди почтенных чиновников, хотел бы я знать...» – недоумевал Шаир, однако вслух интересоваться не рисковал.

Шустрому хотелось разузнать обо всем: то он допытывался у Ятимы, откуда столь пурпурная личность взялась в этих краях, то расспрашивал ловчего о его заработках, то болтал об обычаях Хинда, в котором, по всей видимости, довелось побывать ифрикицу – и удовольствие от происходящего получал несомненное. Шли они так довольно долго, пока Шаир вдруг не ощутил, что его дернули за косу, и не повернулся к Ятиме, чтобы увидеть, как та показывает глазами на свои руки, заклинание с которых практически стаяло. Неудивительно, ведь обычно сильные маги находят себе место в жизни получше нижнего звена бандитской иерархии.

Поняв, что внимания она добилась, Адиля кинула заклинание скользящего гороха вперед и назад, после чего потянула Шаира за руку в боковой переулок. Как бы ни был сейчас слаб ее дар, но она видела узкую тропку, где можно было не упасть, бандиты же, ринувшись за ними, заскользили, сталкиваясь друг с другом и валясь на землю. Покуда они ругались на три голоса, тщетно пытаясь подняться на ноги, наши герои со всех ног влетели в переулок, узкий и безнавный, однако не успели они пробежать по нему и пяти касаб – как прямо перед ними, откуда ни возьмись, возник высокий палевый навь, выскочивший из щели между двумя ближайшими домами.

– Ш-ш-ш-ш! – прошипел он, приложив палец к губам, и спустя секунду в них полетело оглушение, а следом – пара заклятий холода, таких же, как недавно сошедшее с Адили. Убедившись, что беглецы обезврежены, палевый скомандовал: – Выходим обратно на улицу, тихо и не дергаясь.

Им не оставалось ничего иного, как подчиниться приказу.

– Лучше бы аль-Гураб, процветания ему, парочку горных львов заказал ему притащить, всяко проще б было, – проворчал Хмурый, когда бандиты сумели наконец справиться с горохом, после чего подошел к Адиле и злобно ткнул ее пальцем в лоб. – Ты, гадюка мелкая! Думаешь, самая умная тут, раз боевой сахир? Тебя там в твоей сахирской школе не учили про резервный отряд? Так вот теперь знать будешь, когда на Кебаба наткнулась! И больше не выпендривайся! А то у меня еще всякие заклинания есть! И джамбия никуда не делась!

Адиля, более всего переживавшая, как бы из-за очередной ее идеи не случилось беды, закусила губу едва не до крови и сжала руки в кулаки, ругая себя за опрометчивость. Что и сказать, она правда не рассчитывала, что эти преступники так хорошо организованы – но, как любят говорить факихи, незнание не освобождает от ответственности.

– За каким человеком мы вообще эту паршивку с собой потащили? – спросил главаря Шустрый, глядя на бин-амиру недобрым взглядом. – Хлопнули бы ее там, да и все!

– Ты совсем идиот у нас, Шустрый, – Хмурый сокрушенно покачал головой. – Во-первых, куда и как бы ты труп прятал, во-вторых, это ловчего девка. Ты бы еще его матушку хлопнуть предложил, а потом ждал, что он с нами куда-то добровольно пойдет. Болван человечий!

– Она нас всех до больницы доведет, Хмурый, покуда мы их до места доведем! – не унимался кирпичный навь.

Шаир, коему до того удавалось молчать, хоть и с огромным трудом, наконец не выдержал:

– Кто ж виноват, неуважаемый, что твоя козлиная борода – лучший сахир, чем ты? Ты ей обмотайся в следующий раз, прежде чем с боевыми магами дело иметь – авось, поможет.

– Хмурый, я его сейчас прибью! – взвыл обиженный бандит и кинулся к ибн-амиру, однако главарь удержал его, ухватив тяжелой ладонью за плечо.

