Глава девятая, в которой неприятности лишь усугубляются 3 страница

– Ты был неправ! – скорбно сообщил ибн-амир другу с дивана.

– В чем именно? – спросил Ватар со своей обычной невозмутимостью.

– Мне так не лучше. Мне так намного хуже, – заявил Шаир и отвернулся к диванной спинке, уткнувшись лицом в подушку.

– Зато можно надеяться, что это скоро пройдет, – вздохнул Ватар.

– Не пройдет, – возразил несчастный влюбленный. – Ты не понимаешь!

– Ну, ты можешь попробовать объяснить, – предложил Ватар и уселся в кресло.

– Все это слишком серьезно. И слишком безнадежно, – трагически возвестил Шаир, обняв подушку обеими руками. – Я попытался с ней поговорить – и ничего хорошего из этого не вышло. И не выйдет.

Ватар аль-алим воззрился на своего драгоценного друга с самым искренним состраданием.

– Пожалуй, мне и вправду недостает опыта в сердечных делах, чтобы дать тебе сейчас разумный совет, – рассудительно сказал он. – Однако тебя я знаю на практике достаточно давно и хорошо. И ставлю на то, что твое нынешнее состояние продлится, в крайнем случае, до завтра.

Ибн-амир крайне выразительно вздохнул и ничего не ответил.

– Ты ищешь бин-амиру Адилю уже несколько месяцев, без особого результата, – продолжил Ватар. – И ситуация с ней выглядит, по моему личному мнению, куда как сложнее и безнадежнее с самого начала. Однако тогда твоей меланхолии хватило, если мне не изменяет память, на несколько часов. После чего мы, перебудив некоторое количество мирно спящих маликов, срочно направились в Шаярский амират. Понятия не имею, что тебе придет в голову на сей раз, но на диване я тебя завтра вряд ли найду, в этом я решительно уверен.

– Ты совершенно мне не сочувствуешь! – обвиняюще сообщил Шаир и сел.

– Сочувствую от всего сердца.

– Будто не веришь, что мои переживания по-настоящему глубоки и искренни!

– Верю, – вздохнул Ватар и поднялся с кресла. – Именно поэтому считаю, что ты не будешь лежать здесь, а пойдешь и что-нибудь сделаешь. Или я всерьез решу, что тебя подменили на кого-то из твоих многочисленных оранжевых дальних родственников.

Ибн-амир недовольно наморщил нос, однако возразить ему было нечего.

– Если захочешь что-то обсудить – я, как всегда, в лаборатории и, как всегда, к твоим услугам в любое время, – сказал на прощание Ватар и вышел.

Шаир проводил его взглядом и задумчиво вздохнул. Нет уж, пытаться опять разговаривать с Ятимой, чтобы вновь терпеть отвержение и попреки, он не будет. Однако провести остаток своей никчемной жизни на диване и вправду было бы глупо. Раз уж у него в жизни все настолько беспросветно – он вполне мог бы помочь кому-нибудь еще. Вдохновившись этой свежей идеей, ибн-амир направился к столу. Ему нужно было написать очень важное письмо.

 

Получив приглашение во дворец, на собрание Амирского Попечительского Совета при Службе Наук и Изящных Искусств, уважаемая бин-эфенди Тахсина бин-Рукия аль-алим аль-факих несколько минут просидела за столом, положив письмо перед собой, выпрямившись и в целом держась так, будто уже предстала перед Советом. При этом девушка мучительно решала загадку, кто же из преподавателей счел ее труды достаточно значительными, чтобы отправить на рассмотрение столь высоких инстанций и почему при этом он ей об этом не сообщил. Сама Тахсина свое исследование находила очень важным, но незавершенным и недостаточно разработанным, чтобы начинать привлекать к нему внимание, потому все это ей казалось в высшей степени удивительным.

Впрочем, выяснение обстоятельств и подробностей Тахсина благоразумно отложила на потом, поскольку сейчас времени на это у нее совершенно не было: ей следовало подобающе подготовиться к визиту во дворец, и делать что-либо второпях перед столь ответственным событием она не собиралась. Так что, собравшись неторопливо и обстоятельно, за добрых двадцать минут до назначенного времени Тахсина аль-алим аль-факих стояла у главных ворот Каср аз-Захаби, прямая и строгая, как кипарис, прижимая к груди рукопись своей работы. Не изменив своим привычкам ни на мискаль, во дворец она явилась в столь же простых абайе и джуббе, как носила обычно, однако, по столь торжественному случаю – из хорошего дорого шелка. Терракотовый цвет абайи и глубокий винный джуббы прекрасно сочетались между собой и с цветом ее кожи, однако наряд этот Тахсина, хоть и любила, надевала лишь изредка, поскольку, как наблюдательно заметил ловчий, денег у нее было не слишком много, уж точно не настолько, чтобы не беречь хорошие вещи.

– Добро пожаловать в Каср аз-Захаби, – торжественно проговорил стоящий в карауле гулям, когда наконец обнаружил ее имя в своих бумагах, сверившись с приглашением. – Будьте добры, оставьте оружие при входе, впоследствии вам его вернут в целости и сохранности. Если же вы будете вызваны на дуэль, либо сами бросите вызов, любой гулям дворцовой охраны с радостью предоставит вам собственное оружие.

Тахсина кивнула и отдала гуляму джамбию и саиф, которые, разумеется, взяла с собой, как бин-эфенди, не зная о дворцовых правилах. Обычно она носила только кинжал, не видя необходимости сильнее вооружаться для аль-алимы, большую часть времени сидящей в архивах и не любящей вступать в опасные споры.

– Пойдемте, бин-эфенди, – сказал гулям, сложив ее клинки в шкаф, предназначенный как раз для этого, – я провожу вас к ибн-амиру.

– Почему к ибн-амиру?.. – изумилась девушка, которая ожидала, что ее отведут на заседание Совета.

Гулям лишь пожал плечами:

– У меня написано – к ибн-амиру. Можете сами у него спросить, почему.

Когда гулям довел девушку до кабинета наследника престола и объявил ее имя, означенный стоял у окна и что-то так внимательно разглядывал, что даже не потрудился повернуться, чтобы узреть ее приветственный поклон. Лишь когда гулям вышел, ибн-амир Шаир повернулся и сказал:

– Добрый день, Тахсина-ханум.

Не узнать его Тахсина никак не могла.

– Джабаль-бек?!

Ибн-амир поправил:

– Шаир ибн-Хаким. Да вы присаживайтесь, – он красиво повел рукой, указывая на кресло и сам тоже присел – на край стола.

Тахсина послушно опустилась в кресло. Это было сейчас не лишним.

«А деньги ему и впрямь не нужны, может позволить себе побыть альтруистом», – пронеслось у нее в голове.

– Я, собственно, об этом и хотел бы попросить: чтобы вы, уважаемая бин-эфенди, не упоминали, что встреченный вами скромный ловчий имеет что-либо общее с ясминским наследником престола.

«Не слишком-то скромный, – невольно подумала Тахсина, вспомнив его визиты, и тут же округлила глаза, когда в голове пронеслась следующая мысль: – Ко мне в окно лазил наш ибн-амир!»

– Зачем бы мне об этом упоминать? – не слишком дружелюбно ответила девушка, все еще пребывая в смятенных мыслях и чувствах. Начать общаться с ловчим Джабалем, как с престолонаследным маликом, у нее никак не выходило. А еще она тащила его в ту беседку самым бесцеремонным образом. И обвиняла в неприличном поведении. И наняла. Тахсина аль-алим аль-факих наняла на работу ибн-амира Ясминского амирата!

– Ну, если незачем – значит, вы тем более легко дадите мне слово Чести этого не делать, – усмехнулся Шаир.

Тут девушка наконец начала понимать, сколь серьезной и ценной тайной с ней поделились, и недоверчиво нахмурилась.