– Ты его прибьешь – а нас потом аль-Гураб прибьет. Тихо мне тут давай, я из-за тебя рогов лишаться не собираюсь.

Когда Джабаль принялся задирать дурного козлобородого навя, Адиле захотелось лично заткнуть ловчему рот, поскольку нарывался он совсем уж безобразно. «О Ата-Нар, что нужно сделать, чтобы он, хотя бы во имя спасения своей жизни, мог помолчать?» – взмолилась бин-амира и не услышала ответа. Впрочем, то, что Джабаль нужен неизвестному ей аль-Гурабу, хотя бы немного утешало: пока что у них были шансы оставаться в живых, пока они не дошли туда, куда их вели. И меньше всего Адиля хотела, чтобы Джабаль пострадал из-за нее тогда, когда у него еще был шанс выкрутиться.

«Да хоть бы меня и правда убили, чего сейчас стоит моя жизнь с моей дурацкой местью и тем, что из-за меня хороший навь страдает? Ну, или будет страдать, когда скажу, – сердито думала она, шагая следом за бандитами. – А вот что он из-за этого глупостей натворить может, тоже не дело. И не объяснишь же ему, чтоб сам спасался и на меня не оглядывался, все равно не будет. Дурак!»

Они зашли через калитку во вполне обычный двор обычного в этом районе дома с красивыми витражными окнами, на которых произрастали расписные фруктовые деревья, и провели к неприметному сарайчику. «Нас тут, что ли, запрут?» – успела подумать Адиля, однако же внутри оказался широкий и, по всему, часто используемый спуск под землю. Им вручили лампы, после чего всю компанию ждала длиннейшая каменная лестница. Покуда они спускались, Шаир, вслед за бин-амирой, предавался невеселым размышлениям. «Дурак ты, ибн-амир, – ругал он себя, не зная, что невольно повторяет Адилю, – и к тому же дурак опасный. С тобой рядом лучше не стоять даже. Ата-Нар тебя знает, какую ты мозоль аль-Гурабу отдавил, но в том, что отдавил, сомнений нету ни малейших. Уж что ты умеешь преотлично – так это всех вокруг задевать до смертельной обиды. И человек бы с тобой, с паршивцем, тебе и так уже Кровавую месть объявили. А вот за то, что ты Ятиму в это втянул, и по второму кругу объявить бы. И ты сейчас даже сделать ничего не можешь, чтобы ее хотя бы не оскорбляла всякая дрянь прямо у тебя на глазах...»

Так самоуничижаться он мог бы еще долго, ибо только начал входить во вкус, однако тут лестница кончилась – и они оказались в длинном коридоре, будто выдолбленном прямо в породе, на которой стоял Белый город. Низкие своды подпирали толстые балки, и коридор выглядел старым, однако весьма ухоженным, что было и неудивительно, раз бандиты постоянно им пользовались. Оглядевшись вокруг, Шаир наконец понял, куда они попали, и это на время отвлекло его от тяжести свалившихся на них обстоятельств.

– Мы в старых каменоломнях, – тихо сообщил он Ятиме со столь искренней радостью, словно только что обнаружил путь к их скорейшему спасению. – Тут раньше белый камень добывали, очень давно. Говорят, подземные ходы на весь квартал тянутся и еще дальше, к окраинам. Ни разу сюда не забирался!

– Посмотрел бы я на тебя, влезшего сюда без приглашения, всего в красную дырочку, – язвительным тоном сказал Шустрый.

– Вперед и направо, шевелите ногами, – скомандовал Хмурый.

Они шли вглубь каменных катакомб, выглядевших весьма обжитыми. В ответвлениях и закоулках то и дело виднелись какие-то тюки и корзины, пару раз им встречались совершенно обычные комнаты, уставленные диванами и устланные коврами, хорошо освещенные. В одной сидели и что-то писали, а во второй – приводили в порядок оружие нави, будто все это не находилось глубоко под землей. Некоторые дверные проемы были прикрыты занавесями – и кто знает, что за ними творилось? Еще пару раз свернув, они пришли в короткий коридор, в конце которого виднелась массивная деревянная дверь с набитыми на нее полосами металла.