– И вам будет достаточно моего слова, Дж... Шаир-бек?

– Вашего – более чем. Поскольку вы мне так и не сказали, кто именно видел нашего недостойного знакомого Хануна ибн-Сармада в главном здании Университета. А я все-таки не нерадивый студент... Хотя некоторые мои бывшие преподаватели, пожалуй, с этим бы не согласились.

Тахсина кивнула, принимая аргумент. Про учебу она предпочла бы не слышать, так как слишком личный тон беседы, задаваемый ибн-амиром, сбивал ее с толку. Скажите на милость, как она должна делать вид, что они не знакомы, если они при этом толкуют, как добрые приятели?

Тем не менее, слово она дала и тут же задумалась о том, что другое слово, данное ей на днях Джабалем ибн-Басиром – видимо, легко может быть нарушено, раз уж он на самом деле Шаир ибн-Хаким. Это ей категорически не понравилось, и девушка нахмурилась.

– Что вас беспокоит, образованнейшая? – участливо поинтересовался Шаир, в интересах которого было, по возможности, разрешить ее вопросы, чтобы девушке было легче сдерживать свое слово.

– Два вопроса: что станется со словом, которое мне давал скромный ловчий Джабаль, если такового в действительности не существует, и зачем я здесь?

– Почему же, Джабаль существует, там в Сефиде, – тут он сморщил нос и признал очевидное: – ищет шаярскую бин-амиру. И у него нет никаких причин не держать слово, данное от своего имени. А что при этом секреты, известные ему, делаются ведомы также ясминскому ибн-амиру – так подумайте сами, с кем ибн-амир будет их обсуждать и зачем? Уж не говоря о том, что тогда он может по случайности выдать источник своих сведений.

Тахсина подивилась легкости, с которой Шаир разделяет себя с Джабалем, и вздохнула о том, что она так просто сделать этого не может, а потом все же попыталась уложить в голове то, что стало ей известно. Во-первых, ловчий Джабаль ибн-Басир, что неудивительно для сефидского ловчего, ищет бин-амиру Адилю, невесту ибн-амира Шаира, которая на самом деле – его собственная невеста, поскольку он и есть ибн-амир, но об этом никто не знает. Ну, почти никто – теперь знает она, Тахсина, и наверняка еще кто-нибудь в курсе. При этом бин-амира бросила Шаиру ибн-Хакиму вызов Кровавой мести. «Что и не удивительно: я его сама чуть на дуэль не вызвала, – подумала Тахсина. – О Всевышний, о нем совершенно невозможно думать с подобающим наследнику престола почтением!»

Итак, шаярская бин-амира объявила ясминскому ибн-амиру месть – вернулась Тахсина к своему рассуждению – однако поскольку ибн-амир Шаир и есть ловчий Джабаль, выходит, он ищет в Сефиде собственную кровницу. И может найти в любой момент. «Все же он очень смелый, – решила девушка. – Хотя периодически это переходит в несусветную наглость. Во имя Ата-Нара, все-таки думать подобное – хамство с моей стороны. Впрочем, вслух я этого говорить не собираюсь». Но как ему вообще в голову пришло стать Джабалем? Не для поисков же невесты он придумал этот маскарад? Точно нет: на основании того, что ей удалось о нем понять за время их краткого знакомства, можно было сделать вывод, что ловчим делом он занимается давно и довольно успешно. Тахсине сделалось ужасно любопытно и очень захотелось разузнать все подробности – настолько, что она даже забыла, что ибн-амир все еще не ответил на второй ее вопрос. Однако начать расспрашивать его она не решалась.

Шаир, в этот момент так же задумавшийся о своих проблемах, спохватился и сказал:

– Так насчет вашего тут пребывания! Ваша работа, я уверен, будет очень интересна Совету – впрочем, вы сами понимаете, я-то больше в нем занимаюсь вопросами искусства, так что сейчас мы пойдем к тому, кто заведует науками.