– Аль-Гураб – навь занятой, так что принять всяких там ловчих сразу он, разумеется, не может. Придется уж вам подождать аудиенции – впрочем, со всеми удобствами, – сказал Хмурый, отпирая дверь. – Извольте, пожалуйста, пройти.

Комната и впрямь была довольно уютной: тоже устланная и увешанная коврами, с диваном, низкими креслами и столом, на котором стояла посуда. Адиля и Шаир переглянулись и вошли внутрь, после чего их заперли. Девушка решительно направилась к столу и водрузила туда лампу.

– Вот попали!

Ибн-амир в очередной раз обругал себя дураком, со вздохом оставил лампу прямо у двери и подошел к ней, тут же взяв за руку.

– Прости. Это из-за меня, – хмуро сказал он. – Уж не знаю, что аль-Гурабу от меня понадобилось, но ты тут точно ни при чем.

Шаир досадливо поморщился, снова вспомнив бандитов и их бесцеремонное обращение с Ятимой, и подумал, что, пожалуй, дуэль в соответствии с Кодексом в данном случае не принесла бы ему удовлетворения. Картины же того, что могло бы удовлетворить ибн-амира, вполне уместно смотрелись бы в какой-нибудь особенно зловещей легенде о Диких Временах.

– Как будто ты его просил тебя столь исключительно любезно приглашать. Ты еще на себя вину возьми за то, что луна неудачно всходит и часто плохо навям землю освещает ночами. Просто так уж вышло – и все.

Адиля действительно на него рассердилась за эти глупости, и к тому же слишком за него переживала. Ей остро захотелось его обнять, а еще ударить в лоб, чтоб дурные идеи повыпадали на землю, и бин-амира немедля отогнала мелькнувшую мысль о том, что она его обманывает. «Меньше всего он сейчас нуждается, чтобы я выбивала у него почву из-под ног. Так что до конца этой истории я побуду его девушкой», – сказала себе она и тут же обняла Джабаля за талию, прижимаясь к нему всем телом. Он вздохнул, обнял ее в ответ и поцеловал в макушку. В самом деле, чем корить себя, Шаиру бы стоило придумать и сделать что-нибудь полезное, и желательно – в ближайшее время. Ему посчастливилось обзавестись весьма умным другом, который дал ему крайне полезный совет, и советом этим следовало пользоваться почаще.

– Мы чего-нибудь придумаем, маленькая. Всегда придумывали – и сейчас придумаем.

Адиля задавила возглас: «Я не маленькая!» – и согласилась.

– Обязательно. Правда, не соображу, с чего начать. Как-то уж очень все сложно выглядит на этот раз.

«Чтоб не сказать – безнадежно», – подумала она.

Шаир с очень задумчивым видом погладил Ятиму по щеке, не до конца понимая, кого больше пытается успокоить этим – ее или себя самого.

– Начать, конечно, стоило бы с того, сколько эта пакость на дротиках действует. Но, похоже, за отсутствием здесь моего друга, а также лекарей и вообще кого-либо, кто разбирается в подобном, придется просто исходить из худшего варианта.

– Будет весьма печально, если он окажется правдивым, – тихо сказала Адиля. – Впрочем, не будем себя терзать. Ты прав, пока что рассчитывать на возвращение сил не стоит, и надо исходить из того, что мы можем делать с теми крохами, что у нас есть.

Шаир кивнул и хмуро посмотрел на свои руки в кольцах, которые он не успел снять, когда бандиты отвлеклись на Ятиму. Ничего полезного, к сожалению, не осталось. Ибн-амир и по пути о них думал, но увы, положения они не спасали. Потому он промолчал об оставшихся артефактах, схватил девушку за руку и потянул к двери:

– А продолжить стоит тем, приставили или нет к нам охрану, и если да – то сколько их там. Искренне надеюсь, что они достаточно болтливые, чтобы их было слышно...