Он соскочил со стола и повел Тахсину к Ватару аль-алиму. Тут уж, наверное, следует упомянуть о том, зачем Шаир на самом деле затеялся с этим предприятием. Несчастный влюбленный, которому его друг, на свою беду, напомнил о том, что можно заняться чем-то еще, помимо страданий на диване, полностью отвлечь свои мысли от дел любовных не мог. И поскольку ему казалось совершенно невозможным изменить что-либо для себя, он загорелся охотой совершать благие дела в пользу окружающих, да вот хотя бы того же Ватара, который до сих пор не озаботился собственной личной жизнью.

Ватар аль-алим, ничего не подозревающий о надвигающихся прямо на него щедрых дарах дружеской любви и заботы, вызванных его же собственными словами, в это время сидел за столом у себя в лаборатории и рассчитывал пропорции для зелий и эликсиров. Занятие это, заурядное и вместе с тем необходимое, ученый порой любил: оно было несложным, неторопливым и успокаивающим. Посему, когда к нему явился ибн-амир, обуреваемый жаждой деятельности, вместе с Тахсиной аль-алим, Ватар пребывал в весьма безмятежном и благодушном настроении.

– Хочу тебя кое с кем познакомить! – с порога объявил Шаир, еще не успев надеть накладки на рога, и его друг поднял взгляд от свитка, в котором делал расчеты. – Тахсина бин-Рукия аль-алим аль-факих. Я тебе про нее уже рассказывал, это она меня для того дела с проклятиями наняла. Тахсина-ханум, это мой друг, Ватар ибн-Насиф аль-алим, придворный алхимик.

Ватар смерил Тахсину внимательным взглядом, а потом уставился на ибн-амира, всем своим видом выражая незаданный, но и без того понятный вопрос.

– Она дала слово Чести, что никому ничего не скажет, – охотно ответил на него Шаир. – И уверяю тебя: она – в самом деле не скажет.

«И чем, спрашивается, он на меня похож? – размышляла между тем Тахсина, пристально разглядывая Ватара аль-алима. – Не вижу вовсе ничего общего. Начать хотя бы с того, что он – алхимик, а я – заклинатель-теоретик и судебный сахир».

– Все равно не вижу в этом ни малейшей необходимости, – вынес вердикт Ватар, обдумав слова друга.

– В этом есть огромная необходимость, друг мой, – заверил ибн-амир, усевшись на край стола. – Умнейшая аль-алима, к тому же исключительных моральных качеств, живет в студенческом корпусе и вряд ли хоть раз получала поддержку от кого-нибудь, кроме собственной семьи и пары внимательных преподавателей.

– Я прекрасно со всем справляюсь, – не удержавшись, вставила Тахсина.

– Не сомневаюсь ни минуты, драгоценнейшая, – поспешил согласиться с ней Шаир. – Но также не сомневаюсь и в том, что с нашей скромной помощью вы будете со всем справляться еще лучше.

– Ты мог бы просто представить ее работу на ближайшем собрании Совета, – заметил Ватар, все еще недовольный тем, что его друг раскрыл себя постороннему навю, с которым, к тому же, был не слишком хорошо знаком.

– В самом деле! – поддержала его Тахсина, которая все еще не была уверена, что ей нужны все те в высшей степени важные и тайные сведения, обладательницей которых ей только что посчастливилось стать.

– Благодарю, Тахсина-ханум, – оценил Ватар ее согласие с собственной точкой зрения.

– Я же говорил, что вы похожи! – обрадованно сообщил Тахсине Шаир и снова повернулся к своему другу, чтобы с упреком ему сообщить: – Ты сам хотел, чтобы я пошел и что-нибудь сделал, вот я и делаю. Что-то, что может принести осязаемую пользу другим, поскольку собственное положение нахожу категорически безнадежным.

Здесь ибн-амир весьма горестно вздернул брови и уставился на Ватара душераздирающе жалобным взглядом.