И они приникли к двери, прислушиваясь к звукам снаружи. Сперва было тихо, так что Шаир недовольно нахмурился и напряг слух, пытаясь все же разобрать, нет поблизости никого, или они просто молчат. Но тут наконец послышался приглушенный голос:

– С тобой, Кебаб, скучно караулить. Ты молчишь все время и в кости не играешь.

Ибн-амир довольно усмехнулся: знать телосложение и способности хотя бы одного из стоящих за дверью было совсем не лишним.

– Мы сюда не развлекаться пришли, Суслик, – тем временем недовольно отозвался Кебаб.

Что ж, значит, второй был им незнаком. И судя по тому, откуда доносился звук, стоял справа, а их злосчастный знакомец из переулка – слева. Вполне удовлетворившись результатами своей незатейливой разведки, Шаир отстранился от двери.

– Так, и что мы будем делать дальше? – поинтересовалась Адиля.

Ибн-амир неторопливо обвел комнату взглядом, ненадолго задержав его на столе и в итоге остановив на ней, после чего сообщил тоном самым серьезным:

– Я собираюсь, для начала, тебя поцеловать, коли уж нас столь любезно наконец-то оставили одних, а затем – чего-нибудь поесть, коли уж нам столь любезно оставили еды. И тогда уже думать, что мы будем делать дальше.

После чего последовательно воплотил сей весьма неожиданный для Адили план в жизнь.

 

На этот раз достопочтенный накиб янычарского участка в Ремесленном квартале Фанак ибн-Мухлис пообедать не успел. Собственно, когда раздался сигнал, он еще даже не дошел до своего кабинета, едва успев выпроводить восвояси навку, которой не посчастливилось стать жертвой воров, и воспринявшей сие очень близко к сердцу. Несчастная успела даже порыдать у него на плече, после чего, несколько успокоившись, наконец покинула гостеприимную сень участка. Однако едва аджибаши взял нужные бумаги и собрался пойти к себе, заголосил артефакт.

Фанак скорбно посмотрел на букву «Д», потом на стрелку – и, оценив расстояние, нахмурился. «В квартире-то у него что случиться могло? Хоть охрану круглосуточную к нему приставляй! Впрочем, она у него есть – что не мешает ему бегать по Сефиду днями напролет. Не думаете же вы, драгоценный аджибаши, что ваши сахиры способнее амирских гвардейцев? Это было бы весьма самонадеянно…» Размышляя подобным образом, Фанак подошел к столу Амина, который также завершал предобеденные дела. Последние пару дней аджибаши решал важную дилемму: стоит ли отстранить сакабаши от дел с ловчим, поскольку он проявляет чрезмерное любопытство и может узнать лишнего, либо же стоит его оставить, поскольку он единственный в участке хотя бы отчасти осознает сложность ситуации. Однако сделать выбор в пользу присутствия Амина он успел еще вчера, так что сейчас направился к нему без промедления.

– Что-то у ловчего в квартире стряслось, пойдешь со мной, – сказал Фанак-аджибаши.

– Нарвался на недовольного клиента? – предположил Амин. – Не хмурьтесь так, я уже иду и молчу. И даже про обед не вспоминаю!

Фанак выразительно вздохнул и позвал с собой так же двух йолдашей. Сердце у него было не на месте.

Квартира Джабаля выглядела так, будто в ней ничего не произошло. Никаких следов – ни драки, ни сильных заклинаний.

– Ни-че-го! – раздельно сказал Амин.

– Да, и это может означать только одно, – согласился Фанак.

Сакабаши воззрился на него с таким видом, будто у начальника отросла вторая голова, настолько неожиданными ему показались эти слова.