«Быть ибн-амиром – что может быть безнадежнее!» – весьма иронично подумала Тахсина, после чего припомнила об Адиле бин-Джахире с ее Кровавой местью и поняла, что в самом деле сложностей в жизни Шаира ибн-Хакима должно хватать, в том числе тех, о которых она не знает.

Ватар же посочувствовал своему другу незамедлительно, а также в очередной раз проникся восхищением к тому, как Шаир даже в минуты самой сильной душевной невзгоды думает о благе других навей. Это была одна из тех вещей, которые Ватар особенно ценил в нем.

– Все наладится, друг мой, рано или поздно, вверимся в этом на волю Ата-Нара. И ты, безусловно, прав в своем стремлении, в котором я с радостью тебе помогу.

– Я знал, что найду у тебя поддержку и понимание! – от души сказал Шаир, хотя в первую очередь он сейчас ожидал, что поддержку и понимание у его друга найдет Тахсина-ханум, поэтому сразу же обратился к ней: – Любезнейшая аль-алима, расскажите Ватару-беку о своей работе все, что считаете нужным. Уверен, он и вас поймет прекрасно.

Тахсина, которая готовилась к выступлению, немедленно завела речь о практической значимости своего исследования, о применяемых ею методиках и способах научного анализа. И хотя Ватар не был факихом, но достаточное знание общетеоретических аспектов научного подхода позволило ему включиться в беседу с самого начала с достаточным пониманием, тогда как для Шаира который, хотя и разбирался в ловчей магии, но плохо представлял, как ее и смежные области изучают теоретики, все это звучало тоскливой тарабарщиной. Впрочем, он улавливал достаточно, чтобы видеть, что Тахсине приходится время от времени объяснять Ватару достаточно простые вещи, касающиеся ее специальности. И все же, несмотря на ни на что, это грозило вскоре закончиться – так как, разобравшись, они бы просто распрощались, что противоречило планам ибн-амира.

Что Шаиру сейчас требовалось – так это чтобы эти двое в полной мере ощутили общность своих взглядов и интересов, которая ему была совершенно очевидна чуть ли не с самого момента знакомства с Тахсиной, однако что от нее, что от Ватара, судя по всему, пока что ускользала. Дабы исправить это досаднейшее недоразумение, грозившее привести к самым плачевным последствиям, ибн-амир был вполне готов, со всей дружеской самоотверженностью, пожертвовать собой. Объединяться против кого-то, в конце концов, порой бывает очень даже сближающей вещью. Посему, дождавшись, когда они добрались до обсуждения одного особенно зубодробительного момента из области общетеоретической магии, Шаир поинтересовался с видом самым наивным и честным:

– И что, вся эта ерунда действительно может как-то пригодиться в судебной и янычарской практике?

Тахсина, дело жизни которой было задето, сурово сказала:

– Вы бы помолчали уж Шаир-бек, раз не разбираетесь! – и покраснела, сообразив, с кем она так говорит.

– В самом деле, Шаир, коль скоро ты настолько не понимаешь в теории, мог бы не проявлять своего непонимания так явно, – поддержал ее Ватар.

– Спасибо, – непривычно тихо для самой себя ответила все еще смущенная Тахсина, посмотрев на него с искренней благодарностью: она вела себя и вправду дерзко, и получить поддержку, а не осуждение, было неожиданно приятно.

– Не понимаю, – насупился ибн-амир. – И, право слово, из ваших объяснений друг дружке мне понятнее не становится, скорее уж наоборот...

– Боюсь, для того чтобы объяснить тебе пришлось бы заходить слишком издалека, – нахмурился Ватар.

– Это как объяснять десятиточеное плетение тому, кто еще трехточечное не освоил, – кивнула Тахсина. И удержала при себе предложение пойти заняться иными делами, раз уж Шаиру тут так скучно.

– Десятиточечное плетение – это, как раз, несложно, – вздохнул Шаир, – пять бейтов, две нередифные рифмы. Можно три, но лучше две. Ничего особенного. Увы мне, я слишком необразован и склонен к практической магии для этой комнаты! Зато вам друг с другом интересно.

– Ну, зато практик ты хороший, – поспешил утешить друга Ватар.

– Насколько мне довелось сталкиваться – да, – согласилась Тахсина.

– Кстати, ваше дело, как я понял, в итоге оказалось весьма неординарным, – сказал Ватар, – Мне, конечно, особенно понравилось изящное решение с артефактом для поиска.

– Каким артефактом? – удивилась Тахсина, так как деталями расследования Шаир с ней отнюдь не делился.

– Расскажи девушке, будь так добр, – попросил ибн-амир друга, которому излагал все в подробностях, да еще и отвечал на многочисленные дополнительные вопросы. – У меня от этого изящного решения до сих пор рога болят.

И, в подтверждение своей крайней усталости от магической теории, он пошел и улегся на диван, уставившись в потолок с отрешенным видом. Раз уж у достойнейших ученых наконец-то завязался увлекательный разговор, стоило поменьше им мешать развивать его дальше.

А обсудили дело они с большим интересом. В конце Тахсина воскликнула:

– Но это же настоящее открытие, очень полезное в следственном деле! О нем следует написать, чтобы и другие могли воспользоваться!

Тут уж Шаир не выдержал и проворчал:

– Ятима пусть пишет, если ей нужно!

– Но ведь это очень важно, – возмутилась Тахсина.

– Я могу вам адрес кузни дать, заберете там мои расчеты и напишете, если посчитаете столь необходимым. Мне же все равно, – сказал Шаир и надулся. Думать про кузню на Персиковой и находящуюся там Ятиму он сейчас вовсе не хотел.

– Но ведь… – возмущенно начала Тахсина и была остановлена Ватаром:

– В самом деле, аль-алима, хотя Шаир и способен на открытие, но увлечь его написанием теоретического труда я бы не надеялся, вы в этом понимаете лучше. Так что это не самая плохая идея.

– Можете вместе написать, – елейным тоном предложил ибн-амир. – У вас отлично получится, я уверен.

Тахсина, которая вовсе не горела желанием заниматься оформлением чужого труда, когда у нее был свой собственный, замолчала. Но мысль о том, что она бы поискала способ склонить ибн-амира к столь нелюбезному для него труду, в ее голове засела.

– Мы поговорим об этом позже, – строго ответил Ватар, и они вернулась к обсуждению исследования Тахсины.

Шаир делал вид, что ему совершенно не интересно, при этом внимательно наблюдал за ними с дивана, чтобы они, не дай Ата-Нар, снова не перешли к слишком официальному тону общения. Пускай обсуждают дела, люди с ними, лишь бы не вели себя так, будто здесь и впрямь заседание Совета. В конце концов, у придуманного им плана были и другие этапы, и он не был идиотом, чтобы ждать, что они проникнутся к друг другу глубочайшими чувствами с первой же встречи.

– У вас очень интересная работа, Тахсина-ханум, – наконец подвел Ватар итог их беседе, – я непременно выдвину ее на ближайшем собрании Совета.

– Ради Всемудрого! – возмутился Шаир, сев на диване. – Не заставляй аль-алиму волноваться сверх необходимого своим «выдвину», все равно все деньги у тебя, потому что больше никому там мой разумнейший отец их не доверяет. И мне в том числе.

– Все равно будет голосование, – возразил Ватар.

– Угу, и, разумеется, все неожиданно решат не проголосовать за то, что поддержали мы с тобой, – ехидно ответил ибн-амир. – Тахсина-ханум, можете считать, что помощь Совета вам уже обеспечена.

– Благодарю вас, Шаир-бек, – вежливо ответила Тахсина, не сумев, впрочем, скрыть довольной улыбки, а потом, забрав у Ватара со стола свою работу, протянула ему ладонь для рукопожатия: – И вам огромное спасибо! За помощь. И за интереснейший разговор.

– Не стоит благодарности, – ответил ученый, охотно пожав ей руку. – Мне беседа тоже доставила большое удовольствие. Вы прекрасный ученый, Тахсина-ханум.

«И девица прехорошенькая. Но об этом позднее», – подумал Шаир. Он сейчас чувствовал себя полководцем, только что выигравшим важное сражение очень трудной военной кампании. Однако следовало двигать войска дальше, так что он подошел к Тахсине с еще одним приглашением, которое планировал заранее.

– Раз уж я сегодня слушал разговоры о теоретической магии, придется вам, Тахсина-ханум, послушать мои стихи завтра на поэтическом собрании. Это очень коварно с моей стороны, поскольку вы, разумеется, в любом случае не откажетесь от приглашения ибн-амира.

Девушка посмотрела на него с немалым удивлением.

– А это вам еще зачем? – спросила она и тут же со вздохом приложила ладонь ко лбу. Не дай Ата-Нар с ним так принавно заговорить! Ее совсем обескультуревшей сочтут. Тем более, выходило это как-то само собой.

– Не мне, а вам, аль-алима, – возразил Шаир. – Амирские сады – лучшее место в Ясминии, чтобы заводить полезные знакомства. Можете, конечно, и не заводить, но я бы, на вашем месте, воспользовался этой прекрасной возможностью.

Само собой, согласие он получил, оставшись весьма предовольным как нынешним успехом, так и тем, что нисколь не выдал своих настоящих интересов, отчего ощутил себя истинной десницей провидения. «Наверное, только это и остается мне в личной жизни», – вздохнул Шаир и пошел к тем немногим навям, которым мог доставить удовольствие самим своим присутствием. Что уж греха таить, своих младших братьев и сестер он мог бы радовать собой и почаще, но злостно пренебрегал этой возможностью, так как целый выводок шкодников, которые были много его младше, сильно утомлял.

 

 

В сумрачном настроении Адиля решительно готовилась к извинениям, которые назначила на сегодняшний вечер. Это будет неприятно, стыдно, но необходимо. И она пойдет сразу, как только закончится рабочий день. Именно так.

Предательская частичка в глубине её души отговаривала от мероприятия, подсовывая видение Джабаля, который смотрел на нее с отвращением, как на мерзкое насекомое. Сердце ухало от этой картины, а стопы начинало сводить судорогами, и приходилось глубоко вдыхать воздуха и напоминать себе о том, что есть вещи необходимые и что быть такой трусихой стыдно для бин-амиры и боевого сахира. Джабаль действительно может так на нее посмотреть, но все равно нельзя не идти. И даже если он не захочет ее слушать и будет прогонять, все равно попытаться нужно. Потому что таковы Долг и Честь. А он имеет полное право относится к ней плохо после всего, что она натворила и наговорила.

Так, мужественно преодолевая надуманные ею страхи, она готовилась к походу в Купеческий квартал и, строя планы, менее всего она была готова к тому, что извиняться ей будет не перед кем. Вновь наткнувшись на закрытую дверь в квартиру ловчего и снова не достучавшись, бин-амира закрыла лицо руками и услышала чей-то ехидный голос: «А Джабаль, по-твоему, только тебя тут и дожидался, да? Ловчий – навь занятой, и какое ему дело до сопливых девчонок, которые не могут даже вовремя извиниться?»

Вздохнув, бин-амира стиснула в руке артефакт жизни Джабаля, который утешительно сообщал о том, что в этот раз ловчему ничего не угрожает, и, скривив губы, подумала, что уж в этот раз она в квартиру не полезет. И смысла нет, и она слово давала больше такого не делать. Нарушать теперь и его? Ну уж нет!

И она спустилась к словоохотливому хозяину дома, который с радостью с ней поболтал, однако сведений о Джабале не имел.

– Может, делом каким занимается, а может, в деревню поехал, он о себе никогда не сообщает. Так что ничем не могу помочь, – развел руками тот.

– А в деревню он как, надолго уезжает?

– Да поразному – то на неделю, а то и дней на десять. А иногда за пару дней оборачивается. Как уж придется. Видать, не так далеко та деревня, да только там уж задерживается.

– Что ж, спасибо. Буду заходить – рано или поздно застану.

– Ну и я, если что, передать могу. Кому ж не будет приятно узнать, что к нему такая милая барышня захаживает, – улыбнулся квартировладелец, а бин-амире сделалось совсем кисло. Джабалю приятно не будет, это точно!

– Спасибо на добром слове, – сказала она и пошла домой.

 

Следует отдать должное Музаффару ибн-Заиду – при всем том, что он не был навем выдающихся достоинств, подслушивать он не собирался. Откровенно сказать, еще издали увидав идущих ему навстречу Шаира ибн-Хакима и Ватара ибн-Насифа, с которыми он совсем недавно имел столкновения, столь разрушительные для его душевного спокойствия, ибн-паша попросту решил их избегнуть. И с той целью торопливо вошел в ближайший пустующий зал, дабы эти двое прошли мимо. Но именно этого они как раз таки и не сделали, потому что тут, по воле рока, их настигла Газаля бин-Захра, и это явление потребовало полного внимания друзей.

Заметив приближающуюся к ним шаярскую малику, Шаир приложил ладонь ко лбу и вздохнул, с трудом сдержав желание развернуться и поскорее сбежать от нее куда подальше. Во-первых, это было недостойно, во-вторых, насколько он мог судить по своему предыдущему опыту, совершенно бессмысленно. Он вовсе не был уверен, что готов выдержать беседу с ней сейчас, однако у него не было иного выхода. Так что Шаир дождался, пока Газаля приблизится, и поздоровался весьма вежливо, хоть и правдиво:

– Добрый вечер, бин-ага. Не могу сказать, что рад нашей встрече.

– Взаимно, – фыркнула Газаля.

Шаир задумчиво огляделся и решительно направился в тот самый зал, в которой минутой ранее свернул Муззафар, поскольку дальнейший неотвратимый разговор стоило вести хотя бы не посреди дворцового коридора. Ибн-паша, услышав, как открывается дверь, немедленно нырнул за тяжелый занавес, обрамляющий дальнее окно – и, незамеченный никем, слышал всё дальнейшее прекрасно.

– Не буду даже спрашивать, чем вызван ваш визит, – со вздохом сказал ибн-амир, прикрыв за собой дверь. – Это вежливо, но глупо.

– Нет, отчего же? Я могу даже ответить, – пожала плечами Газаля. – Долгом перед подругой и ее несчастными родителями. Каковой Долг, смею заметить, есть и у вас, ибн-амир! Однако я еще ни разу не видела рвения в его исполнении. Ни в одно из своих появлений здесь!

Чем дольше говорила Газаля, тем громче у нее это выходило, и Шаир невольно поморщился, прекрасно зная, на какие высоты она может забраться на своих последующих репликах.

– Какой предлог вы нашли на этот раз для того, чтобы пробраться во дворец, тоже не буду спрашивать, – проворчал ибн-амир, которому все происходящее казалось изощренной пыткой, к тому же повторяющейся не реже раза в неделю.

– И это тоже не та вещь, которую я считаю необходимой скрывать – разумеется, я решила посетить ваш прекрасный поэтический вечер.

Выражение лица ибн-амира в тот момент приблизилось к мучительному, однако же он сдерживался, а вот Газаля, ведомая беспокойством о подруге и не имеющая никаких возможностей сделать, хоть что-то кроме этих бесед с ибн-амиром – нет. Потому достойнейшая малика продолжала:

– Я ведь уже однажды имела счастье посетить одно из ваших знаменитых собраний и впечатления оттуда вынесла самые незабываемые. Вы еще тогда изволили сложить некие бейты. Как же там было, позвольте припомнить?.. Ах, да: «Один с рождения красив, другой родился быстроногим, У бин-амиры титул есть, что тоже, в сущности, неплохо». Впрочем, надеюсь, продолжение вы восстановите в памяти сами.

В этот момент благородный Ватар, не выдержав нападок на своего друга, который и так делал все, что в его силах, спросил: